!
     -- Не преувеличивайте, -- сердито отозвался археолог.
     Местный  врач  подмигнул  Коре  и,  сославшись на срочные дела, покинул
палату.
     -- Ты  мне  не  поверил?   --   спросила   Кора   ассистента,   статуей
растолстевшего командора торчавшего в углу.
     -- Я  давно подозревал, что все это плохо кончится, -- сказал археолог.
-- Ты имеешь в виду смерть профессора? -- Смерть профессора -- наименьшая из
бед, -- отрезал археолог, и вдруг Кора увидела, как из его черного глаза  по
перышкам  сползает,  скатывается,  падает  на  клюв  и оттуда на пол большая
слеза. -- А что же хуже?
     Орсекки ответил не сразу. Пока он собирался с силами, птенцы  атаковали
Кору,  требуя  завтрака. Кора насыпала им в миски зерна и выставила плошку с
водой. Малыши возились, отталкивали друг дружку и весело пищали  --они  были
такие  милые  и  забавные!  Кора подумала, что уже научилась различать их --
нет, не только внешне, по цвету первых перышек, но и по их разному характеру
-- по индивидуальности, если можно говорить о ней  применительно  к  недавно
вылупившимся малышам. Вот Чук -- золото пробивается на грудке, воронья масть
на  хвостике  --  самый  крепкий, шустрый, активный и независимый. Он всегда
опережает рыженького Гека, но тот и не лезет в драку,  а  тихо  ждет  своего
часа  --  впрочем, не отказывает себе в удовольствии незаметно подобраться и
клюнуть брата в пушистый зад. А Мила никогда не опускается до дележа добычи,
она -- будущая певица,  создание  романтическое,  впрочем,  это  осознают  и
братья, уступая ей место у миски или под маминым боком... под маминым боком,
то  есть  под моим боком... Что я говорю! У меня же нет детей. А почему нет?
Надо, пора заводить ребенка. Чтобы он был пушистый и желтенький... Ты с  ума
сошла, инспектор Орват! Твое настоящее человеческое тело не несет яиц!
     -- Я  тебе  отвечу  со  всей искренностью, -- услышала Кора рядом голос
Орсекки.
     Не отрывая взгляда  от  малышей,  Кора  кивнула,  приглашая  Орсекки  к
монологу.
     -- Теперь,  когда  все уже позади, когда корабль найден... я думаю, что
наше с тобой присутствие здесь более необязательно.
     --Ты так думаешь? -- удивилась Кора. -- А я  была  убеждена,  что  тебя
назначат начальником экспедиции. Археология -- твое призвание.
     -- Во-первых, никто не оставит меня начальником такой экспедиции. Сюда,
как даже  тебе  ясно,  примчится  половина  Академии  наук,  и  меня  затрут
крыльями, разорвут шпорами. Но не в этом дело! -- А в чем?
     -- В том, что я не могу с  тобой  расстаться.  --  Орсекки,  милый,  ты
неизбежно  со  мной  расстанешься!  Ты  же  забываешь,  что  я только кажусь
твоей... Гальени-папа. Я покину это тело, и оно перейдет к какой-то  даме  с
вашей планеты, которая в нем нуждается.
     -- Этого  я  не могу допустить! Мало ли кто это будет! И даже если тело
не разберут на запасные части... -- Будем надеяться на лучшее. -- Мне не  на
что надеяться! Мне ничего больше не нужно, моя папа! -- Я -- Кора Орват!
     -- Да  ты  погляди  на  своих  детей,  на  детей, которых ты выносила и
снесла! Как они тянутся к тебе, как они признали в тебе свою маму! -- Это не
я, а мое тело!
     -- Посмотри, что делает твое крыло! Правое крыло! Правое крыло  гладило
по головке нежно прижавшуюся к боку Коры Милочку. Кора убрала было крыло, но
спохватилась:  это  же ничего не меняет! -- Это ничего не меняет, -- сказала
Кора. -- Это меняет! Я люблю тебя и только тебя! -- Господи, еще  этого  мне
не хватало. И давно ты меня любишь?
     -- С того момента, как я прилетел сюда. -- То есть ты любишь не меня, а
мою... предшественницу?
     -- Да.  Всех  вас.  И  тебя,  и  предшественницу! Но сейчас существуешь
только ты! И если ты не согласишься улететь отсюда вместе со мной, то я тебя
убью. -- Еще этого не хватало! А как же дети? -- Наши дети улетят с нами. --
Что ты имеешь в виду?
     Тут подошла очередь Орсекки разводить крыльями. -- Разве у вас в  школе
не проходят элементарную генетику? -- При чем тут генетика?
