ра. А еще хуже, когда сидишь  на  скамейке,  похожей  на
обыкновенную парковую, и та тащит тебя вверх. Она никогда  не  расскажет
Гансу о своих страхах, иначе не избежать безжалостных насмешек.
   Что касается Джека...
   При мысли о нем Элизабет улыбнулась и  вышла  из  вагончика.  Отыскав
плотный пятачок на снегу, надела лыжи. Фирма "Россиньоль" сделала их для
нее на заказ.
   Они совершенно невесомы -  это  особенно  важно,  когда  скользишь  и
поворачиваешь. Они повторяют каждое движение, словно неотделимы от тела.
Снег хороший, плотный, но без ледяной корки, а воздух  на  такой  высоте
пьянит, как шампанское. Всего несколько смельчаков  рискнули  стартовать
отсюда. Она тут же узнала среди них Ганса. Его, конечно,  ни  с  кем  не
спутаешь из-за прямой как палка спины. Он  всегда  держался  так,  будто
Проглотил шомпол.
   Легко  оттолкнувшись,  она  подкатила  к  нему,  -  Доброе  утро,   -
приветствовала Элизабет по-немецки своего тренера. - Как дела?
   - Элизабет! - Ганс улыбнулся  и  похлопал  ее  по  плечу,  не  снимая
перчаток. - Ты как? Все хорошо?
   - Прекрасно!
   Он критически осмотрел ее.
   - Ну  что  ж,  неплохо.  Кажется,  ты  почти  в  форме.  Но  форма  в
гимнастическом зале не гарантирует  скорость  на  склоне.  Хейди  Лоуфен
тренировалась всю зиму. А ты барахталась в каком-то бизнесе. Так что  ты
можешь теперь показать?
   Элизабет улыбнулась. Старина Ганс все тот же.
   - Может, кое-что существенное месяца через два.
   Лицо старого тренера сморщилось.
   - Ну, через пару месяцев ты сама увидишь что-то  существенное.  Хейди
Лоуфен с олимпийским золотом на шее.
   - Не думаю.
   - А что? - саркастически спросил герр Вольф. - Ты думаешь, ее  побьет
Луиза Левьер?
   - Да не так уж я плоха, босс. Вот я вам  сейчас  покажу...  -  весело
сказала Элизабет и махнула лыжной палкой в сторону трассы.
   Инструкторы запугали туристов россказнями о лыжне. Что она идет на юг
и совсем не размечена, полна захватывающих дух спусков и коварных  мест,
что с нее нельзя сойти, если станет страшно, - времени не будет.
   У Элизабет соски приятно затвердели, но не от холода.
   Она жаждала покорить трассу вместе с Джеком,  пронестись  по  ней  на
скорости бобслеистов; она  представляла  себе,  как  напрягается  мощная
спина Джека Тэйлора, как он работает палками...
   - О'кей, поехали, - сказал Ганс, отталкиваясь.
   - Погодите, а где Джек?
   - Джек? - Вольф непонимающе замигал, поскольку мысленно  был  уже  на
лыжне. - Так ты ведь опоздала.
   - Вы хотите сказать - он уже уехал? - спросила Элизабет. -  Ганс,  он
не мог! Я ведь опоздала только на пятнадцать минут.
   - Да, да, - нетерпеливо продолжал Ганс, - он уже на половине пути. Он
сказал - дело слишком важное, чтобы попусту тратить время. Может, он все
же дождется тебя внизу, а может, поднимется на Парсенн.
   - Ясно, - холодно сказала Элизабет.
   Но она никак не могла поверить.  Сукин  сын!  Эгоистичный,  надменный
ублюдок! Какие-то несчастные  пятнадцать  минут!  Во-первых,  он  ей  не
звонил. Теперь не подождал ее... Катясь за Гансом, Элизабет  вспоминала,
какие события в ее жизни были  связаны  с  Джеком,  после  того  как  он
подарил ей маленькую платиновую лыжу.
   На самом деле ничего особенного. Несколько звонков  в  офис,  простой
обмен новостями.
