восемью  я  не  совершенствовалась  в
ораторском искусстве.
   Двадцать семь, двадцать  восемь,  двадцать  девять...  Номера  этажей
бесшумно проплывали перед глазами. В любую секунду  лифт  остановится  и
выпустит их. Внезапно Голдман протянул руку и нажал кнопку "Стоп".
   - Элеонор, посмотри на меня.
   Она удивленно подчинилась. Том глядел  на  нее;  его  глаза,  чернота
которых подчеркивалась черным костюмом с  Сэвил-роу,  смотрели  нежно  и
по-доброму.
   - Ты помнишь, когда мы впервые встретились?
   - Конечно, - кивнула она, удивляясь, почему он об этом заговорил. - В
коридоре, возле столовой. Я бежала, наткнулась на тебя, и ты  пролил  на
себя кофе.
   Он кивнул.
   - Ты сказала мне "сэр",  извиняясь  Но  с  тех  пор  ты  ни  разу  не
выказывала мне такого уважения Элеонор вспомнила до  мелочей  ту  сцену,
как  Том  и  предполагал.  Она  работала  в  "Артемис"  первую   неделю.
Долговязая нервная девица, только  что  из  колледжа,  которая  отчаянно
мечтала утвердиться в этом мужском мире  бизнеса  А  тридцатилетний  Том
Голдман, у которого тогда было гораздо больше волос и меньше стиля,  был
уже человеком номер два в отделе продаж Она пришла в ужас от  того,  что
он облился из-за нее кофе, и побелела от страха.
   Он рассмеялся и пригласил на ленч. Решил, что она  довольно  мила.  К
концу ленча Том увидел в ней полезного в будущем  помощника.  У  Элеонор
Маршалл есть идеи. Она интеллигентная, энергичная Том  Голдман  стал  ее
наставником и другом почти сразу.
   - Мы были такими детьми, - покачала головой Элеонор.
   - Были. - Он наклонился к ней. - А теперь вспомни, как мы летели сюда
сегодня. Вспомни свой последний звонок Майку Овитцу. И как  Сэм  Кендрик
сидел перед тобой, умоляя дать  зеленый  свет  картине  Фреда  Флореску.
Теперь мы не дети, Элеонор. Мы замечательно поработали.  Люди  отставали
от нас в пути, уходили в сторону, тормозили, а  мы  продолжали  идти.  И
теперь мы руководим всей этой чертовой студией. Не забывай.
   Он отпустил кнопку, и лифт двинулся вверх.
   - Когда я с тобой познакомился, Элеонор Маршалл, ты была девочкой  из
колледжа, в джинсах.
   Металлические двери с шипением открылись, и Том вышел за ней, вступая
в штаб-квартиру студии. Она почувствовала его  руку  на  своем  плече  -
Сегодня ты президент "Артемис".
   Она энергично заморгала, не позволяя навернувшимся  на  глаза  слезам
пролиться, и посмотрела на Тома Голдмана.
   - Мы слишком далеко зашли, чтобы теперь сдаваться, - пояснил  Том.  -
Иди, Элеонор, ты убьешь их всех.
   - Мистер Голдман? Мисс Маршалл?
   Секретарша средних лет, англичанка в твидовом  костюме,  шла  к  ним,
бесшумно ступая по ковру коридора.
   - Пройдемте, пожалуйста, сюда. Правление готово с вами встретиться.
   Они пошли за ней вдоль стен цвета бисквита, на которых висели  весьма
сдержанные работы импрессионистов, к  большим  двойным  дверям  в  самом
конце коридора. Открыв дверь, женщина вежливо впустила их в комнату  для
заседаний правления "Артемис".
