Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
понимает. Она хотела
быть со мной, но только на публике. Чтобы использовать меня. А я сказал
ей, что меня интересует кое-кто другой.
- О... - потерянно вздохнула Меган.
"Кое-кто другой ? Что-то я и здесь упустила? Кто это? Я никого
никогда не видела рядом с ним. Он ведь не про Мэри говорит? Конечно, она
намного старше его..."
- Я ей сказал, что интересуюсь тобой, - объяснил Зак.
Меган тихо, словно застыв, сидела на пне, пытаясь не дышать.
- Но ты же ненавидишь меня. Ты всегда так груб со мной. Я тебе н-не
нравлюсь, - заикаясь, проговорила она.
- Да, я бы предпочел ту, какой ты была раньше. Правда. Но я думал,
что все это ты проделываешь с собой ради Дэвида.
- Да нет, я просто надеялась привлечь хоть чье-то внимание, -
пробормотала Меган.
Зак улыбнулся. Глаза его были полны желания. Меган почувствовала, как
напряглись ее соски.
Мне плевать, если это случится сейчас, когда мы с ним одни в
джунглях. Мне все равно, даже если он лжет, подумала Меган. Я хочу его.
И я его получу.
Волна страсти накатила на Меган, кровь забурлила.
- А я всегда думал только о тебе.
- Я боялась тебя, - призналась Меган.
Он кивнул. Темные волосы каскадом упали ему на плечи.
- А я боялся тебя. Ты такая умная, образованная, а я никогда не
учился в старших классах.
Она встала и осторожно подошла к шалашу.
- Давай сделаем вот так.
Зак поддержал ее, когда она отпустила костыли, и обнял за талию. А
потом осторожно положил на землю.
- Ты один из самых умных мужчин, которых я когда-либо встречала, -
сказала Меган. Ее карие глаза замерли на его лице. Она чувствовала тепло
его тела, тугого, упругого. Голая кожа Зака касалась лица Меган, и она с
трудом сдерживала сильнейшее желание прижаться к нему губами.
Не надо спешить. - Ты, должно быть, сумасшедший, если не понимаешь,
что был пророком нашего поколения? Как ты думаешь, почему мы так на тебя
реагировали?
- Дело в стихах, - сказал он, садясь рядом с ней.
- Да? А кто написал эти стихи, Зак? И кто написал все песни? Ты
написал! Ты говорил то, во что мы верили. Говорил за нас. И этим стоит
гордиться, Зак. Твои стихи и музыка такие потрясающие, что тысячи ребят
готовы на все ради тебя. И ты замечательный актер. Тебе совсем не нужна
бумажка - подтверждение твоего ума. В глубине души, Зак, ты сам все
прекрасно понимаешь. - Она помолчала. - А почему ты распустил группу?
- Ты действительно хочешь знать?
Меган кивнула.
Зак устроился рядом и прижался к ней всем телом. Меган показалось,
что ее коснулся оголенный провод.
Зак на секунду закрыл глаза.
- Обычно все стихи писал я. Но в последнее Рождество Нэйт пришел ко
мне и выложил две песни. Он их написал сам. У нас был перерыв между
гастролями. Я отказался их петь. Он захотел обсудить это с другими
парнями. Я заартачился и заявил, что все равно буду сам писать все
песни. - Зак ударил рукой по колену. - "Дарк энджел" - мой ребенок,
Меган. Мое творение, с самого начала, с того момента, как ушел наш
первый гитарист и Нэйт присоединился к. нам. Может, я испугался. Не
знаю.
- Ну и что дальше? - тихо спросила Меган.
- Мы поругались. - Он пожал плечами. - Много дерьма вывалили друг на
друга. А потом Иоланда Хенри, наш менеджер, приняла сторону Нэйта. Она
сказала, что песни - очень хорошие. И что их надо взять. Мне стало
ужасно обидно, и я впал в неистовство. Уволил Иоланду и распустил
группу. А через несколько дней возник Дэвид и принялся лить масло на мое
раненое эго и нажимать на правильные кнопки. Он спросил, не хочу ли я
попытать себя в актерской игре. Это показалось заманчивым - такой шанс
утереть парням нос - мол, с моим талантом я прекрасно обойдусь без "Дарк
энджэл". Вот как все вышло. В общем, хорошего мало.
- Но ты на самом деде думаешь, что его: песни изменили бы имидж
группы?
