елого
мрамора и сапфира, с краю обрызганным ночью. Свет ее прогонял звезды, но
совсем рядом Галактика раскинула  свою  искрящуюся  бриллиантовым  инеем
дорогу.
   Пепельные кратеры оставались позади и  внизу.  Резкие  дневные  черты
Луны смягчились, растворялись в тенях и тайне. Там, где на Земле  уходил
день, люди видели, что  старая  Луна  сменяется  новой.  Роника  и  Иерн
плавали возле окна пилота. Слезы блестели в женских глазах.
   - С каждым разом она все прекрасней и прекрасней, - выдохнула Роника.
   Он молча кивнул. - Здесь я увидела то,  что  прежде  не  понимала,  -
сказала она в безмолвии, что наполнило корабль. -  Геанцы  правы:  жизнь
едина. Земля жива. Как одинока она и как бесконечно  драгоценна.  Мы  не
можем позволить, чтобы Землю убили. Кроме нее, нет ничего.
   Он ответил задумчиво:
   - Но когда-нибудь люди будут жить в космосе и, быть  может,  даже  за
пределами Солнечной системы.
   - Я тоже надеюсь на это, но Земля всегда останется нашей матерью.
   "Катан, Розенн! - внезапно кольнуло. - Как вы там?"
   - Конечно, и Луна прекрасна на  свой  призрачный  лад,  -  продолжала
Роника. -  Мне  бы  хотелось  вернуться,  походить  по  ней...  по  Морю
Спокойствия... поклониться тому,  что  осталось  от  "Орла"  .
   - Неужели ты полагаешь, что эта цель достойна нового полета?
   - Конечно, и этот был просто великолепным.
   - И я так думаю, правда, досуга у меня было немного.
   - И у меня тоже; всякие дела,  теснота,  запашок,  неподходящая  еда,
горе с туалетами, все недостатки невесомости - но все равно чудесно.
   По-моему, мы хорошо справились с делом... И точно рассчитали орбиту.
   Но обратный полет должен пройти куда легче.
   - Именно. Возможно, нам потребуется  небольшая  коррекция  курса  или
две, но, по-моему, нас ждут три выходных дня. Правда,  придется  решать,
что делать дальше и куда садиться.
   - У тебя есть на этот счет соображения?
   - Боюсь, что нет. Нам нужна страна, в которой мы не  будем  считаться
преступниками и где у нас не конфискуют корабль. Мейка? Оккайдо?
   - Они слишком податливы - если маураи надавят... я же тебе  говорила.
А что ты думаешь о каких-нибудь отсталых районах  где-нибудь  в  глубине
континента?
   - Я подумывал об этом, - нерешительно сказал Иерн, - но чем  более  я
овладеваю управлением, тем более убеждаюсь, что мы не сумеем  сесть  без
помощи с Земли. Полный экипаж наверняка мог бы спокойно  приземлиться  в
азиатской степи или в африканской саванне, хотя я бы не стал рисковать -
даже при всем своем безрассудстве. Мы с тобой не вправе  идти  на  риск.
Одному мне не  хватит  информации,  я  также  не  могу  передавать  тебе
указания в достаточно быстром темпе... словом, с двигателем без  экипажа
не справиться. Ну а в атмосфера даже  самые  важные  параметры  я  смогу
только прикидывать на глаз. А наш космический корабль, как самолет  -  с
точки зрения аэродинамики более всего напоминает кирпич.
   Словом, будет превосходно, если мы  сумеем  нормально  опуститься  на
самое лучшее и самое освещенное посадочное поле в мире.
   Роника вздохнула.
   - Угу... Эй, не надо кривить рот, иначе я буду крутиться вокруг, пока
ты не улыбнешься.  В  худшем  случае  сдадимся  маураям.  Уж  они  будут
обращаться с нами прекрасно, учитывая все, что мы сделали для них.
   Судя потому, что я слыхала, Океания - вовсе неплохое место для жизни.
   Быть  может,  мы  даже  сможем  уговорить  их  построить  собственный
"Орион".
   Или-кто знает? - быть может, когда мы вернемся к  Земле  и  установим
радиоконтакт, то сумеем найти страну, которая будет рада принять нас  на
наших собственных условиях.
   - Быть может... Но  скорее  всего  их  биологи  вырастят  гигантского
мотылька, который сумеет летать между планетами. - Иерн  вздрогнул.  Его
ногти, бледнея, впились в спинку сиденья, за которое он держался.
   Роника потянулась к нему.
   - Эй, милый! Что с тобой?
