когда сирены начали свои песни? Орфей  взял
лиру  и  в  ответ  им  стал  петь  не  хуже. Да так, что они сами полезли на
корабль, пришлось отбиваться от этих меломанок... -- Кентавр хмыкнул,  будто
сам там присутствовал.
     -- Но все гадости и преступления этой парочки -- Ясона с Медеей, потому
что к  тому  времени мой ученик полностью подпал под влияние этой стервы, --
меркнут перед тем, что они натворили, когда вернулись домой  к  царю  Пелию,
пославшему Ясона в поход. Конечно, они имели для этого некоторое оправдание,
потому  что  мстили,  но месть тоже должна знать границы. Ты как думаешь? --
Месть --  глупое  занятие,  --  сказала  Кора.  --  Без  нее  нет  прогресса
цивилизации, -- возразил кентавр.
     -- Она заводит в тупик, потому что любая месть порождает новую месть.
     -- Тогда  послушай  о  конце  этой  истории.  Когда  "Арго" подплывал к
родному дому, он увидел в море лодку, в ней сидел рыбак. Рыбака  позвали  на
борт  и попросили рассказать, что нового случилось дома. И тот рыбак поведал
ужасную  вещь.  Оказывается,  царь  Пелий  откуда-то  узнал,  что  аргонавты
погибли,  возрадовался  и  решил  навсегда  разделаться  с родными Ясона. Он
пришел к отцу Ясона Эсону и объявил о предстоящей казни. Тот взмолился: "Дай
мне погибнуть от собственной руки!" Пелий согласился. Эсон выпил чашу бычьей
крови и скончался. --  Почему?  --  спросила  Кора.  --  Сам  не  знаю,  так
рассказывают, -- ответил кентавр.-- Затем Пелий пришел на женскую половину и
объявил  матери  Ясона Полимеле, что ее муж мертв. Сказав так, он схватил за
ножки родившегося  недавно  младшего  братишку  Ясона  и  ударил  головой  о
мраморный пол -- головка вдребезги! Нет, не могу рассказывать! -- А мать? --
спросила Кора. -- Мать тут же закололась.
     -- Значит, Ясон узнал о смерти родителей перед самым возвращением?
     -- Буквально  в  двух часах плавания от дома. Тогда Ясон собрал военный
совет. И надо  заметить,  что  на  борту  "Арго"  к  тому  времени  вряд  ли
оставалось  немногим  более  тридцати  моряков.  И  все были крайне истощены
путешествием.  Они  разумно  сказали  Ясону,  что  ни  сил,  ни  возможности
штурмовать  столицу  Пелия  у  них  нет.  Надо разъехаться по домам, каждому
собрать отряд и к назначенному сроку съехаться вновь и всем вместе пойти  на
штурм.
     Но Ясона такой план не устраивал. Он впал в бешенство, он обвинял своих
друзей  и  спутников  в  предательстве.  И  тогда Медея сказала, что она все
уладит сама, одна, только попросила никого не  вмешиваться  в  ее  планы.  И
такое согласие, конечно, немедленно получила от всех аргонавтов. Тогда Медея
приказала  им  спрятать корабль в небольшой бухте, замаскировать его и ждать
сигнала. Как только над крышей дворца начнут  размахивать  горящим  факелом,
значит, месть свершилась.
     Дело  в  том,  что на борту "Арго" находилась небольшая, странного вида
статуя Артемиды, полая внутри, они подобрали  ее  где-то  в  далеких  морях.
Теперь  же  Медея  одела  своих  служанок в никому не известные экзотические
одеяния, сама замаскировалась древней  старухой,  и  в  таком  виде,  волоча
статую,  процессия явилась к городу. Стражи, удивленные подобным визитом, не
посмели остановить женщин.  И  они  принялись  носить  статую  по  улицам  и
кричать, что сама богиня Артемида явилась из дальних стран.
     Услышал об этом визите и Пелий. Город-то был невелик, а шум эти женщины
производили  изрядный.  Пелий  позвал женщин к себе и спросил, чего им здесь
нужно. Медея,  древняя  старуха,  заявила,  что  волей  Артемиды  она  может
возвратить  Пелию  молодость  и  даже  дать  ему  возможность  зачать нового
наследника вместо того, кто недавно погиб. И когда Пелий начал  сомневаться,
Медея  ловко  провела  по  лицу влажной тряпкой, смыла краску, выпрямилась и
стала вновь юной красавицей. -- Что говорит... -- вмешалась Кора.