- Знаешь, мне бы хотелось сейчас сказать "да". Что я действовал
честно. Но извини, не могу. Я был не прав. - Мэйсон посмотрел на Меган.
- Нэйт принес замечательные песни, действительно очень хорошие. А меня
охватила ревность. Я защищался... Я-то считал себя справедливым парнем,
а когда дошло до дела, оказался таким же, как все, с раздутым
самомнением. Иоланда - честный человек.
Поэтому я уволил ее.
Он умолк.
- Не мучай себя, Зак.
- Да не могу. Я распустил свою группу без причины.
Меган усмехнулась:
- Ну и что? Когда мы выберемся отсюда, ты уволишь Дэвида. Позовешь
Нэйта Сьютера, извинишься, соберешь группу. Вернешь Иоланду Хенри.
Извинишься и перед ней.
Думаю, так будет лучше всего. А я стану надувать щеки, как
ответственная за возрождение "Дарк энджэл". Я буду самой крутой и
популярной после Кортни Лав.
- Как все просто, да?
- Да, просто. А что тебя останавливает?
- Ты серьезно? - спросил Зак, поворачиваясь к ней.
Серые глаза пристально смотрели в глубину ее карих глаз.
Она почувствовала, как внизу живота все напряглось.
- Совершенно серьезно. А почему нет? Я уверена, им тоже неуютно, как
и тебе. - Ощущая собственный жар, она вынула тюбик с мазью от насекомых.
- Дай-ка я тебя обработаю. А то в сумерках нас съедят.
- Сними майку, - сказал Зак.
- Что?
- Снимай майку. - Он похлопал по влажной земле и потянулся к поясу,
чтобы развязать рваную рубашку. - Надо подстелить под себя что-нибудь
посолиднее, чтобы никто не выполз из-под листьев, когда мы заснем. А
твое средство спасет нас от летучих гадов.
Меган подчинилась, разложила на земле майку рядом с его рубашкой,
пытаясь вести себя естественно. Им просто надо выжить, уверяла она себя.
Она же раздевается у доктора. Ну и здесь то же самое. Ничего плохого он
не подумает.
- Боже, какая ты красивая! - тихо воскликнул Зак. Он потянулся и
провел пальцем по нежной сметанно-белой коже левой груди Меган.
Она почувствовала, как будто расплавленная лава потекла внутри ее от
одного прикосновения Зака. Соски напряглись от удовольствия, и они оба
увидели это, их распухшие бутоны выпирали под тонкими шоколадного цвета
кружевами лифчика. Словно загипнотизированная, Меган смотрела вниз. Зак
возбудился, и очертания мощной напрягшейся плоти натянули эластичную
кожу брюк. Меган почувствовала, как влага затопила ее, она задвигала
бедрами, словно от нетерпения, и застонала.
- Я хочу тебя, - хрипло сказал Зак.
Меган дотронулась до его груди и сказала:
- О да, Зак, пожалуйста. Сейчас же.
А потом его руки оказались у нее на груди, но на этот раз они были не
слишком нежными: тискали, хватали, пальцы крутили затвердевшие соски,
посылая через них чувственные токи всему телу. Меган наклонилась вперед
и дрожащими пальцами стала распутывать шнурки на его брюках, пробуя
приспустить их, чтобы вызволить страждущую плоть. Потом взяла ее в руки
и стала гладить, ласкать теплую кожу, пальцы ритмично сжимались и
разжимались...
Зак застонал от удовольствия и, отстранившись от нее, начал срывать с
себя одежду. Меган, у которой сердце бешено колотилось, в спешке чуть не
сорвала пуговицы со своих джинсов, а потом вдруг, расстроенная,
остановилась.
- В чем дело? - спросил Зак, заметив ее внезапное отчаяние.
Меган указала на поврежденную лодыжку невероятного цвета.
- Я не смогу снять джинсы. Мне не протащить их через ботинок, -
сказала она, чуть не плача и задыхаясь от разочарования.
Мэйсон взял ее голову обеими руками и поцеловал долгим поцелуем. Их
языки встретились, замерли, потом он прикусил ее нижнюю губу. Тело Меган
купалось в желании, она прижалась к нему, ее груди набухли от страсти, а
соски, ставшие твердыми и острыми, впивались ему в грудь.
