лава! - страшным шепотом начал Черяга.
   Извольский прыгнул.
   Полукруглый пластиковый стол, за которым по  какой-то  прихоти  работал
Неклясов, с точки зрения военной был расположен крайне неудобно,  закрывая
бизнесмену все пути ретирады и оставляя только один проход  -  тот,  через
который и продвигался сейчас Извольский.
   Первый удар гендиректора  почти  достиг  цели  -  Неклясов  отшатнулся,
прикрываясь кстати случившейся папкой, но  кулак  Извольского  врезался  в
папку с такой силой, что папка  с  развороченным  рылом  полетела  в  одну
сторону, а сам Неклясов, немилосердно путаясь в ножках крутящегося  стула,
рухнул на пол.
   В эту секунду Денис подхватил гендиректора за локти сзади и закричал:
   - Слава! Уймись!
   Извольский двинул Черягу локтем,  и  тот  пушинкой  отлетел  к  стенке.
Управляющий "АМК-инвеста" лежал под столом, дрыгаясь наподобие макаронины,
лениво  колыхающейся  в  кипятке,  и  с  ужасом  наблюдал,  как   к   нему
приближается огромная туша облаченного в костюм  от  Грекова  медведя.  По
счастию,  в  эту  секунду  нога   разъяренного   Извольского   угодила   в
опрокинувшуюся в начале схватки корзинку для бумаг.  Извольский  запнулся,
загреб обутой в корзинку ногой и растянулся носом о ковролин.
   И тут же Черяга подскочил к нему с диким криком:
   - Слава! Успокойся!
   Дверь  распахнулась,  и  в   кабинет   ввалился   охранник.   Охраннику
представилось феерическое зрелище: посреди кабинета в обнимку катались его
непосредственный начальник (сиречь Черяга) и начальник начальника, имевший
статус  охраняемого  объекта  (сиречь   Извольский).   При   этом   Черяга
проигрывал, так как всего лишь пытался удержать противника, которому  явно
уступал в весе, а Извольский, рычавший, как пьяный барсук,  все  никак  не
мог встать на ноги из-за проклятой корзинки.
   Исполнительный директор  "АМК-инвеста"  забился  под  стол  и  наблюдал
оттуда за исходом схватки.
   - Чего смотришь? Беги! - крикнул Черяга Неклясову.
   Тот наконец очнулся.  Быстро-быстро  стал  на  коленки  и  прополз  под
столом. Встряхнулся около изумленного охранника, вылетел в  предбанник,  и
порскнул вниз по лестнице.
   Мало-помалу Извольский успокоился. Охранник с Черягой  усадили  его  на
стул, поднесли стакан с водичкой и утихомирили, как могли.  Между  тем  на
часах натикало уже одиннадцать - пора было ехать в "Атом-энерго"  получать
заслуженную награду.
   Причина,  по  которой  Вячеслав  Извольский  приезжал  в  Москву,  была
довольно необычная для российского директора - Извольский  затеял  строить
собственную электростанцию.
   Разумеется, ни один российский меткомбинат, даже не  плати  он  налогов
вовсе и располагайся рядом с портом и залежами руды, не мог бы в  нынешнее
время помышлять о строительстве с нулевого цикла. Но в том-то и дело,  что
о нулевом цикле речи не было: в ста километрах от завода, там,  где  степь
уже окончательно переходила в светлую тайгу, стоял городок Белое Поле, а в
нем - две  очереди  заброшенной  в  1993  году  АЭС.  Стоимость  достройки
составляла приблизительно семьдесят миллионов долларов. В прошлом году она
равнялась пятидесяти миллионам, а в будущем году добралась бы уже до ста.
   Городок находился в ужасающем состоянии.  Он  был  построен  на  ровном
месте среди сосен и пихт и должен  был  быть  образцовым  социалистическим
"городом будущего", с прямыми улицами,  утопающими  в  зелени  скверами  и
белоснежными домами. Строительство, впервые приостановившееся в 1985 году,
после  Чернобыля,  окончательно  заглохло  в  1993-м.   Два   энергоблока,
законченных на девяносто семь и на восемьдесят пять процентов, вставали из
полувырубленного бора, и с каждым годом молодая поросль подбиралась к  ним
все ближе. Никакой другой работы, кроме строительства АЭС,  в  городке  не
было. Не было и никакого другого поселка ближе, чем на  сорок  километров.
