амятник ему ты,  говорят,  на
могилу ставил? Калягин промолчал.
   - Вот, Вовка, - сказал Моцарт, - хочу тебя познакомить с гостем. У него
к тебе дело. Человек он известный, в Москве в большом авторитете, за  него
Коваль просил замолвить словечко. А зовут его Лось.
   Моцарт легко поднялся.
   - Ты куда? - спросил Калягин.
   - Пойду погуляю, - ответил  авторитет.  -  Вам  тут  вдвоем  перетереть
нужно, а мне и спокойней: меньше знаешь, крепче спишь.
   И  Моцарт  выпорхнул  из  кабинета.  Начальник  ахтарской  промышленной
полиции и  московский  авторитет  остались  одни.  Лось  глядел  на  Вовку
Калягина черными смеющимися глазами, так похожими на глаза Брелера. Полные
губы слегка раздвинулись, обнажая белые крупные  зубы.  Лось  потянулся  и
достал из кармана  белый  прямоугольник  визитной  карточки.  На  карточке
значилось имя "Александр Лосев" - и номер сотового телефона. Калягин молча
прибрал карточку, но своей не дал.
   - У тебя, кажется, проблемы с Витей Камазом? - спросил Лось, - с  замом
твоим?
   - У меня нет никакого зама по фамилии Камаз, - ответил Калягин.
   - Ну, ты, мент, обидчивый. Пусть будет Виктор... хрен, не помню как  по
батюшке... Свенягин. У тебя с ним проблемы?
   - Это мои проблемы, а не ваши, - ответил Калягин.
   Лось покачался на стуле. Белые его зубы  блестели  в  комнате,  залитой
отраженным светом от зимнего снега и солнца.
   - Многим людям не по душе, как Камаз сделал, - сказал  Лось,  -  он  на
всех насрал. Кто ему доверился, тех он через  хрен  кинул.  Через  понятия
переступил.
   - А что - банк "Ивеко" соблюдает понятия? - усмехнулся Вовка Калягин.
   - Не о банке речь. Он не банк кинул. Он людей оскорбил.  Бывает,  чтобы
мусорок ушел в охрану, а вот чтоб бригадир ментом стал...
   - А я что же? - спросил Калягин.
   - Ты другое, ты мент по рождению...
   - И что же ты мне на моего зама жалуешься? Уволить просишь?
   - У тебя в  Ахтарске  как  на  секретном  объекте.  Мышь,  говорят,  не
проскочит. Многие на Камаза сердиты. И он это знает.  Шифруется  грамотно,
из города носу не кажет. Вот мы с ребятами  и  стали  думать  -  если  его
пасти, так ведь заметут. А я и говорю: "А с чего вы  взяли,  что  заметут?
Надо пригласить Вову Калягина, культурно объяснить ему ситуацию,  глядишь,
он сам подскажет, как Камаза найти". А?
   Вовка молчал.
   - Вот к примеру. Выехал ты на место  происшествия,  звонишь  Камазу  на
трубку и велишь: подъезжай немедленно. Так?
   - Не так, - сказал Калягин.
   - Почему?
   - Свенягин - мой зам по просьбе Сляба. Ты мне предлагаешь Сляба кинуть.
Трое людей кинули Сляба. Заславский, Брелер и Неклясов. И где они теперь?
   - Я тебя не  прошу  кинуть  Сляба.  Я  прошу  помочь  хорошим  людям  с
человеком, который тебе поперек горла.
   Калягин резко наклонился к собеседнику.
   - Слушай сюда. Лось. Я Сляба кидать не стану. Появишься  в  Ахтарске  -
ноги повыдергиваю. Ясно?
   Вовка Калягин с грохотом отодвинул стул  и  спустя  мгновение  исчез  в
двери.
   Спустя две недели, когда Вовка Калягин вышел поутру из  дома  к  джипу,
его водитель, осматривая автомобиль, обнаружил привязанную к  педали  газа
растяжку к Ф-1.  Быстрое  и  эффективное  расследование  показало,  что  к
автомобилю поздно вечером подходил один из новых  "сотрудников",  принятых
на службу вместе с Камазом, некто  Перчик,  он  же  Боря  Перцов.  Перчика
пригласили на интенсивное собеседование, и он раскололся, как грецкий орех
под металлогибочным прессом. Правда, Перчик категорически  утверждал,  что
нестандартное употребление самой мощной из российских гранат является  его
личной инициативой и что его шеф  Камаз  ничего  подобного  не  заказывал.
