аглядывала  на  женскую  и  мужскую  половины,  увидела в
обнесенном колоннами зале алтарь  Аполлона,  занавесы,  заменявшие  двери...
Потом  она  перешла  в  бедный  дом...  Соответствующие  греческие  названия
навсегда отпечатывались в памяти, да и картины античной повседневности  тоже
становились  частью памяти Коры -- ибо теперь она должна была поверить в то,
что знает все детали этого мира с детства.
     Недолгая процедура обследования дома, затем быстрого прохода по  рынку,
к  храму,  к  гимнасии  и  гипподрому  отвлекли  Кору  от  того,  что делали
непосредственно с ней.
     Когда женственный закройщик  снял  наушники  и  магические  очки.  Кора
получила возможность увидеть себя в зеркале. Зрелище ей понравилось, хотя ее
несколько   разочаровала  простота  и  даже  бедность  одеяния,  которое  ей
предстояло носить.
     Волнистые тяжелые волосы Коры, спадавшие на плечи -- она ни за  что  не
желала их укоротить, хоть сам Милодар требовал и грозил разжаловать, -- были
собраны  сзади  в  низкий  пучок  и  покрыты плетеной сеткой, будто попали в
серебряную нить.
     В ушах были две жемчужные серьги, схожие с каплями перламутровой влаги,
на шее -- две тонкие нити бус, простых, но красивых: халцедоны, оникс, опал,
жемчуг... интересно. Прелесть в отсутствии симметрии.
     На руке тонкие браслеты и золотой перстень -- потом рассмотрим.
     -- Я положу лишь то, что кладут все женщины мира, и надеюсь, это  добро
в  вашей  костюмерной  найдется: зеркало, маникюрные ножницы, гребень, вату,
мыло... -- Никакого мыла! Оно еще не  изобретено!  --  Проверим,  --  грозно
заявила  Кора.  -- Вот там проверите, там и достанете. -- Голос женственного
юноши приобрел ледяные хрустящие нотки.
     Оба закройщика, как оказалось, один -- по одежде, а второй -- по  обуви
и общему облику, отступили, любуясь результатами своего труда.
     -- Пора,  пора! -- послышалось по внутреннему динамику. Загорелся экран
видеосвязи.  На  нем  появилось  встревоженное  круглое  лицо  Гермеса.   --
Аппаратура готова. Ведите агента к вратам Виртуальной реальности.
     -- Желаю  удачи! -- крикнул Милодар, выглянувши из-за плеча президента.
И Кору повлекли к вратам ВР...
     На ногах сандалии -- ничего особенного,  кожаные  подошвы  привязаны  к
щиколоткам кожаными же ремешками.
     Основная  одежда  --  Кора знала уже теперь, как что именуется, -- была
коротким хитоном, который не доставал до колен.  Он  был  соткан  из  тонкой
шерстяной ткани белого цвета и обшит узкой полоской терракотового орнамента.
Кора знала также, что хитон -- простейшая одежда на свете -- сложенный вдвое
кусок  ткани,  сгиб  которого  приходится  сбоку  так,  что  в нем прорезано
отверстие для руки. Вторая рука свободна,  а  на  плече  концы  хитона  были
подхвачены брошью.
     Так  как  легкий  хитон, перехваченный поясом, был единственной одеждой
Коры, то она поняла: прекрасное на греческих скульптурах не всегда удобно  в
жизни.  Тем  более  когда  женственный  юноша,  задыхаясь  от  эстетического
восторга, объявил, что Коре будет  предпочтительней  обойтись  без  броши  и
застежек,  а правую грудь оставить обнаженной. Это ей тем более удобно, если
придется стрелять из лука. Высокая грудь в таких случаях только  мешает,  и,
как известно, амазонки порой ее ампутировали...
     -- Да замолчите вы! -- воскликнула Кора. -- Я уже слышала этот текст от
вашего президента, но я показываю свои груди лишь избранным.
     -- Какая   жалость!  --  завопил  женственный  специалист.  --  Это  же
национальная  ценность.  Я  предлагаю  вам  сделать  с  них  слепки,  как  с
образцовых изделий.
     Кора  поняла,  что  ей  хочется  пристукнуть женственного юношу, но что
делать,  если  человеку  досталась  такая  странная  работа  и   свойственны
эмоциональные всплески,
     -- Кстати,  я не знаю, какие сумочки носили ваши гречанки, но мне сумка
нужна.
     -- Вы с ума сошли? Что вы туда положите? Это вас выдаст!

