оким воином,
остановившимся на опушке и издавшим боевой клич в надежде, что враг ответит
и тем самым выдаст свое присутствие. Теперь Анатолий точно знал, где сидит
фазан. И не имело никакого значения, что это оказался не фазан, а
легендарная птица Роуг, потерянное перо которой, падая, превращается в
каменный нож и не успокаивается, пока не напьется человечьей крови.

- Мне, пожалуйста, постное мясо на ваше усмотрение, только не телятину,
пару салатиков не слишком острых, только без ягеля. Лапшу, только без
бульона и приправ. Просто китайскую лапшу. И ножницы.

- Ножницы? - оторопело переспросил официант.- Вы собираетесь есть
ножницами?

- Есть я собираюсь вилкой и ножом. Но кроме вилки и ножа мне нужны
ножницы,- с напускной скукой объяснил прапорщик.- И, пожалуйста, побыстрее.
У меня очень мало времени.

Точнее, у Анатолия было восемнадцать-двадцать минут. По тем же формулам
Шредингера-Гейзенберга. Именно столько потребуется неведомому противнику,
чтобы район незаметно оцепить, незаметно же сгруппировать внутри оцепления
силы и начать прочесывание. Незаметное для посторонних. Это не страшно.
Лишь бы дождь выдался на славу.

За окном тучи столкнулись с тучами. Просыпанной горстью монет чиркнула по
крышам Москвы молния. Словно пересчитывая купюры, зашелестел дождь. В
ресторанчике стало темнее.

Официант споро принес заказ. Официант торопился. Он надеялся подглядеть,
что же такое странное будет вытворять клиент с портновскими (других не
нашлось, даже у бухгалтерши) ножницами, но нарвался на столь свирепую
улыбку, что ретировался за стойку. Подышал на пару бокалов, зачем-то
переставил с места на место початую бутылку "Бифитера". Сунулся на кухню и
вернулся, злобно шепча: "Сам ты пошел". Безнадежно взглянул на три недели
отдыхающий самоучитель борьбы нанайских мальчиков. (Пустышка: с этой
стороны с директором не задружишься.)

Томимый бездельем официант направился к охраннику за дверь. Перекурить.
Хотя терпеть не мог охранника за изо дня в день прокручиваемую, будто
рекламные ролики по ящику, тему, как он, охранник, когда-нибудь завербуется
то ли во французский Иностранный легион, то ли в Голубые каски и на
прощание начистит рожу эскимосу-хозяину.

- Странный какой-то,- мотнул официант головой, не поворачиваясь.- Ножницы
заказал.

И подпалил зелененьким "Крикетом" сигарету "Честерфильд". "Парламент"
нравился ему больше, но "Парламент" покупать официант себе не позволял.
Копил. Надеялся когда-нибудь выкупить заведение у хозяина. Тогда он здесь
все переиначит. Во-первых, потратится на интерьер, во-вторых, поднимет
цены, в-третьих, возьмет другого повара...

Некурящий охранник прекратил мусолить жевательную резинку и ответил:

- Артист какой-то. Че-то рожа незнакомая. От поклонников у нас прячется.
Наверное, какая-нибудь классическая музыка. Знаешь, сколько они зашибают?
На родину как в отпуск приезжают. Иностранный легион со смычками, твою
маму...

Охраннику тоже было скучно. Но шеф заведения - эскимос, помешанный на
дисциплине. Будь у кабачка русский хозяин, наверное, дозволялись бы
некоторые вольности. Например, необязательно торчать именно здесь, если
мало посетителей. Наверное, разрешалось бы спуститься вниз, к входу, или
пошататься по залу. А тут - стой и не жужжи.

Помолчали.

Охранник от безделья принялся слегка постукивать носком туфли по
навешенному на перила строгому черному зонту-трости, выбивая неведомый
мотивчик. По представлениям узкоглазого хозяина, в случае дождя охранник
обязан особо дорогих гостей с этим зонтом препровождать до машины. Но в
лакеи охранник не нанимался.

Когда до фильтра осталось две затяжки, по лестнице застучали быстрые шажки.
В ресторанный зал спешила, задорно улыбаясь, милая красавица лет
восемнадцати от роду. Черные прямые волосы выбивались из-под мокрого
мотоциклетного шлема. В волосах, как драгоценные камни, поблескивали
капельки дождевой воды. Одета девушка была сплошь в черную кожу - тонкую,
дорогую, хорошей выделки и почти не заляпанную рокерской символикой. Вроде
как дочь обеспеченных родителей, от избытка энергии водящаяся со шпаной,
однако прекрасно разумеющая, что будущее ждет ее иное. Светское.