     -- А  при  том,  что твой покойный муж Гальени был белым петухом! А при
том, что я -- золотой с черным. Что ты -- пеструшка! Ты  посмотри  на  наших
детей! Среди них есть хоть один белый? Нет и быть не может!
     -- Ты  хочешь  сказать,  что  я  тебе... то есть с тобой изменяла моему
покойному мужу?
     -- Откуда у тебя такой тон? -- произнес Орсекки и расхохотался.  --  Ты
же  сама  твердишь,  что  живешь  лишь  в  чужой оболочке. Почему тебя вдруг
заинтересовало, с кем целовалась твоя оболочка до того, как ты ее надела?
     Кора потупилась. Разумеется, она была  не  права.  Но  разве  объяснишь
этому  толстяку,  что, несмотря на сильное влияние тела, Кора сохранила свои
вкусы, и эти вкусы склонялись более к мужчинам земного типа, чем к петухам с
планеты Ксеро? Что мысль о том, чтобы этот петух... нет, увольте!
     -- Ты уверен, что это твои дети? -- спросила Кора, поглаживая  Милу  по
пушистой  головке.  --  Да!  Это  наши родные, общие, замечательные дети! --
Может быть, ты возьмешь их к себе на воспитание? У  тебя  же  есть  какие-то
родственники, которые тебе помогут.
     -- И  публично  признаюсь,  что я обладал женой моего начальника? Как я
могу! -- Не знаю...
     -- Это скандал, это больше, чем скандал! Вытирая слезы, Орсекки покинул
палату. Кора осталась с сиротками, которые оказались не только сиротками, но
и бастардами -- то есть незаконными детьми матери-одиночки с чужими мозгами.
С ума сойти!
     Эта печальная мысль повлекла за собой другие мысли,  и  Кора,  забыв  о
детишках, которые, насытившись, устроились у нее под боком, стала рассуждать
о  том,  что, в сущности, все преступления мира совершаются либо из корысти,
либо по любви.
     Преступление Грегга ан-Грогги было вызвано  корыстью.  Для  него  делом
жизни   было  строительство  гостиницы.  И  даже  если  он  не  успел  убить
профессора, то он к этому был готов, по крайней мере, он  принял  все  меры,
чтобы отправить на тот свет Кору.
     Но  если  допустить, что страсти правят бал не только среди людей, но и
среди других разумных существ, которые обладают иным обликом, то в известном
нам кругу действующих лиц сразу появляется новый кандидат в убийцы.
     А  что,  если  человек-зайчик  по  имени  Хосе  не  лгал?   Что,   если
действительно  пух  и  перья  профессора достались ему случайно? А что, если
телефонный звонок не его изобретение?
     На Земле такое невозможно. Если у твоей  возлюбленной-китаянки  родился
ребеночек  с  голубыми,  как у тебя, глазками, тогда как все ее близкие тоже
китайцы, то глазки ему не перекрасишь. А уж  тем  более  не  перекрасишь  их
китайскому мужу любовницы.
     Но  допустим,  что  члены  комиссии  с планеты Ксеро не задумывались об
оперении профессора. Перьев нет, все забыто... Тогда у  безумного  любовника
появляется шанс?
     Убедившись,  что  малыши  крепко спят, Кора прошла в ординаторскую, где
местный врач с медсестрой играли в шашки, и  связалась  с  ИнтерГполом.  Она
задала два вопроса.
     Первый  вопрос:  Были ли у профессора Гальени какие-нибудь родственники
на его родной планете Ксеро, которые желают получить его тело?
     Второй вопрос: Каковы семейные правила и порядки  на  Ксеро?  Насколько
крепка   там   семья,  насколько  отрицательно  общественность  относится  к
прелюбодеянию и каков статус незаконных детей?
     В Центре очень удивились, но обещали вскорости прислать ответы.
     Ответы пришли даже раньше, чем было обещано. После обеда. Первый ответ:
У профессора Гальени нет родственников. Никто не ждет обратно его тело.
     Более того, решено после окончания следствия похоронить  профессора  на
месте, где он совершил свое великое открытие.
     Второй  ответ:  Семейное  право  находится  во  власти  традиций. Семья
считается  священным  институтом.   До   последнего   времени   соблазнитель
подвергался  суровому  наказанию,  вплоть  до  смертной  казни. И сегодня он
становится парией, теряет работу и положение в обществе.  При  конфликтах  и
спорах  об отцовстве решающую роль играет цвет оперения птенца. Есть легенда
о возлюбленных, которые всю жизнь скитались в  диких  местах,  скрываясь  от
наказания.  -- Ты удовлетворена? -- спросил местный врач. -- Еще не знаю, --
ответила Кора. -- А мне он всегда не нравился, -- сказал  врач.  --  Что  ты
понимаешь  в  любви!  --  в сердцах ответила Кора. Она была огорчена. Бывают
случаи, когда врач, узнав, что его диагноз точен, предпочитает ошибиться.