Причем как Перчик, так и сам Камаз успешно прошли  проверку  на  детекторе
лжи. После этого Камаз написал  заявление  "по  собственному  желанию",  а
Перчик пропал в неизвестном направлении. По этому поводу поговаривали, что
в котлах заводской ТЭЦ, приспособленных  под  высокозольный  экибастузский
уголь, можно, не нарушая технологии, сжечь  что  угодно.  И  вообще  арест
Перчика возбудил  бы  слишком  много  нездорового  любопытства  по  поводу
кадрового состава ахтарской промполиции.
   По просьбе Черяги Камаз забрал свое заявление обратно, а еще спустя два
дня после этой истории Калягин позвонил по сотовому Лосю.
   Они встретились в Москве на  следующей  неделе,  и  Вовка  Калягин  без
обиняков сказал, что хочет поговорить с Ковалем.
   - Зачем с Ковалем? Камаз - это моя тема, - возразил Лось.
   - Хорошо. Тогда слушай. У меня был друг. Ты его  знаешь.  Юрка  Брелер.
Его убили два человека. Начальник тюрьмы Коробцев и  Барсук.  Коробцева  я
снял. Барсук ушел на зону. Я хочу, чтобы с Барсуком  было  то  же,  что  с
Брелером.
   Лось слегка побледнел.
   - Ты с ума сошел. Барсук - правильный бродяга, за что его мочить?
   - Ваше дело. Коваль на зоне - король. Хотите Камаза - отдайте  Барсука.
Мне все равно, кем он станет - петухом или трупом.
   - За базар ответишь?
   - Отвечу.
   И Володя Калягин бесшумно поднялся и растворился в  промозглом  сумраке
сочащейся зимней оттепелью Москвы.
   25 января, после очередной отсрочки  заседания  арбитражного  суда,  на
этот раз в связи с отпуском судьи, губернатор Дубнов позвонил на  завод  и
предложил  Денису  Черяге,  фактическому  и.о.   гендиректора   Ахтарского
металлургического комбината, встретиться и обсудить создавшуюся ситуацию.
   Стрелку забили на пол-одиннадцатого, в областной  администрации.  Денис
появился на три минуты позже.  Областной  руководитель  принял  его  очень
радушно: самолично вышел встречать Черягу в предбанник, по-мужски, крепко,
пожал руку, и, положив на плечо широкую  ладонь,  ввел  гостя  в  кабинет,
отделанный с такой щедростью, будто губернатор Дубнов руководил по меньшей
мере  корпорацией  "Дженерал  моторе",   а   не   умирающим   регионом   с
шестидесятипроцентным дефицитом бюджета.
   -  Что-то  вы  похудели,  Денис  Федорыч,  -  по-хозяйски   проворковал
губернатор,  окидывая  Черягу  сочувственным  взглядом,  -  как   здоровье
Вячеслава Аркадьевича?
   Три четверти людей, с которыми встречался Денис, первым  делом  считали
нужным справиться о Слябе. Но этот  губернаторский  вопрос  до  странности
напомнил Денису участливое вопрошание Аузиньша.
   - Он поправляется, - коротко сказал Денис.
   - А позвоночник?
   - Для этого нужна операция. Когда Слава окончательно выздоровеет,  -  я
имею в виду другие раны, - ее сделают. В Швейцарии.
   - Что-то он очень медленно выздоравливает, - вздохнул Дубнов.
   - Человек послабей Извольского с такими дырками давно бы в гробу лежал,
- ответил Черяга. - А что медленно, так  ведь  такая  свистопляска  вокруг
завода, что и здоровый человек копыта откинет. Если арбитражный суд  месяц
не может назвать мошенников мошенниками, то...
   - Ну, насчет суда я так краем уха слыхал, что там все  очень  запутано.
Вы уж, Денис Федорович, не обессудьте, у нас судебная власть независима от
исполнительной, я на судей влиять не могу.
   Губернатор  радушно  подтолкнул  Дениса  к  низкому  круглому  столику,
стоявшему  справа  от  письменного  стола,   мимоходом   коснулся   кнопки
селектора, промурлыкал:
   - Варечка, организуй нам чаю, - и зашелестел на столе бумагами.
   Денис уселся в кожаное уютное кресло и  терпеливо  ждал,  пока  к  нему
присоединится Дубнов. Наконец тот с кряхтеньем уселся  напротив,  и  Денис
сказал:
   - Александр Семенович, давайте слова про независимость судебной  власти
прибережем для прессы. У нас свои контакты с судьями, и  я  знаю,  на  чьи
распоряжения они ссылаются. И судя по тому, что они  говорят,  вы  решили,
что от Сунжи до Москвы ближе, чем до Ахтарска.
