ери! Он провел рукой по редеющим  волосам.
- Я искал тебя.
   - Ты же хотел мне что-то сказать, да? - спросила  Элеонор,  чувствуя,
как сильно начинает биться сердце. - Я думала, мы можем  прогуляться  по
саду и поговорить.
   Прочь с этого приема! Прочь от всех  этих  людей!  "Очень  хорошо,  -
подумал  Голдман.  -  Я  ведь  проворачивал  дела  в  десятки  миллионов
долларов. Я справлюсь и с этим".
   - Ну конечно. Пошли.
   И он стал спускаться  за  Элеонор  по  алебастровым  ступенькам  дома
Кендриков. На долю  секунды  в  голове  возникла  ироничная  мысль.  Том
Голдман,  плейбой,  мужчина,  поимевший  миллион  женщин,  и   все   они
хорошенькие, но на одно лицо - разве что кроме  Джордан,  которая  лучше
остальных и поэтому стала его женой. Никогда у него не возникало проблем
с девицами, с тех пор как в двадцать пять  лет  он  пришел  работать  на
"Артемис", сразу после Йеля.
   Ему положили сорок семь тысяч в год, это было в семидесятые. Если  он
не оставил  позади  себя  вереницу  разбитых  сердец,  то  уж  наверняка
разочаровал брошенных звездочек, студенток.  Женщины  всегда  переживали
из-за него, но никак не наоборот.
   Они вместе пошли по дорожке, которая вела к ближайшему  гроту,  молча
вдыхая ароматный воздух, оставляя за  спиной  смех  и  гомон  вечеринки.
Голдман понимал: Элеонор  -  единственная  женщина,  которая  не  станет
спрашивать, куда они идут. Она знала сад Кендриков так же хорошо, как  и
он, поскольку работала в руководстве больше десяти лет.
   Они  свернули  с  дорожки  прямо  в  маленький,  отделанный  мрамором
уединенный  уголок  с  отполированной  дубовой  скамейкой   и   статуей,
изображающей вставшего на дыбы единорога. Стоило им войти,  как  до  них
донесся голос Джордан. Она звала:
   - Том! Том!
   Голос ее звучал  отчетливо.  Том  ощутил  неловкость  оттого,  что  и
Элеонор слышала ее голос. Ошибиться было  нельзя.  Элеонор  слышала  его
жену, и они оба понимали, что и он слышал.
   Ему  следовало  извиниться.  Пойти  к  Джордан.  Привести  ее   сюда.
Следовало бы.
   - Элеонор, нам надо поговорить.
   - Да, ты говорил. - Она произнесла это без тени насмешки, а напротив,
с едва уловимой благодарностью.
   Том посмотрел на нее. В первый  раз  по-настоящему  с  тех  пор,  как
появился на приеме. Боже,  она  выглядела  потрясающе!  Элегантная,  как
всегда. Высший класс. Но сегодня  в  ней  было  что-то  более  мягкое  и
притягательное.
   Эти крошечные бутончики роз. Она словно Золушка на балу.
   Умные синие глаза сверкали даже в темноте,  а  сметанно-белые  груди,
приподнятые лифчиком, возвышались над вырезом платья. Тоненькие морщинки
вокруг рта притягивали его взгляд. Элизабет  забрала  волосы  наверх,  и
хотя она никогда не пыталась скрыть несколько седых прядок,  появившихся
в светлых волосах, его это никак не беспокоило.
   Красиво, как золотая ткань с серебряными нитями. Ей  очень  шло.  Как
она хороша!
   Элеонор попыталась отвести  взгляд.  Она  понимала,  этим  она  может
разрушить волшебство момента... Но это опасно... Пол...  Джордан...  Том
стоял и пожирал ее глазами. Было видно, как ему  хочется  поцеловать  ее
и...
   - Том, - сказала она ласково. - Ты как-то странно на меня пялишься.
   - Ты такая красивая, - не думая, выпалил Голдман.