   Не видя Земли, он выдавил, глядя перед собой:
   - Да. Сперва я был слишком  утомлен,  захвачен  всем  пережитым...  и
только сейчас понял: мы вполне можем разбиться или сгореть при спуске...
ты погибнешь.
   - О-о-о! - Она взлохматила его волосы. -  Давай-ка  покончим  с  этим
франсейским благородством! Я знала, что делаю, и никогда даже на миг  не
желала ничего другого. Нет, конечно, я не стремилась умереть до срока  -
пока мы с тобой не состарились и не одряхлели. Если же  нам  не  дано  -
лучше быстро, крак! - и навеки вместе. Мы псе  на  целые  световые  годы
прожили лучшую жизнь, чем большая часть людей способна даже представить.
Так что не жалей меня.
   - Ну... - Он  поцеловал  ее.  Они  оторвались  от  кресел  я  поплыли
обнимаясь. - Роника, знаешь, ты  у  меня  -  самое  величайшее  чудо  во
Вселенной.
   В  лунном  свете,  затопившем  потемневшую  кабину,  он  увидел,  как
опустились ее веки, как раздулись ноздри, как приоткрылись губы.
   - В таком случае, - произнесла она с придыханием,  -  отправляемся  в
грузовую секцию, там больше места.  Я  придумала,  как  можно  любить  в
невесомости.

2.

   Восемь сотен лет оставался на месте Скайгольм, лишь  сдерживая  напор
стратосферных ветров; короткие испытательные полеты производились  после
замены маршевых двигателей; но никто  из  живущих  не  помнил  подобного
события. И перелет аэростата над ледяной короной планеты сделался песней
отваги, изобретательности и воли. Сам Джовейн с трудностями  сталкивался
редко... и лишь выслушивал рассказы утомленных  людей,  устало  тянувших
слова.  Так  он  узнал,  что  неопытный  рабочий  Эймей  Роверто  Авелар
оступился при неожиданном порыве ветра, пока бригада его  меняла  сдутую
панель оболочки,  и  не  сумел  распутать  стропы  парашюта;  знал,  что
неопытная  летчица   Катарина   Папетоай,   возвращаясь   из   разведки,
промахнулась мимо посадочного фланца  и  попала  в  турбулентный  вихрь,
сбросивший ее  небольшой  реактивный  самолет  под  извергавшее  горячий
воздух  отверстие.  Знал  и  Джовейн,  что  погибших  тут   же   сменили
добровольцы, что  инженеры-электронщики  и  рабочие  лихорадочно  чинили
системы, перенапрягавшиеся более  чем  положено;  что  пилоты  сражались
просто с чудовищными силами, учитывая масштаб объекта;  что  навигаторы,
бормоча под нос ругательства, корпели над приблизительными  и  неточными
картами;  что   священники   проповедовали,   а   горстка   мужественных
актеров-любителей увеселяла общество и поддерживала в нем моральный дух.
Зная обо всем этом, он, со  своей  стороны,  издавал  приказы,  раздавал
поощрения и отличия; но ничто  не  было  для  него  реально,  он  словно
затерялся в аэростате. Континент, за ним удивительно зеленый  Англеланн,
и еще блеклая земля Скотоланн, потом море, бурное и сумрачное, там,  где
оно не было  диким  и  зеленым;  серо-синие  скалы,  стиснувшие  фиорды,
внутренние ледники, не  знаваше  конца  и  края.  Потом  Землю  затянули
облака, а после наступления темноты на небе среди высыпавших  звезд,  не
соответствовавших времени года, дрожало северное  сияние,  но  его,  как
всегда, подгоняла цель; ожидало свершение, а  Скайгольм  плыл  навстречу
своей судьбе.
   Но настало время наконец остановиться и ему.
   - Общая проверка, - приказал Джовейн. - Боевые расчеты по местам.
   Дежурить по трехвахтенной схеме. - Джовейн не  ощущал  возбуждения  и
был полон решимости, невзирая на всю усталость.  Под  Скайгольмом  внизу
лишь облака от края до края мира. Навигаторы могли только заключить, что
аэростат находится примерно над целью с отклонением плюс-минус пятьдесят
километров. Солнце застыло на сине-черном небе.
   Неважно. Клубящаяся внизу белизна должна когда-нибудь разорваться,  и
он сумеет увидеть цель. Но сам он - как всегда - неуязвим и всемогущ.
   Субарктический день в это время года короче,  чем  дни  на  остальной
части планеты; но он будет удлиняться, становиться  дольше,  чем  летние
дни в Домене, и наконец он сможет поддержать огонь все  двадцать  четыре
часа. Джовейн не рассчитывал пробыть  здесь  так  долго.  К  наступлению
солнцестояния он намеревался выжечь и разрушить всю область расположения
Ориона. Врагу придется сдаться задолго до этого.