     Очнувшись на траве под сенью могучего дуба, листья которого лишь начали
желтеть и жухнуть, а желуди наливаться питательной мякотью,  Кора  не  сразу
сообразила,  где  она,  кто  она и зачем она сюда попала. Этого с ней еще не
случалось. Плохой признак -- наверное, надвигается старость...
     Впрочем, сколько ей еще осталось до старости? Если тебе двадцать шесть,
во сколько лет впала в маразм Мария Кюри? Или Жозефина Бонапарт? Успели ли?
     Налетел нежный ветерок (как-то он звался?), дохнул прохладой и  сбросил
несколько желудей. Один из них ударил Кору по плечу, и она сразу вскочила. И
все стало на свои места.
     Агент ИнтерГпола Кора Орват выполняет особой важности задание: охранять
и сохранить жизнь принцу Густаву из государства Рагоза, который отправился в
ВР-круиз,  чтобы доказать своему народу и девушке Клариссе, что он на что-то
годен, кроме умственных занятий.
     Находится она в автономном плавании, без связи с базой, без надежды  на
помощь  начальства  и без страха, что начальство не вовремя вмешается, чтобы
помочь, и все загубит.
     Выглядит она... Кора постаралась окинуть себя  взглядом,  и  оказалось,
что  без зеркала женщина может увидеть себя только по частям. Руки обнажены,
возле локтя царапина -- след краткого путешествия в Рагозу. Грубо  сотканное
платье, точнее, хитон достает до колен и расклешен.
     Больше ничего из одежды, как Кора проверила, она на себе не обнаружила,
если не  считать  сандалий.  Одеваться  и  раздеваться  легко, но вот уже на
холодном камне не посидишь: верное воспаление придатков. Вряд ли  в  Древней
Греции  ничего,  кроме  этой  легкомысленной одежды, не ведали -- надо будет
обзаводиться гардеробом и в первую очередь приобрести приличную сумку  через
плечо.
     Где  здесь  покупают  приличные  сумки  через  плечо?  И  как  об  этом
попросить? Ах да, сначала  надо  проверить,  как  она  знает  здешний  язык,
который ей вкололи перед самым началом круиза, но совершенно неизвестно, что
из этого вышло. Пожалуй, ей придется не легче, чем на незнакомой планете.
     Муравей  побежал  по  ее  ноге.  Кора  с  интересом  следила за ним, ей
хотелось понять, насколько он реален. Было чуть щекотно.  Она  схватила  его
двумя  пальцами.  Муравей  был крупный, рыжий, лесной, он сердито ухватил ее
жвалами...
     -- Больно же, ты с ума сошел! -- крикнула Кора, отбрасывая муравья.
     Она потерла  сразу  заболевший  палец,  рассуждая,  куда  идти  дальше.
Наверняка  Тесей  --  Густав  бродит где-то неподалеку, иначе не было смысла
забрасывать ее именно сюда.
     Самое разумное для нее --  выйти  на  какую-нибудь  сельскую  дорогу  и
спросить,  как  пройти  в  Афины.  Специалист по мифологии, который крутился
возле нее, пока ее готовили к переходу в древность,  уверял,  что  ее  рост,
стать  и  вообще  данные  дают  основание  называть себя если не богиней, то
наследницей какого-нибудь престола или незаконной дочкой  Посейдона.  Можно,
конечно, сойти и за нимфу, хотя для нимфы Кора крупновата.
     Грабителей  и убийц можно не опасаться, но надо быть готовой к попыткам
насилия. Отношение к женщине в те времена было скотским, особенно к  женщине
одинокой  и  не имеющей хорошей мужской защиты. Об этом, впрочем, и написаны
почти все греческие мифы.
     Либо война за богатство и славу, либо война за женщину. Иного не дано.
     Не дай Бог повстречаться с каким-нибудь мелким божеством, эти  существа
совершенно  аморальные  и  бесконтрольные, потому что бессмертны и ничего не
боятся. С такими милыми напутствованиями Кору и отпустили на поиски Тесея.
     Нельзя сказать, что Кора пребывала в  отличном  настроении.  Хотя  надо
признать,  что  сентябрьский  теплый, уютный день был приятен, и, если бы не
отвратительное задание, Кора с удовольствием выбралась бы сейчас  к  морю  и
провела неделю на пелопоннесском берегу.
     Ну  что ж, надо идти. Дело прежде всего. А если удастся сохранить жизнь
принца, то  у  нее  найдется  денек-другой  для  отдыха.  Правда,  как  всем
известно,  Кора  предпочла  бы пребывание в деревне в обществе бабушки Насти
всем чудесам атоллов и курортов.
