вищем и направился  на
восток.
   - Докладывает Иерн Ферлей, - пропел он  в  микрофон,  укрепленный  на
груди. - Задание выполнено, все в полном порядке. Информация принята?
   - Да. Отличная работа, лейтенант.
   - А как остальные?
   - Они тоже в безопасности. К активным действиям  мы  приступим  через
считанные минуты. Выбирайтесь подальше: курс на Турнев.
   Иерн кивнул и повиновался. Его  самолет  подобно  всем  машинам,  что
только что вышли из бури, нуждался в осмотре и, быть может,  в  ремонте,
но столь сложную работу умели  выполнять  лишь  в  штаб-квартире.  Ну  а
пилотов ждет традиционный триумф победителя, а за ним, по крайней  мере,
неделя отдыха и развлечений. Только еще неизвестно  -  окажутся  ли  они
победителями... Успехом завершалась отнюдь не всякая попытка.
   Медленно Иерн осознал, что произнес эти слова автоматически. Сознание
его еще оставалось в какой-то дали и едва начинало возвращаться к  нему.
Он не помнил уже в подробностях,  как  оседлал  бурю;  опыт  выходил  за
пределы обычной жизни, в полете он слился со  своим  "противником"...  а
теперь тело его болело и ныло. Невзирая на защитный  комбинезон,  ремни,
должно быть, оставили на его теле порядочно синяков. Но  мир  и  радость
наполняли его... Да, пережитое  действительно  было  подобно  мгновениям
любви...
   Но радости не закончились? Они только начинались...
   Он заслужил славу и повышение, а своей семье  и  Клану  -  почет.  Но
только не право впустую израсходовать  хотя  бы  литр  топлива,  пытаясь
понаблюдать за спектаклем. Впрочем, можно было  забраться  повыше  и  не
торопиться... отстегнуться и,  встав  на  колени,  поглядеть  назад.  Он
вспомнил про темные очки - как раз вовремя. Ударили лазеры.

***

   Каждый день, не зная помех облаков, туманов и дождей, солнечный  свет
играл на поверхности аэростата.  На  сферу  диаметром  в  два  километра
падала мощность,  измеряемая  гигаваттами.  Часть  ее,  проходившая  обе
оболочки, разогревала воздух внутри аэростата и тем держала Скайгольм  в
небесах. Но в основном свет падал  на  солнечные  коллекторы  и,  пройдя
термопреобразователи, становился электричеством. Оно  питало  реактивные
двигатели,  которые  удерживали  станцию   на   месте,   противодействуя
стратосферным ветрам, и использовалось для различных нужд на борту.
   Часть  его  передавали  на  Землю,  чтобы  производить  синтетическое
топливо, а также на нужды столь же важных производств.  Однако  их  было
немного, и, кроме этих заводов и редких местных энергостанций, Домен  не
знал электричества - металл для проводников был чересчур дорог. Так  что
большая часть солнечных элементов простаивала в ожидании войны или бури.
   Но теперь контуры замкнулись,  ставни  отворились,  и  поток  энергии
хлынул в огромные аккумуляторы, а от них - к огромным лазерам.
   Свирепые, грозные молнии ударили во врага; их направляла не  прихоть,
не гнев, а холодный ум и руки, руководствовавшиеся теми данными, которые
Буревестники вырвали из сердца бури-разрушительницы. Энергия лучей  была
невелика по сравнению с жуткой мощью, вращавшей вихрь.
   Точно в уязвимые места ударили не знавшие равных световые столбы.
   Перед Иерном промелькнули огненные копья, посланные вебесами.  Вокруг
них горел и громыхал  сам  воздух.  Они  разили  тьму,  воспламенявшуюся
огнем. Без очков Иерн ослеп бы на время, если не навсегда. Но  и  сквозь
очки смотреть было невыносимо.
   Вновь и вновь разряжались аккумуляторы... снова коллекторы  наполняли
их. Одни лучи, неподвижные, сверлили, разрушали бурю,  другие  короткими
вспышками нарушали равновесие между областями  урагана,  обращая  стихию
против  себя  самой.  Не  зная  колебаний,  Скайгольм  колол,  рубил   и
протыкал...  ну  а  Иерн  и  прочие  Буревестники   бежали,   чтобы   не
подвернуться под его карающую руку.
   Битва со стихией осталась позади него, Иерн мчался  над  Франсетерром
под звездным пологом неба, укрывшим темнотой спящую страну. Аэростат еще
ярко светился, отражая лучи солнца, которых не  было  видно  пилоту,  но
скоро померкнет и Скайгольм. Иерн подумал о  том,  как  могут  сложиться
дела внизу, если Скайгольм уйдет в ночь,  не  успев  разгромить  стихию.
Лучи погасли. В наушниках раздалось с триумфом;
   - Вот и все! Буря разрушена!
   - Каковы перспективы? - спросил сухой голос.
   Иерн узнал полковника Тесс.
   - Ах-х-х... Вот предварительная оценка, мадам: мы рассеяли края бури.
   Ядро все еще активно, но значительно потеряло в силе и  отвернуло  на
северо-запад. В ближайшие два или три дня у побережья ожидаются  сильные
ветры и дожди, смещающиеся в северном направлении. Но никаких неприятных
последствий. Дальнейшее воздействие может отклонить ядро  в  направлении
Эррии.
   - Это не гуманно, не будем попусту сердить маленькие страны,  которые
стараются сделаться  нашими  надежными  торговыми  партнерами.  Так  что
оставим  их  в  покое...  Командование  погодой  -  всем  Буревестникам:
поздравления, благодарность и добро пожаловать!
   Иерн летел. С этой высоты слева он заметил земли  Брежа.  Ар-Гоут  не
Ар-Мор, но все-таки Бреж. Ему вдруг захотелось повидать мать.
   Скайгольм рос, заполняя все поле его зрения. Аэростат  освещали  одни
только звезды, он казался огромной пепельной  луной,  на  диске  которой
лишь кое-где поблескивали электрические огоньки. Теперь, также под  ним,
показалась река Лу, серебряной ниткой петлявшая по богатым  низинам.  Он
начал спуск.