   Элизабет оттолкнулась. Она тотчас собралась, как будто  ее  включили;
тело нависло надо льдом, желудок казалось, оторвался и летел отдельно, -
в пятидесяти ярдах от нее, сзади, а она летела вниз, вслед за тренером.
   Элизабет больше не думала ни о чем, кроме лыж. Она  смотрела  на  сто
ярдов вперед и входила в левый поворот.
   Кромки лыж вычерчивали дугу, высекая ледяные искры.
   Она еще раз  повернула  влево,  потом  вправо,  в  точности  повторяя
движения Ганса; невозможно было поверить, что это  два  человека,  а  не
один. Она старалась вытеснить из сознания даже  намек  на  существование
Джека Тэйлора в этом мире и сосредоточиться лишь на технике  спуска.  Но
обида давила сердце. Может быть, она была права с  самого  начала?  Джек
Тэйлор - охотник, и теперь, когда он ее добыл, он собирался...
   Тут Элизабет зазевалась и вовремя не вошла в поворот. Ганс  оглянулся
и нахмурился, заметив, как девушка сконфуженно  опустила  голову.  Этого
проклятого Джека надо выкинуть из головы. Такая грубейшая  ошибка  вдень
соревнований может стоить трети секунды, а может, и больше.  Раздражение
нарастало. Ванесса, Кларисса  и  все  другие  поклонницы  могут  терпеть
выходки Джека, но она не собирается.
   - Элизабет, Боже мой, - заворчал Ганс, когда она плавно  подкатила  к
нему. - Ужасно, ты катаешься, как  жена  фермера,  а  уж  медленно,  как
корова.
   - Извините, - пробормотала Элизабет.
   - "Извините" тебя не спасет. - Ганс сумел остановиться  на  маленьком
пятачке. Элизабет оказалась не  такой  быстрой,  как  он.  Тренер  снова
покачал головой. - В чем дело, фрейлейн? Я катаюсь с чемпионкой мира или
с жалкой любительницей? Где бродят твои мысли? Не на лыжне. -  Блестящие
ясные глаза смотрели на нее проницательно. -  Хейди  томится  по  своему
парню только после лыж. Забудь о нем сейчас.
   - А я вовсе не думала о Джеке! - горячо заявила Элизабет.
   - Неужели? - холодно спросил Ганс.
   Она покраснела. Неужели все настолько прозрачно?
   Она смутилась. Тэйлор этого не стоит.
   Элизабет тоскливо посмотрела на белую  лыжню,  которая  вилась  перед
ней. Она наклонилась, пригнулась к земле, чувствуя уклон всем нутром,  и
ринулась вперед так  быстро,  что,  казалось,  лыжи  летят  над  снегом,
вздымая кристаллики льда. Ганс спускался следом. Весь мир превратился  в
сплошное белое свободное падение...  Ее  мускулистое  тело  сжималось  и
разжималось. Лыжня  неумолимо  несла  ее  вниз  к  финишу,  как  стрелу,
выпущенную из арбалета.
   В конце скоростного спуска никаких знаков не было.
   Для  лыжников  ее  уровня  они  и  не  были  нужны.  Элизабет  просто
остановилась, и волна снежной  пыли  вздыбилась  вертикально  у  нее  за
спиной, словно белый хвост  гигантского  павлина.  Она  сорвала  очки  и
стояла, тяжело дыша, понемногу приходя в себя, когда Ганс прожужжал мимо
нее позже на целых девять секунд.
   - Да, -  проговорил  он,  ловя  ртом  воздух.  Глаза  старика  лукаво
поблескивали. - Такую девочку я помню.  У  тебя  есть  скорость.  Но  ты
слишком безрассудна.
   - То слишком осторожна, то наоборот, - проворчала Элизабет.
   - Скорость и мастерство -  вот  что  нам  надо.  Но  если  мы  хорошо
поработаем, у нас будет и то и другое. - Ганс указал на кафе неподалеку.
