индиговый. Свет голубого солнца  еще  пробивался
сквозь облака, озаряя скалы за индиговой чащей - цвета кармина и киновари, с
коричнево-алым узором, делавшим их подобными драгоценной яшме. В  сотый  раз
Дарт подивился, сколь далеко он может видеть в этом плоском мире - казалось,
на такое же  расстояние,  как  с  воздушного  замка  Джаннаха,  парившего  в
анхабских небесах. Но пейзаж не походил на анхабский; там не было рек  такой
чудовищной "ширины, таких  свежих  и  чистых  красок,  не  было  и  голубого
светила, напоминающего яростный дьявольский глаз.
   Мысль о Джаннахе навеяла воспоминания о Констанции. Ее облик всплыл перед
затуманенным взором Дарта, розовые губы шевельнулись - то ли в улыбке, то ли
в кратком благословении,  нежный  аромат  вытеснил  мерзкий  запах,  которым
тянуло от криби. Дарт покачал головой и грустно усмехнулся.
   Неужели он никогда ее не увидит? Верить этому не хотелось.
   - Ха! - рявкнул над ухом вождь. - Хак-капа  плыть  обратно!  Сюда!  -  он
почесал волосатое брюхо.
   Галера поворачивала, расплескивая веслами воду. Течение усилилось,  и  ей
не удалось добраться до оконечности островка.
   Сейчас, на исходе дневного цикла, остров представлял  собой  естественную
ловушку. Узкий, вытянутый на пару с лишним  лье  вдоль  поросшего  джунглями
берега, он отделялся от него проливом - где в пятьсот, где в  тысячу  шагов.
Его дальняя оконечность была  высокой,  обрывистой  и  скалистой,  но  утесы
постепенно  понижались,  превращались  в  огромные  валуны,  затем  в  камни
поменьше, напоминавшие округлые  слоновьи  спины,  и,  наконец,  за  рощицей
приземистых толстоствольных деревьев улеглось стадо  песчаных  дюн.  В  этом
месте остров переходил в  длинную  изогнутую  косу  с  нешироким  золотистым
пляжем, плавно стекавшим к гостеприимной лагуне. Вода в ней была  прозрачнее
хрусталя, а ближние скалы и заросли обещали укрытие от ливней,  топливо  для
костров и крупные, величиной с кулак, съедобные плоды.
   В общем, подходящий берег для привала, когда идут дожди и быстрое течение
не позволяет плыть под парусом и веслами.  Не  в  силах  избежать  соблазна,
путники останавливались здесь по вечерам,  а  тех,  кто  пытался  преодолеть
пролив, опять же выносило к пляжу, на золотые пески,  под  топоры  и  дубины
криби. Фокус заключался в том, что на исходе  суточного  цикла  ток  воды  в
проливе нарастал гораздо быстрее, чем в широкой реке, и пройти  его  в  этот
период  было  невозможно.  Что  же  касается  путников,  то   они   зачастую
устремлялись в пролив, не желая огибать внешнюю часть острова, -  и  в  этой
огромной реке держались поближе  к  берегам,  в  нейтральной  зоне,  где  не
водились водяные черви,  дельфины-рогачи  и  жуткие,  закованные  в  панцирь
чудища глубин.
   Галера покорно скользила вниз по течению, едва пошевеливая веслами. Воины
с блестящими голыми черепами стояли вдоль бортов;  в  надвигавшемся  сумраке
редкий солнечный отблеск касался то кольчуги, то острия дротика, то  гладкой
отполированной - палубы. Предводитель - его доспех  был  украшен  перьями  и
раковинами - замер на носу, всматриваясь  в  поверхность  воды  и  направляя
корабль  резкими  гортанными  выкриками.   Пленник,   обмотанный   веревкой,
по-прежнему висел у мачты; его тонкие обнаженные руки,  привязанные  к  рее,
были вывернуты в кистях,  черты  скрыты  пологом  золотистой  шерсти.  Когда
корабль проплывал под утесом, где затаились криби, он, будто ощутив на  себе
взгляд Дарта, поднял голову, дернул ею, отбрасывая пряди с лица,  и  оглядел
вершины скал.