     -- Будешь его допрашивать? --  спросил  местный  доктор.  У  него  была
неприятная манера потирать ладони.
     -- Я буду вести расследование дальше, -- сказала Кора.
     -- Не  вздумай  отправиться  к  нему одна, -- предупредил местный врач,
когда Кора попросила его или медсестру присмотреть за малышами. --  Если  ты
окажешься  там без свидетелей, а он догадается, что ты его разоблачила... --
То он меня заклюет?
     -- Не пытайся меня смешить. Он уже заклевал профессора. --  Ко  мне  он
относится  иначе.  -- Так арестуй его сначала, а потом допрашивай! -- У меня
нет никаких доказательств. Только догадки. А я не  получу  доказательств,  а
тем более признания, если он будет настороже.
     -- Тогда  хоть возьми пистолет. -- Я возьму диктофон. Он будет приклеен
лентой вот здесь... -- Кора приподняла левое крыло  и  приспособила  клейкой
лентой  маленький  диктофончик.  --  Если  со  мной  что-нибудь случится, ты
знаешь, где искать.
     Будто сообразив, что мамочке грозит  опасность,  птенцы  подняли  писк.
Кора приласкала их.
     Она  отправилась  на  раскопки  пешком  -- десять минут от больницы. На
улице было холоднее, чем вчера,  по  земле  несло  пыль,  в  небе  появилась
снежная белизна. Кора перед отлетом сюда прочла, что курицы живут на Ксеро в
полосе  теплого  климата, там не бывает морозов. Но если наступают холода --
как они укрываются от них?
     Зайчик-Хосе  выглянул  из  дверей  магазина  "Натуральный  продукт"   и
вежливо, не без робости, раскланялся с сыщиком.
     -- Здравствуйте,  --  сказала  Кора.  --  Я  как  раз  собиралась к вам
заглянуть.
     -- Добро пожаловать, -- без энтузиазма произнес Хосе,  обнажив  верхние
резцы. -- Я всегда рад.
     -- Не  беспокойтесь,  --  сказала Кора. -- Я проверила ваши показания и
думаю, что вы мне не лгали.
     -- Я никогда, никому не лгу! -- радостно воскликнул  Хосе.  --  У  меня
дети  растут! И когда вы узнаете, кто тот мерзавец, который ощипал господина
профессора, отдайте его мне, я его разорву на куски собственными руками.  --
Хосе протянул к ней тонкие руки.
     -- Хорошо, -- согласилась Кора. -- Я ему передам ваше желание.
     Пока  Хосе  переваривал  ее обещание, не зная, хорошо ли, что инспектор
поняла его буквально, Кора проследовала дальше.
     На ближних подступах к раскопкам она увидела небольшое облако  холодной
пыли,   которое,   когда   она   подошла   вплотную,   оказалось   мальчиком
Хосе-джуниором, убегающим от археолога Орсекки.  Почему-то  у  мальчика  был
длинный желтый хвост.
     -- Как ты смеешь! -- кричал археолог. --Ты не уйдешь отсюда живым!

     Хосе-джуниор,  уворачиваясь  от  археолога, перепрыгивая через траншеи,
кричал в ответ: -- А вам чего! Колко, да? -- Убью! --  кричал  Орсекки.  Еще
мгновение, и когти Орсекки, кричавшего что-то угрожающее, вцепятся в затылок
мальчишки,  но  тот,  увидев Кору, с криком: "Тетя, спаси!" -- кинулся к ней
под крыло.
     Орсекки не успел остановиться и врезался в Кору. Но она  удержалась  на
ногах и даже не дала в обиду Хосе-джуниора.
     -- Что здесь происходит?-- спросила она по мере сил грозно.
     -- Я  его  убью,  -- ответил, переводя дух, археолог. -- Да я всего два
перышка вытащил! -- ответил мальчик, показав из-под крыла два  золотых  пера
Орсекки. -- И зачем же ты хулиганишь? -- спросила Кора. -- Я не хулиганю! --
возразил  сорванец.  --  Я папе помогаю. У нас на натуральный продукт всегда
покупатель идет. Людям надоела синтетика, честное слово. А меня воспитывать,
вы думаете, -- легко? А за мной еще трое -- мал мала  меньше.  И  все  жрать
просят.