     -- Медея была в первую очередь замечательной актрисой, а вот  насколько
она  была  волшебницей  --  вопрос  остается  открытым,  хотя бы потому, что
волшебнице не надо тереть лицо полотенцем, чтобы омолодиться.
     -- Дальше, -- попросила Кора. -- Конечно же, старый дурак  Пелий  решил
омолодиться,  и немедленно. Для того чтобы окончательно убедить его, в полую
статую девицы сунули молодого барашка, а старого барана на  глазах  у  Пелия
разрезали  на части и кинули в котел с кипящей водой. С громкими грузинскими
заклинаниями Медея после этого вытащила из статуи ягненка,  и  тогда  Пелий,
которому  казалось,  что  теперь  он  все  доказательства видел собственными
глазами, заявил, что тоже намерен стать молодым.
     Старого дурака положили  на  ложе,  и  мстительная  безжалостная  Медея
велела  трем  дочерям  Пелия  резать  усыпленного  ею  старца.  Старшая дочь
отказалась резать отца и убежала, младших Медея заставила это сделать. Затем
велела потрясенным  девочкам  идти  на  крышу  двора  и  оттуда  размахивать
факелами,  взывая  к  Луне,  чтобы  их  отец скорее очнулся молодым. Девочки
взобрались на крышу и начали махать факелами. Этот сигнал увидели  аргонавты
и без всяких помех вошли в город, оборону которого некому было возглавить...
     Но  когда  аргонавты увидели, что творится во дворце, их охватило такое
отвращение к Медее и ее методам мести, что они тут же заявили Ясону, что  не
позволят  ему  и  Медее  править на родине его отцов, а отдают трон старшему
сыну Пелия, Акасту, который был  одним  из  аргонавтов  и,  конечно  же,  не
подозревал о том, что Медея намерена разрезать и сварить его отца руками его
собственных дочерей.
     -- Послушай,  Хирон, я вижу в Медее какую-то ненормальность, -- сказала
Кора. -- В наши времена это называется садизмом.
     -- Как ни называй,  но  эта  грузинка  --  позор  славного  грузинского
народа.  Что  касается конца этой истории, то царем стал Акает, он изгнал из
города двух сестер, опозоривших, хоть и по незнанию,  свой  род,  а  старшую
выдал  замуж  за одного из своих друзей. Аргонавты устроили в память о Пелии
игры, они подробно описываются многими писателями, а Ясона и  Медею  изгнали
из города. Причем, отдавая должное справедливости, "Арго" и золотое руно они
оставили  Ясону.  Тот набрал команду из простых моряков и перегнал корабль в
городок Орхомен, который захватил и стал там  править.  Ясон  велел  отвести
дряхлый  "Арго" от берега и утопить его как жертву Посейдону, но морской бог
не принял от Ясона жертвы, и вскоре корабль выкинуло  штормом  на  пустынный
берег  неподалеку...  --  И  это  все?  -- спросила Кора. -- Нет, -- ответил
кентавр, -- это не все, но если ты будешь настаивать на продолжении,  то  мы
останемся  без  ужина,  а  оставшись  без  ужина,  я впаду в такой гнев, что
затопчу тебя, и все боги Греции меня оправдают.
     Разумеется, кентавр шутил, но у древних существ  порой  трудно  решить,
где  кончается  шутка,  а где начинается угроза. Так что Кора последовала за
кентавром в городок, где на центральной площади  были  оставлены  места  для
почетных гостей, а простые поселяне сидели на земле, пили и веселились. Кора
время от времени вставала и обходила площадь в надежде увидеть Медею. Но так
никого и не увидела.

     Под  утро,  когда  все  укладывались спать, Хирон шепотом попросил Кору
разделить с ним ложе в главном доме города. В ответ  на  удивленный  возглас
Коры он напомнил ей, что ничем угрожать ей по вине Геры не может, но если он
позволит  своей  спутнице  спать  отдельно,  то  его кентаврийская репутация
понесет неизгладимый урон.
     Кора, хотя и не до конца доверяла Хирону,  пошла  на  такой  риск  и  в
результате  выиграла,  потому  что  Хирон  спал  как убитый, но обнимал ее и
прижимал к своему мягкому животу, и спать было удобно, как в люльке, если не
считать, что в животе у кентавра время от времени громко урчало...

     Утром путь вел через редкую дубраву.
     Кое-где под деревьями возились дикие свиньи, но не обращали на кентавра
внимания. Солнце светило прямо в глаза, птицы не пели, но  переговаривались,
обсуждая  свои  осенние хозяйственные заботы. Кентавр сам продолжил рассказ.