   Элеонор  окинула  взглядом  представшую  перед  ней  сцену.   Длинный
прямоугольный стол, отполированный так гладко, что в нем отражалось  все
как в зеркале. Серьезные лица семерых мужчин  средних  лет,  сидящих  за
столом  Говард  Тори  -  единственный  директор,   с   которым   Элеонор
встречалась  наяву  Но  она  узнала  всех  остальных  по  фотографиям  в
ежегодном отчете. Гарри Трастер, Кеннет Рич, Кит Вилсон,  Конрад  Майлз,
Мартин Бернбаум.
   Все серьезные люди с Уолл-стрит.
   Все интересовались только акциями.
   Ей вдруг подумалось:  а  присутствовала  ли  когда-нибудь  хоть  одна
женщина на правлении?
   - Том, Элеонор, рад видеть вас, - великодушно произнес Говард Торн.
   "Что за отвратительный тип?" - подумала Элеонор, мило улыбаясь ему.
   - Я знаю, у  вас  готов  доклад.  Поэтому  почему  бы  нам  сразу  не
приступить к делу? - Он показал на пустой стул во главе стола. - Ну, кто
первый?
   Элеонор  еще  раз  оглядела  комнату.  Фарфоровый  кофейный   сервиз.
Потрясающий вид на центр Манхэттена сверху.
   Город лежал внизу, словно сверкающая панорама. И группа  финансистов,
совершенно не интересующаяся тем, что она собирается сказать.  На  самом
деле они ждут реальных цифр, которые им преподнесет Том.
   - Я начну. - Ее голос звучал ясно и уверенно Она прошла к  указанному
месту, открыла щелчком портфель и не  спеша  разложила  материалы  перед
собой. Потом обратила лицо к миллионнодолларовой  аудитории,  к  семерым
мужчинам. Они обладали властью подвести  черту  под  ее  карьерой  одним
росчерком пера, они могли продать ее студию японцам.
   - Джентльмены, - легким тоном  сказала  она,  -  меня  зовут  Элеонор
Маршалл, я являюсь президентом "Артемис студиос".
 
Глава 20 
 
   В вестибюль "Виктрикс" они ввалились вместе, спотыкаясь и хохоча, как
подростки. Голдман все еще  улыбался  ей,  когда  они  регистрировались,
чувствуя огромное облегчение после одержанной столь большой победы.
   Все  прошло   прекрасно.   Цифры   Тома   были   тщательно   изучены,
проанализированы правлением,  и  оно  сочло  их  впечатляющими.  А  речь
Элеонор произвела фурор. Голдман  видел  удивленные,  внимательные  лица
степенных мужчин, когда она говорила  им  о  сути  кинобизнеса,  которую
трудно определить словами, о том, как трудно подсчитать,  как  и  в  чем
вернутся затраты. Плавно и сдержанно жестикулируя,  понятными  терминами
она объяснила им, что если  Мартин  Веббер  не  произвел  ничего,  кроме
обманутых надежд, то это не значит, что и она на этом  посту  собирается
следовать его примеру.
   Наконец Элеонор перешла к фильму "Увидеть свет", доводя до  них  свою
точку зрения с такой  страстной  горячностью,  что  даже  банкиры  вроде
Конрада Майлза и Гарри Трастера начали понимать суть проекта и  то,  как
много денег он может им принести. Говард Тори хорошо отозвался о Роксане
Феликс. Ну что ж, Голдман ничего другого  и  не  ожидал.  Вдруг  у  него
возникла мысль - не спит ли Роксана с этим толстым  идиотом?  Но  решил,
что нет. Она  супермодель,  стоящая  сорок  миллионов  долларов,  и,  уж
конечно, ей недостойно трахаться с Говардом Торном ради роли.  Торн  мог
гарантировать только одно: чтобы на студии посмотрели  ее  пробы,  -  но
никак не утверждение на роль. "Увидеть свет" по сравнению с тем, что эта
женщина заработала как супермодель, мало что принесет. Так  что  ей  нет
смысла одаривать этого борова своими милостями  Убедительным  доводом  в
пользу  фильма  послужила  видеокассета,  которую  Элеонор   вынула   из
портфеля, попросив принести телевизор. Она  показала  им  пробы  Зака  и
Роксаны, не  забыв  подчеркнуть,  сколь  огромный  резонанс  в  обществе
получили слухи об их связи.
