Шрапнелью брызнули обломки берцовой кости стоящего на переднем
плане скелета - ленского мамонта, и остов доисторического зверя медленно
завалился набок, грянулся оземь и развалился на составляющие. Остались от
козлика ножки да рожки. Косточка к косточке в ряд...


Старшина Приемыхов не стал проверять, жив или мертв заваленный змеями
Адымбаев. Не до того было: судя по всему, "поморы" схлестнулись с настоящим
врагом. Вместе с прекратившим наконец беспорядочную стрельбу Тимохиным
старшина нырнул в дымовую завесу, скрывающую перспективу выставочного зала,
не зная, сколько еще единиц потерял отряд.

Приемыхов и Тимохин догнали Карташова и Брагина в тот момент, когда те
меняли магазины в "калашах" и готовились к решающему штурму "теплокровного"
музейного зала. Пороховая гарь, пыль и копоть ухудшали обзор процентов на
восемьдесят.


Хлопья штукатурки, похожие на значки "Десять парашютных прыжков", "За сдачу
норм ГТО" и "За царапину в бою", осыпали грудь рядового Адымбаева. Еще это
было похоже на метель. Ему привиделось, что он заплутал в пургу.

Адымбаев пришел в себя. Подсознание твердило, что чучела зверей каким-то
мистическим образом ожили. Адымбаев со всей возможной скоростью отполз в
угол. Он знал, как выглядит труп укушенного гюрзой. Привалившись спиной к
стене, проверил автомат. И услышал глухое звериное рычание со стороны
первого зала.

Майор Горовец замер возле входа во второй зал. Ноздри и глаза резал тяжелый
запах. Тайком прочистил горло - еще и першило от порохового дыма. Звуки боя
откатились в глубь музея, и здесь царила тишина. Впрочем, Горовец на этот
счет не заблуждался. Его бойцы несомненно столкнулись с матерым врагом.
Поэтому майор тоже поднял автомат и беззвучно шагнул в разгромленный зал -
с рыбами и пресмыкающимися. И услышал, как справа тихо клацнул затвор.
Теперь он не сомневался: здесь враг. Убитым автоматы ни к к чему, а раненый
"помор", если уж в состоянии держать оружие, не стал бы отлеживаться -
обязательно уполз бы с поля боя. Ведь с минуты на минуту прибудет подмога -
"скорая", ОМОН, то да се... Значит, там, за стендом со скатами, противник.
Хитрый и ловкий. Так. Малый вперед. Сейчас мы тебя, паскуда, выковыривать
начнем, как клеща из шеи...

Из-за стенда послышалась поступь звериных лап. Адымбаев покрепче упер
приклад в бедро и взял на мушку проход между простреленными навылет
витринами. Может, пальнуть наугад сквозь металлические каркасы? Нет. Не
стоит. Надо бить наверняка. Второго шанса судьбой не предусмотрено. Жили у
бабуси два веселых гуся. Остался один. Который из двух - вот в чем вопрос.
Быть или не быть.

Майор Горовец коротко выдохнул и с разворота открыл огонь по спрятавшемуся
в закутке неприятелю. Получай, фашист, что Бог послал.

Увидев перед собой силуэт гигантской гориллы, рядовой Адымбаев нажал на
курок.

Пули разминулись в миллиметре друг от друга, но втуне не пропали.

От автоматного грохота Вискас почти оглох. Дым забивал ноздри. Нестерпимо
хотелось чихать. Ежесекундно, самозабвенно, сладостно, со смаком. Что ж,
Вискас, последние твои союзники - разве что осязание и "калаш". Не самое
плохое - если учесть, что враг тоже почти ни шиша в дыму не видит. Бывало
хуже.

Сидеть на ветке было дьявольски неудобно, мешал автомат. Воняющая
многолетней пылью листва лезла в рот. Хорошо бы, ветка выдержала. Гипсовая
все ж таки. А ведь еще следовало замаскироваться. Иначе глаза и опыт солдат
не обмануть. Они должны пройти мимо и не заметить.


"Поморы" изготовились. Потом Брагин, мысленно возопив: "Господи, спаси...",
присел за углом, ловко кувырнулся через плечо рядом с распростертыми
бездыханными телами Пелевина и Сорокина, откатился под прикрытие чудом
уцелевшего развесистого дерева, опутанного коконом лиан, с силуэтами чучел
орангутанов в густой кроне, и занял первую позицию.