3.

   Поначалу  Турнев  рос  возле  Старого  Тура,   добывая   строительные
материалы в заброшенных частях города. Люди  селились  здесь  не  просто
ради безопасности, а  для  того,  чтобы  ощутить  утешительную  близость
Иледуциеля. Они перестраивали город потому, что большая часть  старинных
сооружений либо разрушилась, либо использовалась аэрогенами.
   Город зажил самостоятельной жизнью,  потому  что  основатели  будущих
Кланов, немногочисленные и перегруженные делами, не желали брать на себя
повседневные заботы о нем. Время шло, и когда  где-то  изнашивалось  или
устаревало промышленное предприятие, владельцу его проще  и  легче  было
перенести производство в процветающий новый город. Так постепенно Турнев
сделался нижней столицей Домена, а  Иледуциель  -  верхней.  Старый  Тур
превратился в район его, скопище старательно  отреставрированных  домов,
где жили только богачи и торговцы;  кроме  любопытных,  его  не  посещал
никто.
   Тем не менее вид на старый город оставался романтическим. В  сумерках
Иерн стоял на башне, рядом  была  молодая  женщина,  и  он  ощущал,  как
зарождается в нем любовь. Ветер нес холодок, курилось дыхание, но  плащи
с капюшонами грели их, как и соединившиеся руки. Под  ними  простирались
крыши и темные улицы. Вдалеке начинали светиться огни Турнева и  газовые
лампы, освещавшие самые крупные улицы и бульвары.
   Светляками подпрыгивали лучи фонарей, рабочие на  окраине  отыскивали
путь домой. Вдалеке блестела река, огибая темное скопление барж и лодок.
Усеянный  фермами  правый  берег  ее  поднимался  к  северу   до   холма
Консватуара. Из-за плюща на окнах кое-где просвечивали  немногочисленные
огни, отмечая комнату, где допоздна засиделся школяр.
   С незапамятных времен многие пейзане  считали  это  место  священным.
Холм этот был самой высокой точкой на дуге,  с  которой  в  определенное
время  года  можно  было  видеть,  как  луна  или  солнце  проходят   за
Скайгольмом.
   Аэростат висел прямо над головой, в семь  с  половиной  раз  превышая
видимый размер обоих светил. Солнце еще прикасалось к нему. Как и всегда
в течение двадцати минут после наступления ночи и  перед  рассветом,  он
светился отраженным светом. В этом свете Эшкрофт  Фейлис  Мейн  казалась
Иерну существом из брежегской легенды; обитательницей лесов и дольменов,
слишком прекрасной для существа из плоти и крови.
   - Как часто я бывала здесь и мечтала, - негромко проговорила  она.  -
Но никогда не думала, что мне предстоит разделить свои думы со святым.
   Музыкальный бургойнезский акцент шел нежному голосу.
   Сердце Иерна затрепетало.  Невысокая  стройная  девушка,  с  большими
серыми глазами и  длинными  светящимися  волосами...  сосредоточенная  и
вдумчивая, студентка исторического факультета  Консватуара.  Не  из  той
породы девиц, которых можно не церемонясь  валить  в  постель  -  весьма
добропорядочная дева. Его родственник Талонс Джовейн  Орилак  познакомил
их несколько дней назад, и Иерн сразу  же  потерял  интерес  к  портовым
девчонкам.
   - Ну что ты, - проговорил он с неловкостью, изредка посещавшей его. -
Ты не деревенская пастушка; ты женщина из Клана и знаешь,  что  все  мы,
аэрогены, просто люди. Я выполнял свой долг, и ничего больше.
   Она поглядела на него.
   - Но мы носим в себе  анимы  наших  предков,  так  ведь?  И  мне  все
кажется, что твой аним когда-то принадлежал  первому  Капитану,  -  Что?
Нынешний Капитан... Кстати, хочу сказать, что ты мне просто льстишь,  и,
кроме того, я не верю в это...
   Она улыбнулась:
   - Я тоже... если говорить откровенно.  Но  тем  не  менее,  по-моему,
ты...
   - Она помедлила. - Ты... органелла, которая истинно эволюционирует.
   В недоумении он глотнул.
   - Ты геанка?
   -  Ах  нет.  Но  я  полагаю,  что  геанцев  осеняет  иногда  истинное
озарение... но сама я - просто мечтательница, мышка, грызущая  старинные
книги. - Она поглядела вверх и вздохнула. - Я считаю, что  существование
наше имеет определенную цель. Иначе в нем  просто  нет  смысла,  правда,
Иерн? Вспомним нашу историю. Разве могли  бы  мы  с  тобой  стоять  этим
вечером, счастливые и в безопасности, если бы судьба силой своей не вела
наших предков?
   - Ну...
   Он попробовал отыскать слова, но сдался:  зачем  вступать  в  спор  и
портить, кажется, складывающиеся отношения? Прошлое он воспринимал  куда
прозаичнее.