Ольга мило, уголками губ улыбнулась официанту и охраннику. Каждому
показалось, что улыбнулась именно ему. "Чаще улыбайся,- дрессировали ее
инструкторы.- От мужика ждут объяснений, тебе же достаточно лишь
улыбнуться. Это оружие посильнее пистолета будет".

Едва Ольга остановилась и чуть поджала детские нецелованные губки, как
официант предупредительно распахнул дверь, а охранник почему-то нелепо,
вместо того чтобы обмахнуть посетителя металлоискателем, вытянулся по
стойке смирно.

На самом деле ей было девятнадцать. И она шла выполнять свое первое
задание. Дебют. Сердечко настороженно сжималось в юной, еще не испытавшей
трепета первой любви груди. Нет, ей не было страшно. Она искренне верила,
что если выпадет шанс, то все у нее получится. И дальше начнется иная,
романтическая жизнь. Ее лицо светилось надеждой, и от этого девушка
казалась еще красивее.

На кого она сейчас работает, Ольга не знала. Задание получила в
неподписанном конверте: фоторобот и аванс. Конверт подсунули под дверь в
студенческом общежитии, где она договорилась с комендантом, в двух шагах
отсюда. Этот район был ее "портом приписки".

Если в нанайском ресторанчике окажется некто, хотя бы отдаленно
напоминающий фоторобот, его следует задушить, пристрелить или отравить на
месте. Ольга предпочитала стрелять, хотя и ядами пользоваться ее обучили на
совесть.

Искусство отравления у них преподавал - конечно, не на педагогическом
факультете, студенческий билет которого рядом с другими такими же липовыми
мандатами сырел в кармане кожкуртки,- некто К.Буруху (Ольга так никогда и
не узнала, как расшифровывается К.), молдавский грек из семьи со сложными
религиозными порядками. Какая-то секта. Например, он никогда не ел после
заката, не заигрывал с ученицами и свято верил в близкий конец света.
Скорее всего, из-за всеобщего потепления. И судя по сегодняшней недавней
духоте, он был прав.

Оля вошла в зал. Как принцесса. Она не знала, но догадывалась, что в другие
залы и кабинеты на этой улице под разными предлогами входят другие наемные
убийцы. Как ей хотелось, чтобы обреченный персонаж достался именно ей! Ему
уже все равно, а у Оли тяжело болеет бабушка, а такие операции делают
только в Германии. А стоит такая операция ни много ни мало - пятьдесят
тысяч дойч-марок.

Ради бабушки Оля была готова даже пойти на паперть. Даже на панель. У
девушки не было подруг. Кроме бабушки. Ребенком Оля любила, чтобы бабушка
брала ее на колени, доставала черепаховый гребень и под усыпляющее
расчесывание детских кос рассказывала о закулисной жизни Мосфильма, где
работала вахтером. Бабушка, так и не ставшая актрисой, передала свою мечту
внучке. И Оля старательно зубрила роли в драмкружке при ТЮЗе, до обмороков
тиранила себя домашними заданиями репетиторов. Она верила, что когда-нибудь
настанет решающий день. И все увидят, как она талантлива.

Жизнь распорядилась несколько иначе, но девушка не жалела. И на этом новом,
выбранном ею пути ее ожидали пока не сыгранные гениальные роли и звание
народного артиста. Пусть и анонимные.

Как обычно складывается карьера наемного убийцы? Сначала помотайся по
Тьмутараканям, Мухосранскам и прочим Урюпинскам, отстреливая местных
депутатиков и королей райцентровских колхозных рынков. Поживи в
провинциальных гостиницах с неистребимым запахом затушенных в банке из-под
шпрот окурков. Поборись за то, чтобы тебя заметили, предложили ангажемент.
И только потом, если нашелся приличный импресарио, появятся хорошие заказы
в областных центрах, затем - в столицах бывших республик. А после пойдут
сказочная Прага, солидная Вена, веселый Париж, непутевый Нью-Йорк... И уже
не ты радуешься любому оплаченному нажатию курка, уже сами заказчики ищут
тебя с предложениями о работе. Приглашают в "Максим" и "Метрополитен
Опера"... Лимузины, коктейли, кутюрье...