   Джовейн направился в центральный пункт управления. Маттас сопровождал
его. Реви Сирайо был уже там  -  представитель  правительства,  которому
помогал Скайгольм в этой войне. Втроем они  стояли  в  центре  округлого
помещения посреди пультов  с  приборами  и  инструментами,  за  которыми
следили внимательные техники. На экранах - внизу,  по  бокам,  сверху  -
застыли изображения мира. Слышался легкий  шелест,  слабый  запах  озона
наполнял атмосферу, палуба слегка вибрировала под ногой.
   - Начинайте, если готовы. - Огромная значимость этих слов  отозвалась
в мозгу Джовейна.
   Ударили  рукотворные  перуны  -  ярче  молний,  рожденных   природой;
возмущенный воздух метнулся назад, разряжаясь.
   Главный техник снял наушники и повернул кресло.
   -  Режим  удовлетворительный,  сэр,  -  доложил  он,  -   радароскопы
зафиксировали у Земли достаточную плотность потока.
   - Хорошо, - сказал .Джовейн. - Ожидайте. - И от неприятных  загогулин
на экранах осциллографов он отправился в свой привычный кабинета  жалея,
что Маттас и Реви последовали за ним. "Зачем они явились сюда?
   Ради любопытства? Чтобы как-то поучаствовать? Или из  страха?  Почему
это сделал я сам?"
   Прибыв в кабинет, он приказал подготовить радиоразговор  с  Землей  и
связать его по интеркому с директором Ориона. Потом поглядел через  стол
- тот, что из Высокой Миди - на всех остальных.
   - Ну, - проговорил Джовейн. Его знобило, по коже бегали  мурашки.  Он
почувствовал влагу под рукавами своего мундира. "Фейлис, - подумал он, -
но она осталась где-то в бесконечной дали".
   Однако решимость,  что  отправила  Джовейна  в  это  предприятие,  не
оставила его. "Я сделаю это ради  нее,  человечества,  Геи,  ради  славы
(нет, лучше не думать об этом), ради здравого рассудка и справедливости.
Время ужасное, и наши действия должны вселять ужас".
   - Ну, - повторил он.
   - Вы хотите, чтобы я предъявил им ультиматум? - предложил Реви.
   - Нет, - возразил Джовейн, - благодарю вас, но... Капитан здесь я.
   Конечно, если вы захотите добарить что-нибудь...
   -  Как  я  сообщал  вам   ранее,   сир,   любое   промедление   может
восприниматься ими как свидетельство  нашей  нерешительности,  -  сказал
невозмутимый маурай. - Я надеюсь, что вы не будете колебаться.
   - Пусть это будет нелегко, -  согласился  Маттас,  качая  головой  на
каждом слове. - Вам придется  производить  массовые  разрушения.  Но  не
забудьте, это рана от хирургического ножа. Гея все исцелит.
   "И мы вернемся к нашей прежней жизни? - подумал Джовейн. -  Нет,  Гея
никогда не оживляет мертвых. Она порождает новые жизни. Сколь зловещими,
наверное, казались млекопитающие динозаврам?"
   Зажужжал интерком. Джовейн  ответил,  нажав  кнопку.  Раздался  голос
женщины на не правильном англее с акцентом:
   -  Ваше  Достоинство,  вас  слушает  Эйгар  Дренг,  директор  Ориона,
представитель Ложи Волка в Северо-западном Союзе. Доктор Дренг,  с  вами
разговаривает Капитан Скайгольма, Таленс Джовейн Орилак.
   На лицах Маттаса и Реви проступила та же самая напряженность, которую
Джовейн ощутил собственным животом. Мускулы на его груди напряглись.
   "Это не по-геански.  Ox,  не  по-геански.  Расслабься,  как  положено
тигру".
   Прозвучал хриплый мужской голос:
   - Хелло, Скайгольм, хелло.
   - Приветствую вас, сэр, - сказал Джовейн и подождал перевода.
   - Говорит Дренг. - Тот же голос  ответил  ему  на  англее,  столь  же
хорошем, как и у его собственных подчиненных. - Продолжайте, прошу вас.
   Джовейн оправился от волнения. В конце концов хозяин Ориона не  может
быть  невеждой.  Домен  располагал  огромной   библиотекой   трудов   по
аэродинамике и всем  связанным  с  ней  наукам,  написанным  некогда  на
англее. После Реставрации Энрика копии отправили за  рубеж.  Дренг,  вне
сомнения, читал оригиналы, а если у него были способности к  языкам,  то
вполне мог потренироваться в разговоре. Тем более что англей и англиш  -
в близком родстве, быть может, он постоянно практикуется в  разговоре  с
этой женщиной... секретаршей или библиотекаршей, кто там она у него?