   Губернатор даже изменился в лице.
   - Денис Федорыч, - сказал он шокированно,  -  помилуйте,  в  этом  надо
разобраться. Если противная сторона как-то давит на судей...
   - А на вашего зама тоже давит  противная  сторона?  Когда  он  в  зачет
заводских налогов отказался мазут принимать для ваших котелен?
   Губернатор всплеснул руками.
   - Помилуйте, насчет мазута - это совсем другая история. Вы же  его  нам
предлагаете по цене в десять раз большей, чем деньгами! Меня та же  Москва
затравит - денег, мол, прошу, врачам третий месяц  зарплату  не  плачу,  а
крупнейший налогоплательщик за прошлый месяц  деньгами  заплатил  двадцать
процентов! Тот же самый "Ивеко" прикупит пару журналистов, они и  проведут
"независимое расследование"... У них знаете какая служба безопасности...
   - Служба безопасности есть не только у банка, - любезно сказал  Черяга.
- Я тоже, в случае чего,  расследование  могу  провести.  О  строительстве
Сунженского аэропорта. Не говоря уже о ваших постельных привычках...
   Губернатор даже руками всплеснул от огорчения.
   - Ну зачем вы так, Денис Федорыч! Правду говорят, что  у  вас  характер
испортился... Как же можно такими словами бросаться... Люди к вам со  всей
душой, пытаются помочь, чем можно - а в ответ такие слова! Вы же  все-таки
не Сляб, Денис Федорыч. Всей вашей собственности в Ахтарске  -  машина  да
дача...
   Губернатор  сделал  значительную   паузу,   словно   строгий   учитель,
отчитавший способного, но не выучившего урок ученика.
   - На самом деле, - сказал губернатор, - у  меня  есть  к  вам  отличное
предложение. С этим судом все действительно сложно... но!
   И губернатор торжествующе поднял палец.
   - В спорном пакете, - сказал он, - есть  20  процентов  акций,  которые
были куплены на чековом аукционе. В 1994 году. Результаты аукциона в  свое
время оспаривались. Все это было при предыдущем губернаторе, я в это  дело
не вникал, но сейчас я приказал поднять бумаги - и,  действительно,  очень
странный аукцион. Вы не находите?
   - В 1994-м я не работал на комбинате, - сказал Черяга.
   - Ну все равно. Областной фонд имущества вправе подать в суд. И эти  20
процентов вернутся в фонд имущества. Как вы находите эту идею?
   Денис с любопытством смотрел на губернатора Дубнова. Извольский вытащил
этого человека из дыры, где он пребывал после распада СССР, почистил  его,
помыл и оплатил избирательную кампанию. Завод платил в  бюджет  области  -
может быть, не все, что причиталось с него  по  закону,  но  уж  точно  не
меньше, чем мог бы платить  без  существенного  ущерба  для  производства.
Завод кормил его и его жадную свиту, и, по  идее,  губернатор  должен  был
ходить за ними, как хвостик за киской, и преданно смотреть в глаза.
   - Я что-то не понимаю, -  сказал  Денис,  -  у  нас  украли  акции.  Мы
пытаемся их вернуть. Каким образом, если акции окажутся  не  у  нас,  а  в
фонде имущества, это будет способствовать их возвращению?
   - Но это совершенно неважно, - запротестовал губернатор,  -  область  и
комбинат всегда будут единомышленниками. Важно то, что таким образом пакет
в 20 процентов вообще выпадает из  сферы  притязаний  москвичей!  Главное,
чтобы завод не оспаривал иска фонда имущества в арбитражном суде!
   Денис сжал руки так, что костяшки пальцев побелели. Вот сволочь!  Когда
комбинат оплачивал ему избирательную кампанию, у него, небось, и мысли  не
было, чтобы пересмотреть итоги приватизации...  Что  ответить?  "Я  должен
посоветоваться с Извольским"? Нет. Потому что ответ будет точно "Пошел  на
хрен", и если на хрен его пошлет Денис, можно будет еще потом,  смотря  по
тяжести последствий, извиниться и сказать,  что-де  Денис  не  вписался  в
ситуацию, а вот если  это  будет  ответ  Извольского,  то  никаких  шансов
чего-то переиграть не останется. Если Денис скажет "нет", тогда  комбинату
устроят веселую жизнь. Все эти председатели  пенсионных  фондов  и  прочая
жадная публика покажется мелочью... Сказать "да"? Исключено.  Отдать  этой
жадной и глупой шестерке пакет акций, который он, даже при проигрыше  всех
судов,  сможет  отдать  банку  "Ивеко",  и  с  5-процентным  пакетом,  уже
имеющимся у "Ивеко", это будет блокирующий пакет? Ни за что...
