тклоняет назад голову, как это было в
парке, под дубами. И Каарин робеет и взволнована.
     -- Где твой отец?
     --  В  Клоога.  Теперь  работает  там   и   домой  приходит  только  по
воскресеньям.
     -- Я пойду, -- шепчет она.
     -- Останься, прошу тебя, -- шепотом просит он.
     -- Я все же пойду, -- снова шепчет она.
     -- Я не пущу тебя, -- говорит он и добавляет: -- Дорогая...
     -- Я тебе дорогая? -- быстро спрашивает Каарин.
     -- Самая дорогая, -- заверяет он не задумываясь. -- Ты для меня... все.
     Теперь Каарин поворачивается  к нему, и он  хватает  ее  в объятия. Они
целуются. Каарин тут же отшатывается.
     -- Этс сошел с ума, -- вдруг говорит она.
     -- Да, он изменился.
     -- Вы  бы стали лупить  друг друга, если бы я не увела тебя, -- говорит
Каарин.
     -- Пройдет, -- отвечает он, высказывая  свою надежду, хотя и чувствует,
что дело, видно, серьезное. -- Мы выросли вместе.
     -- Я бы очень  хотела, -- признается  Каарин,  -- но боюсь, что это  не
пройдет. Просто не знаю, как мне быть.
     -- Ты баишься его?
     -- Нет, я люблю его. Он хороший брат. Он бережет меня.
     -- Я тоже тебя люблю, Каарин. Теперь это сказано.
     Чтобы произнести это, он позвал ее сюда, к себе. Сейчас он понимает.
     Каарин обхватывает  его  за шею. И он  держит ее в объятиях. Они сидят,
прижавшись друг к другу, тесно, щека к щеке.
     Почему Каарин молчит?
     -- Ты  хороший, -- наконец говорит она. -- Надеюсь, что  ты умнее моего
брата.
     -- Я сделаю все, что ты хочешь.
     Каарин прижимается к нему  еще  плотнее. Сквозь платье  он  ощущает  ее
тепло.
     -- Я ничего не боюсь,  -- начинает он, думая, что Каарин  напугана, что
надо ее подбодрить. -- Ни Этса, никого другого. Возьмется и он за  ум. Время
теперь стало такое, что и люди должны меняться к лучшему,
     -- Кое-кто стал еще хуже.
     -- Те, кто ногтями и зубами держится за старое. Плакальщики по прошлому
уже ничего не решают.  Раньше или позже, но у всех откроются  глаза. Если бы
социализм  не изменял людей к лучшему, то социализма и не нужно было бы. Что
заставляет людей  воровать? Бедность.  Что  вынуждает  человека  обманывать?
Деньги. Что порождает зависть? Бедность и  деньги. Что рождает высокомерие и
заносчивость? Власть денег. Капитализм --  это  болото,  из которого исходят
уродливость и мерзость.  Социализм  для того,  и нужен,  чтобы  человек стал
чистым, действительно свободным и великим.
     Он говорит книжно, но страстно, сам воодушевляясь своими словами.
     -- Для социализма люди еще плохие, -- говорит Каарин. -- Таких, как ты,
мало. Люди хотят только получать, и от социализма тоже.
     --  Люди  хотят получить  то, чего они были лишены столетиями, что было
привилегией  только   господствующих   классов.   Это  закономерно.  Изменяя
общественный порядок,  работая  коллективно, люди преобразуют  и себя.  Даже
тогда, когда они не желают этого.
     --  Я  хочу,  чтобы  твои  слова  сбылись,  --  говорит Каарин,  и  это
вдохновляет его еще больше.
     --  Сбудутся,  Каарин.  Мы  кончаем школу  в  чудесное  время. Ничто не
помешает  нам  стать тем, кем мы захотим.  У нас  будут крылья,  дорогая. Мы
полетим, куда-пожелает душа. Полетим вместе. Хочешь лететь со мной в голубые
просторы? Летать всегда-всегда?
     -- Ой, Андреас, ты же делаешь мне предложение!
     -- Будь моей женой, -- говорит он в ответ ей,
     -- Ты еще не кончил школу.
     -- Весной кончу.
     -- Начнешь зарабатывать языком хлеб?
     Он вздрагивает -- слова Каарин действуют будто удар хлыста.
     --  Ты  же  ничего не  умеешь,  у тебя  нет  никакой  специальности, --
пытается она смягчить сказанное.
     -- Работу я  найду, безработицы  больше  нет.  Заочно буду учиться. Или
стану  только  учиться. Это не помешает  нашей  женитьбе.  Я  буду  получать
стипендию.