   Элеонор отвернулась, желая скрыть слезы, сразу наполнившие  глаза.  В
этот момент, здесь, она чувствовала себя красивой. Не  женщиной  средних
лет,  незамужней,  слишком  озабоченной  карьерой,  скучной,  а   просто
красивой. На секунду она вдруг увидела себя его глазами.
   - Спасибо, - сказала она.
   -  Я  одинок,  -  сказал  Том  и  испытал  огромное   облегчение   от
собственного признания, словно сбросил тяжесть с плеч. Слова сами  собой
сорвались с языка, и он знал - они пронзили ее. - Я так одинок, Элеонор.
Я не могу с ней даже разговаривать.
   Элеонор Маршалл  почувствовала,  что  время  остановилось.  Пульс  ее
сбился с ритма она изо всех сил старалась дышать ровно. Неужели  он  это
сказал? Правда ли, что он  это  произнес?  И  сразу  в  голове  возникли
ответы. "Ты  как  все:  жена  не  понимает  меня",  "Может,  тебе  лучше
поговорить об этом с  психоаналитиком?",  "Попытайся  порыться  в  своем
женском начале". Но она отбросила все пришедшие на ум шаблонные  ответы.
Том Голдман в эти игры не играет. По крайней мере с ней.
   Да она и не уверена, есть ли у Тома Голдмана женское начало.  Элеонор
улыбнулась в темноте.
   - Да, трудно находить с кем-то общий язык, - проговорила она.
   Невероятным усилием воли она держала себя в руках.
   Ну почему люди подвергают себя таким испытаниям? -  спрашивала  себя,
терзаясь, Элеонор. Зачем воздвигать высокие непробиваемые стены? Ей ведь
так хотелось сказать ему:
   Том, я люблю тебя. Разведись и женись на мне. У нас  будут  дети,  мы
будем счастливы.
   Но она не могла этого сказать. Том - женатый мужчина, ее старый друг.
Она прекрасно понимала, что у него временная депрессия и через месяц  он
снова будет поглощен женой-ребенком, как и в самом начале брака. А она?
   Что касается ее, Элеонор, она живет с Полом Халфином  и  разве  может
она хладнокровно предать его  сейчас?  Только  ради  нежного  взгляда  в
ароматном  вечернем  воздухе?  Чтобы  потом  всю  жизнь  он  мог  ловить
понимающий взгляд Тома? Ведь она себя  обманывает,  думая,  что  Том  на
самом деле чувствует к ней что-то  серьезное.  Он  ведь  ни  за  что  не
разведется с молодой загорелой сексуальной богиней,  которая  уже  стала
набирать вес в обществе благодаря своей благотворительной  деятельности.
Элеонор Маршалл, женщине, делающей карьеру, женщине с сединой в  волосах
и морщинками на лице никогда не занять место Джордан.
   Надо смотреть на вещи трезво. Это ведь жизнь, а не фильм.
   - Так ты собираешься выходить замуж за Пола?
   Она даже вздрогнула от напряжения, звеневшего в голосе Тома.
   - Не знаю.
   - Неопределенный ответ.
   Как можно веселее она сказала:
   - Да на свете нет ничего определенного, Том.
   - Элеонор, - прошептал он и наклонился к ней.  Прижался  всем  телом,
нашел ее губы...
   - Том Голдман и Элеонор Маршалл. Я рада, что наконец отыскала вас.
   Элеонор резко повернулась и увидела перед  собой  Изабель  Кендрик  в
изумрудном туалете от Баленсиага. Лицо ее светилось чистейшей  радостью:
она их нашла. Но Элеонор на это не купилась. Она только спросила себя: а
давно ли Изабель наблюдает за ними? Ей незачем было  смотреть  на  Тома,
чтобы понять: он думает о том же.
   - Привет, Изабель. Прелестный вечер, - сказала Элеонор. -  Мы  должны
извиниться,  что  ускользнули,  -  надо  было  без  помех  поговорить  о
последнем проекте вашего мужа.