Специалисты по  возведению  и  эксплуатации  ядерных  объектов  занимались
собирательством и охотой. Мало кто из них смог переехать в другие города -
жилье в мертвом городе стоило триста-четыреста долларов, и купить  на  эти
деньги даже собачью конуру в областном центре было невозможно.
   Примерно  треть  от  потребной  ему  энергии  завод  получал  со  своей
собственной,  не  очень  дешевой  ТЭЦ.  Остальную  продавала  ему  местная
энергосистема.
   (Дело в том, что автор  нынешней  энергетической  системы  страны,  г-н
Дьяков, создавая ее, поделил все  электростанции  по  принципу  вершков  и
корешков. "Себе, в РАО "ЕЭС России", я возьму что покруче -  магистральные
сети и гигантские дешевые ГРЭС и ГЭС с себестоимостью  энергии  7-28  руб.
МВт/час, а местным  АОэнерго  оставлю  то,  что  останется,  -  допотопные
живопырки по 500-600 руб. МВт/час и низковольтные линии передач - рассудил
отец российской постперестроечной энергетики. Единственное, что  при  этом
не  было  учтено  -  это   то,   что   непосредственно   снабжает   заводы
электроэнергией  не  далекое  РАО,  а  местные   АОэнерго.   Поэтому   они
категорически не заинтересованы в  том,  чтобы  продавать  заводу  дешевую
"чужую" энергию по 7 руб. МВт/час, и столь же категорически заинтересованы
в том, чтобы продавать заводу "свою"  энергию  хоть  по  600  рублей...  А
завод, в свою очередь, категорически не согласен с тем, чтобы платить  600
рублей за то, что могло бы стоить 7 рублей... Поэтому он либо не платит за
энергию, либо платит за нее собственной продукцией по ценам, завышенным  в
несколько раз. По принципу: "Ах вы мне электроэнергию по 5 центов? А вот я
вам за нее ватные штаны по  300  долларов!"  То  есть,  к  примеру,  чтобы
расплатиться, завод берет коробок спичек, оценивает его в миллион рублей и
отдает энергосистеме. Все бы хорошо, но вот беда: потом приходит налоговая
инспекция и начинает требовать налогов... с миллиона рублей.  "Но  это  же
был только коробок спичек!" - возражает завод. "Нас  это  не  колышет.  По
балансу это миллион рублей", - отвечает инспекция.)
   Энергосистема продавала заводу энергию в четыре раза  дороже,  чем  она
стоила на самом деле, а Извольский платил за энергию векселями, которые на
рынке стоили в четыре раза дешевле, чем по номиналу.  В  целом  получалось
баш на баш. Но Извольскому не нравились две вещи: во-первых,  унизительное
состояние  зависимости  от  энергосистемы,  которая   время   от   времени
порывалась брать с завода деньги. Во-вторых, оплачивая общий тариф,  завод
должен был платить и за ракетную часть, за которую не платило государство,
и за проводок, перекинутый поверх забора части к коммерческой  палатке,  и
за новую дачу главы "Сунжэнерго".
   Кроме того, электроэнергия, которую продавала система, была в  принципе
дорогая, даже если не считать ракетной части и  барышей  посредников.  Она
была дорогая потому, что основными генерирующими мощностями в области были
три  старые  допотопные  электростанции,  или,  на   сленге   энергетиков,
"живопырки". Себестоимость энергии на них  была  такая  же,  как  если  бы
Извольский вздумал плавить металл не  в  домне,  а  в  земляной  печке,  и
вдобавок половину этого металла продавать налево. Короче -  достройка  АЭС
сэкономила бы Извольскому две трети реальных платежей за электроэнергию.
   Услышав о намерениях Извольского,  энергетики  взволновались.  Если  бы
Извольский достроил АЭС, он бы перестал субсидировать  "живопырки".  Более
того - Извольский,  будучи  человеком  пробивным,  наверняка  бы  распихал
излишки дешевой энергии от АЭС по разным местным предприятиям - и  где  бы
тогда была энергосистема? Энергетики живо  посчитали,  что  достройка  АЭС
унесет у системы 70 млн дол. в год, но это было еще полбеды. Если  учесть,
что не меньше половины этой суммы попадало не на счета энергосистемы, а  в
карман   ее   попечителей,   получалось,   что   Извольский   лишал   всех
заинтересованных лиц тридцати пяти миллионов долларов в год!