Юлами ввинтясь в зал, делая обманные, мешающие точному вражескому
прицеливанию движения, позицию два заняли Карташов и Тимохин.

Когда мимо первой пары бойцов проскользнул старшина Приемыхов, рядовой
Брагин перенес вес тела на левую ногу и приготовился передислоцироваться на
позицию четыре, но тут чучело орангутана на дереве вдруг зашевелилось, и,
раздвинув ветви, в грудь Брагину уперся ствол автомата.

"Ку-ку",- сказал орангутан.

Простроченное по диагонали автоматной очередью, тело "помора" отбросило
назад, в компанию Пелевина и Сорокина. Где оно и успокоилось в нелепой позе
старой, всеми забытой тряпичной игрушки.

Рефлексы заставили Тимохина и Карташова развернуться на звук выстрела,
вскинуть автоматы и нажать на курки.

Пули с визгом подрезали веточки муляжа тропического дерева, измочалили
ствол; обезображенные чучела орангутанов повалились с ветвей, как огромные
перезревшие кокосы.

Вискас в этот момент уже обрушивался вниз по стволу. Уже прятался за
стволом злополучного дерева. Вискас бы успел. Но карман плаща зацепился за
предательский гипсовый сучок и отнял четверть секунды.

Этого "поморам" хватило.

Две бешено мечущиеся по залу свинцовые нити пересеклись на спине частного
детектива. Раскаленный поток вмазал Василия Полосуна лицом в ствол,
искусственная кора разорвала ему скулу до кости. Брызнула кровь из
рассеченной губы. Но это было неважно: агент Вискас, оседая на пол, был уже
безнадежно мертв.

Вырванный из кармана пулей спичечный коробок развалился, и спички сложились
на полу в надгробную букву W.

За секунду до того, как сзади раздались выстрелы, старшина Приемыхов занял
позицию три - за тушей увенчанного огромными рогами лося. За полсекунды до
выстрелов он отметил, что один из отростков на развесистых рогах, венчающих
голову благородного лесного животного, имеет подозрительный металлический
отлив, но проанализировать этот факт ему не удалось.

Три автоматные очереди слились в одну. Старшина Приемыхов увидел, как на
конце этого металлического отростка вдруг вспыхнул яркий огонь, из которого
в лицо несется цепочка черных пчел.

Голова старшины лопнула, точно гнилой арбуз. Завертевшись на месте,
Приемыхов упал возле ног лося. В жухлую, подкрашенную музейным дизайнером
солому, изображающую подножный корм.

Укрывшись за мохнатым туловищем лося, Алиса видела, как погиб Вискас, но
сейчас ей было не до того. Когда шпынек мушки совпал с фигурой врага, она,
как учили, задержала дыхание и плавно потянула спусковой крючок.

Автомат отрыгнул, словно страдал несварением желудка. Отдача свирепо
ударила прикладом в плечо, трофейное оружие заходило ходуном, выплевывая
скоропостижную смерть...- и вдруг захлебнулось на полуслове. Магазин иссяк.

Иссякло и хладнокровие агента Лис. Напарник погиб. Она осталась одна.
Одинокий воин против вражьих полчищ.

Бессмысленно. Глупо. Как глупо... В уголке безумно красивого глаза каплей
березового сока набухла прощальная слеза.

Толя, где ты?

Выяснять, попали ли они в кого-нибудь и если попали, то в кого именно,
времени не было. Не оборачиваясь, рядовой Тимохин и сержант Карташов дружно
прыгнули...

Тимохин не успел: пуля из дамского "браунинга" перехватила его на лету,
вошла точно под левую лопатку. Рядовой как мешок упал на бок, однако боли
от удара не почувствовал. По телу быстро разливалось холодное онемение,
словно он отсидел ногу,- все выше и выше, добираясь до мозга...

Карташову повезло больше - пуля лишь оцарапала шею. Беззвучно чертыхаясь,
он откатился правее и из положения лежа опустошил магазин. Потом вернулся
на место падения и, лежа на боку, осторожно выглянул, готовый ко всему.

Но не к тому, что открылось его взору.

В первый раз рефлексы подвели сержанта Карташова. В первый и последний.
Когда он наконец увидел воочию своего противника и понял, почему "поморы"
проиграли, его палец притормозил на курке гранатомета.