   Это была женщина! Не шерсть, а золотые волосы падали ей на спину и грудь,
и между ними просвечивала нежная розово-смуглая кожа; щеку пересекал  рубец,
и такие же шрамы от кнута или плетки виднелись на плечах, руках  и  шее.  Но
это не портило ее изысканной красоты - не больше, чем рваная грязная туника,
спутанные космы, царапины и синяки, явный  след  жестоких  побоев.  Лицо  ее
хранило высокомерное выражение, глаза горели неукротимым огнем, и с  краешка
плотно сжатых губ стекала по упрямому подбородку струйка крови.
   "Настоящая леди, - подумал  Дарт,  чувствуя,  как  на  висках  проступает
испарина. - Леди, попавшая в беду! К дикарям,  разбойникам,  мужланам!"  Его
рука с растопыренными пальцами легла на  эфес  шпаги,  потом  сомкнулась  на
рукояти; привычным движением он вытащил до половины клинок и с лязгом загнал
его в ножны.
   Заметив это, Bay раззявил в ухмылке широкую пасть,  а  криби  возбужденно
загалдели. Скудость слов в их языке искупалась жестами; жесты страха, голода
или покорности они понимали отлично, так же, как жест угрозы.
   - Дат бить тиан острый палка, потом кусать, стать толстый, сильный?  -  с
надеждой произнес Bay.
   Это была неимоверно длинная фраза для волосатого, из целых  десяти  слов,
выражавшая сложное умозаключение. Произнести ее был способен лишь Bay, и это
доказывало, что  он  не  обделен  ни  силой,  ни  умом  и  по  праву  избран
предводителем.
   - Мой бить, - подтвердил  Дарт,  проверяя,  легко  ли  выходит  из  ножен
кинжал.
   - Мой бить тиан, твой  давать  самка.  Хак-самка,  -  уточнил  он,  ткнув
острием кинжала в сторону галеры. Самок криби  Bay  предлагал  ему  не  раз,
выбирая наиболее соблазнительных и толстых, с грудями, свисавшими до живота,
- и очень огорчался, что Дарт никак не хочет повалять их  в  травке,  вблизи
жилых пещер.
   Вождь, приподнявшись над камнем, взглянул на привязанную к мачте пленницу
и пренебрежительно скривился.
   - Плохой самка, тощий! Самка криби лучше. Этот - хак-капа! Кусать!
   - Не кусать! Мой! - Дарт стукнул себя кулаком в грудь и оскалил зубы, что
служило у волосатых знаком крайнего неудовольствия.
   - Твой, - быстро согласился вождь, с опаской отодвинувшись от кинжала.  -
Твой! Дат тощий, самка тощий, щенок тоже быть тощий!
   Пропустив этот образчик первобытного юмора мимо ушей,  Дарт  следил,  как
корабль входит в лагуну. Теперь сильное  течение  не  противодействовало,  а
помогало гребцам; чуть пошевеливая веслами, они подогнали  судно  к  берегу,
затем старший - тот, что в раковинах и перьях, - выкрикнул приказ, с носа  и
кормы галеры сбросили что-то темное, тут же ушедшее под  воду,  и  с  низких
бортов начали прыгать воины. Трое из них отвязали пленницу  и,  подгоняя  ее
пинками, потащили к дюнам, швырнув там на песок. Предводитель  снова  что-то
выкрикнул, весла исчезли в  бортовых  прорезях,  затем  на  палубу  повалили
гребцы; все -  в  кольчугах,  с  дротиками  и  секирами  на  длинных  гибких
рукоятях. Их движения показались  Дарту  странными  -  слишком  резкими  для
человека и более похожими на то, как перемещаются насекомые,  кузнечики  или
богомолы. Он  пересчитал  их  и  задумчиво  потер  свой  длинноватый,  тонко
очерченный нос: он не ошибся, пришельцев было никак не меньше полусотни.