   Беда была в том, что местные энергетики ничего сделать  не  могли.  АЭС
принадлежала  не  им  и  даже  не  РАО  "ЕЭС  России".  АЭС   принадлежала
акционерному обществу, контрольным пакетом которого управляло Министерство
атомной промышленности в городе Москве на улице Большая Ордынка.
   (Здесь и далее некоторые  детали  функционирования  российской  атомной
энергетики изменены. Нижеописанные события  -  художественный  вымысел,  и
никак не связаны с государственным концерном "Росэнергоатом".)
   Вячеслав Извольский съездил в городок будущего  Белое  Поле.  Увиденная
там нищета поразила даже его.
   После  этого  директор  отправился  на  улицу  Большая   Ордынка,   где
неподалеку от Минатома располагалось  РАО  "Атомэнерго"  -  владелец  всех
прошлых и будущих атомных электростанций Великой,  Уральской  и  Сибирской
Руси.
   Руководитель РАО, представительный седовласый мужчина с орлиным взором,
выслушал планы сибирского директора и уточнил, за  сколько  тот  хотел  бы
купить АЭС у "Атомэнерго". Извольский ответствовал, что хотел бы  получить
АЭС даром, по той же причине, по которой даром отдают  бесхозный  пустырь.
"Но  мы  израсходовали  на  строительство  АЭС  два  миллиарда   девятьсот
миллионов долларов", - указал собеседник Извольского. "Но в ближайшие пять
лет вы не сможете вложить в нее ни копейки, а через пять лет это будет уже
не АЭС, а развалины Колизея", - возразил Извольский.
   Собеседник сурово посмотрел на Извольского и  сказал,  что,  исходя  из
соображений  национальной  безопасности,  он  не  может  передать  ядерную
станцию в частные руки. Тогда  Извольский  любезно  заметил,  что  ядерную
электростанцию  в  частные  руки  вполне  может   передать   и   областная
администрация. Дело в том, что за электростанцией еще с 1993 года водились
долги, - и в бюджет, и самому заводу, на долги наросли ужасающие  пени,  и
обанкротить из-за этих долгов стройку было раз плюнуть.
   - Просто в этом  случае  мне  придется  улаживать  вопрос  о  стоимости
стройки с  губернатором,  а  я  бы  мог  уладить  его  с  вами,  -  сказал
Извольский.
   - И  на  каких  условиях  вы  хотели  бы  его  уладить?  -  осведомился
собеседник.
   Извольский взял бывший при  нем  блокнотик  и  на  блокнотике  написал:
$500.000.
   Собеседнику директора сумма показалась обидной, и он  дал  это  понять.
Извольский еще дважды прибегал к помощи блокнотика,  но  даже  за  миллион
долларов глава РАО отказался поступиться  интересами,  как  он  выразился,
"ядерной безопасности страны".
   Больше миллиона за развалины Колизея Извольскому платить было обидно, и
миллионер Вячеслав Извольский произнес горячую речь о пяти тысячах жителей
Белого Поля, приехавших жить в  город  будущего  и  обреченных  промышлять
сбором ягод в тайге. Собеседник на это заявил, что не допустит, чтобы пять
тысяч  бывших  советских  людей,   носителей   уникальных   технологий   и
государственных  тайн,  оказались,  как  он  выразился,   "в   рабстве   у
мошенника-капиталиста" и заодно почему-то справился, нет  ли  у  Вячеслава
Извольского еврейских корней и не является ли он  гражданином  государства
Израиль?
   Директор понял, что разговор зашел в тупик и удалился, забрав  с  собой
блокнотик, на котором были начертаны во время разговора  разные  цифры,  а
также пластиковую ручку с надписью РАО "Атомэнерго", которую ему вручили в
начале знакомства.
   Любой другой человек на месте Извольского плюнул бы на всю историю,  но
Извольский обладал пробивной силой и напористостью танка. Кроме того,  его
поразили  слова  собеседника  о  том,  что  на  строительство   АЭС   было
израсходовано без малого три миллиарда долларов. "Да за эти деньги  АЭС  в
Антарктиде можно построить",  -  рассудил  Извольский.  Он  дал  Черяге  и
Брелеру поручение "разъяснить вопрос".
   Черяга и Брелер явились к директору спустя три недели с папкой бумаг  и
двумя видеокассетами. Черяга справился у Извольского,  собирается  ли  тот
по-прежнему покупать АЭС, и Сляб сказал:
   - Конечно.