Ей выпал один шанс из тысячи. Дебютировать в столице, с нижней ступеньки
прыгнуть сразу наверх. И дебют этот был назначен на сегодня.

Оле повезло. Никаких сомнений: за столиком, лицом к ней, но склонившись над
тарелкой, сидел он. Ее Ромео. Ее Болконский. Ее Годо. Ее первый партнер в
начавшейся давным-давно, в Древней Греции, трагедийной пьесе о жизни и
смерти, о жертве и палаче, о любви и ненависти.

Анатолий как раз закончил ваять вторую карточку и сунул ее, еще не
просохшую, в карман. К сожалению, у него было только четыре плаката VISA,
на каждом из которых только по одному изображению кредитной карточки в
натуральную величину. А муляжи требовались двусторонние. Самое трудное
здесь - разложить по склеиваемой поверхности состав из лапши пополам с
зубной пастой столь равномерно, чтобы чужие пальцы, когда карточки немного
подсохнут и станут похожи на пластиковые, не ощутили неровностей. Хотя бы в
течение двух секунд.

Хутчиш отложил ножницы.

Жаль, поесть так и не успел. Ну не беда: случалось ему обходиться без пищи
и месяц. Однажды, например, чтобы не загнуться среди торосов и айсбергов,
он неделю продержался на супчике из гагачьего пуха, выпотрошенного из
штатного в антарктической экспедиции пуховика.

Не поднимая головы, Анатолий подхватил правой рукой вилку, левой - тупой
столовый ножик и метнул в сопровождаемую официантом гостью, которая уже
достала из-под полы кожаной курточки и наводила на него "беретту" с
длинной, маслянисто черной колбаской глушителя.

Девушка завизжала, словно ей за шиворот вылили графин ледяной воды.
Футбольным мячиком запрыгал легкий мотоциклетный шлем. Взметнулось облако
черных, с бархатным отливом, девичьих волос. Анатолий успел отметить, что
убивать его пришла очень красивая девушка.

Олины мечты разом пожелтели, как страницы девичьего дневника. Умчались в
небытие загорелые голубоглазые немногословные шатены, посадив в свои
лимузины других барышень, остались непримеренными наряды от самых дорогих
кутюрье, осталась без надежды на выздоровление бабушка. Никогда не играть
Оле Леди Макбет в Белфасте (Мекке и Ла Скале в одном лице для террористов
всех стран и народов) или Отелло в Лос-Анджелесе...

Официант оторопело уставился на симпатичную посетительницу, которая вдруг
остановилась, будто наткнулась на невидимую стену, и непонятно зачем
вскинула вверх руки. Вскинула - и не опускает.

Наконец официант разглядел, что девушка руки опустить не может. Аккуратно,
за черные кожаные рукава запястья симпатичной посетительницы были
пришпилены: правый рукав к деревянному косяку двери вилкой, а левый к
верхней балке столовым ножом. Но даже не это самое удивительное. Непонятно
откуда в правой руке девушки оказался настоящий огромный пистолет, да еще с
глушителем.

А единственный посетитель уже рядом. И берет он девушку за подбородок. И
нежно так, ласково, молниеносно - тюк затылком о косяк. Глаза девушки
закатились, пистолет бесполезной железкой тяжело брякнулся о паркет.

- Вот, значит, какой обед вы здесь подаете?! - неожиданно зарычал
посетитель на бедного официанта.- Да здесь заговор!!!

На ум официанту не пришло ничего лучше, как залепетать что-то из
прочитанных в детстве книжек:

- Не извольте гневаться...

А посетитель, ну точно у себя дома, гад, запустил руку во внутренний карман
девичьей куртки и выгреб пачку разноцветных корочек.

Следующее, что увидели растерянные официант и охранник, так это спину.
Спину посетителя в шикарном сером костюме, уносящего казенный зонт-трость.
Не к месту официанту подумалось, что один раз живем, деньги копить -
занудой быть. Может, махнуть рукой и купить себе такой же великолепный
костюмчик...

Внизу, на пятачке зашарканного паркета дожидался Дмитрий Умкин, нетерпеливо
пританцовывая, словно в очереди у туалета. Пытался под гипсом шевелить
пальчиками. Вроде бы не очень больно. Потихоньку заживает. Вот получит он
гонорар и шиш с маслом своей благоверной отдаст. Сам будет определять, на
что потратить, а без чего можно и обойтись. Чтоб эта дура поняла, с кем,
черт побери, рядом живет.

