ев проник в шахту баллистической ракеты, за
четырнадцать секунд до старта обыкновенной медной проволокой примотал
боеголовку к крепежам пиропатронов второй ступени и по каналу газоотвода
шахты выбрался наружу.

К сожалению, старт сорвать не удалось, но операция все равно закончилась
успешно: вторая ступень вместе с несработавшей боеголовкой упала в воды
Атлантики... А вот струя раскаленных газов из сопла ракеты, вырвавшаяся
наружу через газоотвод, изувечила Ивана Князева. Ирония судьбы: выйти живым
из стольких заварушек на чужбине и стать инвалидом у себя же на родине!

Но что делать? Во все времена, во всех странах-государствах внешней
разведке строго-настрого запрещалось работать на своей территории. И всегда
и везде запрет этот нарушался. Да и как иначе? Ведь в большинстве
зарубежных операций, проводимых что Первым управлением КГБ, что ЦРУ, либо
были задействованы соотечественники, либо сам ход операции подразумевал
необходимость совершения каких-либо акций на родине. Однако коллегам что из
Второго управления, что из ФБР-АНБ препоручать задание было западло:
операция наша, мы ее и закончим, и награду получим.

Поэтому и ЦК, и Конгресс частенько закрывали глаза на нарушение этого
запрета: лишь бы дело делалось.

Вот и сделалось дело.

- Семен!..

- Иван!..

Старые друзья обнялись.

- Какими судьбами?

- Да вот... Решил проведать старого друга. Ну... как ты?

- Понемногу. А ты?

- Трепыхаюсь.

- Как Наталья?

Семен пожал плечами:

- Скрипит старушка. Привет передавала.

- Спасибо. Ну что мы на пороге стоим? Пойдем в дом.

- Я тут привез с собой мелочь всякую - осетринку там, бутылочку...

- Да брось ты. Что я, голодаю, что ли?..

Они сели на веранде и некоторое время внимательно смотрели друг другу в
глаза.

"Постарел, постарел,- с грустью отметил Семен прибавление морщин на лице
товарища.- Интересно, бежит ли он в аптеку, стоит иноземцам по телевизору
иноземную дрянь похвалить? Вряд ли. Вишь, весь день дрова рубил, а не
вспотел даже... Нужны ему эти таблетки! Живет на природе, на всем, как
говорят засранцы в белых халатах, "экологически чистом". Живет, как
привык".

Прежде, во время оно, "ничейники" для поддержания боеготовности
определялись в заповедники "на подножный корм". Только вот пристанища им
возводить запрещалось. Если случайно сталкивались с лесником, появлялись
очередная охотницкая байка про снежного человека и выговор в личном деле
"засвеченного" бойца. Ареалом обитания Князева значилась Беловежская Пуща,
где, кстати, о йети слыхом не слыхивали.

"Плюнуть, что ли, на все, купить домик в такой же глуши и тихо дожить, что
осталось..."

Генерал тряхнул головой, отгоняя соблазнительно вредные мысли.

"А ведь ты, братец, сдал,- подумалось Ивану.- Шмотки с иголочки, гражданку,
небось, раз в год напяливаешь, бодрый, подтянутый, вроде парень хоть куда,
но... мешки под глазами, сосуды на щеках - такие подробности мужчину не
красят. Небось бегаешь по аптекам, небось коньячку хряпнуть не
удерживаешься..."

- Угощу-ка я тебя кое-чем особенным,- сказал Иван и, легко поднявшись,
пошел в дом.

Генерал напрягся. Не потому, что не доверял. В таких ситуациях быть готовым
к худшему - для службиста давно укоренившийся рефлекс.

Но хозяин дома уже вернулся, держа в руке литровую бутылку "Посольской".
Бело-черная этикетка была изрядно затерта, золотистая пробка носила следы
неоднократного и не всегда бережного отвинчивания. Внутри булькала не
прозрачная водка, а ликерно-розовая жидкость, от одного взгляда на которую
у Семена рот наполнился слюной.

- Это получше твоих "Реми Мартенов" и "Баллантайнов" будет. Сам гнал.
Перегонка шестерная. Потом углем чистил от сивушных масел, потом еще два
месяца на зверобое настаивал.

- Самогон, что ли? - опасливо нахмурился генерал.

- Сам ты самогон,- беззлобно ответил Князев, доставая из тумбочки два
стограммовых граненых стакана - не расширяющихся кверху, а прямых, как
гильзы. Почитай, антиквариат.- Это - нектар, амброзия, напиток богов.