   - Темное это дело, - вздохнул Черяга,  -  и  огребем  мы  на  нем  кучу
оплеух.
   - В каком смысле?
   - Ты знаешь, сколько денег в прошлом году РАО  "Атомэнерго"  вложило  в
постройку Белопольской АЭС?
   - Ноль, - ответил Извольский:  он  слишком  хорошо  помнил  подъезды  к
станции, по которым вот уже три года не проходил ни один грузовик.
   Черяга подал ему лист.
   - Двести пятьдесят миллиардов рублей, - сказал Черяга.
   Извольский присвистнул.
   - И куда же делись эти деньги?
   - Схема была такая, - любезно разъяснил Черяга, -  существует  дочерняя
структура  нашего  РАО.  Она  называется  "Атомстройфинанс"  и  занимается
выпуском векселей, которыми  "Атомэнерго"  расплачивается  со  строителями
АЭС. Строители АЭС, естественно, продают эти векселя  на  рынке,  где  они
стоят аж восемнадцать процентов от номинала. На рынке эти векселя  скупают
разные структуры - вот у меня тут список - и приходят с векселями в РАО. А
РАО погашает векселя по номиналу.
   - Деньгами? - уточнил Извольский.
   - Деньгами.
   - И много у них денег, чтобы  покупать  по  рублю  полушку?  -  спросил
Извольский.
   - Денег у них очень мало.  Как  ты  знаешь,  деньги  за  электроэнергию
получает местная сеть, а АЭС в сеть не входит. Поэтому деньги они получают
в последнюю очередь. В среднем деньгами набегает  около  одного  процента.
Средняя задержка зарплаты на российских АЭС - восемь месяцев.
   Черяга помолчал и добавил:
   - Честно говоря, я когда расследовал  этот  вопрос,  одного  не  понял.
Почему это у нас еще ни один атомный реактор от неплатежей не рванул.
   Извольский изучал поданные ему листы.
   - Значит, - спросил он, - денег на зарплату у них нет, а на  то,  чтобы
погашать векселя всяким фирмам - есть?
   - Не только фирмам, но и физическим лицам.
   - И кто же эти физические лица? - усмехнулся Извольский.
   - Наш господин директор РАО - член ЦК Конгресса левопатриотических сил,
- сказал  Черяга,  -  так  что  вышеозначенные  лица  являются  депутатами
парламента, а фирмы  принадлежат  людям,  посвятившим  свою  жизнь  борьбе
против гримас российского коррумпированного капитализма. Правда, если  они
поборются против капитализма на деньги РАО еще полгодика-год, то  проблема
торжества борцов за счастье трудового народа на территории бывшей  России,
зараженной продуктами распада полутора десятка протекших или  взорвавшихся
реакторов, станет неактуальной.
   Извольский задумчиво листал документы.
   - То есть ты хочешь сказать, что эти деньги идут  не  в  личный  карман
директора, а на нужды партии?
   - Без сомнения, - ответил Черяга.
   - Господин директор тоже себя не забывает, - подал сбоку голос  Брелер,
- он у нас пользуется определенной репутацией  еще  с  того  времени,  как
ликвидировал последствия аварии на Чернобыльской АЭС.
   - Я знаю, - коротко кивнул Извольский.
   - Я имею в виду, - пояснил Брелер, - что  на  ликвидацию  аварии  гнали
состав за составом. И не всякий состав доходил до Чернобыля. Под это  дело
можно было списывать добро тоннами.
   Извольский молчал.
   - Понимаешь, Слава, - сказал Черяга, - если ты хочешь забрать себе  эту
АЭС, ты это можешь сделать. Но при этом имей в виду,  что  ты  играешь  не
против вора-директора, а против крупнейшей  политической  партии,  имеющей
большинство в парламенте. И что АЭС нужна ей,  чтобы  отмывать  деньги  на
избирательную кампанию. И что двести пятьдесят миллиардов - это мелочь.  А
вот когда начнется президентская кампания, то пылесос  включат  на  полную
мощность...
   - И какая-нибудь Нововоронежская АЭС взорвется  к  чертовой  матери,  -
докончил  Юра  Брелер.  Видимо,  вопрос,   заданный   Извольскому   насчет
"гражданства в государстве Израиль", Брелера сильно пробрал.
   - В общем, на нас наедут  по  полной  программе,  -  сказал  Черяга.  -
Поднимут в парламенте вопрос о законности  приватизации  комбината  и  так
далее и тому подобное...
