ем я не прошу.

Глава 21

   Когда Дарт очутился на поверхности, зеленое время было на исходе.  Небеса
по-прежнему  радовали  глаз  голубизной,  но  вдали,  над  морем,  клубились
полупрозрачные облака, предвестник ночных дождей, и тяжесть ощутимо возросла
- сейчас он весил почти  столько  же,  сколько  на  Анхабе  или  Земле.  Его
вытаскивали Глинт и Птоз; Джеб, как всегда, суетился, давал советы и  спорил
с приятелями.
   - Целый, фря! - завопил он, едва Дарт вылез из ямы.  -  Целый,  чтоб  мне
уснуть под деревом смерти! С руками и с ногами, и голова вроде бы на  месте?
А вот где зерна? Где добыча, спрашиваю?
   - Нет там зерен, - буркнул Дарт, озираясь. - Ничего там нет!
   Тьяни с Шепчущим Дождем сидели неподвижно,  похожие  на  отчеканенных  из
серебра идолов с изломанными  конечностями;  Нерис,  Ренхо  и  пограничники,
столпившиеся по другую сторону колодца,  жевали  плоды  и  прикладывались  к
флягам, подчеркну-, то не обращая внимания на лысых жаб. Но, кажется, ни та,
ни другая сторона не собиралась затевать побоище  -  во  всяком  случае,  до
результатов первой разведки.
   - Нет зерен? - Бровнг Джеба полезли вверх, Птоз  хмуро  насупился,  а  по
отекшему лицу Глинта скользнула недоуменная улыбка. - Как нет?  Разве  такое
бывает?
   - Не бывает, - подтвердил Глинт. - Били молнии - есть дыра. Есть  дыра  -
должны быть зерна. Есть зерна - будут бхо.
   - Спустись и проверь, толстяк, - огрызнулся  Дарт,  глядя,  как  Нерис  и
Ренхо с группой воинов поспешно  направляются  к  нему.  Он  снял  оружие  и
принялся стаскивать скафандр, бросая отрывистые фразы:
   - Ничего там нет, братцы. Ничего!  Ни  туманов,  ни  огненных  бичей,  ни
зерен. Есть камера - пустая, с колодцем в полу?  Колодец  недлинный,  раз  в
пять поменьше верхнего. Под ним - огромная пещера? Гигантская! Сотня  гор  с
побережья влезет! Но тоже пустая, лишь стены  светятся.  Спустись  в  нижний
колодец и смотри, коль есть охота.
   Подскочила Нерис, ощупала его руки и плечи, будто боялась, не прожгло  ли
их ядовитым  дождем.  Воины  тихо  переговаривались,  подходили  к  колодцу,
заглядывали вниз, качали головами. Ренхо, услышав, что в подземелье пустота,
страдальчески скривился.
   - Ничего! Как же так - ничего?  Выходит,  до  нас  обчистили?  В  древние
времена?
   - Точно! Обчистили, чтоб мне уснуть под деревом смерти!  -  Джеб  хлопнул
себя ладонями по бокам.
   Свернув скафандр, Дарт  протянул  его  вместе  со  шлемом  ближайшему  из
стражей; тот, принимая груз, почтительно  склонился.  Мягкие  ладони  Нерис.
гладили его волосы - словно птица касалась крыльями.
   - Не было там ни единого роо?  ни  рами,  ни  других?  Эта  пещера  -  не
хранилище, что-то иное.
   - А что? - Птоз выпучил глаза.
   - Не знаю. Может, какая-то тварь там  жила,  да  сгорела,  когда  ударили
молнии. На стенках - слизь? - Сняв обруч визора, Дарт сунул его Джебу. -  Ты
самый легкий - полезай, взгляни. Света там хватает, обойдешься без факелов.
   - И полезу, фря! - Щуплый маргар напялил обруч. - Ежели  без  дождиков  и
бичей, так почему не слазить?
   - Бхо, - прохрипел Глинт. - Бхо там остался. Этот, шестилапый?