- Ванька, слушай, мне ж нельзя,- слабо запротестовал Семен.- Печень, етить
ее... Да и сердце не того...

А сам немного отодвинулся, чтобы чуткий нос друга не уловил выхлоп после
вчерашнего, старательно забитый "орбитом" без сахара. Транспортное
приключение плюс информация, неожиданно всплывшая из папки с личным делом
Князева, выбили генерала из колеи, и он решил вчера немножко успокоить
нервы. Да переусердствовал.

- Во-во, для сердца это самое милое дело,- согласился Князев.- Давай-ка
сначала по чуть-чуть.

Одним движением он свернул голову бутыли-ветерану и плеснул жидкости по
стопкам. Жидкость маслянисто поблескивала в солнечных лучах, пробивающихся
сквозь маскировочную сетку берез на соседнем участке. "Как красиво,- вяло
подумалось генералу.- Солнце в бокале. Выпьешь, и солнцем полна голова.
"Солнцем полна голова",- кажется, это название книжки шансонье-ренегата Ива
Монтана". "Когда поет далекий друг..." - вспомнились генералу слова
полузабытой песенки, посвященной пресловутому Иву ретивым отечественным
одописцем. А по-нашему - "Когда нальет далекий друг..." Генерал улыбнулся
родившейся шутке и посчитал, что ее можно и вслух произнести:

- Ну - когда нальет далекий друг!

- Ну - за встречу.- Князев потянулся было за своим стаканом, но отдернул
руку.- Тьфу ты, голова садовая, совсем забыл. Погоди немного. Я, кстати,
твою задачку вроде решил...

И он вновь исчез в доме.

Генерал опасливо покосился на свою порцию; градусы над стопкой так и
порхали. Нельзя ведь, докторишки категорически сказали, печень, аритмия,
давление,- шептала одна часть его сознания. А вторая увещала: подумаешь,
стопочка. Те же докторишки говорят - можно понемногу, сосуды, дескать,
расширяет. Опять же - нельзя не выпить со старым другом...

Вдруг промелькнуло: а не сыпануть ли Ваньке в стаканчик из голубенькой
капсулы-пробирки - той, что всегда на всякий пожарный во внутреннем кармане
лежит? У соратника язык развяжется, глядишь, и что-нибудь ценное
всплывет...

Нет. Незачем. Не для того мы в эту тьмутаракань приперлись, чтобы языки
развязывать. И так все у нас получится.

Отставник появился на пороге - с лимоном, блюдцем и ножиком.

- Во, лимончик принес. Как же без лимончика? Сам, между прочим, выращиваю в
теплице. Хочешь на теплицу взглянуть?

- Давай-ка позже,- выдавил из себя улыбку Семен, а сам подумал: если сарай
из ЗИСа, то из чего же теплица?

- Ну, позже, так позже... А там, брат, у меня такие помидоры зреют! Звери,
а не помидоры.

Князев сел, положил лимон на блюдце и одной рукой разделал его на шесть
частей.

Ловкости его мог бы позавидовать любой самурай. Не стареют душой ветераны!
Генерал еще раз с досадой вспомнил об ускользнувшем Бормане. Ведь для Ивана
- что перочинный ножик, что мясницкий тесак, что алебарда, что ледоруб.
Взмахнет, не мигнет...

- И вообще, урожайный год будет, это я тебе как специалист заявляю.- Не
переставая говорить, он отработанным движением взял себе генеральскую
стопку, а генералу пододвинул свою (даже, наверное, не заметил этого
движения, гад, чуть-чуть раздраженно подумал генерал),- клубника, яблоки,
смородина - все в рост идет. Куда девать потом буду, не знаю. Приезжай по
осени, вареньем нагружу по самое некуда. Дочку хоть порадуешь. Как, кстати,
Ленка? Школу закончила?

- Вань,- улыбнулся на этот раз вполне искренне Семен,- Лена уже институт
закончила, замуж выскочила и уже сделала меня дедом.

- Да ну?! Вот черт, время-то как летит... Ну, передавай ей привет. Давно
родила-то?

- Год будет.

- И кого?

- Мужика.

- Как назвали?

- Иваном.

Иван сдвинул кустистые брови к переносице, помолчал, откашлялся и взялся за
стопку:

- Редко видимся, редко... Ну, чего мы ждем. За встречу?

- Давай за встречу.

Они чокнулись. Выпили. Князев крякнул, кинул в рот ломтик лимона, принялся
усердно жевать.