Над поверженным старшиной Приемыховым, подобно Юдифи над трупом негодяя,
возвышалась сама Смерть. Нет, не безобразная старуха с косой, а гибельно
красивая зеленоглазая ведьма. Растрепанные волосы огненным ореолом сияли
вокруг бледного лица. Из рассеченной брови по щеке стекала струйка крови, в
глазах билось зеленое яростное пламя, рот, созданный для поцелуев, был
оскален в звериной усмешке.

Широко расставив длинные, плотно обтянутые джинсами ноги, обеими руками
сжимая блестящий пистолет, Смерть целилась в сержанта Карташова.

- Нет...- сказал сержант Карташов.

- Вискас,- непонятно ответила Смерть. И нажала на курок.

Пуля с глухим звуком вонзилась Карташову в ложбинку между ключицами,
разворотила трахею и застряла в аорте.

Чувствуя, как неудержимый поток крови бьет из горла в мягкое нђбо, Карташов
безотчетно сжал пусковое устройство гранатомета.

Граната с шипением вылетела из ствола и мгновение спустя взорвалась, угодив
в колоссальный скелет южного слона.

Точно сметенные великанской рукой разлетелись кости. Ударная волна унесла и
красавицу-незнакомку, как подхваченную ветром шаль.


Повсюду, повсюду царили смерть и разрушение. Тела людей лежали вповалку с
чучелами животных - присыпанные стеклянным крошевом. Скорняжная мастерская
доктора Моро, бросившего работу на середине.

Братская могила.

Труп храброго майора, труп солдатика в углу. Лица серы, отсочившиеся кровью
раны тусклы. И еще два трупа - на выходе из зала. Потрескивают, дымятся
тлеющие обломки стендов. Формалин обтекает коптящие обломки, плавники,
перья, чешую.

Иван Князев обходил залы, держа "макаров" стволом вверх и подсвечивая путь
огоньком одноразовой зажигалки, которую держал в той же руке. Что же здесь
произошло? Такое впечатление, что "поморы" просто помешались и перестреляли
друг друга.

Положив пистолет и зажигалку на пол, он приподнимал головы трупов за волосы
или переворачивал их на спину, вглядывался в лица. Каждый раз до крови
закусывал губу. Живых не было, но пока не находилось и того, кого
мегатонник боялся найти.

Вот около изрешеченного гипсового дерева, рядом с чучелом орангутана, лежит
труп неизвестного мужчины. Руки его все еще сжимают автомат. Изрядно мятая,
но сохранившая помпезность шляпа валяется неподалеку. Слепые глаза смотрят
в потолок. Неужели это он в одиночку совладал с отделением "поморов"?
Дальше, дальше...

Среди разбросанных то ли слоновьих, то ли мамонтовых костей Иван Князев
отыскал живого человека.

Женщину.

Пригвожденная к стене обломком огромного бивня, она часто, прерывисто,
ознобно дышала. Князев склонился над ней и, не выпуская из руки пистолета и
потухшую зажигалку, пощупал сонную артерию. Нет, не жилец. Бивень проломил
ей грудину. Из носа и рта девушки стекали струйки фактурно-густой, как
баклажанная икра, крови.

Жаль. Красивая. Чем-то неуловимо похожа на Эвелину...

И вдруг женщина приоткрыла замутненные, немыслимо красивые зеленые глаза,
посмотрела на старика... и, улыбнувшись, что-то прошептала.

Князев наклонился еще ближе, вслушиваясь.

- Толя,- повторила женщина.- Ты... пришел...

Иван почувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет у него из груди. "Макаров"
выпал из ослабевшей руки и с глухим стуком упал на пол.

- Что? Что ты сказала?

Голос не слушался его. Князев осторожно откинул с девичьего лба липкий от
крови локон.

- Толя... Я хочу, чтобы... Мы... Я...

Она закашлялась, на губах вздулся кровяной пузырь, в котором отразилась,
как в кривом зеркале, морда зебры.

- Тише, дочка, тише.- Князев успокаивающее погладил ее по голове. Но не мог
не спросить, хотя понимал, что у красавицы не хватит сил ответить: - Ты
ведь знаешь Толю, да? Где он?

- То... ля... Я т-т-тебя...

Рыжеволосая голова безвольно упала на грудь.

Старик сел возле мертвой женщины, знавшей его сына, и тихо заплакал,
обхватив голову единственной рукой.

Он не заметил и не услышал, как в клубах дыма возникла фигура высокого
светловолосого молодого человека. На лице вошедшего в это урочище смерти
застыло недоумение.