   - Много тиан, - прохрипел Bay за его спиной. - Хорошо! Много кусать!
   Дождавшись момента, когда все путники покинули корабль,  вождь  оттопырил
нижнюю губу, грозно оскалился и рявкнул:
   - Ха-аа!
   - Ха-ааа! - поддержали воинственный вопль криби. Шерсть на  их  загривках
встала дыбом, палицы взметнулись в воздух,  и  лавина  бурых  волосатых  тел
хлынула к берегу.

***

   Дарт,  гибкий  и  длинноногий,  обогнал  волосатых  соратников  шагов  на
тридцать и оказался на пляже одновременно с бойцами  Оша  и  Хо.  Их  натиск
поначалу ошеломил тиан - пятеро  или  шестеро  пали  на  землю  с  разбитыми
головами, десяток попытался отступить к лагуне, но там их поджидали воины из
группы Оша.  Раздался  яростный  клич,  взлетели  дубины,  сверкнули  лезвия
топоров, фонтаном ударили алые брызги, и  прямо  в  воде,  между  берегом  и
кораблем, завязалась кровавая свалка. Исход ее был предрешен -  криби  вдвое
превосходили пришельцев численностью.
   Но большая часть тиан, атакованных Хо, сплотилась вокруг вождя,  случайно
или намеренно отгородив от Дарта  пленницу.  Они,  вероятно,  были  опытными
воинами: встали кругом, и половина тут же взялась за секиры, а  остальные  с
убийственной силой и  меткостью  принялись  метать  дротики.  Рев  волосатых
перешел в жалобный визг, несколько криби рухнули и стали кататься  в  песке,
прижимая лапы к ребрам или распоротым животам,  одни  нападавшие  отхлынули,
другие бросились к пришельцам  -  прямо  под  удары  секир  с  закругленными
лезвиями. Этим своим оружием тиан владели с отменной  ловкостью,  раскраивая
черепа и отрубая конечности.
   Еще на бегу Дарт заметил, что их противники-не люди. Криби можно  было  с
гораздо большим основанием счесть представителями хомо сапиенс или  хотя  бы
их далеких предков;  они  являлись  пятипалыми,  живородящими,  с  заметными
знаками полай скелетом, который, если не  вдаваться  в  подробности,  весьма
походил на человеческий. Тиан выглядели совсем иначе -  другая  раса,  может
быть, гуманоидная, но явно нечеловеческая. Их руки и ноги  гнулись  в  самых
невероятных местах, лица, безносые и безгубые,  казались  лишенными  мимики,
под высоким куполообразным лбом мерцали  три  щелевидных  глаза,  а  слишком
вытянутые  челюсти  напоминали  крокодилью  пасть.  То,  что  он  принял  за
кольчуги, было их собственной чешуйчатой кожей; их  торс  опоясывал  широкий
ремень, другие ремни, поддерживающие оружие,  перекрещивались  на  груди,  и
кроме этого тиан не носили никаких одеяний.
   Дарт врезался в их строй, отбив  кинжалом  выпад  секироносца  и  поразив
шпагой метателя дротиков. Тот  упал;  под  челюстью,  где  лезвие  проткнуло
горло, выступила оранжевая кровь, ноги конвульсивно дернулись. Двое  тиан  с
топорами тут же придвинулись к Дарту; сгущавшийся  сумрак  делал  их  резкие
движения внезапными и слишком опасными. Он отскочил,  стремительным  взмахом
клинка рассек ближайшему воину шею, пригнулся, когда над головой  просвистел
топор, ударил кинжалом. Лезвие с усилием проткнуло кожу -  будто  это  и  не
кожа вовсе, а плотный и толстый колет.