     -- А если... пойдут дети?
     Говорит она всерьез или смеется над ним?
     -- Дети и должны быть, если мы любим друг друга, Я люблю тебя, Каарин.
     -- Мне еще никто не говорил этого, -- признается она.
     -- Ты первая и последняя, кому я говорю это.
     Каарин  целует его,  она откинулась назад, он ощущает ее груди  у своей
груди, затем чувствует ее бедра,  они с Каарин опустились на диван. Он снова
и  снова  целует  Каарин.  Ее  поцелуи,  ее грудь/бедра пьянят  его. Она  не
отталкивает   его,  она   сама   прижимается  к  нему.  Они   теряют  всякую
сдержанность.  Кажется,  он причиняет  ей боль, он  не хочет этого, он хочет
быть сейчас особенно нежен и все  же, наверное, причиняет. И тут же ощущает,
как. она  легким движением словно направляет его, нежность  охватывает его с
еще большей  силой, он уже не чувствует себя больше  грубым насильником,  он
благодарен Каарин, его охватывает упоение, которое полностью завладевает им.
     Они оба  обезумели,  снова  и  снова ищут близости,  они разделись, они
молоды и необузданны. И Каарин тоже говорит, что любит его, Андреаса, что не
боится ничего того, что будет потом.
     Майский брезжущий рассвет рассеивает темноту  в  комнате и  отрывает их
друг от друга.
     Каарин шепчет ему на ухо:
     -- Что, если будет ребенок... -- Краска заливает лицо Каарин.
     -- Теперь ты должна быть моей женой, -- шепчет он в ответ.
     -- Ты на полтора года  старше меня, но я умнее тебя. -- Каарин, смеясь,
отталкивает его. -- Что я скажу дома, где была я всю эту ночь?
     -- Скажи, что была у меня. Скажи, что мы поженимся.
     -- Отец убьет меня.
     -- Оставайся здесь. Я пойду и сам объявлю, что мы поженимся.
     -- А что скажет твой отец?
     -- Мой отец согласится,  я не сомневаюсь в этом. Он старик что надо. Он
больше не пьет.
     -- У  твоего  отца  увеличена печень. Его  рвет. Он  оторопел.  Что она
говорит?
     -- Он сам жаловался, мой отец от кого-то слышал,
     -- Ты путаешь что-то.
     -- Не путаю. Я пойду...
     И Каарин уходит. Он отпускает ее. То, что он услышал об отце, ошарашило
его.
     И хотя  он всю  ночь не сомкнул глаз, сон не  идет.  Каарин принадлежит
ему, он  любит  ее, и  она любит  его,  Каарин переедет  к  ним,  Он окончит
гимназию и пойдет  работать, безработицы больше нет. Будет  заочно учиться в
университете или  поступит в  художественно-техническое училище.  Он  сможет
работать и учиться и отцу помогать, если тот действительно болен. Не прежнее
время.  Кзарин ошибается, отец  любит  приврать, кто зна'ет,  что он  наплел
Тынупярту.  Этс  ненавидит его,  это ясно. Да и отец ее  навряд ли  особенно
обрадуется  такому, как он, зятю, -- как видно, Тынупярты тянутся к старому.
Главное, что Каарин любит и пойдет за него.
     Стук в дверь отрывает  его  от мыслей. Дверь  не  заперта,  он привычно
кричите "Войдите!" И пытается представить, кем может быть этот ранний гость.
Вспоминаются слова Каарин -- вдруг телеграмма? Что-нибудь случилось с отцом?
Охваченный тревогой, он мгновенно вскакивает.
     В комнату врывается Этс. Андреас замечает воспаленные от бессонья глаза
друга, его подрагивающие от волнения колени.
     -- Ты свинья!-- бросает ему в лицо Этс.
     -- Я люблю твою сестру. -- Он не собирается ничего скрывать.
     -- Каарин вертихвостка, а ты свинья.
     -- Поговорим серьезно, Этс. Каарин для меня все. И тут же перед глазами
мелькает кулак, слишком
     поздно уклониться или отвести удар.  У  него  нет ни  малейшего желания
драться,  он должен объяснить Этсу,  что  Каарин  может выбрать  себе,  кого
хочет,  это Этс ведет  себя  как  варвар или...  От  сильного удара в  скулу
отшатывается назад. Сразу же следует второй удар.
