нтейнера. У Ивана единственная рука была занята
двухкилограммовым пакетом с мукой, которую "интерполовцы" вынесли с борта
"Комсомольца" под видом обнаруженной наркоты. А бойцы желтокожего спецназа
- вот они, в двух шагах...

"Не ходи к нему на встречу, не ходи!" - воспевала малодушие "Божья
коровка".

- Сынок, я хочу, чтобы тебе повезло,- сказал Иван Князев и ловко, на ходу
просчитывая, кто может толкнуть справа, кто слева, обогнул прапорщика.- Это
твое задание, сынок, ты должен выполнить приказ: сберечь установку.

Анатолий непроизвольно отметил, что это прощальное слово "сынок" отец
произнес с микронной заминкой. А еще подумал, что многое не успел спросить
у старика. Не успел Иван Князев рассказать сыну, какая она была, Эвелина
Зигг, какая у мамы была улыбка, какие добрые руки, как ее не стало. И
почему он так долго не мог найти сына.

Всю дорогу от музея до корабля они вполголоса обсуждали подробности
операции. Анатолий все рассказал отцу: и про Капитана Тротила, и про
зловещего Господина Доктора, и про пароль для врагов - Pal-Secam, и даже
про то, что маленький Гонконг собирается нынче в полночь присоединить
большой Китай к своей территории - впрочем, это произойдет лишь в том
случае, если установка окажется в руках гонконгского резидента. Рассказал
он и о продажном генерале Семене, и о славной, но запутавшейся девушке
Алисе...

- Папа, внимательней, у них на бескозырках вместо орла или там звезды -
иероглиф "чжэнь"...

Хутчиш понимал, что любая способная подсобить в предстоящей схватке
информация гораздо ценней прощальных слезливых фраз.

- Не учи ученого. Мне Ким Филби до сих пор рубль должен.- Страшная для
врагов улыбка перекосила лицо старика.- А вот у меня будет звезда!

Протискиваясь сквозь компанию хлещущих из горла водку, Иван Князев пакетом
с мукой смахнул с темени одного из дошедших до кондиции мореманов беску и
ловко водрузил себе на затылок.

Пьяный пропажи не заметил. А отважный старик изловил губами за конец
телепающуюся черную с золотистым якорьком ленточку и закусил, чтобы не
потерять беску, зубами.

На миг оглянулся и залихватски подмигнул сыну.

- Борись, Толька,- сказал он.- Служи Родине.

И шагнул навстречу врагу.

Преграждающий дорогу строй китайских головорезов замешкался. Командир
китайских лазутчиков не ожидал проявления такой отваги от однорукого
старика, но быстро справился со смятением и властно выкрикнул приказ.
Перекошенные злобой желтые маски бросились на Ивана Князева.

Раздалось негромкое "пх!", и поле боя заволокло белесым туманом: мука из
разорванного пакета буранно взвилась, запорошила вражьи зенки, набилась в
ноздри, сугробами осела на бесках и плечах.

Русский люд, матерясь, раздался в стороны от не объявленной синоптиками
снежной бури.

Китайский же люд расчихался и принялся усиленно тереть узкие глаза.

Мучная завеса задержала атаку всего на два вздоха, но это позволило
Анатолию отдалиться от эпицентра бури на пять шагов.

Прокашлявшись, низкорослые убийцы сгрудились вокруг ветерана советской
разведки, как свора касаток вокруг загнанного матерого кашалота. Вот один
упал, зажимая желтыми пальцами глазницы с вдавленными внутрь черепа
глазами, вот другой скорчился, с ужасом понимая, что в сей миг сломанное
ребро внутри тела раздирает легкое пополам... Но даже смертельно раненные
китайские бойцы из последних сил глотали разрывающий трахею крик, чтобы не
привлечь внимание. А Князев дорого продавал свою жизнь в этом последнем,
неравном бою. Эх, если бы ему вторую руку...

Вначале заморские гости, многообещающе скалясь, попробовали взять старика в
клещи "каппа". Но оказалось, что однорукий ветеран, играя "ворона Гомбэя",
уходит от смертельных ударов. Тогда командир перестроил людей в фигуру
"фусэн", безжалостно назначив нескольких своих на должность жертв-"кукол
фукусукэ".