   - Он не тронет. Спит!
   Голема Дарт оставил в нише,  перед  таинственной  завесой.  По  габаритам
выемка. вполне подходила, будто сделали ее как  раз  на  тот  случай,  чтобы
украсить шестилапым изваянием. Инструкции  помощнику  были  даны  такие:  не
беспокоить посетителей, но к нише никого не подпускать.
   Нерис молчала, а Ренхо все еще морщился и с унылым видом дергал головой в
оперенном шлеме-раковине.
   - Вот и закончилось балата? Пусто! Ничего! А мы сотню без  малого  воинов
положили?
   - Хорошо хоть, не пять тысяч, - отозвался  Дарт,  вспомнив  о  несчастных
даннитах, и, повернувшись к Джебу, придержал его  за  ремень.  -  Ты  погоди
спускаться, братец. Сейчас поищем тебе компаньона.
   Он зашагал к тьяни, невозмутимо следившим за суматохой. Может  быть,  она
представлялась им непонятной; может  быть,  они  погрузились  в  дремоту,  в
подобие полусна - пару крайних глаз затягивали беловатые веки,  средний  был
прищурен, тело наклонено вперед, а ноги подогнуты так, словно их перебили, и
не в одном месте. Казалось, тьяни не нуждаются ни в еде, ни в питье и  могут
сохранять свою невероятную позу как минимум сутки, а то и целый месяц.
   Дарт опустился на землю перед Шепчущим. Торс вождя тьяни был выпрямлен, и
три темных глаза широко раскрыты.  Глаза  -  не  такие,  как  у  людей,  без
радужины и зрачков, не овального, а щелевидно-го разреза.
   - Я побывал внизу, - произнес Дарт на фунги, тщательно выговаривая слова.
   - Там нет ни зерен, ни  ловушек.  Только  две  пещеры  друг  над  другом:
верхняя - маленькая и круглая, как погребальный орех, а нижняя  так  велика,
что не хватит веревок, чтоб опуститься на дно. Но  у  меня  есть  пластинка,
которая делает далекое близким, и я осмотрел большую пещеру.  В  ней  ничего
нет.
   Лицо Шепчущего осталось равнодушным, безгу-бый рот был плотно сомкнут.
   Мнилось, что эта но-вость его не обрадовала, но и не огорчила.
   Дарт всмотрелся в его глаза, затопленные от края до края мраком.
   - Мне очень жаль, старейший среди старейших. Если бы я мог, то отыскал бы
зерно бхо-радости для тьяни, а шира б его пробудила. Но в этой  пещере  одна
пустота.
   Снова ни звука в ответ - если не  считать,  что  все  тьяни  одновременно
выпрямились и сидели теперь с распахнутыми глазами. Дарт мог поклясться, что
старый вождь не подавал им никакого сигнала; видимо, это была  инстинктивная
реакция внимания.
   - Я хочу, чтобы один из твоих молодых родичей спустился в колодец  вместе
с моим помощником, вон с тем маленьким маргаром,  -  он  показал  рукой  на.
Джеба. - В подземелье нет опасности. Пусть спустится, посмотрит и  расскажет
тебе, что увидел.
   - Странные белесые веки Шепчущего медленно сомкнулись и разошлись.
   - Зачем?
   - Что - зачем?
   - Ты, Убивающий Длинным Ножом, сказал, что внизу -  одна  пустота.  Зачем
спускаться?
   - Для проверки. Будешь знать, что я тебе не лгу. Ты ведь сам говорил, что
рами способны вас обмануть.
   - Синее время? - Шепчущий  совсем  человеческим  жестом  провел  по  лицу
ладонью и повторил:
   - Синее время. Забываешь слова, которые знал,  потом  вспоминаешь?  Тьяни
говорят, что видят, рами - что хотят,  и  называют  это  обманом.  Теперь  я
вспомнил. Я не думаю, что ты обманываешь, но мой клан и другие кланы скажут:
увиденное рами - ложь, увиденное Шепчущим Дождем - правда. Я пойду сам.