Потом взгляд его упал на пригвожденную к стене рыжеволосую диву.

- Алиса?! - испуганно воскликнул Анатолий Хутчиш.- Что здесь... Почему
стреля...

Иван Князев поднял голову. Медленно, помогая себе рукой, пятная стену
девичьей кровью, встал.

Хутчиш узнал его - этот однорукий старик преследовал его возле японского
консульства.

- Вы?..

Прапорщик напрягся, готовый в любой момент к бою.

Но в глазах старика не было угрозы - только слезы и печаль.

- Сын,- тихо сказал старик. И неловко утер слезу рукавом.- Вот, значит, и
свиделись.

За спиной Анатолия Хутчиша, в первом зале, не выдержав сегодняшних
потрясений, с дробным грохотом обрушился на пол скелет гигантского синего
кита.

Эпизод двадцать седьмой

31 июля, воскресенье, 20.00 по московскому времени.

У них походочка как в море лодочка

Сигаретный дым змеился под потолком кают-компании СКР "Тамбовский
комсомолец". Сторожевик относился к ветеранам советского флота, закладывали
его еще в те незабвенные времена, когда денег на интерьеры не жалели.

Потускневший и кое-где облущенный лак на красном дереве свидетельствовал о
расточительстве прежних интендантов. Диваны вдоль переборки лоснились
вышарканными кожаными припухлостями.

На полотнах в витиеватых рамах безвестный подражатель Айвазовскому
сталкивал фрегаты в абордажных, борт к борту, атаках или топил их в
ураганных штормах. Цвета потускнели от времени: художник использовал
дешевые краски.

Но сегодняшнее прозябание принадлежащего невесть кому - России или Украине
- корабля откладывало восстановление былого великолепия на неопределенный
срок.

Старпом ткнул окурок в пепельницу, смаклаченную умельцем-матросом из крышки
списанного компаса. Несмотря на стесненное финансовое положение, он
продолжал курить стильный "Кент". Считал ниже своего достоинства переходить
на дешевые табачные суррогаты.

- Ярослав Данилович, а может, пошлем Главкома с его Верховной Радой
подальше и останемся в России? - спросил старпом капитана.

И тут же спохватился: не стоило затрагивать это болезненную тему. Пусть
даже его ближайший друг и командир мечтает остаться в Петербурге, он,
старпом, ни на минуту не должен забывать, что в Севастополе на Максимовых
дачах командира "Тамбовского комсомольца", капитана первого ранга Ярослава
Даниловича Брянцева ждет супруга Надежда Павловна. И дети. Ой, как
бестактно вышло...

- Чем предаваться нигилистическим фантазиям, уважаемый Афанасий Никитич,
лучше давайте выпьем.- Они дружно выпили.- И еще, уважаемый Афанасий
Никитич, я вас настоятельно прошу впредь ни с кем из команды подобных бесед
не вести. Сами знаете: и пакгаузы имеют уши.

Старпом, которому лихое вливание в организм полста грамм "шила[76]" не
давалось столь легко, как кэпу, только теперь смог вдохнуть воздух и,
переборов судорогу в руке, поставить эмалированную кружку на длинный, с
пузатыми ножками обеденный стол.

Тот край стола, у которого сидели двое беседующих, под скатертью был
безнадежно испорчен надписью, некогда выцарапанной разозорничавшимся
вестовым: "ДМБ-93". У обоих в коротких стрижках заплуталась седина. У обоих
вокруг глаз накопились морщины. Только у командира и седин, и морщин было
больше.

Очередная рюмка - третья за полчаса (друзья решили отметить неприкаянный,
как день рождения, праздник без помпы) - не прибавила старпому
благоразумия, и он с настойчивостью перебравшего норму человека вернулся к
злободневному вопросу:

- Неужели Надежда Павловна не может получить телеграмму типа "Срочно
приезжай...". А что там отстучать дальше, мы придумаем. Старший лейтенант
Янушпольский уговорит любую администраторшу заверить телеграмму любой
печатью. Голову даю на отсечение, уговорит. Или вы думаете, Надежду
Павловну не отпустят?

- Не я начал о Янушпольском, вы сами,- сурово посмотрел в глаза другу кэп.-
С вашей подачи старший лейтенант на политзанятиях регулярно рассказывает
матросам, как в начале Великой Отечественной эскадра наших кораблей
вырвалась из окруженной фашистами Лиепаи. Янушпольский - мальчишка, но
вы-то о чем думаете?