Анатолий молча подошел. Вырвал из здоровой руки сотовую трубку, раскрошил
между пальцами. Не мудрствуя, простеньким приемом "вертушка" зашвырнул
Умницу в гардебное скопление ветхой мебели.

Хрясь!..- полетели щепки стульев.

Дзинь!..- тонко запела освободившаяся пружина из-под лопнувшей обшивки.

- А-а-а!..- жалобно завопил Умница от боли в сломанной ноге, нарастающей с
каждым ударом пульса.

Прапорщик вышел на улицу, щелкнул кнопкой, распуская купол зонта, и
повернул туда, где над крышами высились кремлевские башни.

Почему туда? Причин несколько. Самая простая: район оцеплен, на каждой
крыше может сидеть снайпер с дальнобойной игрушкой, который выискивает
именно его, Анатолия Хутчиша. А у него, Анатолия Хутчиша, нет даже
плевенького "зауэра" в кармане... Впрочем, каким бы крутым ни был хозяин
потенциальных снайперов, есть только одно место, где он не сможет
разместить своих стрелков. Какой из этого вывод? Только один: значит, нам
туда дорога. Эх, давненько не бывал я на Красной площади. Особенно при
столь "стесненных" обстоятельствах.

Над головой вибрировал клюшечный треск молний и сшибались друг с дружкой
хоккеисты-тучи, норовя прижать противника к борту. Дождь выдался что надо.
Какой и нужен был. Палочка-выручалочка. Анатолий повеселел еще больше.

Прикрыв зонтом затылок и спину (дождь - ерунда, лишь бы случайный снайпер
не смог надежно прицелиться), Хутчиш машинально шагал в особой манере
"мазурка[7]" и разглядывал трофейные мандаты. Направо полетел читательский
билет библиотеки имени Ленина. Заводской пропуск на кондитерскую фабрику
имени Бабаева полетел налево. У Лобного места в руках у Хутчиша остались
два документа: студенческий билет МГИМО и удостоверение помощника депутата
от фракции ЛДПР на имя Елены Ковальской. Прямо сейчас, без соответствующих
приготовлений выдать себя за пани Ковальскую не представлялось возможным,
поэтому придется жертвовать новоиспеченной кредиткой.

Постовой на воротах Спасской башни Савелий Дерендяев по случаю дождя был
погружен в тоскливые раздумья. Погружен настолько глубоко, что нижней губой
едва не ковырялся в носу. До смены еще полчаса, а дождь не утихает.

Тут он увидел приближающегося из пелены дождя молодого человека в
приличном, но подмокшем костюме, и подобрался. "Как это он умудрился
промокнуть, если у него зонт?" - подумал сметливый постовой: нас, дескать,
на мякине не проведешь.

Молодой человек резким движением выхватил руку из кармана брюк и ткнул
Савелию в нос удостоверение помощника депутата.

Но уроженец оренбургского края боец Дерендяев не стал проявлять
бдительность, брать, как положено, удостоверение в свои руки, сличать фото
с оригиналом, проверять наличие допусков, а лишь лениво кивнул. Да еще и
зевнул напускно. Проходи, дескать, мил человек.

И когда мил человек прошел, Савелий, воровато косясь, быстро нагнулся,
схватил и сунул в карман парадных форменных брюк, не отряхнув даже от
налипшей грязи, оброненную кредитную карточку. Вот счастье-то привалило!
Скорее бы с поста сменили.

Мыслями часовой унесся в далекий и сладкий, блестящий, как самовар, мир, в
котором присутствовали видеомагнитофон с алмазной головкой, телик "Сони
Тринитрон" с плоским черным экраном и длинноногие девушки. Председателева
дочка, тоскующая на далекой оренбургщине, теперь казалась уродиной. Что ж,
по Сеньке и шапка.

Ливень разогнал зевак и чиновников, но Анатолию все же повезло: сразу за
желто-белым, влажным, как омлет, Дворцом Съездов из двух строгих,
подчеркнутых никелированными молдингами-кантами "мерсов" выбиралась под
неистовствующий дождь хилая группа туристов явно высокого полета и
выстреливала парашюты зонтов.