   Быстрым,  почти  неуловимым  движением  он  поднялся  на  ноги  и  что-то
произнес, не повернув головы к своему эскорту. Глаза тьяни вновь  затянулись
молочной пеленой.
   Дарт тоже вскочил.
   - Нужно висеть на веревке, пока тебя  и  моего  помощника  не  спустят  в
первый колодец, а затем - во второй. И нужно висеть, пока  не  поднимут?  Ты
сам сказал: твое время - синее. Тут десять твоих  родичей,  все  -  молодые.
Пошли одного из них.
   Средний глаз Шепчущего  уставился  на  Дарта,  длинные  руки  переплелись
немыслимым узлом - видимо, это был жест отрицания.
   - Я пойду. Ты не понимаешь. Те, что пришли со мной - в красном времени  и
знают мало слов. Видят, но не могут рассказать. Рассказывают те, кто  достиг
желтого, а лучше - зеленого времени. Или синего, если не забывают слов. Я их
еще не забыл и не потерял силу.  -  Шепчущий  выпрямился;  руки  его  теперь
лежали на изукрашенном перламутром поясе. - Тьяни живут не так, как рами,  и
не так уходят к Элейхо. Рами в синем времени слаб, тьяни по-прежнему  силен.
Силен, крепок, но вдруг падает и уходит. Быстро уходит,  легко.  У  рами  не
так. Я не хотел бы стать рами.
   - Suum cuigie, - пробормотал Дарт на древнем земном языке и  повторил  на
фунги:
   - Каждому свое. Вам дарована легкая смерть, а рами - иные блага, и  среди
них - способность чувствовать горе  и  радость.  Идем,  старейший!  Близится
синее время.
   Он повернулся и зашагал к колодцу.
   Тучи, затмив солнце, сгустились, и начал накрапывать дождь, когда Джеб  и
Шепчущий вылезли из подземелья. Дождь, как всегда, подкрадывался  исподволь,
незаметно - еще не струи, падавшие с небес, а мелкая водяная пыль,  висевшая
в воздухе. Она обволакивала людей и тьяни,  заставляла  блестеть  чешуйчатые
тела и шлемы из раковин, холодила разгоряченную дневным зноем кожу, мешалась
с потом на лице Птоза, стекала тонкими струйками по щекам. Птоз, не  доверяя
никому, крутил деревянную рукоять,  опуская,  а  затем,  после  троекратного
рывка веревки - поднимая  приятеля  со  старым  тьяни.  Стражи,  обступившие
колодец, молчали; их было теперь  человек  шестьдесят,  и  все  новые  люди,
свободные от дежурства, подтягивались из лагеря.
   Нерис тоже была тиха и непривычно молчалива,  лишь  прижималась  к  Дарту
плечом и время от времени, привстав на носках, заглядывала в темный колодец.
Сейчас,  в  период  сгущавшихся  сумерек,   тьма   там   казалась   особенно
непроницаемой.
   Перебравшись через барьер из  оплавленного  камня,  обрамлявший  колодец,
Шепчущий на мгновение замер, потом сделал знакомое движение руками - вытянул
их,  соединил  перед  грудью  и  изогнул  так,  что   получилась   идеальная
окружность. Лицо его выглядело бесстрастным, но  Дарт  заметил,  что  нижняя
челюсть мелко подрагивает.
   - Ты прав, Убивающий Длинным Ножом. - Голос старого тьяни был по-прежнему
сух и резок. - Там две пещеры, маленькая и  большая.  Очень  большая!  Когда
глядишь на нее с высоты, затмевается разум и  забываются  все  слова?  Но  я
глядел - через пластину, которая  делает  далекое  близким.  Глядел,  но  не
увидел ничего. - Он бросил взгляд на своих  соплеменников,  и  те  вскочили,
словно подброшенные невидимыми пружинами.  -  Ты  нас  не  обманул,  маргар.