     Рассуждая таким образом, Кора вышла на прогалину.  Перед  ней  тянулась
проселочная  дорога,  узкая, пыльная, но приятная даже в жаркий день, потому
что листва деревьев с обеих сторон смыкалась над  ней,  почти  не  пропуская
солнечных лучей, пыль же под ногами была пятнистой, золотой и сиреневой.
     Внутренне  собранная  и  готовая  к  неожиданностям  самого неприятного
свойства, девушка вышла на дорогу и остановилась, соображая, в какую сторону
ей направиться. В любом случае Афины лежат на востоке, за ними уже  Эгейское
море.  Эгейское  --  не  стоит  здесь называть его так. Как жаль, что она не
успела дочитать историю жизни Тесея,  но  что-то  беспокоило  память  еще  с
детских  времен.  Именно  из-за  Эгея море стало Эгейским, именно из-за отца
нашего Тесея. А что же натворит старый Эгей, чтобы  заслужить  такую  честь?
Ладно, подождем -- увидим.
     Сзади  послышался  скрип  колес.  Кора  отступила  в  сторону.  Высокая
повозка, вроде арбы, катила по дороге, за ней золотилось облако пыли. Правил
арбой сухопарый, жилистый, загорелый старик в широкополой шляпе.  В  повозке
лежало  несколько  бурдюков  с  вином,  на  одном  из них сидела средних лет
крепкая женщина с черными, курчавыми, будто из проволоки волосами.
     -- День добрый, -- сказала Кора путникам. -- Куда едете?
     -- Едем в Коринф, --  ответил,  не  смутившись,  старик.  --  Везем  на
продажу молодое вино.
     Говорил  старик  понятно,  да  и говору Коры он не удивлялся, а значит,
лингвистическая  программа  в  центре  ВР  была  составлена  правильно.  Уже
утешение.
     -- Я  пойду  рядом  с вами, -- сказала Кора, одновременно и спрашивая и
утверждая.
     -- Иди, нам не жалко, --  ответила  женщина.  --  Но  посадить  тебя  в
повозку я не могу, потому что наш мул такой груз не свезет.
     -- Нет,  что  вы,  я  не  устала!  --  сказала Кора. -- Вижу, что ты не
устала, -- согласилась женщина.  --  А  мы  вот  с  утра  выехали,  так  что
уморились.
     Улыбка у женщины была добродушной, открытой, только зубов спереди у нее
не хватало.  Впрочем, Кора понимала, что в Древней Греции с дантистами плохо
и надеяться на хорошие зубы могли только боги и прочие бессмертные существа.
     -- Меня зовут Харикло, -- сообщила женщина, -- муж мой Хирон, а дом наш
в Лаконии, потому что с горы Пелион нас изгнали лапифы.
     -- Разбойники лапифы, -- грозно произнес возница. -- Покарает их  Зевс,
обязательно покарает.
     -- Только  нас  с  тобой уже не будет на свете, -- заметила женщина. --
Обычно добро торжествует после нашей смерти, ты не замечала?
     -- Простите, для этого надо умереть, -- ответила Кора.
     -- Тонкий ответ, -- заметил возница. -- Выглядишь ты подобно богине, но
лицо твое незнакомо. Не сообщишь ли ты нам своего уважаемого имени? -- Кора,
-- честно ответила девушка.
     И как только она произнесла это имя, то  прокляла  себя  --  надо  было
прикусить  язык.  По  тому, как буквально сжались ее случайные спутники, как
загрустили они, Кора поняла, что совершила чудовищную ошибку. Она  не  знала
какую,  потому что времени перед отъездом было в обрез и ей просто не пришло
в  голову  проверить  по  словарю,  нет  ли   какой-нибудь   известной   или
малоизвестной  Коры  в  греческой  мифологии.  А  вдруг под этим именем была
известна какая-нибудь распутница? Или похитительница драгоценностей?
     Но дело оказалось хуже, куда хуже, хотя  Кора  об  этом  догадалась  не
сразу.
     Некоторое  время они шли молча. Слышно было только, как екает селезенка
у серого мула, да скрипят старые несмазанные колеса повозки.
     -- Простите, -- сказала Кора через несколько томительных минут, отгоняя
надоедливого слепня, -- я вас ничем не обидела?
     -- О нет, госпожа, -- тихо ответила Харикло. --  Но,  может  быть,  вам
удобнее  следовать  дальше в повозке? Мы с Никосом с удовольствием пройдемся
пешком.
     -- Ваше отношение ко мне изменилось, как только я назвала свое имя.  --
Кора решила выяснить отношения сразу, не оттягивая надолго недоразумения. --
Чем же оно вас смутило?