-- Отец Медеи, -- сказал он, -- имел права на трон в Коринфе. Да, да, в моем
родном Коринфе. Меня, правда, тогда  не  было,  но  соседи  и  общие  друзья
рассказывали, как и что там случилось. Медея отравила тогдашнего правителя и
этим  добыла  себе  и Ясону коринфский трон. Они заняли царский дворец. Надо
сказать, что  прожили  они  там  долго  и  нажили  нескольких  детей.  Медея
совершила немало гадких поступков, но Ясон был к ним глух и слеп, потому что
и  сам  оказался не самым благородным человеком в Элладе. Но когда ему стало
выгодно, то он припомнил Медее ее преступления. Однажды он вдруг заявил, что
осуждает убийство Медеей коринфского царя. "Как бы иначе я добыла  для  тебя
этот  трон?" -- взвилась всегда верная Ясону Медея. И вдруг, к ее удивлению,
Ясон поднял страшный скандал и заявил, что не  намерен  больше  существовать
под одной крышей с убийцей. Медея не поверила в искренность скандала и сразу
же  навела  справки.  И оказалось, что она и на самом деле рано успокоилась:
Ясон тайком влюбился в молоденькую хорошенькую  Главку,  решил  жениться  на
ней, а Медею с детьми бросить... Ты можешь представить, Кора, насколько Ясон
был  наивен.  Такие  номера  с  Медеей никогда не проходили... Сначала Медея
вспылила и напомнила ему о клятве вечно быть ей верным. Ясон  стал  юлить  и
говорить, что клятва была вытянута из него в особо тяжелых обстоятельствах и
не была добровольной... Тут Медея начала рыдать и сообщила, что она понимает
своего мужа, что она глупая, старая женщина, никому не нужная и покорная...
     -- Погоди,  погоди!  --  оборвала его Кора. -- Сколько же лет было этой
покорной старухе?
     -- Дайте боги памяти... Когда она влюбилась в Ясона, ей уже исполнилось
шестнадцать, больше года они путешествовали  и  устраивались  в  Фессалии  и
Арголиде...  потом  еще  лет  семь-восемь  прожили  в  Коринфе. В общем, для
волшебницы и царицы не так много, -- сообщил кентавр, --  как  раз  двадцать
пять лет.
     -- Двадцать пять, моя ровесница... нет, не такая уж старуха!
     -- Медея  заявила,  что  сама  выткет  свадебное  одеяние  для Главки и
приготовит все для свадьбы. Ясон был буквально потрясен миролюбием жены.
     И вот наступил момент свадьбы. Медея настояла,  чтобы  Главка  накинула
белый свадебный хитон, когда соберутся все гости.
     И когда невеста так сделала, то ослепительное пламя охватило ее.
     Она  с  криком  сгорела  в  несколько  секунд.  И сгорел ее отец. И все
родственники ее. И все приглашенные на свадьбу. Лишь Ясон, оказавшийся ближе
других к окну, успел выпрыгнуть в него и,  хоть  сильно  расшибся,  упав  со
второго этажа, остался жив... Больше никого уже не спасли.
     Медея тут же на глазах у всех вознеслась в небо, ибо ее дед, бог солнца
Гелиос,  прислал  волшебнице  свою  собственную  колесницу.  --  А  дети? --
спросила Кора. Рассказ взволновал ее.
     -- А детей она оставила на алтаре храма Геры, и та обещала ей сохранить
их жизнь. -- И сохранила?
     -- Не посмела! Устранилась, чтобы не впутываться. В ту  же  ночь  толпы
разъяренных коринфцев, у каждого из которых кто-нибудь погиб в том свадебном
зале, забили детей камнями...
     -- Скажи,  Хирон,  а  есть  ли  на  свете  справедливость? -- задумчиво
спросила Кора.
     -- Чья  справедливость?  --  ответил  вопросом   мудрый   кентавр.   --
Справедливость   Главки,   которая   хотела  выйти  замуж  за  чужого  мужа?
Справедливость Медеи, которая ради любви к Ясону предала свою родину и отца?
Или справедливость старого Пелия? -- Не знаю, -- ответила  Кора.  --  Вот  и
другие  не  знают.  Ее  дед  Гелиос спасал ее не рази спасет еще. Геракл был
готов принять ее в Фивах, потому что когда-то она вылечила его  от  приступа
безумия, но сами фиванцы не пустили ее в город, заявив, что не желают видеть
в  своих  стенах  страшную  и  подлую  убийцу.  А что тогда она сделала? Она
отправилась в Афины, явилась к королю Эгею и пленила его как  мальчишку.  --
Того самого Эгея?