     Он должен защищаться, давать сдачи Этсу  тоже не  хочется,  у  него нет
никакого зла  против брата  Каарин, все  кажется ему глупым  недоразумением,
пережитком старого.  Он  захватывает руки  разъяренного Этса,  в  боксерском
кружке их обучали  входить в клинч, он рад; что ему удалось это,  и  вот они
стоят  лицом  к лицу, оба  одного  роста, одинаково широкоплечие,  одинаково
сильные. Лицо Этса покрыто пятнами, глаза налились кровью, зубы сжаты.
     -- Этс, пойми ты -- я люблю Каарин.
     Он говорит это тепло, со всей искренностью, Этс должен его понять.
     Этс  пытается освободиться, Андреас  напрягается  изо  всех  сил, чтобы
удержать его руки, чувствует, что это необходимо.
     --  Ты  у Каарин  не  первый, --  рычит  Этс, --  она любит поиграть  с
парнями.
     Он отталкивает Этса,
     -- Повтори!  --  хрипит он, и теперь, наверное,  его  собственные глаза
наливаются  кровью. Он  готов в любой  момент пустить  в ход  кулаки.  -- Ты
лжешь! Лжешь, чтобы я оставил Каарин!
     -- Идиот! -- сплевывает Этс. Андреас кричит:
     -- Пускай я буду десятым, но я  люблю  Каарин!  Он подскакивает к Этсу,
хватает его за грудки, сминает в руках отвороты пиджака, рубашку.
     Этс мог бы сейчас ударить его, но он не делает этого. Этс  хва.тает его
за запястья и старается оторвать от пиджака руки. При этом пыхтит.
     -- В самом деле идиот.
     Наконец Андреас сам отпускает Этса.
     -- Иди, -- говорит он ему. -- Уходи. И Этс уходит. В дверях говорит:
     -- Каарин тебе никогда не видать.
     Он  ничего не отвечает  Этсу. Но ясно, слишком ясно представляет  себе,
что Этс стал его врагом.
     Слова Эдуарда сбылись,  подумал  Андреас Яллак,  И  ему сделалось очень
грустно, хотя все это произошло почти целый человеческий век тому назад, еще
до войны.
     Какой сейчас Этс?
     Стали люди лучше, чище, возвышеннее?
     Поднялся ли он сам ввысь? Парят ли в голубых просторах люди?
     Неожиданно перед глазами возникает вытянутая рука  сына, побрякивающего
связкой ключей.
     Палата словно бы стала тесной, сердцу в груди, кажется, уже нет места.
     Прием начался, как обычно начинаются торжественные приемы. Приглашенные
собрались более или менее в назначенное время,  большинство чуточку  раньше,
чтобы оглядеться и, так сказать, подготовиться к старту, хозяева же и гости,
в  честь  которых  был  организован  прием, заставляли  ждать  себя.  Маргит
Воореканд  явилась  загодя,  четверть часа у женщины  должны  быть в запасе,
чтобы  привести  себя в порядок. Уже сдавая пальто, Маргит заметила, что  ее
расклешенные  брюки привлекли внимание, в  здешних  кругах еще не привыкли к
брюкам как к вечернему туалету.  Маргит  была  уверена, что  брюки идут  ей,
несмотря на полные бедра,  в талии она была достаточно тонка,  живот не  был
опущен, брюки и приталенная длинная кофточка делали ее стройнее, подчеркивая
достоинства фигуры и скрадывая недостатки. И прическа была ей к лицу, Маргит
повезло,  Сигне  в этот день работала, вкус у Сигне есть.  Во всяком случае,
Маргит Воореканд осталась довольна собой,
     С  утра  вместе  с начальником главка Маргит  сопровождала  гостей, они
посетили новый комбинат, который  произвел  на гостей  сильное  впечатление.
Руководитель  делегации  располагал  к  себе, он  был  хорошо  осведомлен  в
новейшей технологии, отличался энергичностью и остроумием, выглядел эффектно
и без  титулов --  высокий,  широкоплечий,  без лишнего  жирка,  густобровый
великан с темными горящими глазами. Сильные мужчины возбуждали Маргит.
     Просторный  вестибюль "Северной  звезды" кишел людьми, для банкета  был
зарезервирован весь новый ресторан.
     Маргит  обменивалась   приветствиями.  Солидные,   сдержанные  в  своих
служебных кабинетах, важные особы целовали ей  ручку, не иначе как старались
и в данной обстановке быть на  высоте своего  положения.  Большинство мужчин
были в темных  вечерних  костюмах, половина женщин пришли в длинных платьях.
Маргит вспомнились насмешливо сказанные когда-то Андреасом слова: "Как же мы
пыжимся,  чтобы во  всем отвечать мировым  стандартам". Сам  Андреас особого
внимания своей одежде  не уделял,  даже в театр заявлялся в обычном костюме.