***

   Непосредственно после окончания войны Судного Дня,  когда  вся  Юропа
лежала в радиоактивном хаосе, те, кто был  в  первом  экипаже,  перевели
Скайгольм, стоявший прежде  над  Парижем,  на  его  нынешнее  место  над
избежавшим разрушения Туром. Конечно, в  последующие  годы  и  голод,  и
болезни не миновали его, но аэростат отгонял отчаявшихся чужаков,  силой
своей помогая выздоровлению.
   Пытаясь - простейшим и бесхитростным образом - сделаться благородными
правителями,  тридцать  -  двадцать  два  мужчины  и  восемь  женщин  из
полудюжины наций, ныне  оставшихся  лишь  в  памяти  человечества  да  в
наименованиях местностей - думали о себе. Небо давало им безопасность.
   Но людям нужно было есть и пить; самолеты,  взлетавшие  с  посадочных
платформ, нуждались в  горючем  и  запасных  частях;  сама  оболочка  их
небесного дома требовала замены по крайней мере один раз в десятилетие -
целиком, до последней панели, потому что ультрафиолет и  озон  разрушали
материалы; нужды их были бесчисленны, и ничто не могло удовлетворить их,
кроме современных технологий, лишившихся ныне своей промышленной основы.
Существовавшие тогда в разных краях подобные аэростаты падали на  землю:
нечем больше было заменить вышедшую из строя деталь. Тридцати повезло.
   Под их охраной и руководством  люди  здешних  краев  смогли  выделить
часть своих не столь уж обильных  ресурсов  для  возобновления  основных
предприятий. Местные жители даже хотели этого: если падет Иледуциель,  у
них  отнимутся  и   те   крохи,   что   еще   оставались.   Бедные,   не
укомплектованные ни людьми, ни оборудованием заводы поначалу действовали
неэффективно; их продукции едва хватало, чтобы поддержать  существование
Скайгольма и его  машин.  И  все  же  они  выжили;  тем  временем  фермы
становились снова продуктивными, начала  возобновляться  торговля,  а  у
некоторых нашлось время извлечь из тлена книги и почитать их.
   Между тем власть Скайгольма распространялась. Это  происходило  почти
само  собой,  нужно  было   разгонять   банды   и   отражать   нападения
организованных врагов. Поколения сменяли друг друга,  оборона  населения
сделалась  политикой  -  обязанностью   и   судьбой.   Иногда   аэрогены
пользовались  наземными  войсками,  летные  части  помогали  им,  лазеры
находились в резерве. Чаще область была рада тому,  что  ее  аннексируют
очередным тонким дипломатическим  приемом...  династическим  браком  или
чем-нибудь вроде того. В конце концов, принадлежность  к  Домену  сулила
многое. Мир на  границах  и  свободная  торговля  были  наиболее  явными
преимуществами. Надзор сверху сделал жизнь безопаснее, позволял заметить
заболевание посевов и богатые места для рыбной ловли.
   Скайгольм  предоставлял  современные  карты,   заранее   предсказывал
непогоду, а иногда и изменял ее. Консватуары, которые основывали  Кланы,
представляли собой сразу школы, лаборатории, библиотеки, музеи - словом,
хранилища и источники знаний. Из них выходили  врачи,  агрономы,  ученые
мужи  и  жены  любого  толка.  Скайгольм  не  требовал  взамен   слишком
многого...  ограничиваясь  умеренной   данью,   выполнением   нескольких
законов, в основном касавшихся прав человека,  и  содействием  в  делах,
важных для всего Домена. Во всем прочем, за исключением  области  вокруг
Турнева, штаты оставались автономными.
   Во всяком случае так гласила теория, а теории ценили во все века...
   Быть может, это был миф, но трепетные предчувствия и  надежды  сулили
божественно избранной небесной расе власть над восстановленным миром.
   Конечно же, этого не могло случиться: территориальному приросту скоро
был положен предел - в спорных землях, где Скайгольм чуть поднимался над
горизонтом. Передвинуть к ним аэростат значило лишить поддержки тех, кто
издревле полагался на нее. Аэрогены не могли  управлять  всей  планетой;
невзирая на все  могущество,  они  действительно  были  только  простыми
смертными.