Нате! Это вам за то, что старого боевого товарища Семена превратили в
тряпку! Подойди поближе, ты, дурачок, небось и не подозреваешь, что я знаю
этот прием. Как ты меня назвал? Фазаном? Фазаном! Я тебе покажу фазана!
Получи! А, у тебя в рукаве ножик заначен? Кто на нас с ножиком пойдет...
Это тебе за то, что я не успел рассказать сыну про мать, про Эвелину! Что,
больно? А ты как думал? Думал, за тебя каскадеры отдуваться будут? Врешь,
это тебе не кинобоевик! Ну-ка, ну-ка, что ж ты, милый, смотришь искоса? Ах,
ты так? А мы вот так! А ты так? А мы вот эдак! Мало тебе? Тогда получи
призовую игру... За Семена, за Эвелину, за мою несуществующую руку, за
попранную Русь!!!

Невнимательным наблюдателям казалось, что это еще одна радующаяся нежданной
встрече компания тискает во флотских объятиях старых знакомых. Да
здравствует День Военно-Морского флота!

А извергаемая музыкальным ящиком песня уплывала все дальше и дальше.

Анатолий Хутчиш мчался вперед, иногда обнимая счастливых флотских парней,
иногда проталкиваясь плечом сквозь особенно сплоченные компании. Он
продвигался так ловко, что ни один, даже в подпитии буйный морячок не
принимал его толчки за вызов. Никто не обращал внимания на негра, каким-то
образом затесавшегося на русский праздник.

Спеши, спеши, шикали подошвы. Флаги на кораблях и фонарях замерли, точно
зрители на трибунах.

Магнитола пела, магнитола пила до дна за тех, кто в море, за тех, кому
повезет.

Но если б звучание магнитолы коснулось уха истинного меломана, то меломан
бы крайне удивился: прекрасный аппарат, с расширенными частотными
характеристиками, выдавал халявное моно. А все потому, что перед операцией
Анатолий с мясом выдрал из аппарата многоступенчатые акустические навороты
- чтобы освободить место для установки Икс. Магнитола стала контейнером.

Навстречу перебегающему дорогу Анатолию бросился ларек с невероятно
дорогими гамбургерами. И остался позади. Под подошвами кроссовок зашаркали
узоры брусчатки.

В двадцати метрах от набережной толпа заметно редела. И уж слишком
приметной была фигура негра с гигантской магнитолой на плече.

А на отца надежды нет. Что зря тешить сознание иллюзиями, однорукий старик
вряд ли более минуты устоял супротив двадцати бойцов, прошедших школу
китайских кварталов и завершивших образование в армейских спецлагерях.

Сжав зубы, глядя только перед собой, Анатолий Хутчиш стремился прочь от
эпицентра праздника, мимо рекламных тумб и экскурсионных ларьков. В глазах
резало, как от песка.

Эх, батя, батя... Не ходить нам с тобой на футбол, не ездить на рыбалку. И
ведь до чего нелепо все получилось! О чем мы думали, когда демонтировали
установку? Верно, верно, времени на раздумья не оставалось, надо было
срочно рвать когти с обложенного китайцами, как загнанный волк собаками,
корабля - пока Господин Доктор не подтянул к его борту основные силы. И все
же...

Не нянчить тебе, батя, внуков. Не сидеть тебе, батя, на лавочке у подъезда,
хвалясь перед стариками-соседями заботливым сыном. Не отправиться нам
вместе в нелегальную турпоездку в Пентагон - а так мечталось...

Бело-зеленый и напыщенный, словно кочан капусты, Зимний дворец отразил
завибрировавшими оливково-черными прямоугольниками окон следующий
фейерверочный шедевр. От наших шедевров - вашим шедеврам. В небе повисла
гигантская парадная люстра; фальшивые хрусталики огоньков расширили зрачки.
Повисела люстра и рассыпалась, точно хулиган пальнул в нее из рогатки.

В сутолочном шуме жиденького скверика при Разводной площади, оставшейся за
спиной беглеца, как всполохи фонариков ночью, заелозили ненавистные
обрывочные фразы на китайском среди нормальной русской речи.

Пора было принимать кардинальное решение. И Анатолий принял его - в виде
полупустой бутылки с кофейно-кремовым ликером "Болс"; принял из рук уже
мало что соображающего короткостриженого парня, напялившего истерзанную
временем и молью тельняшку поверх двубортного малинового пиджака.

- Выпей со мной, черная обезьяна! - миролюбиво просипел парень, наступая на
развязавшиеся шнурки.