   - Так что вы скажете? - вежливо повторил губернатор.
   - Скажу, что этот пакет на законных основаниях принадлежит комбинату, и
комбинат будет судиться за этот пакет.
   Губернатор даже покраснел от досады.
   - Вы не в том положении, чтоб торговаться. Между прочим, мне все равно,
кто будет платить налоги - вы или банк "Ивеко"!
   - Не все равно, - покачал головой Черяга. Губернатор поднял брови.
   - Выборы в области через год, - пояснил Черяга, -  а  электорат  у  нас
протестный.  Вы  видите,  что  на  улице  творится?   Анпиловцы   портреты
Извольского вместо Ленина носят... Вы только  представьте  себе,  что  суд
решит дело в пользу "московских сионистов". Знаете, кто  станет  следующим
губернатором  области?  Вячеслав  Извольский.  Знаете,   чем   это   может
кончиться?  Чем  угодно,  включая  судебное   расследование   деятельности
предыдущей власти...
   - У него спонсоров не будет... - неуверенно сказал губернатор.
   Черяга оскорбительно засмеялся.
   - Я вас уверяю, - сказал Денис, -  денег  у  Сляба,  чтобы  президентом
стать, хватит, даже если "Ивеко" ему ни копейки за акции не даст...
   О творческой инициативе губернатора Извольский узнал на следующее утро.
Плохо выспавшийся в самолете Денис пересказал ему разговор очень тщательно
и в конце добавил:
   - Так что ты все угадал.
   - Лучше бы я ошибался, - философски заметил директор.
   Денис просидел у Извольского с  полчаса,  в  одиннадцать  у  него  была
назначена встреча с человеком  из  Генпрокуратуры,  и  Извольский  сказал,
чтобы Денис ехал по своим делам, а вернулся для разговора вечером.
   - Как учеба-то? - напоследок с изрядной иронией спросил Извольский.
   Три дня назад двое лбов из секьюрити съездили на Ленинградский проспект
с паспортом Дениса и пачкой денег, и вернулись обратно без  денег,  но  со
справкой  о  зачислении   Черяги   Дениса   Федоровича,   должность   зам.
гендиректора Ахтарского металлургического комбината,  на  четырехнедельные
курсы  антикризисных  управляющих  при  Финансовой  академии.   (То   есть
управляющих обанкротившимся предприятием. По российскому законодательству,
временным или арбитражным управляющим завода может  стать  любой  человек,
имеющий соответствующую лицензию, за исключением генерального директора  и
и.о. генерального директора.)
   Дениса строго предупредили, что экзамены ему все-таки придется  сдавать
и что желательно ему на этих экзаменах не очень плавать.
   - Никак учеба, - буркнул Денис.
   В коридоре Денису встретилась Ирина. Она была  вся  раскрасневшаяся,  с
мороза,  и  очень  красивая,  в  длинной  блестящей   шубке,   ничуть   не
напоминавшей тот старый китайский  пуховичок,  в  котором  ее  привезли  в
больницу полтора месяца назад.
   Денис очень хорошо помнил, как  Слава  уговаривал  ее  взять  деньги  и
купить что-нибудь, кроме джинсов и пуховика. Он помнил это потому,  что  в
конце концов Извольский взял и послал с ней за  покупками  Борю  Семенова,
московского представителя АМК, хотя мог бы послать и Дениса.
   Все это время Ирина провела в больнице, и Денис не мог не признать, что
если бы не она, Вячеслав Извольский вряд  ли  бы  проявлял  на  больничной
койке изумлявшие Дениса терпение и  ровность  характера,  которые  некогда
начисто отсутствовали у директора по кличке Сляб. Да и кто знает, сумел ли
бы  отчаявшийся,  одинокий  и  недоверчивый  больной   выкарабкаться   без
серьезных осложнений... Славка почти не отпускал  ее  от  себя,  лицо  его
светлело  каждый  раз,  когда  Ирина  входила  в  палату,  и  он,  видимо,
капризничал и сердился, когда за  ним  ухаживал  кто-то  другой,  дежурная
медсестра или нянечка. Ни о какой работе, естественно, Ирине нечего было и
думать.  Она  взяла  сначала  отпуск  за  свой  счет,  а  потом  наступили
студенческие каникулы.