     -- Нет,  ты  представляешь! -- Орсекки уже взял себя в крылья и говорил
чуть спокойнее:-- Ты представляешь -- я работаю, завершаю раскопки,  а  этот
негодяй  подкрадывается  сзади  и  вырывает у меня перья! -- Я же не все! --
ответил мальчик. -- Я немножко. -- А ну отдай!
     -- И  не  подумаю!--  закричал  мальчишка.  --  Вы,  тетя   Кура,   его
придержите, а я домой побежал, мне обедать пора.
     Он  кинулся  со  всех  ног  к городу, а Кора и в самом деле постаралась
удержать археолога. Но забыла об эффекте своего прикосновения. Тот буквально
затрепетал и прижался к ней своим горячим телом.
     -- Любимая! --клокотал он горлом. -- Мое счастье! Ты обнимаешь меня?
     -- Ни в коем случае! -- ответила Кора, хотя  ее  куриное  тело  жаждало
ласки  археолога.  -- Отойди на шаг, нет, лучше на два. Археолог всхлипнул и
отошел. -- А теперь скажи мне, только  честно,  ты  меня,  то  есть  госпожу
Гальени-папа, любил? -- Любил и люблю. Ты об этом знаешь. -- У меня родились
твои  дети?  --  У тебя родились наши дети, -- уточнил археолог. -- Но разве
это не грозит большими неприятностями?
     -- Ой, не говори! Об этом даже страшно подумать! -- Именно из-за  этого
ты ощипал тело профессора Гальени?
     Археолог вздрогнул, как ударенный током. -- Ты знаешь об этом?
     -- Боюсь,  что  об этом завтра узнают все. Ты, как всегда, неаккуратен.
-- Но что я сделал не так?
     -- Ты не смог изменить  свой  голос,  ты  оставил  на  мешке  отпечатки
пальцев...  тебя  видели,  наконец,  когда  ты подвозил мешок к заднему ходу
магазина. -- Кора лгала, полагая, что хоть в чем-то она попадет  в  цель.  А
Орсекки  был  в  таком состоянии, что не мог сопротивляться... -- О ужас! --
прошептал он. -- Я попался...
     -- Ты так надеялся, что никто не вспомнит в комиссии, какого цвета было
оперение профессора?
     -- Это было наивно, -- сказал  петушок.  --  Но  я  находился  в  таком
нервном  состоянии,  что  не  смог  придумать  ничего  лучше.  Я выкрал тело
профессора, ощипал его и спрятал в болоте. А перья решил спрятать в подушках
магазина...
     -- И все неаккуратно,  непрофессионально,  --  презрительно  произнесла
Кора.  -- Лучше бы и не начинал. Ну какой из тебя преступник! А куда дел его
фотографию?
     -- Я ее закопал. Он же на ней весь белый! Я не гожусь даже для этого...
     -- К  тому  же  я  считаю,  что  ощипать  и  выкинуть  своего  учителя,
знаменитого профессора -- акт чудовищного цинизма, -- сказала Кора.
     -- Я его ненавидел! -- громко заявил петушок. -- Я его ненавидел за то,
что он  купил  тебя,  несмышленыша,  студентку,  затащил,  как  паук, в свою
спальню! Он не имел права владеть тобою! Он не имел права жить! И  я  должен
признаться  тебе,  любимая,  что,  ощипывая  этого  старого  развратника,  я
испытывал наслаждение -- наслаждение мстителя!
     -- А когда ты его убивал, то тоже испытывал  наслаждение?  --  спросила
Кора в том же тоне, надеясь, что он сразу признается.
     -- Я  его  не  убивал,  -- просто ответил археолог. -- Ну, ну, -- мягко
укорила его Кора. -- Ты же во всем уже сознался. Осталось совсем немного. Ты
только расскажи мне, как ты подкрался к профессору и с  наслаждением  вонзил
ему  в  шею нож. -- С наслаждением? -- С таким же, как ощипывал его. -- Нет!
Нет, только не это! Я ощипывал его мертвого, это совсем другое. Но убить его
я не смог. Я пытался... и хотел,  ты  же  знаешь!  Когда  я  узнал,  что  ты
беременна  от  меня,  когда  я  понял,  что  вылупятся цыплята наших с тобой
цветов, я понял, что придется от него избавиться... -- Иначе тебя выгонят  с
работы.  -- И не только это! Я стану отверженным... -- А, ты понял, взял нож
и пошел за профессором! -- О нет! Не надо! -- археолог  бросился  бежать  от
Коры. -- Я не могу смотреть тебе в глаза!
     -- Нет, ты признайся! -- кричала, догоняя его, Кора. -- Ты это сделал?