     Харикло  смущенно хихикнула, возчик пожал плечами и соскочил с повозки.
Далее он пошел, прихрамывая, рядом и ни за что не желал  вновь  подняться  в
повозку.
     Только  тут  Кора заметила, что обнаженные ноги возничего покрыты серой
шерстью и заканчиваются раздвоенными копытами, что никого,  кроме  Коры,  не
удивляло.
     -- Конечно, вы изволите шутить, госпожа, -- сказала Харикло.
     -- Но я должен признаться, не слышал, чтобы Кора когда-нибудь шутила. А
если шутила, то это плохо кончалось, -- заметил Никое.
     Ну  что  я натворила! Сказать им, что я не та Кора, которую они имеют в
виду? Что моя бабушка Настя живет под Вологдой? Да, но до  основания  города
Вологды  должно пройти еще две тысячи лет! И польский прадедушка для госпожи
Харикло -- пустой звук.
     -- И  далеко  нам  до  Коринфа?  --  спросила  Кора,  чтобы  переменить
неудачную тему беседы.
     -- Нет,  недалеко,  --  вежливо ответила Харикло и укоризненно покачала
головой: зачем задавать такой вопрос? -- Сегодня там будем.
     -- А от Коринфа до Афин далеко? -- спросила Кора заискивающим  голосом.
Заискивания  ее  спутники  не  уловили.  Кора  перехватила  взгляд  возницы,
очевидно, сатира по национальности, который поглядывал  по  сторонам,  будто
собрался сбежать.
     -- От  Коринфа  до  Афин  дальше,  --  послушно ответила Харикло. Снова
замолчали.
     Справа от дороги лес  прервался  и  потянулся  пологий  склон  холма  с
виноградником  --  виноградник  был  низкий, грозди маленькие, ягоды мелкие.
Мичурина на них нет, подумала Кора.
     -- А вы знаете, почему меня  назвали  Корой?  --  спросила  она,  решив
наконец,  что  искренность  --  лучшая  политика.  Чего  не  поймут,  пускай
спрашивают.  --  Назвали  меня  так  потому,  что  моя  мама  была   великой
поклонницей  Шекспира,  а  Корделия из "Короля Лира" ее любимая героиня. Так
что официально меня зовут Корделией. Но я полагаю,  что  об  этом  никто  не
подозревает.  Даже  мой  первый  муж.  -- Муж? -- робко спросила Харикло. --
Имеется в виду Аид, -- мрачно пояснил сатир Никое. -- Бог подземного царства
мертвых. -- Ах да, разумеется, -- согласилась Харикло. -- Я никому не  желаю
зла,  --  сказала Кора. -- А к вам испытываю только благодарность за то, что
разрешили идти вместе с вами. Я так боялась.  Мне  рассказали,  что  в  этих
местах безобразничает некий Тесей. А вместе идти спокойнее, правда?
     Харикло поглядела на Кору, как на буйную сумасшедшую.
     -- С нами спокойнее? -- переспросила она. -- А без нас неспокойнее?
     -- Конечно, в компании всегда лучше. Я так давно здесь не была...
     -- Ну  конечно, -- согласился возчий. -- Наверное, грустно вам, великая
госпожа, понимать, что сейчас пойдут дожди, наступят холода и  придется  вам
возвращаться... туда.
     -- Никое,  замолчи  сейчас же! Ты что, хочешь навлечь на нас гнев самой
великой богини Персефоны?
     -- Если вы считаете меня Персефоной, -- вежливо сказала Кора, -- то  вы
ошибаетесь. Меня зовут Корой.
     -- Ну  разумеется,  мы  никогда  бы  не  посмели  ошибиться, -- сказала
Харикло. -- Но разве у вас не два имени, госпожа?
     Ну что ж, придется примириться пока с  дурной  славой.  --  А  вы  сами
слышали о Тесее? -- спросила Кора Харикло. -- Он из Трезена, внук Питфея.
     -- Как  же,  как  же, этот Питфей подсунул свою дочку пьяному афинскому
Эгею, -- сказал возничий, -- а он сделал ей мальчика. Потом Питфей много лет
бегал вокруг и кричал, что сынка ей сделал сам господин Посейдон.
     -- Никое, госпоже богине  может  быть  неприятно,  когда  без  уважения
говорят о ее родственнике.
     -- Ничего,  ничего,  --  ободрила  сатира  Кора.  -- Я с ним совершенно
незнакома. Ведь я же только тезка вашей Коры!