   Мужчины улыбались, но Том видел, что они слабо вникали  в  ее  слова.
Все были заняты тем, что пытались справиться с собственным возбуждением.
К концу пятиминутной прокрутки кассеты Элеонор  Маршалл  заставила  этих
парней есть из ее наманикюренных пальчиков. Все  как  один  стали  ярыми
сторонниками фильма "Увидеть свет".
   Голдман пока не ушел из опасной зоны. Он  это  понимал  Японцы  будут
продолжать кружить над студией, но по крайней  мере  Элеонор  сумела  их
убедить, что продать "Артемис" сейчас будет  ошибкой.  Что  новый  фильм
может поднять цену акций,  помочь  выручить  за  компанию  больше.  Если
вообще возникнет нужда продавать. Это не спасение, но отсрочка.
   Или передышка. Незначительная по времени. В данный момент  это  самое
большее, на что он мог надеяться.
   -  Вот,   сэр,   президентские   апартаменты   и   императорские.   -
Администратор подала им ключи. - Вам нужен лакей, чтобы отнести вещи?
   Голдман подхватил свою легкую сумку и покачал головой.
   Затем взял маленький аккуратный чемоданчик Элеонор.
   - Нет, спасибо, мы сами справимся.
   - Ты теперь мой носильщик? - поинтересовалась Элеонор.
   Голдман склонил голову:
   - После того представления, которое ты сегодня  выдала,  я  готов  на
все, мадам.
   - Не искушай меня, - поддразнила Элеонор, направляясь к лифту.
   Лифт с легким шипением проехал все этажи гладко, как по шелку.
   - На этот раз ты  не  собираешься  нажимать  на  "стоп"?  -  спросила
Элеонор у Тома.
   Она  флиртовала  с  ним,  голова  кружилась  от  одержанной   победы.
Облегчение  от  сделанного,  от  того,  что  они  выдержали   с   честью
сегодняшний день, было слишком  сильным.  Она  готова  была  вести  себя
безрассудно. Если они немножко развлекутся, ничего страшного. Во  всяком
случае, сюда, в Нью-Йорк, уши-локаторы Изабель Кендрик не дотянутся...
   - Можешь теперь смеяться...
   - Спасибо, - улыбнулась Элеонор.
   - ..но тебе нужен был тот разговор.  И  я  оставляю  за  собой  право
остановить лифт, когда захочу...
   - О'кей, тренер.  Ладно.  А  как  вышло,  что  у  меня  всего-навсего
президентские апартаменты, а у тебя императорские? Название твоих звучит
солиднее...
   - Возраст и красота, - весело заявил Голдман. - Вот причины. А  потом
- я здесь император. Заруби себе на носу.
   - Может, нам пора заиметь императрицу? - спросила Элеонор. - А я могу
заменить тебе Джейка Келлера.
   Они оказались  на  территории  пентхауза.  Апартаменты  располагались
рядом. Голдман открыл дверь номера Элеонор.
   - Ты только посмотри на это, - потрясенно пробормотала она.
   Обстановка была выдержана в стиле эпохи Регентства.
   В белом и золотом. Высокий ворс светлого ковра с нежным  рисунком  из
золотых листьев шевелился от чуть заметного  ветерка.  Этот  же  рисунок
повторялся на стенах  и  на  бордюре  под  потолком.  Длинные  бархатные
портьеры цвета отполированной до блеска бронзы свисали с окон двенадцати
футов высотой, из которых открывался превосходный вид на город. На белом
мраморном кофейном столике с  золотыми  украшениями  стояла  хрустальная
ваза  с  лилиями  необычайной  белизны,  с  тычинками  в  густой  желтой
цветочной пыльце. Все это очень гармонировало с общей цветовой гаммой. В
ванной комнате, такой же большой, как спальня, в центре стояла  огромная
джакузи. Рядом располагалась японская ванна, вделанная в пол.  Но  самое
шикарное - третья  комната:  точное  повторение  английской  библиотеки,
украшенной головой оленя, с томами книг в кожаных переплетах  и  креслом
темно-зеленой кожи.