   Элеонор поняла: этой корове ее слова не понравились.
   "Еще бы - я разговариваю с мужчиной о бизнесе, а ты роешься  носом  в
своем хозяйстве".
   - Это замечательно. - Профессионально  обработанное  косметикой  лицо
Изабель осталось совершенно непроницаемым. Улыбка -  сияющей.  -  Именно
поэтому я пришла следом за вами. Мы начинаем ужин, а Сэм настоял,  чтобы
все, занятые в фильме "Яркий свет"...
   - "Увидеть свет", - поправил Голдман...
   - ..сели вместе. Так что  я  посадила  Роксану  Феликс,  манекенщицу,
рядом с тобой и Полом, Элеонор,  а  автора  сценария  подле  тебя,  Том.
Джордан сядет с рок-звездой. - Изабель поморщилась.
   Несмотря на горькое разочарование, Элеонор удивилась.
   Значит, Зак Мэйсон чем-то  разозлил  эту  старую  ведьму.  Может,  он
недостаточно тщательно отгладил смокинг? Удовольствие разлилось по телу.
Когда она увлекалась рок-н-роллом,  ей  казалось,  музыканты  существуют
только для того, чтобы злить людей вроде Изабель Кендрик.
   - Ну что ж, это замечательно, Изабель.
   И второй раз за два последних дня Элеонор увидела,  как  Том  Голдман
мгновенно вошел в свой привычный  образ.  Сейчас  он  изображал  важного
человека на отдыхе и был очень великодушен к хозяйке.
   - Пойдемте, - сказал Том.
 
*** 
 
   Голова у Меган шла кругом. Она никак не могла успеть за Дэвидом, а он
ни разу не дал ей даже присесть -  то  и  дело  представлял  свою  новую
клиентку каким-то типам. "Это ее первый сценарий, она написала  его  для
"Артемис", для проекта "Мэйсон - Флореску". И еще - ей  ужасно  хотелось
есть. Просто до смерти, ну хоть что-то.  Пускай  даже  шоколад,  который
официанты совали ей под нос. Но Дэвид смотрел на нее дружеским взглядом,
в котором было предупреждение. Немного унизительно,  конечно,  но  разве
можно отрицать, что он заботится  о  ней?  Он-то  знал,  как  надо  себя
ограничивать. Будь она раньше не такой ленивой свиньей, она бы сейчас не
мучилась от того, как под юбкой бедра трутся друг о друга. А ноги уже не
молили о пощаде,  они,  кажется,  совсем  отнялись...  Господи,  неужели
женщины носят такие туфли добровольно? Да, с  тяжелым  вздохом  признала
Меган, носят. И  она  будет.  Она  вступила  в  новый  мир,  и  придется
разорвать на мелкие кусочки старые учебники жизни.
   Но этот прием... Уставшая, сконфуженная, толстая, плохо. одетая,  она
никак не могла переварить увиденное  и  услышанное.  Настоящая  роскошь,
куда ни глянь... На стенах, на столах... А наряды женщин. А  тигрята!  В
бриллиантовых ошейниках! И никто ни чуточки не удивляется!  А  звезды  -
она уже видела Мишель, Уайнону, Джулию, Ричарда и Синди,  Арнольда...  А
вон Джек, Эл, Роберт, Харрисон и даже... о Боже! Да, это он, Киану...
   Меган чувствовала себя последней дурой, пялясь на них.
   Здесь никто не оборачивался  на  знаменитостей,  все  были  поглощены
киношными разговорами. Поэтому Меган Силвер просто  стояла,  страдала  и
улыбалась.
   Но тут всех позвали к ужину. Слава Богу. Дэвид, красивый и уверенный,
повел ее через мраморный  вестибюль  мимо  огромных  хрустальных  ваз  с
орхидеями, через большой танцевальный зал с морем столов,  ломящихся  от
яств, к столу во главе зала, прямо под двумя огромными люстрами.