- По шнапсу? Отметим. Но в последний раз перед Играми.
   - Что?
   - Никакого алкоголя. Рано в постель. Строгая диета.
   Никакого кофеина, - весело говорил Ганс,  пока  Элизабет  отстегивала
лыжи.
   Прекрасно, мрачно подумала Элизабет, топая по  деревянным  ступенькам
за тренером.
   Лыжники пили лимонад,  пялились  на  них.  Они  или  узнали  их,  или
поразились скорости, с которой они  спустились.  Когда  Ганс  провел  ее
внутрь, в нос ударил знакомый  запах  сосисок,  супа  и  сыра  с  черным
хлебом.
   Сосновые  поленья  потрескивали  в  камине  в  углу  комнаты;  сердце
Элизабет, колотившееся слишком быстро, стало входить в  привычный  ритм.
Это хорошо: значит, спортсмен в прекрасной форме,  если  он  так  быстро
приходит в себя. И...
   - Привет, миледи, - раздался голос Джека Тэйлора.
   Он сидел на высоком стуле возле барной стойки и пил минеральную воду.
Он был в красно-бело-синем костюме американской команды.
   "Ну, для тебя-то, наверное,  не  проблема  нас  узнать",  -  подумала
Элизабет, заметив, что некоторые девушки  стреляют  глазками  в  сторону
Джека. Черт побери, а почему  бы  и  нет?  Как  всегда,  он  великолепно
выглядел:  загорелый,  огромный,  темные  волосы  чуть  длиннее,  чем  в
последнюю их встречу. Этот жесткий  самоуверенный  рот.  Может,  дело  в
снеге или в одежде? В лыжном костюме он выглядел как чемпион. Обладатель
рекордов, золото которому уже обеспечено.
   - Джек, - сказала она равнодушно - не устраивать же ему торжественную
встречу, - ты пойдешь с нами?
   Мы хотим быстренько пропустить по шнапсу.
   - Алкоголь? - спросил Джек.
   - Да, - она как бы со  стороны  услышала  свой  искусственно-вежливый
голос, - я ведь не мусульманка.
   Джек положил деньги на стойку бара и махнул Гансу.
   - Нет, не пойду. А ты опоздала, Элизабет.
   - Только на пятнадцать минут, - сердито бросила она. - Это невежливо,
Джек. Ты должен был меня подождать.
   Джек пожал плечами-.
   - Милая, тебя бы я не просил ждать. Ты хочешь  пить  шнапс,  нарушать
распорядок дня... Это ведь Олимпиада. Никогда в жизни ни ради чего я  не
ломаю расписание и, уж конечно, не делаю этого только из вежливости.
   - Что ж, очень рада была тебя видеть.
   - Эй, я, конечно, тоже рад тебя видеть. Послушай, если  бы  на  вашем
месте был кто-то другой, меня бы здесь уже не  застали.  Но  я  дал  вам
лишние пять минут, чтобы добраться сюда.
   Элизабет разозлилась.
   - Слушай, Джек, не делай мне одолжений. Хорошо?
   - А что такое случилось? - строго спросил техасец, сощурившись.
   - Ничего не случилось.
   - Я разрешил тебе тренироваться со мной, Элизабет, - сказал  Джек.  -
Ради другой женщины я бы не пошел на это. Это...
   - Олимпиада, да. Вот  я  и  собралась.  Я  знаю,  что  ты  думаешь  о
женщинах. Но можешь не беспокоиться, -  резко  ответила  Элизабет.  -  Я
сейчас отправляюсь дальше, даже не снимая лыжи.
   Джек несколько секунд смотрел на нее не мигая, потом сказал:
   - О'кей. - Он небрежно махнул Гансу и встал. - Я позвоню вечером.
   Элизабет отвернулась, чтобы поднять рюмочку шнапса.
   - Как я уже сказала, мне не нужно одолжений.
   Она подняла очки и медленно выпила,  прислушиваясь  к  тяжелым  шагам
Джека, выходившего на террасу.