   За это время  Ирина  перезнакомилась  со  всей  верхушкой  АМК  и  была
довольно хорошо осведомлена  о  формальном  положении  дел  на  комбинате.
Извольский почти никогда не выставлял ее из палаты, когда к нему приходили
с визитом замы и преды. Наоборот - директор лежал навзничь, слушая  отчеты
подчиненных, а его постепенно обретающие подвижность пальцы слабо -  очень
слабо - стискивали ручку Ирины. Большинство сибиряков были  людьми  весьма
эмоциональными и не особенно сдерживались в  присутствии  дамы,  и  как-то
Ирина довольно сухо заметила Извольскому,  что  за  это  время  память  ее
обогатилась   не   только   сведениями   о    технологических    тонкостях
металлургического производства,  но  и  доселе  неизвестными  ей  идиомами
живого великорусского языка.
   - Слава, извини, - сказала она, - но  неужто  этот  твой  Скоросько  не
может объяснить, почему генератор на заводской ТЭЦ не держит  частоты,  не
употребляя пять раз слова "долбаный"?
   Извольский сделал строгое внушение главному инженеру, и в следующий раз
Скоросько употребил вышеупомянутое слово только три раза.
   Словом, за это время Ирина подружилась  со  всеми,  и  только,  как  ни
странно, с Денисом она держала себя  все  настороженней  и  холодней.  Эта
настороженность началась со злосчастного утра 1 января, когда  ошарашенная
Ирина застала Черягу в постели с девицей, чья поза и род  деятельности  не
оставляли никакого простора  для  толкований.  Интеллигентная  Ирина  была
поражена так, словно не знала,  что  на  свете  существуют  проститутки  и
мужики пользуются их услугами.
   С этой минуты словно разбилось какое-то розовое стекло, сквозь  которое
Ира смотрела на шефа безопасности комбината, и она увидела совсем  другого
Черягу. Смелого и толкового, но все же не до конца  порядочного  человека,
который свой статус регента использовал не только для защиты комбината, но
и для удовлетворения мелких личных амбиций, перекрывая кислород  тем,  кто
мог претендовать на его место или насолил ему в прошлом.
   Ирина, разумеется, не могла не слышать, как собровцы  судачили  о  том,
что Калягин был вынужден переехать из роскошного здания в центре города  в
пятиэтажку близ комбината, где раньше размещался профком. И  если  прежний
Черяга был деликатней и тоньше прежнего Извольского, то новый  Извольский,
осунувшийся,  почти  ничего  не  евший,  несмотря   на   хлопоты   врачей,
нуждающийся  в  непрестанной   материнской   опеке,   явно   выигрывал   у
самоуверенного визиря, выскакивающего в сопровождении  ражих  молодцев  из
бронированного "мерса". У Ирины был в высшей  степени  развит  материнский
инстинкт, ей надо было заботиться о мужчине  -  а  попробуй  позаботься  о
мужике, которого сопровождает взвод автоматчиков.
   Поэтому Ирина лишь слегка приостановилась при виде Дениса,  хотя  Денис
точно помнил, что они не виделись ровно два дня, блеснула белыми  зубками,
- и, скинув шубку на руки поспешно вскочившему охраннику, пропала в  двери
палаты Извольского.
   Ирина сразу почувствовала перемену в  настроении  больного.  Извольский
лежал, полузакрыв глаза, и только при звуке шагов Ирины на его в  общем-то
некрасивом,  рыхловатом  лице  мгновенно  обозначилась  преобразившая  его
улыбка.
   Ирина присела на корточки, осторожно провела пальцами по  чуть  колючей
щеке, коснулась виска, у которого билась прозрачная голубая жилка.
   - Слава, что-то случилось?
   Извольский открыл глаза.
   - Ничего страшного. Товарищ губернатор тоже решил поучаствовать в охоте
на изюбря. Просит двадцать процентов акций завода.
   - На каком основании?
   - Я их, видите ли, на аукционе неправильно купил...
   Ирина глядела на директора внимательными и влюбленными глазами.
   - Так он что - он теперь на стороне банка?
   - Он на своей собственной стороне - он видит, что лев  болен,  и  хочет
отхватить кусок наследства... Ирина внезапно с силой сжала тонкие пальцы.
   - Господи, какой негодяй! Какие они все негодяи! Ты же его губернатором
сделал! Он же у тебя на поводке должен ходить!
   - Солнышко, это  же  губернатор.  Сегодня  он  на  поводке,  а  завтра,
глядишь, хозяина съел...
   - И что теперь б