Напиток празднику не соответствовал. В такой праздник каждый должен пить
только водку - причем не подкрашенный "цитрон" или клюквенную, а
обязательно чистую водку, много водки... Или лучше неразбавленный спирт.
Иначе - не моряк.

А Хутчишу как раз и требовалось вязкое шоколадно-непрозрачное содержимое
бутылки и алюминиевая завинчивающаяся крышечка. С острым режущим краем,
чтоб дружно рубить канаты. Потому как ничего другого колюще-режущего в
карманах фальшивого негра не было. Спасибо, добрый русский человек. Ты не
выпить негру дал, ты Родину спас.

Спеши, спеши, спеши, целуются с мостовой подошвы. На спине полощется
размалеванная павлинами рубаха.

Добрый русский человек остался за спиной, растерянно озираясь: был черный
парень, или это белая горячка? А бутылка куда подевалась? В руке ощущалась
непривычная легкость. Добрый человек, чтобы увериться в потере, несколько
раз сжал и разжал пальцы. И от души заехал в морду наступившему ему на ногу
китайцу. Негры, китайцы - откуда? Чей сегодня праздник?! Выпускников
Бонч-Бруевича или русских моряков?!!

Китаец упал, подпрыгнул, как ванька-встанька, и побежал дальше, даже не
попытавшись отомстить. Смущенно одергивая непривычную гражданскую одежку.
Пронырливый, как коростель.

Хутчиш был уже далеко. Рядом с небольшим рекламным воздушным шаром чая
"Липтон", втиснувшимся меж надувной, в два человеческих роста, банкой пива
"Beck's" и ждущей своего кинг-конга огромной, раздувшейся емкостью
"кока-колы". Воздушные шары стремились ввысь, но были прикованы капроновыми
шнурами с чугунными башмаками на концах к булыжной мостовой Дворцовой
площади. Папа Анатолия, Иван Князев, наверняка выбрал бы воздушный шарик
"Beck's", кто-нибудь из нового поколения погибшего объекта У-17-Б -
"колу"... А прапорщик нацелился на то, что меньше всего привлекало зевак -
"Да здравствует "Липтон"!" - и позволяло к официальной рекламе добавить два
жизненно важных слова.

Магнитола завела Криса Ри - естественно, "Road to Hell", и Анатолий
выключил ящик к чертовой бабушке: накаркает еще... Стало непривычно тихо.
Даже гомон веселящейся толпы вроде бы поутих.

Рекламный воздушный шарик в пешем маршруте Хутчиша был отмечен как конечная
остановка, и не имело никакого значения, что в целях рекламы дизайнер
придал этой остановке форму чайника. Чайниками, если прапорщику удастся
воплотить задуманное, окажутся враги.

Обстановка в окружающем мире изменялась медленно-медленно, словно нехотя. С
черепашьей скоростью двигали руками и ногами посторонние. С черепашьей
скоростью, вяло-вяло переставляли ноги и беззвучно хлопали ртами набегающие
неприятели.

Одной рукой поливая белую поверхность шара дорогим заморским ликером,
другой Хутчиш наотмашь рубил капроновые стропы острой кромкой крышечки.
Стропы издавали контрабасный звук. Контейнер с установкой Икс он держал в
зубах за ручку, чтоб не сперли.

Застывшие на парапетах и фронтонах Зимнего дворца, изрядно вызелененные
временем скульптуры с одобрением смотрели на действия прапорщика.
Поторопись, браток. Не дай себя сцапать.

Перекушенным спагетти отвял последний строп. Отшвырнув опорожненную пузатую
бутылку и затупившуюся крышку, Хутчиш взял магнитолу в левую руку, намотал
на кулак правой несколько размочаленных шнуров и начал подниматься,
увлекаемый ввысь освобожденным воздушным шаром. Как прилипший к чайнику
пакетик "липтона".

Первый из подбежавших китайцев чуть не поймал его за подмигивающий огоньком
кроссовок, но этим самым кроссовком получил вмятину на носу - на долгую
память. Второй лихорадочно расстегивал пуговицы рубахи, где под мышкой
потно скрипела кобура.

Тут огромный воздушный чайник развернуло, и на другом его боку стала
отчетливо видна наспех выведенная аршинными корявыми буквами надпись
"PAL/SECAM".

Дворцовая площадь взорвалась аплодисментами. Аплодисменты предназначались
отважному воздухоплавателю.