   Наверное, сибирскому директору по прозвищу Сляб  стоило  отцепиться  от
этого дела, но он не привык, разинув  рот,  закрывать  его,  не  проглотив
намеченного  куска.  Кроме  того,   он   с   почтением   профессионального
производственника привык относиться к вопросам ядерной  жизнедеятельности,
и слова Черяги о том, что горячее желание российских патриотов поживиться,
где  можно,  бабками  для  выборов,  может  кончиться  вторым  Чернобылем,
разозлили его не на шутку.
   Извольский пару раз прокачал ситуацию в уме и  решил,  что  коль  скоро
обирание РАО - вопрос не частно-финансовый, а политический, то и  идти  за
решением надо к политическим противникам левых.
   Поразмыслив, Извольский напросился на встречу. Он встретился с одним из
самых известных финансистов страны, с человеком, лично Извольскому  крайне
неприятным. Этот человек воплощал в себе все,  что  ненавидел  Извольский:
федеральную власть, используемую как высокодоходный финансовый инструмент,
близость к Кремлю, абсолютную бессовестность и редкое умение  осуществлять
многоходовые комбинации, в процессе которых стратегические интересы страны
преобразовывались в финансовые интересы автора  комбинации.  Кстати,  этот
человек действительно обладал тем, в чем ни  с  того  ни  с  сего  обвинил
Извольского глава РАО "Атомэнерго", а именно - израильским паспортом.
   Впрочем, на сей раз для Извольского имели значение две вещи. Во-первых,
кремлевский финансист ненавидел коммунистов, и ненависть эта была  глубока
и взаимна. Во-вторых, именно ему был обязан нынешним своим постом  министр
атомной промышленности.
   Финансист удивился просьбе о встрече до чрезвычайности -  его  интересы
никогда не пересекались с интересами АМК.  Еще  больше  удивился  он  теме
разговора - состоянию ядерной энергетики. По  мере  того,  как  Извольский
говорил, финансист становился все задумчивей. Извольский ясно видел, что в
мозгу собеседника  уже  прокручиваются  оперативные  комбинации,  и  таких
комбинаций было три: публично выстирать грязное белье патриотов. Лишить их
существенного источника финансирования. Прибрать источник себе.
   Извольский  показал  собеседнику  документы,  и  тот  был   чрезвычайно
впечатлен увиденным. Он не ожидал такой тонкости от  сибирского  домоседа.
"У вас хорошая служба безопасности, - удивился  финансист.  -  Не  завидую
тому, кто ввяжется с вами в драку". "А вы не  ввязывайтесь",  -  засмеялся
Извольский. "Не  собираюсь",  -  с  полной  серьезностью  покачал  головой
собеседник. Собеседник полюбопытствовал, чего бы хотел  Извольский  взамен
за свои бумаги, и Извольский ответил, что хотел бы Белопольскую АЭС.
   Извольский встретился еще  с  одним  человеком.  Этот  с  недавних  пор
заведовал энергетикой страны и  ненавидел  кремлевского  финансиста  всеми
фибрами  души.  Больше  его  он  ненавидел  только  левых.   После   этого
реформатор-энергетик и финансист встречались уже только друг с другом и  с
министром  атомной  промышленности,  и  так  как  последний   был   одарен
неожиданно большой для  чиновника  долей  порядочности,  все  три  высокие
договаривающиеся стороны порешили, что дырку надо затыкать, желательно без
особого шума, но непременно срочно. Договорились также, что на дырку никто
из трех не сядет, потому что дальнейшая добыча ядерных долларов  из  дырки
грозила обнажением активной зоны и потому,  что  договаривающиеся  стороны
недолюбливали друг друга и не намерены были  дать  противнику  возможность
кормиться за счет чужих усилий.
   Спустя неделю гендиректор РАО "Атомэнерго", которое  на  сто  процентов
принадлежало государству, без шума и со всеми  замами  вылетел  со  своего
места. На четвертый день  по  воцарении  нового  гендиректора  (его  звали
Алексей Звонарев) Вячеслав Извольский прилетел в Москву  вести  переговоры
по поводу передачи недостроенной Белопольской АЭС в совместное владение  с
Ахтарским металлургическим комбинатом.
   Витю Камаза освободили из-под ареста  около  11  утра.  Предъявить  ему
было, и в самом деле, решительно нечег