***

   Шар наверху померк. Выступили звезды.
   - Мне надо возвращаться, - проговорила  Фейлис.  -  Хотелось  бы  мне
остаться, но моя репутация и... - Она умолкла.
   Иерн едва смог заметить, как порхнули ее ресницы.
   - А моя? -  вопросил  он  с  дрогнувшим  сердцем.  -  Со  мной  ты  в
безопасности. - Она хихикнула. - Тем не менее это так.
   - Я знаю. И я хочу... но мы встретились так недавно!
   - Так какая же разница?
   Она не сопротивлялась, когда он привлек ее к  себе.  И  через  минуту
принялась учиться тому, как-надлежит целовать мужчину.
   Этим Иерн ограничился. Он не смел дальше испытывать свою удачу.
   Освещая путь  электрическим  фонариком  -  знаком  и  принадлежностью
избранного меньшинства - они неуверенно опустились  по  лестнице,  вышли
наружу и направились  вниз  по  улице;  чему-то  смеясь,  перебежали  по
мостовой.
   В Турневе уже следовало соблюдать все приличия: их  окружал  портовый
район, здесь жили люди Кланов и богатые наземники. Вообще Фейлис обитала
в общежитии  при  Консаатуаре,  но  шла  праздничная  неделя,  отмечался
Урожай. И на время каникул вместе с подругами она перебралась  в  уютный
дом,  принадлежавший  семейству  Орилаков.  Места  хватало,  и  подобные
любезности среди своих были приняты.
   В настоящее время в доме  главенствовал  Таленс  Джовейн  Орилак,  он
находился здесь по делам поместья, которым управлял в Принийских  горах.
Когда слуга впустил Керна и Фейлис, он вышел на кабинета. Лампы  бросали
тени на его лицо, на котором глубоко залегли глаза.
   - Чарльз Великий, девочка! - воскликнул Джовейн. Там,  откуда  явился
он, именем первого Капитана редко клялись. - Что ты делаешь?  Знаешь  ли
ты, сколько сейчас времени?
   Она ощетинилась.
   - А вы, сэр, уверены в том, что имеете право делать мне замечания?  -
возразила она.
   Джовейн  напрягся.  И  через   секунду   взгляд   его   обратился   к
родственнику.
   Иерну показалось, что он заметил зародившееся зерно .ненависти.
   Впрочем, тогда Буревестнику было все равно.

Глава 2.

1.