Хутчиш разминулся с ангелом, венчающим Александрийский столп. Мощная,
вытесанная из гигантского гранитного монолита дорическая колонна стала
прапорщику по щиколотки. Ангел на прощание отсалютовал бронзовой десницей.

Внизу бойцовыми петушками кукарекали китайцы-шестерки. Тыкали пальцами в
ясно вырисовывающуюся на желтом "липтоновском" фоне надпись, не
растекающуюся благодаря густоте ликера, и спорили, размахивая руками:
следует ли принимать надпись за пароль или не следует. Как на базаре,
честное слово.

Пока преследователи связывались с оставшимся на набережной предводителем,
пока тот - с Господином Доктором, время было упущено. Анатолий взмыл на
недосягаемую для прицельного пистолетного огня высоту.

От Александрийского столпа Анатолия понесло к Адмиралтейству. Пролетая над
ним, прапорщик видел несколько дремлющих у ворот черных "волг", некрашеную
оцинкованную крышу, снующих внизу матросиков срочной службы в белых
голландках и синих гюйсах.

Далеко по краям горизонт заворачивался к небу. Надо было выжить во что бы
то ни стало. Надо было обыграть одного из лучших игроков мира. Обыграть в
игре, где ставкой служил этот мир.

Группа китайцев, явно снятая властным приказом Господина Доктора с
оцепления другого корабля, семенила под подошвами прапорщика, с муравьиным
усердием огибая углы Адмиралтейства. Все только начинается.

Прекрасный в своей устремленности, радостно горящий сусальным золотом шпиль
с приевшейся эмблемой кораблика разминулся с чайником на оговоренном
правилами судоходства расстоянии.

Теперь под ногами аэронавта клубились кроны парковых дубов, берез, лип,
акаций; мелькнули зонтики летнего кафе и медный Петр, на всем скаку
мчащийся в Неву.

И тут снова шарахнуло в полнеба. И полнеба заискрилось фейерверочным
северным сиянием. Бриллиантовый дым окутал воздушный шар.

Это было даже к лучшему. Это отвлекало от безрадостных мыслей о всесилии
врага.

Снизу вверх ударила следующая порция шутих. Косяк золотых рыбок прилип к
стеклам небесного аквариума. Теперь Анатолий понял, что чувствует пилот
бомбардировщика, угодивший на прицел зениток. Веселей только смерть.

Икринка золотой рыбки прожгла папуасно-яркий рукав рубахи, а следующий залп
фейерверочных мортир швырнул летающий чайник на верхушку купола
Исаакиевского собора и под фанфарный "пш-ш-шик!" превратил в сдувшийся
парашют.

Пока Анатолий с помощью одной руки (в другой была намертво зажата
магнитола-контейнер) выкарабкивался на крошечную огороженную площадку по
лохмотьям ткани - несолидно лимонной, веселенькой, как пляжный ансамбль, и
искал черное ничто вентиляционного окошка, китайцы четырьмя колоннами с
разных улиц окружали собор. Вот они - не растерявшие задор предугаданные
главные силы. А ведь, кажется, в мировой литературе подобная коллизия была
описана, с грустью подумал Анатолий. Квазимодо, в одиночку отстаивающий
Нотрдам-де-Пари.

В соответствии с архитектурными правилами середины прошлого века[88]
вентиляционное окошко должно быть где-то здесь.

Но прежде чем Анатолий нашел искомое, ему пришлось обежать всю площадку,
расположенную в сотне метров от земли, на верхушке плафона главного купола.
Великолепная панорама одолевшего болота города открылась прапорщику, и
возбужденные нервы только обостряли чувство прекрасного.

Теперь у его ног вместо Сенатской лежала Исаакиевская площадь с другим
памятником другому всаднику-государю.

Ну что ж, кто-нибудь из нас обязательно выиграет это пари со смертью. Или
Доктор, или я.

Наконец Анатолий нашел искомое; поставил магнитолу на металлический
заклепчатый пол площадки и склонился над лазом, ведущим в бездну.

В Исаакии, закрытом в этот час, свет был погашен, поэтому во тьме лишь
угадывались контуры громадной мозаичной фигуры, похожей на розу ветров, над
которой, с тихим шипением разрезая воздух, совершал свои бесконечные
колебания маятник Фуко. Шарообразный, чуть больше футбольного мяча груз на
бесконечно длинной нити троса[89]. Не зря мегатонник тренировался видеть в
темноте, ох не зря.