     -- Да,  того  самого  Эгея,  к  которому направляется сейчас наш Тесей,
чтобы показать ему сандалии и меч и добиться права на престол.
     -- Погоди, погоди, Хирон! А правда ли, что у Медеи подрастает сын  Мед,
рожденный ею от Эгея?
     -- Именно  это  делает  судьбу  нашего Тесея рискованной. Я бы и медной
монеты не дал за его жизнь. --И я ее видела!
     -- Это втройне плохо. Значит, Медея уже узнала, что Тесей  приближается
к  Афинам, и пойдет на все, чтобы Эгей его не признал. Все разбойники мира и
гроша ломаного не стоят рядом с Медеей. -- Надо его предупредить!
     -- Не будь наивной  девочкой.  Тесей  не  может  заглянуть  в  будущее,
которое определено ему богами.
     -- Ну  вот  это мы еще посмотрим, -- отрезала Кора, которая не верила в
исторический детерминизм, то есть в предопределенность будущего. Будущее  мы
создаем  собственными  руками,  говорила  она.  И сейчас повторила эти слова
кентавру. Хирон склонил голову и ничего не ответил.

     На следующий день Кора долго не могла добудиться Хирона.  Она  бы  ушла
одна без него, но местный царек, человечек с зеленоватой от возраста бородой
и  рассудительный,  как  старая  черепаха,  оказавшийся  к  тому же внучатым
племянником Афродиты, о чем сообщил с должными подробностями, убедил ее, что
дальше, к Мегаре, дорога очень опасная, можно сказать, непредсказуемая.
     -- Если Скарон заставит  тебя  мыть  ему  ноги,  что  ты  ответишь?  --
Старичок смотрел хитро и беззлобно. Ему в самом деле хотелось узнать.
     -- Я  откажусь это делать, почтенный царь, -- ответила Кора, морщась от
храпа, который издавал ее  спутник,  и  удивляясь  тому,  насколько  местные
жители  к этому равнодушны. Впрочем, подавляющее большинство местных жителей
дрыхли, как и кентавр, или маялись желудком, обожравшись свинины.
     -- Вот он тебя и того,  --  сообщил  царек  и  расхохотался.  --  Может
быть...
     -- А потом тебе еще придется поговорить с Прокрустом. О таком слыхала?
     -- Что-то  знакомое  имя,  --  призналась  Кора.  -- Это не он придумал
прокрустово ложе?
     -- Вот именно! -- Старичок обрадовался начитанности Коры. -- Меня бы он
вытянул вдвое, а тебе бы все обрубил, и головку, и ножки до колен.  Так  что
лучше подожди, проснется твой кентавр, повезет тебя. Он у нас добрый.
     -- Вы  все  знаете,  --  сказала  Кора. -- Может, вы мне скажете, когда
Хирон проснется?
     -- Сама виновата, видно, утомила ты его за ночь, девица! Но как  только
тень вот этой скалы дотянется до скамьи перед моими воротами, Хирон продерет
свои  бесстыжие  очи.  Так что ты отдыхай, а я пойду управлять государством.
Надо хоть какие-нибудь остатки  вепря  снести  к  нам  в  храм,  а  то  боги
рассердятся. Мои-то как накинулись вчера, так и позабыли о жертвоприношении.
-- Вам помочь, дедушка?
     -- Нет,  там мало осталось, все больше косточки. Иди искупайся, сегодня
вода в море хорошая, теплая. А то наступит зима -- как искупаешься? Если ты,
конечно, морской воды не боишься. -- Не боюсь, -- улыбнулась Кора.  Так  она
рассталась  со  старым царьком. Кора не спеша спустилась по крутому берегу к
морю. Море  было  ласковым,  утренним,  синим,  волны  поднимались  над  ним
гладкие,  без  барашков,  у  берега были видны светлые камешки на дне. Здесь
высокий  берег  загибался  громадной  дугой  и  на  другом   берегу   залива
угадывались белые строения Коринфа.
     Ни  рыбаков,  ни  сирен,  ни  циклопов  --  место казалось безопасным и
мирным. Да и вряд ли старый царек отправил  бы  гостью  купаться  в  опасное
место.
     Кора  сбросила  тунику  и,  найдя чуть повыше по берегу глиняное пятно,
взяла кусок глины и использовала его вместо мыла, постирав хитон.
     Разложив хитон сушиться на камнях, Кора вошла в ласковую воду и поплыла
вдаль от берега. Пловчихой она была сносной, но на  этот  раз  плыла  не  на
скорость,  а  для  собственного  удовольствия. Потом перевернулась на спину.