   - Что? Проблемы? - спросил Ганс.
   Но Элизабет покачала головой и поспешно заговорила о деталях  техники
скольжения, глядя на одну из девушек-швейцарок. Те кидали на  нее  такие
раздраженные взгляды, что было ясно: один ее вид бесил их.
 
Глава 26 
 
   - Замечательно. Мы закончим на следующей неделе.
   Разговаривая с Люком Виерой, Нина делала пометки. Она потерла  ноющие
виски. Подходил  к  концу  очень  длинный  и  очень  суетный  день.  Она
заключала контракты, создавала новую административную структуру. Во  сне
ей снились документы,  она  просыпалась  с  ужасной  мигренью,  а  перед
глазами безостановочно плыли напечатанные на белом листе цифры.
   На ее стол упала тень. Нина подняла голову.
   Доктор Генри Нэймет, на договорной основе работающий в "Драконе".  Он
был в джинсах и в американской спортивной майке. У него за спиной стояла
новая  Нинина  помощница,  совершенно  разъяренная  фрау  Бирхоф.  Генри
наверняка нарочито медленно прошествовал  мимо  нее,  как  мимо  пустого
места. Как обычно.
   Нина вздохнула.
   - Не клади трубку, Люк. - Она посмотрела на Нэймета. - Генри,  а  что
случилось с телефоном?
   - Ничего, если бы ты на него отвечала. - Он показал ей на кучу  бумаг
у нее на столе.
   Нина пожала плечами. Если бы звонил Тони, то Стэфи Бирхоф дала бы  ей
знать. В других случаях она не обращала внимания на звонки. Откуда у нее
время?
   - А это не может подождать? Думаю, нет. О'кей.
   Слушай, Люк, пришел доктор Нэймет. Я должна  закончить  разговор.  Ты
ведь знаешь мой домашний номер факса? Вечером я займусь деталями. -  Она
положила  трубку.  -  Хорошо,  доктор  Нэймет.  Я  полностью   в   вашем
распоряжении.
   - Замечательно, - сказал он, снимая Нинино пальто с вешалки. - Пойдем
поищем ресторан.
   - Мы можем все обсудить здесь. У меня слишком много работы и...
   - Нина. - Нэймет склонился над ней. Его черные волосы и голубые глаза
всерьез  смущали  ее.  -  Дай-ка  я  тебе  кое-что  скажу.  Есть   такой
биохимический закон..
   Человеческому телу нужна пища.
   - Ну в общем-то я...
   - Острота мышления страдает от недоедания. Слушай, еда -  это  что-то
вроде  инвестиций  долгосрочного  вложения:  сытый  человек   не   будет
взвинчивать себя до потери сахара в крови.
   Нина не могла удержаться от улыбки, принимая от него пальто.
   - Вот так-то лучше, - заметил Нэймет, глядя на  нее  с  ослепительной
улыбкой. - Ну что, пошли? Я знаю лучшее место в городе.
   Что ж, по правде сказать, она на самом деле  проголодалась,  подумала
Нина, выходя за ним следом.
 
*** 
 
   Такси остановилось, и  Нина  вышла  из  машины,  глядя  на  домики  в
готическом стиле, на  старинные  магазины  и  кафе,  на  книжные  ларьки
вперемежку с подвальными ночными клубами. Таков Цюрих, и  если  было  бы
время, она с удовольствием  побродила  бы  здесь.  Днем  это  напоминало
сказки братьев Гримм, а ночью - Сохо. Она слишком устала, чтобы все  это
оценить,  только  думала:  что  у  Нэймета  на  уме?  Скорее  всего  еще
какая-нибудь швейцарская закусочная, набитая банкирами и дамами в мехах,
с  непроизносимыми  названиями  блюд  и  столь   крепкими   алкогольными
напитками, что они, наверное, способны растворять камни. Если она  съест
еще одну порцию молодого барашка  и  салат  из  одуванчиков,  то  просто
лопнет.
   - Так мы что, идем в какое-то этническое заведение?