   Орион взойдет.
   Эти слова Тераи  Лоханнасо  впервые  услышал  от  маленькой  девочки,
потерявшей своего отца и ожесточенной, в  доме,  который  ей  предстояло
оставить, у подножия снежного пика  на  земле,  где  он  был  нежеланным
чужаком. Тераи так и не понял, почему слова эти  настолько  врезались  в
память. Ему несвойственна была подобная  впечатлительность,  и  хотя  он
никогда не хотел приносить скорбь людям, но нередко был вынужден  делать
это.
   Возможно, так случилось потому, что Тераи знал ее отца, видел, как он
погиб, и явился, чтобы рассказать об этом матери  девочки.  Или  потому,
что грустная сценка пробудила в нем нечто неосознанное;  память  о  том,
что он делал, видел и слышал - иногда отдельные искорки, но,  сложившись
вместе, они намекали на огромную и  страшную  вещь.  В  любом  случае  в
последние годы он нередко возвращался памятью к этому  эпизоду  и  тому,
что было до него - к Лауни Биркену.
   Мужчины познакомились еще до Энергетической войны, что не удивляло;
   Тераи командовал бродячим транспортом, приписанным к  Авайям  ; Лауни был совладельцем небольшой, но все же
современной фабрички, изготовлявшей  электронное  оборудование,  которое
находило сбыт и в Федерации маураев.
   Подобно многим судам, корабль Тераи  под  парусами  шел  через  узкие
проливы  мимо  Виттохрии  ,   города   более
культурного  и  политически  важного,  чем   торговый   Сиэттл.   Жители
Северо-западного Союза, ничего не боясь,  возводили  города  на  прежних
местах, еще когда радиоактивность не ослабевала. Уцелевшие стремились  в
первую очередь сохранить  имя...  в  отличие  от  тех,  кто  не  получил
ядерного удара. Когда корабль приставал к  берегу,  суперкарго  рассылал
вести нужным людям. Получив известие, Лауни сам вез  свою  продукцию  из
родной деревни и оставался  удостовериться  в  том,  что  все  размещено
надлежащнм образом.  Вечерком  они  с  Тераи  отправлялись  пообедать  и
выпить. Лауни не знал маурайского, но спутник его бойко разговаривал  на
англишском. Тераи случалось встречаться и с женой Лауни.
   Во время недавнего конфликта оба  они  служили  в  противоборствующих
сторонах, и это никак не мешало их дружбе. Необъявленная  Китовая  война
продлилась недолго, обе стороны преследовали строго  ограниченные  цели,
соблюдая полурыцарские манеры. В битве при Фараллонес   восемнадцатилетний  Тераи,  лишь  недавно  поступив  во  флот
Федерации, заслужил медаль, приняв командование над фрегатом, лишившимся
мачты и горящим после гибели всех офицеров, залатав пробоину  пластарем,
он  привел  корабль  в  бухту  Хила.  Он  не  забыл,  как  какой-то   из
победоносных кораблей Союза приблизился к  ним  и  послал  своих  людей,
чтобы погасить пламя; потом северяне выразили сожаление:  более  они  не
могли  помочь,  поскольку  должны  были  преследовать  бегущие   эскадры
маураев. Лауни, старший из них двоих, капитанствовал  на  одном  из  тех
каперов ,  что  остановили  торговлю  в  восточной  части  Тихого
океана. Судно его, оснащенное  вспомогательным  дизельным  двигателем  и
прекрасно  вооруженное,  захватило  двенадцать  торговых   кораблей   и,
ограбив, пустило на дно. Но Лауни всегда забирал  экипажи  на  борт,  не
забывая даже про корабельных  котов.  Почитатель  культуры  маураев,  он
обходился со своими "гостями" по-доброму: так, как  приветствовал  бы  у
себя дома.
   Итак, им было за что уважать... и даже симпатизировать друг другу.
   Раз или два они поспорили о том, кто был прав в том конфликте.
   Последняя такая дискуссия - уже перед началом новой войны - произошла
в тихой, обшитой деревянными  панелями  трапезной  Сиэттлского  собрания
Ложи Волка, к которой принадлежал Лауни.
   Он пригласил туда Тераи - изысканную  кухню  можно  было  добавить  к
основным достижениям цивилизации северо-запада: производству, торговле и
научным исследованиям. В просторном зале с высоким потолком без  всякого
порядка были расставлены столы... Белоснежные скатерти, тонкий китайский
фарфор, приборы из слоновой кости. Декоративное пла