Поток лавы обжег генеральское небо, хлынул в глотку, по пищеводу добрался
до желудка... и неожиданно растекся там успокаивающе нежной, расслабляюще
сладостной волной тепла. Мгновение спустя откуда-то из глубин тела поднялся
зверобойный дух, ароматным туманом проник в носоглотку, окутал мозг мягкой
периной. Генерал медленно выдохнул через нос. Князев следил за его
реакцией. В глазах однорукого двухмегатонника плясали веселые искорки.

- Ну как?

- Да...- только и смог произнести Семен.- Это, брат, не самогон. Это,
знаешь ли, мгновенная смерть через пятнадцать секунд...

- А ты говоришь.- Старый друг усмехнулся и потянулся за бутылкой.- Еще по
маленькой?

- Стой, да погоди ты... дай дух перевести. Я ведь, считай, последний раз на
Новый год пил - и то "шампуськи" грамм двести,- соврал Семен. Опустил
глаза, зачем-то ковырнул носком ботинка некрашеные доски пола веранды, чуть
прогибающиеся под весом стола и сидящих за ним людей. В ботинках ногам было
жарко. Следовало не ботинки, а сандалии какие-нибудь, что ли, надеть.
Побоялся, что песок набьется. Теперь сиди, дурень, прей.- Да и не за тем я
к тебе приехал...

- А, ну да, конечно. Может, есть хочешь? У меня борщ домашний, свининка
по-флотски - пальчики оближешь.

- Нет, Вань, спасибо. Я в конторе пообедал.

Спецслужбы обратили внимание на Ивана Князева в пятьдесят первом -
шестнадцатилетний курсант всецело соответствовал тогдашним требованиям:
прекрасные физические данные и показатели умственного развития;
военнослужащий, сирота. Отец погиб на Белорусском фронте, мать пропала без
вести...

На самом деле не пропала мать без вести: в сорок восьмом году Нина Князева,
тридцатилетняя вдова капитана разведроты, высокая статная красавица с
гривой черных вьющихся волос, была арестована, осуждена и расстреляна по
статье "Измена Родине" (ретивые служаки НКВД вычислили, что именно к ней
относятся строчки из популярной песни "Кудрявая, что ж ты не рада веселому
пенью гудка?"; а все дальнейшее было лишь вопросом времени и техники
допроса). По счастливой случайности Иван в лагерь для детей изменников
Родины не загремел, а был отправлен в приют, оттуда - в Суворовское
училище, где его и приметили службисты... К счастью, он так никогда и не
узнал о судьбе матери.

- Так, это, я вроде бы решил твою задачку,- продолжал меж тем "каплей" в
отставке Иван Князев.

- Какую это?

- Ну, помнишь, ты приезжал посоветоваться насчет этого араба.

- А, да...

Генерал вспомнил: года полтора назад, в начале весны, когда его отдел
занимался делом "Человек-Видимка", он действительно просил помощи у
Князева.

- Так вот, я тут покумекал на досуге,- сказал однорукий агент,- и, кажется,
смекнул, где прячется Салман Рушди. Ты ведь это хотел знать?

Не спрашивая согласия, он вновь разлил по стопкам.

Солнце, завершая свой дневной путь, склонялось к западу; двор окрасился
призрачно-оранжевыми тонами. Крадучись, мимо веранды прошмыгнула беременная
кошка - в надежде отловить какого-нибудь воробья, затесавшегося в толпу
кур. Генерал прикинул, как эту кошку мог назвать бравый приятель. Небось
Раисой Максимовной. Армейский юморок - он одинаков, как похмелье.

- Нет, Ваня,- отмахнулся генерал и машинально взял стопку.- Это все уже в
прошлом. Я к тебе по другому делу.

- Понятно,- ухмыльнулся Князев и сгреб стаканчик в ладонь. Пальцы у него
были длинные, узловатые, сильные, с аккуратно остриженными ногтями,
перевитые ниточками вен.- Просто так, без дела, по-дружески ты не
заезжаешь. Ну, что там у тебя? Сейчас разберемся. Давай-ка. За успехи в
заработанной плате.

Они опять выпили и опять скушали по ломтику лимона. После чего Семен
приказал себе твердо: больше ни-ни. И так в голове непривычная легкость
образовалась.

- Для начала - сувенир.

Генерал полез в пакет и извлек оттуда пустую жестянку из-под пива, от
обычных банок отличающуюся не только рисунком, но особой формой колечка,
что запечатывало доступ к содержимому.