- А тебе не надо их совсем снимать. И так достаточно, - сказал Зак,
улыбаясь.
Меган ахнула, когда его левая рука скользнула под нее, сжав за
затылок, а правая оказалась между ее ногами. Ладонь прижалась к
повлажневшим шелковым волоскам - сначала робко, потом все решительнее, -
отчего волны удовольствия накатывались на Меган. Она начала выгибаться
под ним, двигать бедрами, она даже пыталась уклониться от его ласки, но
он настиг ее. Неснятые джинсы, расстегнутые для него, приковали ее к
месту, стреножили ее, как молоденькую лошадку. Зак заглянул ей в глаза и
засмеялся низким смехом, полным удовольствия и желания.
- Нет, детка. У тебя нет выхода, - сказал он. А потом его два пальца
оказались внутри, они гладили нежно, как бы пробуя, насколько готова
Меган, а затем стали гладить ее очень интимно...
Меган вскрикнула, выгнулась под ним и забилась в экстазе.
- Это у нас пока разминка, - прошептал Зак Мэйсон и осторожно лег
сверху, стараясь не задеть больную ногу Меган.
Она вцепилась пальцами в его темную гриву, когда он наклонился к ней.
Его язык лизал ее соски; она снова застонала, чувствуя теплый прилив
между ногами, а потом задрожала. Он лизал грудь, пупок, крепко держа
Меган. И наконец - о Боже, это было совершенно невероятно! - он добрался
до интимного местечка, его губы приникли к нему, и Меган унеслась с этой
земли, из этих джунглей в другое измерение. Новые ощущения затопили ее,
а вселенная сжалась до тела Зака, до его губ и рук, до его горячего
дыхания.
Она вскрикивала от удовольствия, невыносимого и невероятного, она
думала, что вот-вот кончит, взорвется, но именно в этот момент Зак
отодвинулся и вошел в нее. Его плоть дрожала и пульсировала от жажды и
страсти. Он был внутри ее, он любил ее глубоко, медленно, ритмично,
удары становились все тверже и быстрее, он словно впивался в нее, она
уже не могла ни дышать, ни думать.
Невероятно, разве может секс быть таким? И тут он добрался до самых
ее глубин, куда еще не добирался никто, до какой-то тайной точки...
Меган услышала свой крик, доносившийся словно откуда-то издалека,
наслаждение затопило ее, голова пошла кругом, и весь мир раскололся на
части, кости растаяли, тело тоже... Сладостная дрожь прошла по всем
мышцам, по чреслам, икрам, спине, оргазм поднимался все выше, и Меган
охватил невероятный восторг. Она лежала в горячем поту, в крепких и
тесных объятиях любимого, глядя в волчьи глаза Зака.
Глава 33
Роксана Феликс была в осаде. В буквальном смысле слова. Репортеры
шныряли повсюду: они запрудили дорогу перед домом, они кружили на
вертолетах, пытаясь сделать снимки с воздуха. Скромная уединенная
кофейно-белая вилла в марокканском стиле была предметом их охоты, они
гонялись за добычей. Все отчаянно хотели фотографию, комментарий, а еще
лучше - хотя бы кусочек отснятых пленок. Высокая живая изгородь частного
владения шуршала от нарушителей, пытавшихся проникнуть сквозь нее.
За все возможные точки для обозрения на соседних высоких деревьях и
каменных выступах шла настоящая война.
Роксана не осмеливалась даже выйти в спальню или выглянуть из окна:
малейшее движение занавесей вызвало бы стрекот камер, щелканье затворов
и слепящие молнии фотовспышек. Роксана Феликс стала скандально
известной.
Падший ангел. Мадонна, оказавшаяся проституткой. Обожаемая
супермодель, любовь Америки, робкая, скромная героиня журналов с
миллионными тиражами оказалась проституткой-подростком и держательницей
борделя, Америка и весь мир жадно облизывались. Да кто откажется
насладиться таким блюдом? Ничего лучше, ничего интереснее не было после
истории с Майклом Джексоном. Марисса Мэтьюз первая выступила со своей
сенсацией, обнародовав неприятные детали, и нью-йоркское общество
познакомилось с ними в среду за завтраком А через несколько часов про
это напечатали все остальные, пуская слюни от зависти.