   Таких она не видела  никогда.  Большинство  кресел  уже  занято.  Сэм
Кендрик с женой, с ними ее познакомили чуть раньше, средних лет  мужчина
и элегантная леди в розовом вечернем платье, о которой Дэвид сказал, что
она президент киностудии, замечательно красивая блондинка. О Боже!
   Роксана Феликс! Неужели это она? Ну да, она!
   Когда   Дэвид   представлял    ее,    Роксана    бросила    на    нее
презрительно-безразличный взгляд.
   - Это автор сценария, Меган Силвер. Меган, это  Роксана  Феликс,  Пол
Халфин, Джордан Кэбот Голдман, Сэми Изабель, Том и Элеонор,  с  ними  ты
уже познакомилась...
   - Дэвид кашлянул, и сердце Меган подпрыгнуло.  Она  увидела  в  конце
стола его. На нем был мятый черный пиджак, небрежно наброшенный на майку
с "Металликой". Глаза его прищурились  холодно  и  враждебно,  когда  он
устремил их на Меган, стоявшую рядом с Дэвидом Таубером, который обнимал
ее за талию. - Зак, познакомься с Меган, - сказал Дэвид. - Она  написала
"Увидеть свет".
   Встретившись лицом к лицу с героем своей жизни, Меган вдруг  застыла.
Он смотрел на нее. Казалось, он в плохом, в очень плохом настроении.
   Она просто кивнула ему. Совершенно невозмутимо Дэвид выдвинул для нее
кресло и потом еще одно, и они сели.
   - Итак, все собрались. - Изабель Кендрик с довольным видом  осмотрела
сидящих, как будто лично создала каждого из них.  -  Мы  должны  поднять
тост. Так за что мы выпьем?
   - А разве это не ясно, миссис Кендрик? - уважительно спросил  Таубер.
Он взял бутылку розового шампанского, которая стояла ближе всех к  нему,
наполнил фужер Меган и поднял свой. - За "Увидеть свет". За то, что всех
нас объединяет за этим столом. За фильм.
   - За фильм! - раздался хор голосов.
   Меган, очень испуганная, поднесла фужер  к  губам  и  заставила  себя
улыбнуться.
   - За фильм, - повторила она. И выпила.
 
Глава 13 
 
   Орущая   молодежь.   Повсюду,   куда   ни   глянешь.   Тинэйджеры   и
двадцатилетние. В черных джинсах, клетчатых рубашках, бутсах в армейском
стиле. Длинноволосые, наголо бритые, шикарные  девочки  с  ярко-красными
губами и с анархическими надписями на майках. Бунтарская кипящая  масса.
Поколение "Икс" вопило во весь голос. Насколько  хватало  глаз  -  везде
они, затопили стадион, мотали головами, подкидывали друг  друга,  тянули
руки к сцене. На лицах бушевали страсть и ярость.
   Когда прожекторы осветили молодежь,  стало  ясно:  толпа  поклонников
рока, но не восьмидесятых. Вместо того чтобы скромно  занять  отведенные
места, они толпились в проходах, взбирались на сиденья.  Они  смели  все
барьеры, оттеснили охранников, и те лишь беспомощно качали головой.  Что
они могли сделать?
   На сцене играла группа "Дарк энджел".
   Первые  аккорды  гитары  Нэйта   Сьютера   обещали   песню,   ставшую
антиправительственным гимном,  -  она  открывала  концерт.  Одобрительно
заревев, толпа рванула вперед и подхватила слова песни. Беснующиеся тела
взмокли от пота, это поколение американцев посылало все к черту.