   Набежали волосатые из группы Bay. Часть ринулась в  прореху,  проделанную
Дартом, часть, во главе с вождем, обошла пришельцев,  отрезав  их  от  воды.
Кто-то свалился, сраженный дротиком, кто-то взвыл под ударом  секиры,  но  в
ближнем бою сила и сучковатые палицы давали криби преимущество.  С  победным
ревом  они  крушили  противникам  кости;  тиан,  отступая  шаг   за   шагом,
откатывались к дюнам и умирали с холодными  бесстрастными  лицами.  Яростная
схватка кипела на песчаном берегу, под быстро темнеющим сизым  небом,  и  на
мгновение Дарта пронзила нелепость вершившегося. Что он  делает  тут,  среди
первобытной орды? За что сражается, кого убивает, кого  защищает?  Потом  он
вспомнил о пленнице и с удвоенной энергией заработал шпагой.
   Чутье бывалого  солдата  подсказывало  ему,  что  враги  еще  никогда  не
сталкивались с подобным оружием. Клинок, способный колоть и рубить, был  для
них чем-то новым, незнакомым и потому ужасным; секиры и дротики не  защищали
от серебристой сверкающей полосы, и каждый удар, каждый  укол  и  выпад  был
смертоносен, как рухнувшая с неба молния. Шаг за шагом пробиваясь к женщине,
Дарт зарубил еще четверых, с  привычной  сноровкой  орудуя  клинком;  он  не
помнил, когда и в какой стране ему преподали это губительное  искусство,  но
твердо знал, что является мастером, одним из  лучших  фехтовальщиков  Земли.
Временами в памяти его мелькали названия приемов и  стилей,  лица  и  титулы
бойцов, с которыми он скрещивал клинок; он слышал  азартные  выкрики,  видел
колыхание перьев на шляпе, противника  в  окровавленном  камзоле,  роняющего
шпагу. Впрочем, эти воспоминания были смутными, очень смутными.
   Дротик предводителя тиан вспорол  кожу  на  его  плече.  Вождь  был  выше
остальных  пришельцев,  шире  в  плечах  и,  вероятно,.  старше:  его  чешуя
поблекла, а на голом черепе и лбу  отливала  серым.  С  длинной  гибкой  шеи
свешивалось ожерелье из  зеленоватых  раковин,  другие  раковины  и  перышки
переливались на искусно инкрустированных ремнях, три темных глаза с  угрозой
смотрели в лицо Дарту. Он прыгнул вперед, ударил тяжелым  башмаком  по  ноге
предводителя и, когда тот покачнулся, пронзил ему кинжалом  висок.  Кость  с
хрустом треснула, и труп свалился прямо на пленную женщину.
   Волосатые взревели, затем раздался громкий вопль Bay, сигнал к  окончанию
схватки, и Дарт, выпрямившись, увидел, что никого из пришельцев взять живьем
не удалось. Пляж, заваленный мертвыми и ранеными, напоминал  скотобойню,  на
взрытом песке валялось оружие, пестрели багровые и оранжевые пятна, и криби,
пробираясь среди тел соратников и врагов,  добивали  тех  и  других,  тащили
трупы к пещерам. Теперь это было всего лишь хак-капа - мясо, предназначенное
для вертелов.
   Женщина,  придавленная   телом   мертвого   вождя,   зашевелилась.   Дарт
наклонился, сдвинул труп, перерезал веревку и  помог  ей  подняться.  Сердце
его, бившееся в ритме сражения, ударило еще сильней и чаще; образ Констанции
на миг промелькнул перед ним,  но  тут  же  исчез,  будто  смытый  водопадом
золотистых локонов. Глаза у пленницы  были  серыми  и  огромными,  в  веерах
удивительно длинных ресниц, губы - яркими, алыми, грудь - высокой, а стан  и
бедра - тех изящных форм,  какие  будили  воспоминания  о  вазах  и  древних
беломраморных статуях. Но главное,  она  была  теплой,  живой  и  находилась
здесь, рядом, в отличие от Констанции.