Такова воля Предвечного. Теперь мы уходим.
   Глядя на цепочку фигур, быстро спускавшихся по склону, Дарт подумал:  вот
разум, что лежит по ту сторону добра и зла. Серые ангелы,  что  убивают  без
жестокости, мучают без злобы и совершают благо не ради сострадания,  а  лишь
по велению целесообразности. Как сочетается это с верой в  Предвечного?  Или
он принимает за веру знание? Может быть, он ошибался, думая,  что  Элейхо  -
бог, которому поклоняются все обитатели Диска? Такое мнение было б  понятным
и простительным - ведь на Земле вера и бог нераздельны, как палец и  ладонь,
а на безбожном Анхабе не признается ни первое, ни второе.  По  этой  причине
его представления о религии зиждились все же на земном опыте, а вклад Анхаба
заключался в том, что вера его была разрушена и уступила место скептицизму.
   Но вот он повстречал существ, чей скептицизм  был  безмерен  и  равен  их
бесстрастности, созданий без эмоций и непохожих на людей, как походили рами.
Внешнее сходство уже  не  могло  обмануть  и  сделаться  источником  ошибки,
диктуемой земными аналогиями;  теперь,  задним  числом,  он  признавал,  что
сказанное Нерис о Предвечном  могло  быть  не  фантазией  ума,  а  настоящей
реальностью.
   Но если Элейхо не бог, то  что  же  такое?  Могущественный  призрак,  что
затаился в глубинах планетоида? Или бессмертное существо с фераловой  плотью
и каменной кожей, создание Темных? Почему бы и нет! Если они сотворили  амеб
размером в лье, стреляющих плазмой, и этот гигантский планетоид,  то  им  по
силам и  другое  -  сделать  Диск  живым.  Не  только  живым,  но  разумным,
определяющим судьбы его обитателей, а также незваных гостей, свалившихся  из
космоса? Эта догадка объясняла многое -  и  убеждение  роо  в  том,  что  их
божество - реальность, и странные таланты шир, и феномен всепланетной связи,
осуществляемой деревьями, и пробуждение воспоминаний.  ?Мон  дьен!  Вот  это
монстр!.. - подумал Дарт и  ужаснулся.  -  Сотни  миллионов  кубических  лье
мыслящей плоти! Страшно представить, на что способно такое существо!?
   Может быть, Диск был вовсе не планетоидом,  не  космической  станцией,  а
машиной? Гигантским устройством, созданным древней расой, чтобы Уйти?  Может
быть, ферал действительно  являлся  живой  субстанцией,  подобной  той,  что
хранила искусственный разум Голема? Может быть, как  утверждала  Констанция,
ферал  как-то  влиял  на  ментальные  барьеры,  ослабляя  их   незаметно   и
безболезненно, исцеляя память? Об этом Дарт мог лишь гадать, но  твердо  был
уверен: видение, которое было послано  ему  в  момент  контакта  со  стеной,
нельзя считать случайным. Монстр или призрак, таившийся  в  глубинах  Диска,
словно приглашал его к себе, а  перед  встречей  пожелал,  чтоб  вспомнилось
именно это - их последний разговор с Констанцией на  Галерее  Слез,  попытка
восстановить его память и ее объяснения? Все, что она говорила  о  галактике
мозга, о ментальных пространствах, каналах и преградах?  Все,  что  пыталась
сказать ему Нерис - пусть иначе, другими словами, но, кажется, о том же?
   - Ты смотришь в спины лысых жаб, будто намерен  пронзить  их  копьями,  -
голос Нерис вернул его к реальности. - Идем,  Дважды  Рожденный!  Они  ушли,
хвала Предвечному! Ушли, и копьем их теперь не достанешь.  Разве  что  твоей
молнией, - она положила руку на дисперсор, свисавший у Дарта с пояса.
   Он помотал головой, чувствуя,  как  струйки  дождя,  срываясь  с  влажных
волос, текут по груди и спине.