   - Да, конечно. - Нэймет подтолкнул ее направо и показал рукой:
   - "Хард-рок кафе"...
   Нина рассмеялась.
   - Да, с точки зрения американцев - этническое, - ухмыльнулся  Нэймет.
- Я бы хотел пива и чизбургер.
   Надеюсь, ты не возражаешь?
   Их провели к маленькому столику в конце зала. Там было  тесно,  видна
кухня, но Нину это не волновало. Было  темно,  очень  шумно,  в  воздухе
висела американская речь, официанты носились  с  подносами,  на  которых
громоздились мороженое, пакетики с чипсами и картошкой-фри.
   Перед ними мгновенно появилась девушка, и  Генри  заказал  чизбургер,
пиво и шоколадное пирожное, а Нина захотела жареного цыпленка, диет-коку
и фруктовый салат.
   - Это вам хорошо для холестерола.
   - Ага, теперь тебя заботит мой холестерол?  -  вскинул  брови  доктор
Нэймет.
   Нина покраснела. Генри чертовски раздражал ее. Он  разозлил  юристов,
пожелав лично проверить все детали контракта, касавшиеся лаборатории. Он
не уступал ни на йоту. И когда на документе высохли чернила,  оказалось,
что  Лилли  Холл  получила  самые  лучшие  условия,  которые  когда-либо
предоставлялись  кому-нибудь  по  контракту.  Она  должна  была  обожать
Нэймета. Он понимал, что делает. Нэймет казался  этаким  рубахой-парнем,
но, как однажды процитировал он Гаррисона Форда, "дело  не  в  возрасте,
душенька,  а  во  времени".   Восьмидесятые   годы   были   десятилетием
предпринимателей.
   Нэймет, конечно, не  подходил  под  стереотип  "красные  подтяжки  со
знаком доллара", но для человека, который  меньше  чем  через  два  года
должен был стать миллионером, он одевался как работяга.
   Честно говоря, если рассмотреть Генри Нэймета как следует, пристально
вглядеться в лицо, он действительно  привлекательный.  Хорошие  мозги  в
подарочной упаковке.
   Короткая  стрижка,  черные  как   вороново   крыло   волосы,   ясные,
проницательные  глаза.   У   него   нет   свойственной   Тони   властной
элегантности.  Ничего  такого.  Нэймет  мог  показаться   придурковатым,
упрямым, раздражающе беспечным.
   Он всегда поступал только по-своему, отказываясь  воспринимать  жизнь
всерьез. Нина часто задумывалась о нем, ловила себя на мысли о  Генри  и
пыталась запретить себе это. Но потом нашла объяснение: ее всегда тянуло
к науке.
   Как ей не обожать человека, который  мыслил  кодами,  свободно  читал
язык цифр...
   - Я могу с этим управиться. Или ты считаешь меня слишком толстым?
   Нина заставила себя вообразить его тело под свободной майкой.  Хорош.
Очень хорош. Крупный, но гибкий, один из тех сильных от природы  парней,
которым незачем изнурять себя в гимнастическом зале.
   - Ну и что вы хотели обсудить?  Премии  Лилли?  Это  будет  оформлено
завтра. Лабораторию?  Она  готова  к  осмотру  в  понедельник.  Или  еще
какие-то проблемы, связанные с контрактом? Надеюсь, что нет. Потому  что
мы все изучили от и до...
   - Ничего из перечисленного. -  Нэймет  погрузил  пригоршню  чипсов  в
соус. - Я хотел поговорить о нас.
   - О нас? Я думала, мы  эти  проблемы  выяснили,  Генри.  Я  знаю,  вы
считаете меня довольно жесткой, но...
   - Жесткой? Да ты  сущий  кошмар.  Я  вынужден  был  подчиняться  тебе
столько раз, что подумать страшно.
   - Черта с два, - сказала Нина.
   Генри улыбнулся.
   - Я имею в виду именно нас. Тебя и меня. Свидание.
   - Свидание?