- Вот, экспериментальная модель, еще в производстве нет. Спешиал фор ю.
Знаешь, что это такое? Американцы, как тебе известно, давно уже гундосят о
том, что, дескать, обычные жестянки негигиеничны. Дескать, мало ли какая
зараза сидит на ней, а тебе ее к губам прижимать приходится. Ну и
придумали, наконец: видишь, ушко такой формы, что почти целиком закрывает
верх банки. Отодрал его - и соси пиво на здоровье.

- О! - поднял брови Князев. Похлопал себя по карманам тренировочных, выудил
потрепанный очечник, достал из него очки, нацепил на нос и наклонился к
раритету.

Генерал не без гордости подумал: у меня-то со зрением все тьфу-тьфу-тьфу...
Пока.

- Таких еще не видел, слыхал только. Эх, мне бы старые возможности...
Спасибо, Сеня.

Князев бережно повертел подарок в руке, то отводя далеко, то приближая к
самому носу. И вдруг воскликнул:

- Кстати! Ты ж еще не видел! У меня несколько новых экземпляров появилось,
и кое-какие из них - прелюбопытнейшие, доложу я тебе. А ну-ка, подъем, на
вечернюю поверку становись!

Князев пружинисто поднялся из-за стола.

И хотя товарищ Семен бессовестно разомлел под закатным дачным солнышком и
две принятые на грудь родили внутри товарища Семена непомерное благодушие,
но все ж таки нашлись силы оторвать зад от сиденья и проследовать вслед за
распалившимся Иваном в святая святых. Под тараканий скрип половиц.

А что поделать - коллекционер он коллекционер и есть. Даже если
мегатонник...

Несколько театрально старик Князев отдернул полиэтиленовую полупрозрачную
шторку. Как в гостиничной душевой, право слово.

"Хольстен", "Хайникен", "Припс", "Фельдшлоссен", снова "Хольстен", но уже
темное, снова "Хайникен", но уже с арабской вязью... банка на баночке,
возьмешь одну, и композиция рухнет - коллекция Князева предстала во всем
своем великолепии перед глазами Семена, уже, впрочем, давным-давно
посвященного в тайную страсть друга.

А страсть коллекционировать емкости из-под пива родилась много лет назад.
Кажется, в пятьдесят четвертом, за два года до очередной арабо-израильской
войны.

О готовящемcя покушении знали все, но никто не ждал, что на крыше дворца
может оказаться снайпер. А снайпер там был. И снайпер превосходный - с
восьмисот метров из плевенькой МВшки, против солнца, сквозь тучу пыли,
поднятую подъезжающим помпезным кортежем из шести черных "мерсов", он
засадил пулю аккурат в сердце Азлану[24].

К счастью, Азлан остался жив - он проник во дворец тайно, без всякой помпы,
в окружении лишь трех охранников.

Остался жив и Иван Князев, который был загримирован под Азлана и
торжественно двигался на заднем сиденье "мерса"-кабриолета к "собственной"
резиденции. Жизнь ему спасла вот эта самая двенадцатиунцевая банка из-под
"Континентал Кан", что сейчас занимает почетное место на самой вершине
коллекции - сплющенная, поцарапанная, с ровной дырочкой на боку.

В богатом, но тяжелом халате, при чалме и наклеенной длиннющей бороде
Князев изнывал от жары, потел, чесался, шепотом проклинал дурацкий
маскарад, плохо работающий кондиционер "мерса" и перестраховщиков из
Восточного отдела... и поднимал настроение лишь глотком прохладного пивка.
Хлебнет украдкой из баночки - и снова спрячет в складки одежды (пива
госдеятелям Малазии не полагалось), поближе к сердцу, ловя на себе
завистливые взгляды охранников из кортежа... И никто не ждал, что на крыше
дворца может оказаться снайпер.

Пуля в медной оболочке на исходе восьмисотого метра своего смертоносного
полета уже потеряла начальную скорость, но убойной силы вполне хватило бы,
чтобы зацепить сердце жертвы. Хватило бы - если б на ее пути не оказалась
на две трети пустая жестянка из-под "Континентал Кан", спрятанная в
складках тяжелого халата. Небольшая гематома "на два часа" от левого соска
лжепомощника госсекретаря - вот и весь результат этого покушения.

Генерал с трудом оторвал взор от покореженной банки.

Спустя пять лет то же пиво чуть не погубило Ивана Князева. Попался он
глупо. Впрочем, не по своей вине - командование и предположить не могло,
что оппортунисты осмелятся на открытую акцию.