   - Боже! - заметил Голдман. - Хочешь поменяться?
   Элеонор рассмеялась:
   - Ты же еще не видел свои апартаменты.  Слушай,  почему  бы  тебе  не
пойти и не  переодеться?  Мне  тоже  надо  освежиться.  А  потом  сходим
куда-нибудь и вместе выпьем чаю.
   - Ты что имеешь в виду? Какой-нибудь маленький английский  сандвич  и
пшеничную лепешку со сметаной?
   - Совершенно верно, - сказала Элеонор.
   - И ты собираешься принять душ? - поинтересовался Голдман. - А я могу
понаблюдать?
   Она весело рассмеялась и почувствовала жадный взгляд  Тома  на  своем
затылке. Прекрати, Элеонор, твердо сказала она себе.
   - Для тебя - ничего интересного.
   Том вышел из-за спины Элеонор и уставился на нее.
   Черные глаза впитывали буквально все  -  от  пепельно-светлых  волос,
аккуратно причесанных, легких  холмиков  грудей,  едва  выступающих  под
пиджаком, до мягких изгибов  икр  над  лодочками,  которые  подчеркивали
изящность  щиколоток.  Элеонор  красивая,  чувственная,  ему   нравилось
смотреть на нее. Он не спешил, она ощущала его взгляд, ласкающий кожу. И
вдруг она заметила чувственность в его глазах - он раздевал ее взглядом,
желая увидеть обнаженной.
   - Я почему-то сомневаюсь в этом, - тихо проговорил Том.
   Он увидел, как она  густо  покраснела,  и  у  него  в  животе  что-то
шевельнулось. Он сам не знал, почему так медленно ее оглядывает, но  ему
нравилось. Было приятно; ему казалось, она понимает его мысли.
   Последовала длинная пауза.
   - Так я зайду за тобой через двадцать минут, - большим  усилием  воли
заставила себя сказать Элеонор.
   - О'кей, - ответил Том Голдман и вышел.
 
*** 
 
   Изабель Кендрик сама не наносила визитов. Обычно приходили к  ней,  а
чаще всего она назначала встречу в известных ресторанах города. В  конце
концов, какой смысл слыть львицей в обществе и не блистать в нем? Но  на
этот раз она припарковала свой "бентли" перед воротами имения  Голдманов
в Беверли-Хиллз, и у нее даже не было времени позлорадствовать,  что  ее
сады красивее садов Джордан.
   Утром молодая женщина позвонила, и это  было  серьезно.  Чрезвычайно.
Настолько серьезно, что  Изабель  решила  не  обсуждать  этот  вопрос  в
окружении толпы. У нее  нет  никакого  желания  иметь  свидетелей  их  с
Джордан разговора. И однако, когда Изабель вышла из машины и поспешила к
крыльцу, украшенному колоннами, одетая в безупречно строгое платье цвета
морской волны и туфли на высоких каблуках, сердце ее билось быстро и она
испытывала необычное возбуждение.
   Горничная в форменном платье открыла дверь.
   - Входите, пожалуйста,  миссис  Кендрик,  -  сказала  она,  -  миссис
Голдман ждет вас в гостиной..
   Изабель коротко поблагодарила и пошла прямо в гостиную.
   Как она и ожидала, Джордан Кэбот Голдман была разодета и  сегодня.  В
брючном костюме от Валентине, она сидела в трагической позе у  камина  и
плакала в кружевной платочек.
   - Изабель, спасибо, что вы пришли, - прорыдала она.