Ни  белоснежной  сорочки  или платочка в нагрудном кармашке,  -- ничто  его,
казалось, не трогало.
     Среди других Маргит заметила и Таавета Томсона, с которым познакомилась
в больнице,  у постели Андреа-са. В лицо она знала его давно и слышала о нем
всякое. Покрои его ладно сидевших костюмов, а также галстуки говорили о том,
что  он  не отстает  от времени.  Томсон  пришел  не  один, с ним была очень
молодая спутница,  поистине  молодая,  а не  такая,  которая только выглядит
молодо. Ее можно было с полным правом  назвать девушкой, потому что ей  было
не более двадцати; девушка явно чувствовала себя неловко, -- видимо, впервые
попала в такое общество.
     Маргит  в последние дни собрала о Томсоне кое-какую информацию и знала,
что заместитель министра разошелся и со второй женой. Первую при  переезде в
столицу Томсон оставил в Мярьямаа; говорят, это была прелестнейшая  женщина,
милая, образованная, отличная хозяйка, по профессии учительница, которую все
уважали. "Школяры  для нее были важнее  меня, а я ' в семейной жизни человек
старомодный, важнее  всех  для  моей  жены  должен быть я".  Так  сам Томсон
обосновывает  причину  своего развода.  На  второй жене, которая была  вдвое
моложе  его, Томсон  женился  в  Таллине.  Он-де  не может  прожить  с одной
женщиной более  пяти-шести  лет, не выносит  прохладных  чувств,  работающие
женщины быстро утрачивают свежесть. И об этом Маргит  узнала у своей бывшей,
работавшей в  министерстве  у Томсона сокурсницы,  которая  сама  флиртовала
вовсю, но под венцом пока не побывала.
     Время  от  времени  Томсон  представлял  свою спутницу  другим  гостям,
лысоголовые особы  низко  склонялись  перед  девушкой  и  хорохорились,  как
петухи.
     В вестибюле  возникло оживление, Маргит  поняла,  что  прибыли  хозяева
банкета.  Голова  руководителя   делегации  возвышалась  над  всеми.  Маргит
предупредили,  что после  приема поедут в  баню --  финская баня становилась
гвоздем  программы  для  приезжих.   Маргит  тоже  пригласили,  --  дескать,
руководитель делегации очень ценит ее  знания. "Я не  уверена, смогу ли", --
ответила она начальнику главка, хотя знала, что поедет обязательно И,  придя
на банкет, уже полностью была готова к этой поездке.
     Mapгит  подождала,   пока  прибывшие   разденутся,  и  подошла  к  ним.
Руководитель делегации уже издали приветствовал ее.
     -- Вы обязательно должны поехать, -- шепнул ей на ухо начальник главка,
--  сделайте приятное руководству. -- A propos,  -- начальник  главка сделал
многозначительную паузу и  добавил:  -- A propos, он  прямо  не надышится на
вас. И еще: для служебного пользования -- он вдовец.
     Начальнику  главка  явно  понравилась  его  собственная  шутка.  Маргит
подумала,  что Рамбак  хороший специалист и  организатор,  но, к  сожалению,
пошляк.
     Вошли  в  зал. Руководитель делегации  сказал  Маргит, что был бы очень
рад,  если  бы  товарищ Воореканд  уделила  немного внимания  его  обществу.
Министр  пригласил  всех садиться  за  длинный  стол, уставленный закусками,
бутылками, тарелками  и  рюмками. У  противоположной стены  находился второй
обильно уставленный стол.
     Руководитель делегации попросил, как водится у коллег, --  ведь и он по
образованию инженер, специальность у них, правда, не совсем одна и та же, он
изучал  машиностроение, --  называть себя  Самедом, ибо  Ахад Самед Али оглы
может даже у владеющих многими другими языками эстонцев сломать язык. Маргит
не оставалось ничего другого, как позволить и себя называть по имени.
     Самед спросил, что ей  предложить, вина или водки,  -- коньяка на столе
еще не было. Маргит  предпочла  сухое вино.  Самед налил себе водки, сказал,
что в Азербайджане главным образом пьют вино, --  влияние мусульманской веры
в быту еще чувствуется --  мусульмане,  те вообще не пьют, он же употребляет
всюду, где ему  доводится быть,  местные  напитки,  к тому  же  у "Ви-руской
белой"  нет никакого привкуса. Закусил  Самед кусочком  угря,  Маргит  взяла
дольку апельсина. Позднее, когда  Ахад Самед  Али оглы  говорил с министром,
она быстренько съела две тарталетки -- с икрой н салатом.