   "Увижу ли я ее когда-нибудь?.." - мелькнула мысль у Дарта.  Без  Марианны
разделявшие их бездны казались неодолимыми?
   Пленница, изумленно приоткрыв  рот,  смотрела  на  него.  Он  поклонился,
приложил к сердцу ладонь, затем произнес на фунги, тщательно подбирая слова:
   - Не опасайся за свою жизнь. - И, сделав паузу, добавил:
   - Могу ли я узнать имя благородной госпожи?
   Губы женщины шевельнулись, будто она хотела ответить, но  тут  ее  взгляд
упал на  труп  предводителя  тиан.  Серые  глаза  полыхнули  гневом,  ярость
исказила прекрасные  черты;  ударив  мертвеца  ногой,  она  сорвала  с  него
ожерелье и хрипло расхохоталась.
   - Ты, отродье безмозглой ящерицы! Чтоб тебя пожрал туман  Элейхо!  Ты  не
поверил моим снам, которые посылает Предвечный? Ты  говорил,  что  мой  язык
лжив? Ты поднял плеть на ширу  Трехградья?  И  ты  убил  Сайана!  Чешуйчатая
тварь, лысая жаба, безносый ублюдок, не знавший матери! Ты убил его,  а  мне
не поверил, так? А ведь я видела и этот берег, и  песчаные  горы,  и  смерть
твоих потомков, вылезших из тухлого яйца, и острый шип в  твоей  башке!  Все
так и случилось, ибо просветленная шира из  Трехградья,  избранница  Элейхо,
всегда пророчит истину!
   Дарт взирал на нее в  немом  восторге.  Впервые  он  встретился  здесь  с
существом, которое было подобно ему - и не только внешне, телесным  обличьем
и чертами. Она выглядела, как человек, она говорила, как человек, и  от  нее
пахло человеком. Точнее - женщиной. Этот аромат кружил Дарту голову.
   В последний раз пнув мертвеца, незнакомка повесила  на  шею  ожерелье  из
зеленых раковин.
   - Ты, гнилое мясо! Ты убедился, кто из нас прав? Я все еще жива,  а  твою
плоть съедят мерзкие волосатые криби!
   - Такая судьба может постигнуть и благородную госпожу, -  произнес  Дарт,
вкладывая клинок в ножны. - Это было бы очень печально! Тем более что  я  до
сих пор не знаю твоего имени и не ведаю, кого мне выпала честь спасти.
   Она вскинула головку в нимбе спутанных золотистых прядей, и Дарт заметил,
что на правом ее виске переливается кружок из перламутра. Женщина  погладила
его, словно желая привлечь внимание  к  этому  знаку,  и  коснулась  тонкими
пальцами ожерелья. Был ли в том повинен наступавший сумрак или иные причины,
но Дарт мог поклясться, что раковины в нем стали голубеть.
   - Ты должен согнуть колени, когда говоришь со мной. Мое имя - Нерис Итара
Фариха Сассафрас тХаб Эзо Окирапагос-и-чанки.  Я  -  просветленная  шира  из
Трехградья!
   - Никогда не слышал, - признался  Дарт  с  вежливым  поклоном,  оглядывая
пляж. Bay, Ош и  большая  часть  волосатых  уже  отправились  к  пещерам,  а
остальные, под  командой  Хо,  складывали  в  штабель  мертвые  тела.  Груда
получалась внушительная.
   - Не слышал о Трехградье? - Глаза женщины широко распахнулись.  -  Откуда
же ты? Кто ты такой? И как твое имя?
   - Дарт. - Соразмерив краткость собственного имени с титулами Нерис, он  с
вызовом добавил:
   - Дарт, по прозвищу Дважды Рожденный.
   - Странно! Вторую жизнь дает Предвечный, и не  здесь,  а  только  лишь  в
своих чертогах? Как можно родиться дважды? И что это значит?