   Их   предшественники    теперь    управляли    банками,    руководили
промышленностью, выживали их из колледжей высокой платой за учебу. У них
нет работы,  перспектив  и  надежды.  Ярость  от  предательства,  словно
электрическими разрядами, пронизывала влажный воздух. Кое-кто из  охраны
постарался побыстрее убраться поближе к стенам, радуясь что  специальный
отряд по борьбе с уличными беспорядками Сан-Диего  стоит  неподалеку  от
стадиона. Но вообще-то им не  о  чем  беспокоиться.  Весь  протест,  вся
энергия,  словно  по   каналу,   направлялись   в   русло   музыки.   Из
громкоговорителей на  толпу  обрушивались  оглушающие  аккорды,  зрители
видели яростное, напряженное лицо певца, глядевшего прямо в камеру,  так
что  его  образ,  тысячекратно  увеличенный,  был  виден  всем  на  двух
гигантских экранах по обе стороны от сцены. Казалось, что он  смотрит  в
глаза каждому фанату и что они вместе поют эту песню.
   Зак Мэйсон. Солист "Дарк энджел", коронованный принц  контр-культуры.
Такой же чувственный, как Джим Моррисон, такой же злой, как Малколм Экс,
и с такой же четкой артикуляцией, как Курт Кобейн. Он никогда  не  давал
интервью. Не связывался с  политикой.  Говорил  с  фанатами  только  при
встречах и только через свои стихи.  В  моменты,  подобные  этому,  видя
восемьдесят тысяч  совершенно  загипнотизированных  молодых  людей,  все
понимали, что, если Мэйсон скажет хоть одно слово,  они  поднимут  бунт.
Встанут и пойдут за  ним.  Камера  двигалась  слева  направо,  показывая
подпевающих подростков, вся агрессия которых поглощалась музыкой.
   "Дарк энджел" - первая музыкальная группа за  много  лет,  напугавшая
родителей. При взгляде на дикую,  распаленную  толпу  становилось  ясно,
кого действительно слушает американская молодежь.
   Зак Мэйсон неловко заерзал на диване из мягкой кожи.
   - Выключи, - сказал он.
   - Послушай, Зак, я думал...
   - Выключи! - Мэйсон уже почти рычал.
   Дэвид Таубер выключил.
   - Я не хочу это смотреть! - вопил Зак. - Это  было  три  года  назад.
Прошлое меня не интересует.
   Он обвел взглядом конференц-зал студии "Артемис", готовый к протестам
других. Джейк Келлер, вице-президент отдела производства, отвел  взгляд.
Сэм Кендрик, глава его агентства, мужчина, которого Мэйсон немного успел
узнать, понимающе кивнул. Хорошо. По крайней  мере  хоть  один  из  этих
негодяев понимает, откуда он. Элеонор  Mapшалл,  строгого  вида  дама  в
темно-зеленом  костюме,  держалась  совершенно  невозмутимо.  И   только
полненькая маленькая девушка рядом с Дэвидом Таубером,  автор  сценария,
казалось, страдала. Она смотрела на погасший экран,  и  на  ее  лице  он
заметил смесь восторга и сожаления. Он видел, как она смотрела на  него,
пока крутили пленку. Почти с обвинением Не надо  ему  этого.  Во  всяком
случае, от ребенка, моложе его самого. От ребенка, напоминавшего  ему  о
том, о чем он предпочел бы забыть.
   Меган Силвер. Так ее зовут. Он спросил как-то  Таубера  про  нее.  Ей
двадцать  четыре  года,  она  училась  в  Колледже  Беркли  и   написала
потрясающий сценарий.
   Он и  парой  слов  не  перекинулся  с  ней,  но  она  заставляла  его
нервничать.
   - Конечно, я понимаю, -  успокаивающе  произнес  Дэвид  Таубер,  -  Я
просто подумал, может, неплохо всем нам прочувствовать суть фильма. Фред
Флореску присылал ко мне за пленками, и я знаю, Роксана тоже их изучает.
Но  поскольку  это  наша  первая  совместная  встреча  по   работе   над
сценарием...
   - Мне ничего такого не  надо.  -  Мэйсон  пренебрежительно  кивнул  в
сторону Меган. - Может, ей надо.