     Приветственная  речь  немного  задерживалась  --   что-то  случилось  с
микрофоном.
     --  Виктор  Петрович и  Август Карлович не  пришли, --  услышала Маргит
чей-то  шепот.  --  Старик  надеялся,  что  придут,  сам  звонил  им,  хотел
похвастаться перед гостями.
     Маргит   подумала,   что  привычка   величать  высокое  начальство   по
имени-отчеству распространяется все шире, ей это не нравилось.
     И на  этот раз довольно еще  молодой, энергичный и  остроумный министр,
которого даже завистливые языки называли за глаза "Стариком",  сумел вызвать
своей речью  оживление  и смех. Во  всяком случае, Маргит речь  понравилась.
Опять услышала  она шепоток: "Старик всегда  варьирует один и тот же  мотив.
Между  прочим,  знаете  ли  вы,  что  он  дал секретарше  задание  собирать,
анекдоты, чтобы приправлять ими свои речи?" Маргит вспомнились слова Томсона
о дворе.
     Самед  повел  разговор  о  комбинате,  который  они  посетили  с  утра.
Заинтересовался производительностью новых ткацких  станков,  они  поговорили
некоторое время о научной организации труда, и оба сошлись во мнении, что об
этом больше говорится, чем делается, что нельзя  превращать  принцип научной
организации труда в громкую фразу. Руководитель делегации не  пытался за ней
ухаживать  и  не  приглашал  танцевать.  Не танцевал  Самед и  с другими, --
видимо, он и не знал здешних танцев.
     Министр   извинился  и   увел  его   на  чуток,  чтобы  познакомить   с
представителями из Нарвы и Тарту. Там завязалась оживленная беседа.
     Маргит вдруг  почувствовала себя одинокой. Не потому, что  увели соседа
по  столу, нет. Еще  в  разговоре с ним настроение ее  упало, и  она даже не
могла  понять,  в чем дело.  После  того  как Самеда увели, несколько мужчин
приглашали  ее  потанцевать. Танцевать Маргит любила. Но  и  это не  подняло
настроения. Она разрешила налить себе  вместо вина  водки, осушила  рюмку  и
поняла,  что  ей недостает Андреаса. Он  нравился ей, это верно, но то,  что
здесь, на банкете, она ловит себя на том, что  думает о нем, было неожиданно
и для самой Маргит. Или Андреас значит для  нее куда больше,  чем она до сих
пор считала?
     Когда  она пригласила Андреаса к себе  на кофе,  у нее  не было никакой
задней мысли. После  напряженного собрания, просмотра интересного  спектакля
или  кино, а также после увлекательного  чтения или какого-нибудь серьезного
обсуждения сон  никак  не  шел. Раньше она  терзала  сестру,  заставляла  ее
слушать  себя, иногда  до  самой  зари.  Сестра  купила  себе  кооперативную
квартиру.  Маргит дала ей взаймы половину  своих  сбережений,  и  навряд  ли
сестра  когда-нибудь  сможет  полностью  вернуть  эту  сумму.  Кооперативная
квартира  съедает  деньги  и  после  уплаты  всех  взносов.  Хоть  сестра  и
жаловалась, что владелец кооперативной  квартиры никакой вовсе  не владелец,
просто  вносит двойную или тройную  квартплату и  облегчает местным  органам
положение с жильем, но тем не менее была счастлива, когда  перебралась туда.
Видно,  Маргит  замучила  ее своей  бессонницей,  а  может,  сестра  боялась
остаться старой  девой, потому что она,  Маргит, не  терпела пьянок, которые
сопутствовали  мужской компании  сестрички. Один из ее поклонников,  заметив
недовольство Маргит, которого  она, очевидно,  не  смогла  скрыть,  привел в
следующий  раз с собой друга.  Это был  высокий, сутулый мужчина, в  прошлом
известный легкоатлет, явно на несколько  лет  моложе ее. Он  нещадно хлестал
коньяк и пошел  на кухню,  чтобы помочь Маргит, там без долгих слов обхватил
ее сзади, поцеловал в шею и стал своими лапищами мять ей груди. Она пыталась
обернуться, но он не дал этого сделать. Прижал ее грудью к  кухонному столу,
она еле  удержала салатницу,  чтобы  та  не  опрокинулась. Внимание  на  миг
сосредоточилось  на полуопорожненных блюдах  с  едой  и куче  использованных
тарелок. Маргит поняла  истинные намерения гостя лишь тогда, когда он крайне
от