   Джовейн решил не раздумывать больше. Дело было слишком серьезное.
   - С вами говорит Капитан, - проговорил он.  -  Вы  понимаете,  какова
ситуация? С момента появления здесь  мы  транслируем  на  всех  частотах
объявления о наших намерениях и призывы одуматься.  Но  до  сих  пор  не
получили ответа.
   - Вы не заслуживаете ответа; что, если мы проткнем ваш  шарик,  и  он
рухнет на Землю?
   Вспыхнул гнев, очищая душу Джовейна.
   - Не надейтесь!
   - Неужели?
   Джовейн заставил себя взять в руки.
   -  Слушайте.  Аэростат  парит  прямо  над  вами.  Наши   аккумуляторы
полностью  заряжены,  их  можно  перезаряжать  до  бесконечности.  Любой
самолет или ракетный снаряд, который вы можете послать против нас - а  я
сомневаюсь, что вы располагаете необходимой техникой - будут уничтожены.
Наши лазеры разрушат ваши наземные сооружения, уничтожат все, на что  вы
надеетесь, в этой бессмысленной войне. Я умоляю вас сдаться, пока еще не
поздно. От вас отреклось  ваше  собственное  правительство.  Возле  меня
находится представитель маураев, готовый вести  переговоры  о  сдаче  на
разумных условиях.
   - Безусловно, - с пренебрежением сказал Эйгар Дренг.  -  Вся  беда  в
том, что наши с вами представления  о  разумных  условиях  абсолютно  не
совпадают. Видите ли, мы собрались всем штабом, как только получили ваше
первое сообщение, и все обдумали. Мы решили рискнуть. Мы  оставляем  для
связи этот канал, и постарайтесь не испечь нам передатчик. Разве  вы  не
понимаете, что собираетесь уничтожить целую цивилизацию?
   Маттас оторвал свои бедра от кресла. Сиденье звякнуло о палубу.
   - Сколько же еще вреда и разрушений вы принесете Гее? - рявкнул он.
   - А иди-ка ты на хрен, - выругался Дренг. Клик - интерком умолк.
   - Карай их, - свирепо взревел Маттас, вздымая  кулаки,  -  карай  их,
карай!

3.

   Незримое солнце обрушило свой гнев на Землю.
   Облака и дождь не могли остановить эти  молнии:  они  сами  прожигали
себе дорогу... вода обращалась в пар, клубившийся вокруг  лучей;  гремел
гром - электрические искры и  разряды  вспыхивали  странной  голубизной;
ветер неистовствовал. Он выл и кружил на путях своих.
   Там, где ударял  луч,  деревья  взрывались  и  стволы  их  вспыхивали
пламенем. В центре пятна вся растительность исчезла, обугленные  останки
широкими кольцами окружали проплешины обгорелой земли.  Скалы  светились
красным жаром. Животным и людям,  что  попадали  прямо  под  луч,  можно
считать, повезло - они гибли, не успевая заметить это.
   Оказавшиеся на периферии  заживо  варились  в  собственном  соку  или
сжигали себе легкие, вдыхая раскаленный воздух. Даже вдалеке всякий, кто
случайно посмотрел  в  сторону  луча,  был  ослеплен,  а  лучи  метались
повсюду.
   Некоторые из них моргали; они наносили удар, а потом вновь  повторяли
свое дело, ударяя поблизости. Другие действовали минуту и более. Эти  не
оставались на месте; нет нужды прожигать мишень, скрытую  для  стрелков.
Лучи эти широко шагали по  горам,  спускались  в  долины,  пробегали  по
снегам, обрушивали лавины. Час сменялся часом, квадратные километры леса
превращались в почерневшую, клубящуюся парами, затопленную потоками воды
горелую  пустошь,  на  которой  редко   где   еще   бились   и   визжали
обугливавшиеся останки, которые только что были животными.
   К концу дня дождь закончился, и облачность начала рассеиваться. Люди,
следившие за буйством молний издалека  -  прикрывая  глаза,  они  сумели
спасти зрение - увидели в вечернем небе над собой  неведомую  луну.  Она
была столь огромной, что невольно казалось - небесный  гость  падает  на
них. Тогда-то многие из северян, потеряв рассудок,  побросали  оружие  и
завывая бросились врассыпную. От  ее  закатного  цвета  грозовые  облака
вокруг рдели кровью, словно бы  от  внутреннего  огня,  который  вот-вот
вырвется наружу.