Хутчиш круто повернул к туристам, с одного взгляда вычислил экскурсовода и
официальным тоном спросил, демонстративно предъявляя, но не выпуская из рук
удостоверение:

- Я так понимаю, это и есть та самая итальянская делегация?

Конечно, то были макаронники - кто же еще станет так громко
переговариваться на неаполитанском наречии?

Анатолий утонул в глубоких и умных глазах экскурсовода. И нагло не захотел
выныривать.

Экскурсовод оценил бравый вид подошедшего и кивнул. Старенькому гиду,
пережившему нескольких генсеков, сразу же захотелось беспрекословно
подчиняться. Он узнал эту характерную манеру - говорить негромко, но с
интонацией, не позволяющей сомневаться в полномочиях. Манеру застревать в
глазу осколком зеркала Снежной Королевы.

- Да,- подтвердил старейший кремлевский экскурсовод Яков Михайлович
Цеханович.- Это наши неаполитанские гости.

И попытался на всякий случай улыбнуться. Улыбка получилась жиденькая, чуть
виноватая. Уже годика три гражданину Цехановичу не доводилось выжимать из
тонко чувствующей, ранимой души подобную улыбочку.

- Представьте меня, пожалуйста,- тихо и без нажима, но все равно не
попросил, а приказал молодой человек в дорогом сером костюме.- Я Хутчиш.
Анатолий Хутчиш. Помощник депутата от фракции Либерально-демократической
партии России.

- А вы не?..- с робкой надеждой начал гид Цеханович.

- Нет,- холодно отрезал помощник депутата.

- Ладно,- кротко кивнул повидавший в жизни всякое Яков Михайлович.
Повернулся к подопечным. По въевшейся привычке машинально их пересчитал
(один, два... шесть). И экскурсионным голосом привлек общее внимание: -
Signore e signori! Permettete mi presentarvi Anatoliy Hutcisch, aggiunto
deputato alla frazione LDPR, e uno dei grandissimi partiti della Russia
altuale.- Столь грубой лестью экскурсовод наступил на осиное гнездо своей
совести. И был, не сходя с места, закусан до смерти.- Si aggregato con noi
alla scopo...

- Alla scopo di sistemare i contatti,- подсказал Анатолий.

Как старорежимный офицер он щелкнул каблуками рядом с опасной лужей и
вздернул подбородок, параллельно вспомнив, что не мешало бы побриться.

Неаполитанские гости восторженно зажестикулировали, отнесясь к небритому
партийному функционеру как к очередной московской достопримечательности
рангом не ниже Мавзолея. А синьор Ринальдо Витали посчитал за нужное жарко
потрясти руку Анатолия и обнажить в полной радушия улыбке искусственные
зубы, голубоватые, как туалетный кафель.

Якова Михайловича поджимал регламент, и без того нарушенный нежданным
ливнем. Поэтому, считая, что необходимые формальности соблюдены, он перешел
к исполнению прямых обязанностей - затараторил на итальянском средней руки:

- Per favore, prestate attenzione alla maestosa a tre ordini dalle cupole
dorate torre del companile di Joana Grande - e dominante d'archetittura del
Cremlino di Mosca...

Синьор Ринальдо экскурсовода не слушал. В компанию директоров обувных
фабрик он, по сути, напросился, используя родственные связи. Один
отправиться в Москву побоялся. Слишком уж уверенно итальянские газеты
убеждали синьора, что в столице России мафия покруче палермовской будет.

А опасаться местной мафии синьору Витали приходилось потому, что приехал он
сюда с не вполне законной целью: найти способ извлечь сокровища,
вмурованные, как гласит семейное предание, под одного из стерегущих вход в
Патриаршью ризницу львов.

Эпизод седьмой. Последний из Преисподней

26 июля, вторник, 16.00 по московскому времени.

Покойный полковник Громов был прав: личное дело прапорщика А.Хутчиша
(субъект номер 001, кодовое имя "Буратино") бесследно исчезло из Архива
примерно месяц назад. Когда пропажа обнаружилась, разумеется, началось
дознание; разумеется, заработала бумажная проверочная машина ("В ответ на
ваш входящий номер такой-то от такого-то числа отвечаем исходящим номером
сяким-то от сякого-то числа..."), но - вхолостую; разумеется, начальник
Архивного отдела был переведен на нижеоплачиваемую должность (заместителем
директора районной библиотеки в г. Электросталь)... и, разумеется,
похититель обнаружен не был.

Впрочем, генерала Семена сам факт пр