Были отданы приказы, и репортеры понеслись в Лондон, Париж, Мадрид,
Сидней. Предлагались огромные взятки любому, кто заговорит. Старые
клиенты, старые проститутки, старые школьные подруги - да любой! И вдруг
знакомые - а их оказалось невероятно много - потекли таким потоком, что
телевидение и газеты не могли справиться. Ее парикмахер. Ее нью-йоркский
шофер. Секретарша ее бухгалтера в агентстве "Юник". Каждую минуту все
новые репортеры подтягивались к вилле, запрятанной среди голливудских
холмов.
Роксана сидела на стуле, который притащила в ванную, обхватив голову
руками и слушая, как трезвонит телефон.
Она выбрала ванную, потому что это была единственная в доме комната
без окон. Только здесь ее никто не мог увидеть. Она не отключала телефон
и факс, чего от нее как раз ожидали, она не трусиха.
Итак, наконец это случилось, подумала Роксана. После стольких лет ее
все же достали. Они узнали почти все. И в итоге ее слава, ее успехи, ее
безопасность, обожание публики, ее крепость, больше похожая на замок,
которую она воздвигала одиннадцать лет, тщательно выстраивая дюйм за
дюймом, в течение считанных часов исчезли, испарились, как роса под
солнцем.
Демоны вернулись. За ней. Она знала, конечно, что такой день
когда-нибудь настанет.
Роксана сидела на стуле и раскачивалась, тихо напевая, словно
колыбельную младенцу.
***
- Мистер Голдман, я думаю, вам это следует посмотреть.
- Сейчас, Марсия, мне надо позвонить в Нью-Йорк.
Том Голдман не скрывал нетерпения. Одно к одному!
Сначала исчезли Зак и Меган, потом пришлось решать, как лучше
разделаться с Келлером, а стоило ему войти в кабинет, как он сразу
обнаружил целую кипу розовых телефонных посланий от членов правления.
Боже, подумал Том, опускаясь в черное кожаное кресло. Сукины дети, лучше
бы они на самом деле продали компанию. Но не сейчас.
Потому что когда о происшествии с Заком Мэйсоном станет известно,
репортеры набросятся на фильм, как голодные грифы, и акциям конец. Если
именно теперь эти канцелярские крысы займутся продажей, они обнаружат,
что "Артемис студиос" можно сбыть с рук за тридцать центов.
И, может, банку колы в придачу.
- Да, сэр, я знаю, - извиняющимся тоном настаивала секретарша. - Но
вам действительно следует это просмотреть, прежде чем станете звонить
кому-то.
Том взглянул на помощницу, прижимавшую к груди утренние газеты О
Боже.
- Что-нибудь насчет Зака Мэйсона, Марсия? Да, лучше посмотреть.
- Не совсем, мистер Голдман, - осторожно сказала она, протягивая
газеты.
Голдман почувствовал, как его нижняя челюсть отвисла от удивления.
"Нью-Йорк пост" поместила две фотографии Роксаны Феликс: улыбающаяся,
уверенная, с лицом, за которое "Джексон косметике" согласились заплатить
сорок миллионов долларов, и тонкая, как вафля, в мини-юбке, на
гвоздиках-каблучках и в блузке с блестками, привалившаяся к стене
парижского дома проститутка-подросток в совершенно откровенной позе.
Набранный жирным шрифтом заголовок кричал: "Модель-мадам!" И внизу,
курсивом:
"Сенсационная история Роксаны Феликс - от уличной проститутки до
супермодели! Как подросток-проститутка из борделя превратилась в
любимицу всей Америки?"
Боже! Голдман вынул "Нью-Йорк тайме": "Почем леди-проститутка?"
"Вашингтон пост": "Принцесса моды - французская проститутка".
"Лос-Анджелес гапмс": "Кто она, настоящая Роксана?"
- Это последние выпуски, сэр, - сказала Марсия и тихо добавила:
- То, что не вошло в предыдущие.
- И все это прошло по радио и телевидению?
- Да, сэр. Я думала, вы слышали по радио в машине Голдман покачал
головой. Сегодня утром он ехал в тишине, чтобы иметь возможность
спокойно обо всем подумать.
Это были мои последние спокойные мгновения, понял Том.
- Никаких звонков в течение десяти минут, Марсия, о'кей? Я должен
прочитать от начала до конца. Скажи всем, что я в пути, еду на работу.
Она кивнула. Вдруг Голдмана прошиб жуткий липкий страх.