Высоко-высоко над ней парил орел. И может, это был вовсе не  орел,  а  Зевс,
принявший  облик  орла  и  даже  имеющий  по отношению к одинокой обнаженной
пловчихе какие-нибудь эротические намерения. Черт их всех здесь разберет.
     Кора  поплыла  вдоль  берега,  держась  на  глубине.  Неподалеку  стаей
вынырнули  дельфины  и решили посостязаться с ней. Дельфины смеялись, что-то
говорили высокими голосами, но боги не дали ей  умения  разбирать  дельфиний
язык, так что Кора могла только улыбаться им в ответ.
     Один  из  дельфинов  подплыл близко и повернулся, подставив ей плавник.
Кора не выдержала соблазна и, схватившись  за  плавник,  оседлала  дельфина.
Спина  у  дельфина  была скользкая, упругая, и было непросто удерживаться на
нем.
     Они неслись вдоль берега, и  Кора  подумала,  что  они  слишком  далеко
отплыли  от  Кроммиона.  Она  попыталась  втолковать  дельфину,  что пора бы
возвращаться. Но дельфин не хотел ее понимать, да и другие  дельфины  только
скалились, улыбались, поднимали пенные брызги и продолжали нестись в сторону
Коринфа, будто преследовали какую-то цель.
     Кинув   взгляд  на  проносящийся  мимо  берег.  Кора  увидела  медленно
бредущего человека в странной одежде, не обращавшего внимания ни на  погоду,
ни на море, ни на резвящихся дельфинов.
     При  виде  его  дельфины  внезапно  потеряли  интерес  к  Коре,  словно
выполнили свой урок. Даже тот большой дельфин,  на  котором  она  восседала,
неожиданно   ушел  в  глубину,  и,  чтобы  не  захлебнуться,  Коре  пришлось
оттолкнуться от него и вынырнуть.
     Ей ничего не оставалось, как плыть к берегу, и, хотя до берега было  не
меньше  двухсот метров, она добралась до него быстро и только тут вспомнила,
что совершенно обнажена. И хоть в Греции к обнаженному телу относились  куда
спокойнее,  чем  в фундаменталистском Иране, все же встречаться с незнакомым
мужчиной в таком виде ей не хотелось.
     Но пока  она  рассуждала,  мужчина,  отошедший  столь  далеко,  обратил
внимание на то, что из моря вышла девушка, и ничуть этому не удивился.
     -- Добрый  день -- сказал он. -- Возможно, ты Афродита, хотя зрение мое
ослабло, или ты Океанида, вышедшая на берег без разрешения строгого Океана?
     Честно говоря, мне не хотелось никого видеть, но раз  ты  здесь,  я  не
могу тебя прогнать. Земля -- общая для всех живых существ.
     Человек  этот  выглядел  странно.  Он  был не стар, по крайней мере его
длинные волнистые волосы были лишь чуть тронуты сединой, хотя борода  и  усы
были  совсем  седыми. Кожа на лице была обветрена штормами, выдублена, как у
старого моряка. Глаза этого человека казались бы молодыми, если бы не взгляд
-- пустой, усталый, мертвый, взгляд настолько древнего  человека,  будто  он
старше   самой   Земли.  И  одежда  человека  была  странной.  На  нем  была
позолоченная бронзовая кираса с выкованной  на  ней  мордой  льва,  короткий
хитон,  вылезающий  из-под нее, был из дорогой пурпурной ткани, но оборван и
потрепан. Сандалии, прикрепленные к ногам золотыми  шнурками,  сношены  так,
что  ступни  касались  песка.  У  пояса висели пустые ножны. Некогда это был
могучий воин, мышцы его, истощенные и обтянутые шершавой кожей, еще  хранили
память  о  победах  в  борьбе и гимнастических ристалищах, да и ростом он не
уступал Коре.
     Кора уже поняла, что видит кого-то из знаменитых героев Древней Эллады,
но не знала, с кем из них столь жестоко обошлась судьба. В любом случае  это
был  не  Тесей,  которому только-только исполнилось семнадцать лет и который
шел от победы к победе.
     Кора забыла о своей наготе, потому что человек более не замечал ее.  Но
не   знала,   что  спросить.  Обычно  в  Древней  Элладе  путник  спрашивает
незнакомого человека, кто он и куда держит путь. Но Коре было неловко задать
такой вопрос. Потому она спросила:
     -- Прости, странник, я разыскиваю юного Тесея, который идет из  Трезены
в Афины к