   - Я не собираюсь в них стрелять, маленькая шира. Я только смотрел на  них
и думал: вот они уходят и уносят свои тайны? А я любопытен, мон шер ами! Мне
хочется выведать их секреты, и я сожалею о том, что встретились мы  врагами,
а не друзьями.
   - Маргар не станет другом жабе, - мрачно заметила Нерис и потянула его за
собой.
   Ренхо и воины направились в лагерь и уже огибали скалу с тремя вершинами.
Дарт заметил, что трое маргаров шагают без груза, а их мешки покачиваются на
спинах стражей.  То  был  бесспорный  признак  уважения;  видно,  их  судьба
менялась, как изменяется руда в плавильной печи, становясь железом.
   Они с  Нерис  медленно,  шли  за  толпой.  Дождь  усилился,  камни  осыпи
скользили и шуршали под  ногами,  острия  скалы-трезубца  маячили  где-то  в
облаках, в недосягаемой вышине. Золотистые волосы ширы намокли и  потемнели,
глаза прятались за веерами влажных ресниц, но раят на виске, омытый небесной
росой, светился и сиял, как маленькая  звездочка.  В  наступившем  полумраке
Дарт не мог разглядеть, плачет ли она или по ее щекам ползут дождевые капли.
   - Что ты будешь делать? Куда направишься теперь? - спросил он.
   Нерис повела плечами.
   - Может быть, отправлюсь в Трехградье. Может быть, останусь в Долинах  на
несколько циклов? Останусь и встречусь с кем-нибудь, кто подарит мне  жизнь.
Пора, уже пора? Дар ширы не должен исчезнуть, и мой отец шир-до сказал,  что
найдет мне мужчину.  Красивого  юного  рами,  у  которого  сердце  с  нужной
стороны.
   - Нарата мудр, - согласился Дарт.  -  Конечно,  тебе  нужен  рами,  а  не
чужак-бродяга вроде меня. К тому же я не очень красив и совсем не юн.
   - Это неважно. Я бы осталась с тобой, маргар, если бы ты захотел, и  если
б твое желание было искренним. Но твои мысли? в них, в твоих  думах,  другая
женщина? Я видела ее, видела много раз - даже тогда, когда ты меня  обнимал.
Это предостережение Элейхо? знак, что ты должен вернуться к ней. В тот  мир,
который явился мне в последнем сновидении.
   - Пока что я вернулся к тебе. Вылез из дыры, и вот я здесь, а  не  в  тех
непонятных краях, где высятся сверкающие горы и  ползают  жуки  в  блестящих
панцирях. Возможно, я попаду в тот мир, но не сейчас. Когда-нибудь,  еще  не
скоро.
   - Скоро, - раздалось в ответ. - Вещие сны не обманывают, маргар.
   В молчании миновав скалу, они направились к деревьям. В лагере  уже  жгли
под навесами костры, ели, кормили раненых, и дым, прибитый струями  дождя  к
земле, тянулся над травой и мхами, усердно ткал причудливую паутину,  словно
ее  вывязывали  невидимые  руки  валансьенских  кружевниц.  Пахло   печеными
плодами, медом, ореховым молоком, и Дарт, вдохнув эти запахи,  вдруг  понял,
что проголодался.  Еще  ему  хотелось  вина  -  не  медового  напитка  и  не
даннитского тьо, а настоящего вина из лоз, взращенных в  Божанси,  Анжу  или
Шампани. Он ощутил его вкус на губах, вздохнул и подумал, что память  бывает
сладкой, как первый поцелуй, и кислой, как последнее причастие. А  временами
даже  отдает  горечью  отравы  -  как  вскрик  той  женщины,  казненной  под
Армантьером? Но в приходивших  на  ум  событиях  и  случаях,  радостных  или
печальных, это была его память, и он полагал, что  лучше  напиться  из  всех
источников, чем не иметь ничего и погибать от жажды.