   - Дорогая, в ту же  секунду,  как  повесила  трубку,  я  бросилась  к
машине, - сказала Изабель, пытаясь изобразить сочувствие.
   На  время  надо  забыть  о  вечеринках.  Сейчас  ей   предоставляется
возможность сплести настоящую интригу. Если она преуспеет, то не  только
нанесет удар Элеонор Маршалл, но и сильно обяжет  Джордан  Голдман.  Эта
женщина станет ее вечной должницей. Тогда Изабель сможет  контролировать
не только  лос-анджелесский  высший  свет,  но  и  оказаться  у  истоков
пикантных новостей недели, с которыми связаны люди, сплотившиеся  вокруг
Джордан. И та никогда не решится угрожать ее положению.
   Потому что Джордан будет ей обязана. И очень многим.
   - Он взял ее с собой в Нью-Йорк, - рыдала Джордан. - И даже не сказал
мне. - Голос ее звучал как у маленькой девочки. - Я  узнала  про  это  у
Джоан.
   Итак, это его помощница. Изабель соображала быстро.
   Тот факт, что Элеонор  поехала  с  Томом  в  Нью-Йорк,  сам  по  себе
совершенно ничего не  значит.  Рабочая  поездка.  В  конце  концов,  она
президент  студии,  подумала  Изабель  с  привычной  смесью  зависти   и
презрения. Нет, важно другое; Том  пытался  скрыть  это  от  Джордан.  А
Джордан уже знала, что существует угроза ее положению. Знала,  поскольку
Изабель на том приеме рассказала ей кое-что. И она, по  совету  Изабель,
устроила сцену ревности и потребовала  от  Тома  прекратить  общаться  с
Элеонор. Он все отрицал, но, по сведениям шпионов Изабель в "Артемис", в
последнее время держался с Элеонор очень официально.
   Очевидно, этот период закончился. А значит,  браку  Джордан  угрожает
опасность, если она ничего не предпримет.
   Том скрыл, что едет в командировку вместе с Элеонор, от  своей  жены.
Самый опасный сигнал. Изабель  почувствовала  облегчение  -  эта  глупая
потаскушка сообразила и позвонила ей. Рассказала.
   - Я знаю, дорогая, - спокойно, но твердо начала она, - и  ты  знаешь,
что сейчас надо делать. Разве не так?
   - Кто знает, сколько на это уйдет времени? - рыдала Джордан.
   - Иногда нам приходится потерпеть,  Джордан,  -  авторитетно  заявила
Изабель, - иногда следует проявить активность. А теперь  я  скажу  тебе,
что делать. И не спорь.
   - Но это испортит весь мой вид, - плакала Джордан.
   - Нет, если ты будешь разумной, - возразила Изабель.  -  В  противном
случае, дорогая,  у  тебя  вообще  может  не  оказаться  выбора.  -  Она
пересекла комнату, подошла к камину и ласково похлопала свою протеже  по
плечу. - Ты должна это сделать,  Джордан.  Немедленно.  Поверь.  Другого
способа нет.
 
*** 
 
   Том и Элеонор вернулись в отель около одиннадцати.
   Они выпили чаю, прогулялись, а потом пошли в кино.
   - Ты смеешься?  -  удивленно  спросила  Элеонор,  когда  Том  ей  это
предложил.
   - Нет, - ухмыльнулся он. - А ты разве не хочешь?
   Интересно узнать, когда ты в последний раз платила за  билет  в  кино
или театр?
   - О, наверное, где-то в семьдесят восьмом, - предположила Элеонор.
   - Вот то-то и оно. Поэтому пойдем. Проведем маркетинг,  а  вернувшись
домой, предъявим билеты в бухгалтерию, как документ о деловых расходах.
   - Мне всегда особенно нравилось, как  начинается  фильм.  -  Элеонор,
подражая голосу за кадром, произнесла:
   - ""Парамаунт пикчерз" представляет"...
   - Точно. Так что пошли.