     -- Если  ты... если ты, любимая... -- тут он сильно взмахнул крыльями и
неожиданно для Коры, а возможно, для себя самого, взмыл в небо.
     Он летел вдаль  над  пропастью,  над  рекой,  и  до  Коры  донесся  его
прощальный крик:
     -- Если  ты  так  считаешь,  то  я  согласен! Я убил профессора! Я убил
его!.. убииииииииил... -- Убиииил! -- подхватило эхо. -- Убил,  оказывается,
-- сказал   мальчик   Хосе-джуниор,   который  никуда  не  убегал,  а  стоял
неподалеку, держа в руках два вытащенных из Орсекки пера, два золотых  пера,
каждое размером с мальчика.
     -- А  ты  что здесь делаешь? -- грозно спросила Кора. Этот свидетель ей
был не нужен. Еще пойдут сплетни...
     -- Не  бойся,  тетя  Кура,  --  сказал  мальчишка,  который  был  очень
сообразительным.  --  Я  никому  не скажу. Рано еще, да? -- Рано, -- сказала
Кора.
     -- Но когда нужно, ты меня позови, я, где  надо,  выступлю  свидетелем.
Собственными ушами слышал, как этот чайник сознался.
     -- Хорошо,  -- сказала Кора. Ей было ужасно жаль молодого археолога. До
слез жаль. Преступление страсти -- все равно преступление. И, без  сомнения,
на  родной планете его ждет горькая судьба... если не гибель. И зачем только
я избрала такую жестокую профессию? Кто дал мне право решать,  жить  или  не
жить  этим  существам,  которые  полюбили  друг  друга... Но Кора преодолела
минуту слабости. Она вспомнила, что  ради  собственного  счастья  совсем  не
обязательно убивать старого мужа своей любовницы.
     -- Ничего,   --   сказала   Кора   вслух.   --   Справедливость  должна
восторжествовать.
     -- Справедливость? -- спросил Хосе-джуниор. -- Где вы ее видели,  тетя?
-- Но  ведь мы с тобой хотим ее торжества? -- Разве? -- удивился мальчик. --
А я думал, что не хотим. -- Как так?
     -- А я видел, -- сказал мальчик, глядя в землю. -- Я видел,  как  этого
профессора кокнули. Я же всегда возле раскопок ошиваюсь.
     -- Погоди!  --  попыталась остановить мальчика Кора. Но тот припустил к
городу. За ним струились золотые перья из хвоста убийцы.

     Ну  вот,  рассуждала  Кора,  шагая  по  центральной  улице  городка   и
автоматически  раскланиваясь  с  прохожими,  ну  вот  мы  и  завершили дело.
Оказалось, что это не преступление ради корысти, а преступление ради  любви.
И чего мы добились?
     Мы  добились  того,  что отныне в мире на трех сирот стало больше. Ведь
совсем не обязательно новая обитательница тела их мамы, если такая найдется,
а тело не разберут на детали, будет с ними так же  нежна  и  заботлива,  как
совсем чужая земная женщина Кора Орват.
     Первые  снежинки  кружились в воздухе. Еще неделя-вторая, и снег пойдет
пеленой и затянет  раскопки,  город  и  всю  планету.  То-то  будет  нелегко
комиссии с Ксеро.
     Кору  начала  грызть  тревога  --  ей стало страшно за детей. Бывает же
материнское, ничем не обоснованное предчувствие...  Нет,  больше  она  здесь
быть не могла.
     Она  побежала  по  улице,  размахивая  крыльями...  Навстречу ей мчался
Орсекки. Орсекки тащил колоссальных размеров узел из  нескольких  простыней.
За  Орсекки  неслись,  обгоняя  друг  дружку,  местный врач и шесть или семь
медицинских сестер. -- Стой! -- закричала Кора. -- Это мои дети! --  завопил
в ответ совершенно рехнувшийся археолог.
     Кора уже знала, что сейчас произойдет! Куры учатся летать!
     Разбегаясь все более, Орсекки начал бить крыльями по воздуху, оторвался
от земли  и даже смог набрать некоторую высоту. Ни одного вертолета рядом не
было. Коре пришлось самой стать истребителем-перехватчиком.
     Она поднялась в воздухи вскоре настигла Орсекки, который держал курс  к
горам.  --  Ты что делаешь? -- спросила она на лету. -- Тебя не касается, --
ответил он. Говорить Орсекки было трудно, потому что он держал тюк в клюве.
     -- А что ты тащишь? -- спросила Кора. -- Тебя не касается.
     -- Если это дети, то ты подвергаешь их страшному риску!
     -- Меня все пред