   - Именно то, что я сказал. Я воин  и  странник,  пришедший  издалека.  Из
очень далеких краев.
   Она оглядела его рослую сухощавую фигуру, обнаженный  торс,  царапину  от
дротика, алевшую на плече, кинжал, шпагу и металлический цилиндр дисперсора,
пристегнутый к бедру. Потом покачала головой.
   - Ты, вероятно, не лжешь, клянусь милостью Предвечного! Ты в  самом  деле
воин, великий воин? Я видела, как ты убивал тьяни? И ты  пришел  из  далеких
краев. Может быть, с другой половины мира? И, может быть, ты не только воин?
- В ее глазах мелькнуло непонятное подозрение. Нахмурившись, она добавила:
   - Здесь, на этой стороне, мне еще не попадались существа, не слышавшие  о
Трехградье. А я встречала многих? я, просветленная Нерис Итара Фариха Са?
   - Прости, что перебиваю, - заметил Дарт, - но я буду  звать  тебя  Нерис.
Мир жесток, ма белле донна, и обитающим в нем лучше  иметь  имена  покороче.
Длинное имя требует долгого времени - такого,  что,  пока  его  произнесешь,
можно лишиться головы. Или я не прав?
   Женщина поморщилась, растирая покрытые рубцами плечи и  полунагую  нежную
грудь. Внимание Дарта приковали розовые  соски  -  они  просвечивали  сквозь
тунику словно пара спелых вишенок.
   - Ты не ошибся, воин? как тебя?.. Дважды Рожденный?.. Мир и правда бывает
жестоким - не успеет вылететь слово, как становишься пленницей  и  попадаешь
под удар плетки или в пасть дикаря. Поэтому слово короткое и  быстрое  лучше
длинных речей? - Она посмотрела на труп вождя тиан, который волосатые тащили
к штабелю, и мрачно усмехнулась:
   - Я разрешаю: зови меня  Нерис,  но  не  забывай  добавлять  -  шира  или
просветленная. И приседай, когда обращаешься ко мне. Вот так! - Она присела,
с изяществом склонив головку и вытянув руки над коленями.
   - Приседать слишком утомительно, моя прекрасная госпожа, - возразил Дарт.
   - Может, сойдемся на том, что я буду дрыгать ногой или подмигивать?
   Нерис недовольно поморщилась.
   - Да, не очень верится, что ты согласишься приседать? Ты ведь из тех, что
приходят к трапезе последними, зато хватают лучшие куски! Слишком сильный  и
слишком гордый? Так?
   - В общем, правильно, но со мной можно договориться, - откликнулся Дарт и
присел для пробы. - Ну, как у меня получилось?
   - Неплохо, совсем неплохо?
   Губы Нерис дрогнули, личико напряглось, будто она удерживалась от смеха.
   Дарт снова присел, в надежде увидеть ее улыбку.
   - Чего теперь желает ваше просветленное высочество?
   - Иди на корабль и отыщи там мой мешок из шкуры  полосатого  маргара.  Ты
знаешь, кто такой маргар? - Женщина бросила на него странный  взгляд,  потом
подняла  глаза  к  затянутому  тучами  небу  и  нахмурилась,  словно  что-то
припоминая.
   - Большой мешок? я думаю, он лежит под скамьями гребцов? Принеси его.
   Дважды Рожденный, а затем отведи меня в такое место, где можно  переждать
дождь и не видеть этих мерзких криби, пожирателей падали. Я устала. И я хочу
есть и спать.
   - Бьен! Слушаю и повинуюсь, моя прекрасная госпожа.
   С неохотой оторвавшись от созерцания ее груди,  Дарт  зашагал  к  галере,
влез на палубу и нырнул в трюм. Чешуйчатые твари, вылезшие из тухлого  яйца,
были, вероятно, существами аккуратными: в трюме царил порядок, весла сложены
вдоль бортов, груз - факелы, пропитанные горючим веществом, какие-то свертки
и корзины, от которых тянуло кислыми за