Командир корабля устало опустил кулаки на столешницу и уставился на пустую
кружку. В эту минуту он выглядел невероятно постаревшим. Хотя под ношеной
парадной формой угадывалось закаленное тело.

- Афанасий Никитич, представьте себе, вот мы здесь останемся. Потом
останется кто-то еще. И еще. Но уже без кораблей, потому что корабли ни под
каким видом из бухт не выпустят. И что получится? А получится, что в
какой-то момент все, кто против раздела флота и против того, чтобы флот
целиком стал украинским, сами же флот хохлам и уступят.

Капитан расстегнул верхний крючок парадного, по случаю праздника, кителя.
Цепкий взгляд не смог бы придраться к блеску пуговиц и белоснежности формы,
зато заметил бы штопку под мышкой. Благородная бедность.

- Но ведь еще годик-другой,- не унимался старпом,- и "Тамбовский
комсомолец" отправят в Северную бухту. Под автоген.

- Отправят,- стараясь не выказать подступившую к сердцу печаль, кивнул
командир корабля.

Оба замолчали, думая о несчастливом городе Севастополе. Городе белом, как
крылья чайки, потому что сложен из инкерманского известняка.
Городе-подкове, выгнутой в сторону моря. Городе, в котором перебои с
электричеством приходятся по пять-шесть раз на день. Случается, даже
троллейбусы стоят, а горячую воду последний раз давали в девяносто пятом на
Девятое Мая.

- Лучше выпьем,- первым не выдержал старпом и, не дожидаясь положительного
или отрицательного ответа, разлил громко булькающий спирт из фляги по
кружкам. Три булька - пятьдесят грамм.

Капитан встал, но вместо того, чтобы потянуться за кружкой, прошелся,
разминая ноги. Положенный к парадной форме кортик глухо стукнул о спинку
дивана, когда командир корабля взял с кожаных подушек заслуженную гитару.

Под пальцами тихо брынькнули струны.

- Да и сами посудите, любезный Афанасий Никитич, куда мы без Малахова
кургана, Камышовой бухты и прогулки по Большой Морской?

- Но ведь надо же что-то делать,- поняв, что в очередной раз проиграл
диспут, сдался старпом.- За державу обидно.

- Это всего лишь хорошая цитата,- сказал командир не то, что хотел услышать
старпом.

На самом деле Ярослав Данилович догадывался, что неразбериха с Черноморским
флотом рождена чем-то более значительным, нежели просто амбиции
политиков-однодневок. Не давало Ярославу Брянцеву покоя, например, то, что
он обнаружил, заглянув в гости к однокашнику Николаю, командиру "Бора",
только-только спущенного на воду, и уже без вопросов подлинно российского,
но приписанного к Севастополю РКВП: вооружение "Бора", все эти ракетные
комплексы "Оса" и т.д., и т.п. более эффективны при атаке не натовской, а
как раз-таки отечественной постройки кораблей. И возникло смутное
подозрение, что если Черноморский флот не разделят так, как угодно России,
то не достанется он никому.

А уж в этом случае Ярослав Данилович постарается, чтобы никто из вверенного
ему экипажа в братоубийственном кровопролитии не участвовал и не сгинул. Он
отвечает за своих людей перед их женами и матерями... Но и делить
ответственность не собирается.

Командир с гитарой вернулся на прежнее место, закинул ногу за ногу и
положил инструмент на колено. Струны отозвались, так фыркает, почуяв
хозяина, верный конь.

- Что-то у нас сегодня не праздничное настроение,- отметил Ярослав
Данилович.- Раскисли, как кисейные барышни.

- Возможно, пришло время пробить следующие склянки? - старпом
недвусмысленно кивнул на недоупотребленный спирт.

- А что еще остается делать? - И командир плеснул в горло обжигающую
жидкость.

Старпом тоже употребил. Чтоб не было видно выступивших слез, скрипнул
креслом, шагнул к иллюминатору... И глазам своим не поверил: по трапу
неспешно поднимался белозубо улыбающийся негр с огромным магнитофоном на
плече; следом за ним шагал статный, но хмурый старик.

Командир негромко запел, перебирая струны. У него был красивый мягкий
голос. Не сильный, но умеющий раскрыть сверхзадачу песни... если, конечно,
это не была попса. Особенно хорошо кэпу удавались тихие мудрые песни:

Принесла случайная молва