Директора будут звонить. Директора правления забеспокоились...
- Погоди! Марсия! Дай мне Джоэля Стейнбреннера. Немедленно.
- О'кей.
Голдман повернулся в кресле, нервно забарабанил по столу красного
дерева. Стейнбреннер тут же возник на другом конце провода.
- Джоэль, это Том.
Судя по голосу, его брокер был на грани истерики:
- Голдман, где ты, черт побери? У меня нет доверенности, а тебя
нельзя отыскать. Я не могу ничего продать без твоих указаний! Ты
понимаешь?
Том закивал. Боль схватила виски. Телефон в машине.
Впервые за многие месяцы он его выключил.
Черт побери! Почему именно сегодня? Почему все это произошло именно
сегодня?!
- Да, я знаю. Какова обстановка?
- Акции идут вниз. Никто не может от них избавиться быстро. Я говорю
тебе, идет, черт побери, свободное падение.
- Сколько мы уже потеряли?
Стейнбреннер негодующе хмыкнул:
- Твои бумаги усохли на восемьдесят процентов, но они потянут еще
меньше, когда мне придется спустить все, что у меня на руках. Никто не
хочет с ними связываться.
Восемьдесят процентов. Слова брокера эхом отозвались в мозгу Тома
Голдмана, вызвав новую волну потрясения.
Восемьдесят процентов, а может, и больше потерял он в "Артемис".
Святый Боже, думал Том, мне конец.
- Что теперь? Говори же что-нибудь, Том! Черт тебя подери! -
Стейнбреннер вопил в трубку. - Дай мне указания, ради Бога! Давай хоть
что-то спасем!
- Нет, - сказал Голдман.
- Нет ? Ты о чем? Мы должны что-то делать. Прямо сейчас.
- Нет, Джоэль, ничего не продавай, - сказал Том. - У студии есть
проблемы, да. Но я не собираюсь во время кризиса продавать свои акции.
- Ты выжил из ума?! - заорал Стейнбреннер.
- Когда решишь, что акции достигли нижнего предела, покупай десять
тысяч единиц...
- Делать - что?
- Ты меня слышал. Ты ведь мой брокер, да?
- Да, но...
- Никаких "но", Джоэль. Выполняй мое указание, - сказал Том и повесил
трубку.
Он уставился на розовые полоски бумаги на столе. На каждой написано,
кто звонил. Конрад Майлз, Говард Тори и все остальные. Марсия нажала
кнопку.
- Мистер Голдман, могу ли я соединить вас с мистером Торном?
- Через минуту, Марсия, - сказал Том.
Странно, но он понимал: его мир взрывается на глазах.
Студия, личная судьба - все. Но никогда Том не чувствовал, что у него
такая ясная голова. Никогда в жизни. Джоэль Стейнбреннер и все остальные
могут подумать, что он спятил. Но Том Голдман отвечает за эту студию, и
он намерен эту ответственность нести до самого конца.
- Я всем позвоню через минуту. Обязательно. Но сейчас я хочу, чтобы
ты меня соединила с "Меридиан-отелем" на Сейшелах. Мне надо поговорить с
мисс Маршалл.
Изабель Кендрик сидела в своей гостиной в мягком кресле, белом, как
устрица, собранная, спокойная, и смотрела на мужа. На маленьком дорогом
столике лежали последние выпуски сегодняшних газет, сложенные аккуратной
стопкой. Рядом с ними стоял недопитый кофе с корицей в чашке голубого
севрского фарфора, ее обычный утренний кофе.
Она не завтракала последние десять лет, и это утро ничем не
отличалось от других. Может, оно даже чуть более радостное. Изабель
Кендрик выглядела собранной и аккуратной, как всегда. На ней был
элегантный костюм цвета кофе с молоком, волосы красиво уложены, ожерелье
из круглых жемчужин обвивало слегка увядшую шею. Совершенно невозмутимо
она смотрела на мужа, который ходил по комнате, нервно проводя рукой по
волосам. Черные глаза сверкали от ярости и боли.
- Ты же никогда ничего не говорила. Ты никогда меня ни о чем не
спрашивала, - сказал он, глядя на нее. - Как ты могла такое совершить,
Изабель? Почему ты это сделала? Ты понимаешь, какое ты чудовище?
- Не устраивай сцен, Сэмюэл. - Голос жены был холоден как ле