     Кора могла бы поклясться, что страх перед ней смешивался во  взорах  ее
попутчиков  с  недоумением, подозрением, не спятила ли она. Поверить в такое
совпадение они не решались, так как боги обидчивы и мстительны. Вдруг  сатир
указал вперед и произнес с тревогой:
     -- Смотрите,  стервятники  кружат!  Харикло вскочила, встала в повозке,
чтобы дальше видеть.
     --Ох и не нравится мне это, -- сказала она. -- Может, повернем назад?
     Она спросила у возницы, но вопрос относился и к Коре.
     -- А что там может быть? -- спросила Кора. -- Вы, госпожа, можете и  не
знать  о  таких,  с  вашей  точки  зрения,  пустяках.  Но  для  нас, простых
путешественников, это одно из самых опасных мест, -- заявил сатир Никое.
     -- И немало невинных путников поплатились жизнью и своим  добром  из-за
этого  проклятого  Перифета,  --  дополнила  Харикло.  -- Кстати, о нем тоже
говорят, что он незаконный сын Посейдона!
     -- Нет, госпожа, -- возразил возничий. -- Я старый фавн,  много  видел,
много  слышал.  Но  знающие  люди  полагают,  что  Перифет  -- сын Гефеста и
Антиклеи.
     -- Что ты говоришь! -- закричала, топнув ногой, Харикло, отчего повозка
закачалась, а мул сбился с шага. -- Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты хочешь
сказать, что он -- единоутробный сын хитроумного Одиссея?
     -- Я полагаю, что Гефест забрался к ней на ложе еще до  того,  как  она
стала женой Сизифа, не говоря уже о ее браке с Лаэртом!
     -- А  ты  что,  за ноги ее держал? -- возмутилась Харикло. -- Опозорить
бедную женщину каждый из вас, козлов, рад! --  И  Харикло  указала  на  ноги
возницы, который стоял возле остановившейся повозки.
     -- Я  попрошу нас не оскорблять, тем более в присутствии могущественной
богини. Ты знаешь, что она с нами сделает, если рассердится?
     -- А я ничего плохого не сказала! -- продолжала Харикло.  --  Я  только
защищала женскую честь.
     Возница  снял шляпу и почесал затылок. Из тугих кудрей торчали короткие
прямые рога.
     -- Надень шляпу, не пугай женщину! -- прикрикнула на сатира Харикло.
     -- Можно, -- сказал возница. -- Можно и не пугать. --  Вообще-то  он  у
меня  старательный,  --  пояснила Харикло. -- Но происхождение вылезает, как
уши у Мидаса. Вы слышали, что случилось с этим несчастным царем?
     -- Да, да, ослиные уши, -- сказала Кора. -- Можно задать вам вопрос? --
Всегда готовы ответить, госпожа. -- Тогда объясните мне, почему  вы  тратите
столько  времени для выяснения проблемы, кто чей отец, кто с кем спал, кто к
кому залез в постель. Только об этом и говорите.
     -- Шутит, -- сказал возница, обернувшись к госпоже Харикло. -- Конечно,
богиня шутит. -- А если не шучу?  --  спросила  Кора  построже.  --  А  куда
деваться  простому человеку? -- вопросом на вопрос ответила Харикло. -- Я же
должна выяснить, кого обидела, а кто меня обидел, с кем поссориться можно, а
кого лучше обойти стороной, иначе и костей не соберешь.
     -- У нас в деревне был случай, -- заметил старый сатир. -- Одна женщина
увидела, как гусыня снесла яйцо. Гусыня  была  ничья,  так,  просто  гусыня.
Принесла  она яйцо домой, и что же вы думаете? -- В яйце был зародыш кого-то
еще? -- ахнула Кора. -- Ничего подобного, яйцо было нормальное, свежее яйцо,
только что снесенное. Но гусыня, как  узнала,  что  случилось  с  ее  яйцом,
кинулась  к  своим  родственникам.  А  оказывается, ее отдаленным троюродным
дедушкой был тот самый лебедь. -- Тот самый лебедь, -- вторила  Харикло.  --
Тот  самый, который изнасиловал Леду! -- То есть изнасиловал, конечно, Зевс,
-- поправила Харикло, -- но он принял  вид  настоящего  лебедя,  который  на
самом деле был гусем...
     -- Потому  что в то время все были гусями, включая лебедей, -- пояснила
Харикло.
     -- А этот гусь долгое время жил в доме Прекрасной Елены, когда та  была
еще  девочкой...  Так  вот  эта  гусыня пожаловалась Леде, Леда пожаловалась
своему брату Кастору, Кастор прискакал и отрубил голову несчастной женщине.
     --И я ее знала, -- вздохнула Харикло.