Бомбы, которыми чуть ли не под самую крышу был начинен Муданчжанский
пивзавод в Китае, Иван в последний момент, конечно, обезвредил, но - ценой
собственной свободы. Связанного, избитого, оглушенного Князева оппортунисты
бросили в работающий наполнитель, откуда по бутылкам разливалось темное
"Чжиньгпхоу Хуахе": пленный, конечно, помрет в муках, захлебнувшись пивом,
но ведь далеко не сразу!

Потом, уже в Москве, Князев, который восемь часов дожидался верных
правительству отрядов, с головой погруженный в бурлящее пиво и глотая
мизерные порции воздуха через открывающуюся на две с половиной секунды
заслонку между баком наполнителя и наполняемыми бутылками, доверительно
признался генералу Семену:

- Это было так же весело, как фиги крутить сломанными пальцами...- Потом
вдруг хитро ухмыльнулся: - Но еще сложнее было удержаться и не насосаться
этим пивом до полного изумления!

Вот с тех пор Иван и стал безнадежно суеверным - как, впрочем, любой агент,
ходящий по лезвию бритвы. Иван свято уверовал, что между ним и пивом есть
некая мистическая связь. И занялся коллекционированием пивных аксессуаров.
Сублимация, не иначе...

Семен тряхнул головой. Прочь дряхлые воспоминания. Надо раскачивать Ваньку
на пиве, а потом неожиданно выстрелить.

Он посмотрел чуть ниже продырявленной жестянки "Континентал Кан". И для
затравки ткнул пальцем в розовую, восьмидесятых годов, с намалеванным
бравым глуповатым морячком Джонни банку "Харпа":

- О, эту узнаю. Ради этой банки ты пустил ко дну яхту некогда знаменитого
газетного магната.

Князев от удовольствия гортанно рассмеялся, вспоминая былое:

- А какой шум-то тогда поднялся! Никто не мог врубиться - как, за что,
почему. Версии, версии, версии...- Он аккуратно водрузил подаренную Семеном
банку на вершину жестяного домика. Отошел на шаг, полюбовался.- Да, баночка
та стоила мне определенных усилий. Но ты не туда смотри, ты сюда смотри.
Про раскопки в Шумере читал?

Генерал, на всякий случай изображая почтение, перевел взгляд и проникся не
понарошку, всерьез.

На навесной полочке, под стеклом, на фоне фиолетового бархата стояла
древняя тримфора[25]. Лакированные обнаженные (то ли ассирийские, то ли
месопотамские - Семен не разбирался) атлеты, высоко неся свои завитые
бороды-лопаты, соревновались в беге по диаметру сосуда.

- Пива выпили, а сортир один на всех.

- Ни фига,- возразил Князев.- Это они бегут благодарить свою богиню,
Нинкаси, что пиво впрок пошло.

Потом прищурился на старинную посудину и восторженно прошептал:

- Она запечатана. К сожалению, распечатывать особого смысла нет. Не вино
ведь, пиво. Давно прокисло.

- Надеюсь, когда ты за ней охотился, никто не пострадал,- по-доброму
улыбнулся в усы генерал.

- Опять той старой историей пенять мне начинаешь?

Помолодевший Князев, доверив Семену созерцать коллекцию, вернулся на
веранду и принялся собирать приборы на металлический поднос. По ситуации и
по настроению старым друзьям следовало немедленно выпить.

- Да, начинаю! - подхватил генерал, повысив голос так, чтоб его было слышно
на веранде.- Надо ж додуматься - из-за сраной пивной пробки чуть операцию
не провалил!

В ответ донеслось:

- Но ведь не провалил же! Ведь президент тогда живым не ушел. А
крышечка-то, по которой нас засек металлоискатель в аэропорту, была не
простая. Там такая шикарная опечатка! За эту крышечку мне в Вологде
предлагали три в идеальном состоянии этикетки от "жигулевского"
дореволюционного.

"Бирофилист треклятый",- промелькнуло у Семена. Но нельзя злиться. Нельзя.

Генерал взглянул на пять пустых, похожих друг на друга, как две капли пива,
бутылок из-под швейцарского "Фалькенброя". Похожих-то похожих, но, как он
знал, вся соль была в изнанке этикеток.

- А чего это у тебя пять одинаковых "Фалькенброев" стоит, а? - громко
поинтересовался Семен.

- А ты на этикетки взгляни, недотепа! - донесся с веранды веселый, азартный
голос друга.

А чего генералу на них глядеть? На них