Анатолий вздохнул, ухватился обеими руками и принялся неторопливо, выбирать
колючий, ходящий ходуном трос, наматывая его на локоть.

Ради чего он это делает, думать было вовсе не обязательно. Просто сыграл
один из заранее просчитанных двухсот семидесяти трех вариантов решения
проблемы. Сыграл - и ладно. Думать следовало не о варианте, а о себе. О
друзьях и врагах.

Ощутив под ногами твердь, Анатолий воспрянул духом. Лихая бесшабашность
азарта взбудоражила кровь, как допинг. Теперь можно и свой последний бой
принять. Как это смог сделать папа. А повезет - так и ноги унести. Хотя...
Нет, нельзя недооценивать противника.

Да когда ж этот трос кончится-то?..

Мышцы были готовы лопнуть, вздулась шея, вены проступили на руках. Есть
предел человеческим силам. Но есть и такое понятие, как "надо". Которое,
бывает, становится сильнее любых стимуляторов. Все выше выбирая трос с
маятником, Анатолий бормотал:

- Это вам за то, что отец не успел ничего рассказать про маму... Это за
Алису...

И вот тяжелый шар маятника оказался в дрожащих от усталости руках.

Снаружи докатился грохот.

Шар маятника едва не выскользнул из потных ладоней. Еще чуть-чуть - и
медное тело ухнуло бы во мрак, и эхо падения потрясло бы древние
иконостасы... Нет, обошлось.

Ловкость рук и никакого мошенничества. Это сюда, а это сюда... Осторожно,
соединяем... Торопиться не надо... Постепенно... Опаньки!

Когда прапорщик закончил свои дела и, подхватив сменившую начинку
магнитолу-контейнер, вновь выбрался на смотровую площадку, картина внизу
изменилась. Вслед за пехотой на площадь выдвинулась тяжелая техника:
строительные машины. Гигантские шести- и восьмиколесные тараканы взяли в
кольцо окруженную фонарями, медно позеленевшую от злости фигуру государя
императора Николая I. Судя по всему, хитрая бестия Господин Доктор держал в
городе строительную фирму. На всякий пожарный. Небольшое стадо ручных
годзилл.

Боец с бензопилой наперевес выпрыгнул из оклеенной порнооткрытками кабины
грейдера и этим неуставным орудием принялся показывать водителю
бетономешалки, что именно тот должен делать. Дескать, поворачивай.

- Хоай ти-хо! Ти-хо! - приоткрыв дверцу, водитель бетономешалки огрызнулся.
Дескать, куда ж я, дурья твоя башка, поворачивать буду?! Мне с
асфальтоукладчиком не разминуться!

А вооруженный бензопилой боец горячился. Дескать, ты поворачивай, а там
разберемся.

Жадно урчащие, суставчатые, как богомолы, ощетинившиеся выдвижными
лестницами, ядовито-желтые строительные машины неторопливо прядали фарами.
Одна, вторая, третья.

Сам Господин Доктор, почему-то так и не снявший шутовской наряд Кощея
Бессмертного, широкими шагами летел к Мариинскому дворцу. Полы и рукава
бутафорского наряда полоскались на ветерке.

Времени переодеться не нашлось, потому что на голову Доктора свалилась
новая проблема. Что-то не заладилось у русских с космической станцией
"Мир". Несколько часов подслушиваемых переговоров между ЦУПом и забузившим
аварийным модулем ситуацию не прояснили. Пока удалось расшифровать только,
что спасательный модуль отстыковался, сошел с орбиты и собирается совершить
вынужденную посадку в неустановленной точке земного шара.

А если шифровальщик ошибся? А если орбитальный комплекс перестал
подчиняться управлению и ведется чужой, незнакомой программой? И
транслирует на весь земной шар некий сигнал? Чушь?

А какого роста был первый Годзилла?

А если мерзкий мальчишка активировал установку Икс и через усилитель на
"Мире" действительно послал сигнал на все биокомпьютеры, в виде эритроцитов
или бес его знает чего гуляющих по венам и артериям людей, которым
пятьдесят лет тому назад сделали "прививку от оспы"? И детей тех людей, и
внуков...

Только не паниковать! В себе Доктор был уверен на все сто. Прививки от оспы
он не делал. В переливаниях крови не участвовал. Половым путем, если
правильно предохраняться, биокомпьютерное зомбирование не передается. И он
не такой дурак, как те тысячи и тысячи представителей "солидарной
молодежи", которые примчались Россию на фестиваль в пятьде