   Девушка хотела что-то сказать, но Таубер положил ей руку на  плечо  и
она промолчала.
   - Ну конечно, Зак. Это было больше для  Сэма,  Джейка  и  Элеонор,  -
сказал Дэвид. - Мы все  изучаем  сценарий,  и  я  знаю,  есть  кое-какие
предложения. Я думаю, может, нам всем будет  полезно  знать,  с  чем  мы
имеем дело.
   Да, конечно. Как будто эти сорокалетние задницы, поглядев получасовую
видеозапись, смогут понять, что такое рок-н-ролл.
   - У вас есть предложения по сценарию? Давайте выслушаем их, -  сказал
Зак, прищурив зеленые глаза.
   Сам Мэйсон считал сценарий прекрасным в том виде, в каком он  сейчас.
Но Дэвид ему объяснил, что сценарий всегда можно улучшить. А  он  хотел,
чтобы фильм получился как можно лучше. И надо смотреть  фактам  прямо  в
лицо - в этом фильме он снова заявляет о себе.  Речь  идет  о  миллионах
долларов. О его карьере. О его будущем. О его дальнейшей жизни, в  конце
концов.
   Честно говоря, только поэтому он пришел на совещание.
   Он всегда так поступал и  с  компанией  звукозаписи.  Он  должен  сам
контролировать все. Не важно, что режиссеры обычно включаются в  процесс
переделки сценария. Он - Зак Мэйсон. Правила,  которые  подходят  другим
актерам, не для него.
   Вообще никакие правила ему не годятся.
   - Хорошо, Зак. - Джейк Келлер из кожи вон лез, стараясь подлизаться к
нему. - Давайте-ка посмотрим первые сцены. У меня есть  идеи,  как  твой
выход сделать значительнее...
   Агенты и начальники принялись рвать на части сценарий, а Меган Силвер
опустила голову и что-то царапала в блокноте, лежавшем перед ней. Ей  ни
на кого не хотелось смотреть. Конечно, прекрасно оказаться в  "Артемис",
знать, что по твоему сценарию будет делаться фильм, но... К  такому  она
не была готова.  Они  обсуждали  ее  текст,  говорили  одновременно,  не
обращая  на  нее  никакого   внимания,   как   будто   ее   здесь   нет.
Профессиональные словечки так и летали  по  комнате:  "сюжетная  линия",
"провоцирование   обстоятельств",   "противоречит   характеру   Морган",
"последовательность кадров в сюжете" и так далее.  Неужели  они  думают,
что ей все это понятно?
   Боже,  какая  ирония!  Когда  она,  наконец   набравшись   храбрости,
позвонила своим во Фриско, те ошарашенно  молчали,  а  потом,  заикаясь,
залепетали какие-то поздравления, явно умирая от зависти. Только у  Дека
хватило великодушия порадоваться за нее.  Он  горячо  заговорил  о  том,
какая у нее теперь начнется замечательная жизнь: у нее ведь  собственный
офис на съемочной  площадке,  работа  с  тузами  киностудии,  общение  с
Роксаной Феликс, а самое потрясающее - знакомство с Заком Мэйсоном.  Она
будет говорить с самим Заком Мэйсоном! Причем постоянно! Дек  рассмеялся
и сказал, что Меган Силвер - предмет зависти миллионов.
   И он был прав.
   И он ошибался.
   У Меган действительно был свой офис на площадке.
   Небольшая комнатка без окон в главном здании.  И  помощница,  которая
ненавидела ее. Да, она встречалась с Элеонор Маршалл, как будто неплохой
женщиной, которая ей объяснила,  что  над  сценарием  придется  немножко
поработать.  К  тому  времени  Дэвид  уже  успел  объяснить,  что  такое
"немножко". Меган была  просто  обескуражена  и  не  могла  поверить.  В
"Артемис" ей за сценарий заплатили двести пятьдесят тысяч  долларов,  но
зачем? Если он совершенно слабый  и  его  надо  переписывать?  Причем  с