   Нерис, стиснув его запястье, повернула к кострам и разбитому под  навесом
шатру, но Дарт обхватил ее плечи и, прижавшись щекой  к  ее  щеке,  заставил
ширу остановиться. Обнявшись, они замерли под деревом, не видимые  никому  в
теплом и влажном сумраке; шелестел дождь, корявые ветви тянулись над ними, а
одна, то ли сломленная, то ли надрубленная топором, поскрипывала протяжно  и
жалобно.
   - Я тебя не забуду, маленькая шира, - шепнул Дарт. -  Клянусь  Христовыми
ранами, не позабуду! Та  женщина?  та,  к  которой  я  хочу  вернуться?  она
волшебница? Она умеет видеть мои воспоминания?  совсем  как  ты?  не  только
видеть, но может оживить их, принять твой облик, напомнить о тебе? и примет,
едва я о том подумаю? это ей совсем не трудно, поверь?
   Он шептал и шептал, забыв в мгновение надвигавшейся разлуки, что память о
Нерис сохранится лишь на мнемонических лентах -  ведь  все,  что  он  видел,
слышал и пережил здесь, принадлежало не ему, а  Ищущим.  Все  забудется  под
ментоскопом, исчезнет в разинутой жадной пасти, уйдет в погашение долгов:  и
эти беззвездные небеса, и барабанящий по листьям  дождь,  и  теплый  влажный
ветер, и губы прильнувшей к нему женщины?
   Но сейчас он об этом не думал.
   - И еще? я хочу, чтоб ты знала? там, внизу, в  подземелье,  что-то  есть?
что-то необъяснимое, непонятное? не зерна бхо, другое?
   Он почувствовал, как Нерис напряглась в его объятиях.
   - Во имя Предвечного! Не зерна? Но что же еще там может быть?
   - Селектирующий фильтр. -  Дарт  произнес  это  на  анхабском  и  тут  же
поправился:
   - Стена. Завеса, похожая на каменную стену, - в нише, в  верхней  пещере.
Только живое может ее преодолеть, понимаешь? Нельзя пройти ее  в  одежде,  с
оружием или с палкой в руках?  И  за  ней  что-то  есть?  какая-то  обширная
полость? пустота?
   Глаза Нерис изумленно расширились, блеснули в полумраке. Откинув  голову,
она поглядела Дарту в лицо, коснулась тонкими пальцами губ, промолвила:
   - Ты? ты видел эту полость?
   - Нет. Я только вытянул руку? И мне показалось, будто я стою у дерева туи
и вспоминаю, но не о том, что мне хотелось бы. Нет, не так, мон дьен!  Может
быть, именно это я и хотел вспомнить? Не знаю. Не уверен.
   - Случается, Элейхо посылает видения наяву, Да, случается? - с задумчивым
видом протянула Нерис. - Мать рассказывала мне? Впрочем, неважно!
   - Встряхнув мокрыми волосами, она погладила  Дарта  по  щеке.  -  Как  ты
думаешь, что там? В этой полости, за стеной, что пропускает только живое?
   - Наверное, там шахта. Глубокий колодец, ведущий к изнанке вашего мира?
   Или к чему-то другому, что находится в недрах, под скалами и землей. Я?
   Он смолк, но Нерис тут же подхватила:
   - Ты хочешь это узнать?
   - Я должен узнать. Когда мы встретились, ты назвала меня маргаром, и  это
правильно. Я - маргар, только ищу не волшебные зерна, а позабытые тайны. Ищу
для тех, кто даровал мне вторую жизнь, для своих владык, существ  могучих  и
беспомощных.
   - Беспомощные и могучие? Разве так бывает?
   - Бывает, маленькая шира. Они могучи,  ибо  в  их  руках  знание,  и  они
беспомощны, ибо не могут его использовать. Им нужны другие люди,  из  разных
миров, чтобы летать к далеким солнцам  и  искать.  Такие,  как  я.  Маргары,
солдаты удачи.
   - Ты думаешь, здесь тебе повезло?
   - Еще