   Пикеты с высот, укрывавшиеся во время небесного  гнева,  в  свете  ее
обозревали причиненный ущерб. Переносные радиостанции прикипали к губам,
и радиоволны метались над застывшим в жутком спокойствии сумраком.  Люди
ежились под парками в наступившем ночном холоде.
   Незваная луна померкла, когда солнце опустилось за горизонт, но тогда
все увидели, как темный диск погасил звезды, и  поняли,  что  увидят  ее
снова во всем холодном блеске... готовую убивать.
   Эйгар Дренг сидел в своем кабинете в отчаянном  одиночестве,  которое
может познать человек. Уютная комнатка была  уставлена  плотно  набитыми
книжными полками  и  шкафами  с  бумагами.  Помимо  коммуникационного  и
компьютерного оборудования  обстановку  дополняли  несколько  сувениров,
например весло каяка, сохранившееся с чемпионата по  гребле,  в  котором
Дренг участвовал еще в юности.
   На обшарпанном  старом  столе  стояли  два  снимка:  семья  Дрента  и
найденный  в  древних  архивах  вид  на   Сатурн,   снятый   "Вояджером"
.
   Шелестели вентиляторы.
   Он прижимал радиофон к уху, голос полковника Рогга  доносился  сверху
слабо и тонко, едва ли не призрачно:
   - Нет, сэр, у нас нет никаких надежд. Прежде я полагал иначе,  однако
враг продемонстрировал свои возможности, и притом еще стреляя вслепую.
   Подобная   установка   наверняка    снабжена    оптикой,    способной
прицеливаться  по  отдельным  людям  на  Земле,  и  если   завтра   небо
очистится... Сэр, я отвечаю за своих людей.  Сегодня  я  видел  чересчур
много. Да, сэр, как вы знаете, у нас на базе есть госпитальная  палатка,
и спасательная и медицинская бригады проявили абсолютный героизм,  но...
Нет, сэр, завтра мы отступаем.
   - Но  вы  понимаете,  что  ваш  уход  оставляет  Орион  открытым  для
нападения с суши, как только  маураи  смогут  выделить  новые  части,  -
заметил Эйгар. Сам голос его стонал, ныла каждая мышца в его теле.  -  У
нас  нет  подкреплений,  вас  некем  заменить,  учитывая,  что  аэростат
контролирует все дороги.
   - Они и не придут, зачем идти на верную смерть... и ради  чего?  Сэр,
мы разгромлены. И обязаны сохранить то, что можно.
   - Вы полагаете, что юропанцы позволят вам уйти?
   - Это должны устроить вы, сэр. Вы можете связаться  с  ними.  Не  так
ли?
   Я... я считаю, что они не будут преследовать нас ради забавы. Что  бы
ни случилось, мы уходим. Безусловно, вы поможете спасти жизни людей.
   - Я сделаю все, что смогу.
   - Хочу сказать только одно, сэр, - выдавил полковник. - Сам  я  готов
пасть в бою: но враг вверху - в небе.
   -  Понимаю,  -  мягко  согласился  Эйгар.   -   Приступайте   к   тем
приготовлениям, которые уже можно начать.  Я  свяжусь  с  ними...  до...
рассвета.  -  После  нескольких  технических  подробностей  он   опустил
телефонную трубку и  нажал  кнопку  на  интеркоме.  -  Свяжите  меня  со
Скайгольмом, Нона, - мертвым голосом попросил он.
   В ответе зазвучало недоумение:
   - Уже сдаемся? Уже?
   - Нет, пока нет. Но мне придется провести переговоры.
   Эйгар распрямился и принялся ждать. Он  улыбнулся  изображению  своей
жены, детей, зятя, внука, а затем прикоснулся к снимку Сатурна.
   Зазвонил телефон. Он взял трубку.
   - Говорит Капитан Джовейн. Доктор Дренг? Должно  быть,  вы  вспомнили
про рассудок. Поверьте мне,  нас  отнюдь  не  радует  все  то,  что  нам
пришлось сделать.
   - Интересно... Простите, для нас это было потрясением.
   В ответе слышалась странная симпатия:
   - Понимаю. Пожалуйста, говорите, чего вы хотите?
   -  Наверное,  вы  уже  узнали  от   ваших   союзников-маураев   место
сосредоточения  нашей  милиции  и  наметили   занятый   ею   район   для
демонстрации при подходящей погоде?
   - Да, так мы  и  поступим.  И  предупреждаю  вас  -  мои  метеоро