   - Свидание. Ты  еще  помнишь,  что  это  такое?  -  спросил  Генри  и
посмотрел на  нее  сводящим  с  ума  взглядом.  -  Не  те,  с  молочными
коктейлями, которые у тебя наверняка были. Девушки вроде тебя  не  могут
их избежать.
   - Девушки вроде меня? - с глупым видом повторила Нина.
   Какой дурацкий разговор, но он смотрел на нее такими ясными  голубыми
глазами,  что  она  почувствовала  себя  идиоткой,  девочкой-подростком,
которая говорит со взрослым дяденькой. Такого  поворота  Нина  никак  не
ожидала. Нэймет не пропускал ни одной юбки, он флиртовал с каждой. И они
с ним были постоянно на ножах.
   Он должен видеть в ней врага...
   - Да, девушки с такой яркой красотой, - сказал Генри.
   Нина покраснела еще гуще. Она понятия не имела, как  ей  реагировать.
Никто в  жизни  ничего  подобного  ей  не  говорил  -  она  слышала  или
какие-нибудь кошачьи прозвища, или "детка", или очень конкретные похвалы
Тони. Она привыкла ощущать себя какой-то эротической скульптурой, этаким
совершенством. Неужели Генри на самом деле назвал  ее  красивой,  думала
Нина, и у нее возникло  странное,  незнакомое  доселе  чувство.  Чувство
уязвимости. Робости.
   - У меня нет приятелей, - сказала она ничего не выражающим  тоном.  -
Нет никаких бой-френдов.
   - Хорошо. А я и не хочу, чтобы они у тебя были. Я хочу, чтобы у  тебя
был я, - заявил  Генри,  надкусывая  чизбургер.  Похоже,  ему  нравились
чизбургеры.
   Нина  вспомнила  Тони,  как  он  ел,   пил,   как   совершенно   себя
контролировал.  На  публике  граф  был  словно  сотканным  из   сплошных
достоинств, безупречный и холодный, как ледышка.
   - Нет. Ничего такого не было, я один раз попыталась, но не вышло.
   - Кто-то с тобой плохо обошелся?
   - Нет, да тебе это не интересно.
   - Ты ошибаешься. Мне интересно. Я хочу знать все.
   - Это слишком личное, - холодно заметила Нина. - И было очень  давно.
- Да, очень.  Когда  я  была  совершенно  другим  человеком  и  жила  на
совершенно другой планете.
   Нина машинально провела рукой по красивому  хлопчатобумажному  жакету
цвета болотной зелени, из-под которого виднелась белая шелковая  блузка.
Ее сильный характер, способность трудиться увели ее далеко-далеко от той
девочки, и она стала такой, как сейчас. Она  смогла  справиться  с  Тони
Сэвиджем. Она его не боялась. А вот Генри Нэймета  она  сейчас  боялась.
Даже очень.
   - О'кей. - Он проглотил ее отказ, ничуть не смутившись. -  И  что  же
дальше?  Ты  собираешься  наказывать  каждого  мужчину,   который   тебе
встретится? Всю жизнь?
   - Я никого не собираюсь наказывать, я просто не  хочу  иметь  никаких
дел с мужчинами. - Нина набросилась на цыпленка. - С меня хватит. Я хочу
делать карьеру.
   - Неудивительно. Я заметил. Но так не живут. Ты ведь не можешь  взять
к себе на ночь в постель компьютер? Ты читаешь Киплинга?
   - Нет, - сказала Нина, слабо  улыбнувшись.  Откуда  у  нее  время  на
художественную литературу?
   - А не мешало бы. - Генри  посмотрел  на  молодую  женщину,  сидевшую
напротив него, холеную, отлично  владеющую  собой.  Она  кажется  старше
своих лет. Что-то неуловимое было в этом красивом лице, чего он никак не
мог понять. Ее темные глаза словно прикрыты тончайшей  вуалью.  Или  это
глаза набрасывают легкую вуаль на лицо? Боже мой, как Нина  хороша!  Эти
темные волосы, обрамляющие лицо,