   Они завернули в маленький кинотеатр в стороне  от  Бродвея,  где  шел
повторный показ фильма "Потрясенная  и  смущенная",  прихватив  с  собой
пакеты с кукурузой и два больших стакана кока-колы.
 
*** 
 
   - Замечательное было кино, -  похвалил  Голдман,  когда  они  наконец
вернулись к себе  и  вошли  в  вестибюль  отеля  "Виктрикс",  отделанный
голубым  мрамором.  -  Хотя  мне   показалось,   ты   получила   большее
удовольствие, чем я.
   Элеонор пожала плечами:
   - Ну что я могу сказать? В семьдесят четвертом мне было  шестнадцать,
и я всем этим жила.
   Том взглянул на нее.
   - Так ты и травку курила?
   - А кто не курил?
   Голдман покачал головой и засмеялся:
   - Трудно представить. Элеонор Маршалл - и сигарета с марихуаной.
   Элеонор, как бы защищаясь, снова пожала плечами:
   - Я же не родилась такой, как сейчас.
   - Хочешь выпить на ночь?  -  спросил  Голдман,  и  она  с  удивлением
услышала свой ответ:
   - Да.
   Вообще-то она не хотела пить с ним - просто не  прочь  была  продлить
удовольствие от проведенного с Томом Голдманом дня. Они болтали обо всем
и ни о чем, смеялись, резвились как дети - и так вдруг взять и выключить
свет радостного дня, расстаться, пожелав спокойной ночи друг другу, было
невозможно. Они уже очень давно не общались так, как сегодня. Может, лет
пять или шесть. Взбираться на верх служебной лестницы трудно  и  опасно,
отвлекаться ни на что нельзя. - Только вперед и выше.
   Они молча вошли в апартаменты Тома, сильно походившие на  апартаменты
Элеонор. Здесь все было выдержано в  серебристых  и  бирюзовых  тонах  и
напоминало восточный гарем. Вместо библиотеки - маленький гимнастический
зал, а бар в гостиной битком набит напитками.
   - Что будешь пить? - спросил Голдман.
   Элеонор знала, какой ответ обычно хотел услышать Пол:
   "Минеральную воду" или "Деву Марию".
   - Бурбон, - сказала она. - "Дикая индейка", если у. тебя есть.
   Том насмешливо поднял бровь и вопросительно посмотрел на нее.
   "Боже, до чего же он красивый!" - подумала Элеонор.
   - А что, есть проблемы? - поддразнила она.
   Он рассмеялся:
   - Нет, мэм, я думаю, мне надо было привезти тебя в  Нью-Йорк  гораздо
раньше. Травка, выпивка - открывается совершенно новая  сторона  Элеонор
Маршалл.
   - С тех пор как мне исполнилось  двадцать,  я  не  пробовала  никакой
травки, - возразила Элеонор.
   Голдман смешал им обоим виски, и  они  уселись  рядышком  на  большой
синий диван.
   - За "Артемис", - произнесла тост Элеонор.
   - За нас, - поправил ее Том, - потому что мы работаем в этой студии и
сегодня сделали все для того, чтобы там оставаться.
   Она чокнулась с ним и выпила.
   - - А что ты имела в виду - ты родилась не такой, как сегодня? - тихо
спросил Том. - Скажи мне, какая ты сейчас?
   Элеонор откинулась на спинку дивана, ощущая тепло от алкоголя.
   - О, ты знаешь. Снежная Королева. Мраморное изваяние. Тебе  известно,
что про меня говорят.
   Том заглянул ей в глаза.
   - Я никогда о тебе не думал, как о Снежной Королеве.
   Элеонор  с  трудом  старалась  подавить  медленно  наползающую  волну
возбуждения. Это уж  слишком  -  сидеть  рядом  с  ним  вот  так,  после
проведенного вместе дня. Сидеть наедине. Она знала, это опасно, но  даже
не попыталась встать.
   - А почему ты захотела заниматься кино? - спросил То