кладок, покои
были  королевские:  гостиная  -  как  тронный  зал,  вполне  пригодный   для
посольского приема, трапезная размером с церковь Сен-Жермен-де-Пре, бассейн,
автоматическая кухня, кабинет и спальня, где разместился бы гарем  турецкого
паши.
   Там, в спальне, он и очутился. Он стоял у необъятного ложа, напоминавшего
привычную постель, и думал о  спрятанных  в  нем  таинственных  приборах.  О
балдахине, навевавшем сон, о столбиках кровати, от коих, по желанию,  тянуло
запахами моря или леса, об изголовье, игравшем тихие мелодии,  о  простынях,
всегда кристально чистых, то прохладных, то нагретых,  будто  их  держали  у
огня, о добром десятке других устройств, что  нежили,  ласкали,  покачивали,
убаюкивали. Подобное  было  недоступно  земным  императорам  и  королям?  Но
хитроумные механизмы, ни  порознь,  ни  вместе,  не  заменяли  женщину.  Ту,
единственную, которую он желал.
   Она ждала его  на  Галерее  Слез.  ?Не  подходящее  место  для  последней
встречи?, - подумал Дарт и вышел из опочивальни.

***

   Констанция сидела у цоколя статуи  женщины-ундины.  Чем-то  они  походили
друг на друга - не так, как походят сестры или мать и дочь, а  чем-то  иным,
неуловимым и смутным, что замечается не взглядом, а душой. Темные локоны  до
плеч, полуопущенные веки, гибкий  стан  и  поворот  головы,  чарующий  изгиб
бедра? Лицо каменной девы  было  печально,  лицо  живой  тоже  не  светилось
радостью.
   Грустит, не хочет расставаться? -  мелькнула  мысль.  Сердце  стукнуло  и
замерло; Дарт боялся этому поверить. Грусть  ее  была  бы  счастьем,  редким
жребием, даруемым судьбой не всякому  мужчине;  лишь  горстку  она  наделяет
талантом любви и только избранных - той женщиной, что может  разделить?  ее,
взрастить и сохранить. Такая удача не бывает дважды! Один раз выпала, но  яд
и мстительная злоба ее сгубили?
   Он вспомнил ту, земную Констанцию, и сердце замерло опять - на  этот  раз
не от надежды, а от горя. Та любовь была разделена, но он не смог  взрастить
и сохранить ее. Он не сумел в той, первой жизни? Но если жизней -  две,  то,
может быть, сумеет во второй? Две судьбы и  две  удачи?  Так  почему  бы  не
поймать счастливый шанс?.
   Остановившись перед Констанцией, он всмотрелся в  ее  лицо,  потом  обвел
взглядом каменных женщин. Деву-птицу, деву-змею, деву-русалку, деву-цветок и
остальных, запечатленных в камне неведомым  мастером  в  те  времена,  когда
Анхаб был юн и переполнен жизнью. По грустным ликам дев  медленно  струились
слезы, орошая пустыню щек, задерживаясь на холме  подбородка  и  падая  вниз
редкими крупными каплями.
   - Отчего они плачут? - спросил Дарт> Констанция шевельнулась.
   - Они скорбят о погибших в Великой Войне, развязанной джерасси Йодама.
   Помнишь, я расскзывала о тех временах? О  древней  эпохе  перед  Посевом?
Когда Анхаб был разделен и люди, обитавшие на разных континентах, мнили себя
различными народами, не зная, что корень их един, а облик - эфемерен? Смотри
- вот они, перед тобой! - Она раскинула руки, словно обнимая длинную шеренгу
изваяний. - Такими они были - наши предки, древние расы Анхаба; таков был их
облик,  пока  им  не  открылась  тайна  преображения.   Семнадцать   статуй,
семнадцать рас? Символ единства, воздвигнутый орин-до?  Они  не  похожи,  но
горе объединяет их - горе и память о тех, кто умер, не ведая истины.
   - Истина - способность к преображению?
   - Да. Но мудрецы ориндо видели в истине внешний и внутренний смысл.
   Внешний - счастье и мир; они говорили, что у разумных существ  есть  лишь
одно назначение: прожить свою  жизнь  счастливо,  без  обид  и  лишений,  не
причиняя горя никому. Внутренний смысл глубже и сложнее? Внутренний смысл  -
Великая Тайна Бытия, вопрос о том, куда мы уходим  по  завершении  жизни.  -
Констанция опустила голову, и прядь длинных волос упала на ее лицо. - Ориндо
были правы? - тихо  прошептала  она.  -  Они  умели  задавать  вопросы?  Они
ошиблись лишь в одном: счастье тоже эфемерно, если не знаешь, что ожидает за
гранью? Два смысла истины связаны, зависят друг от друга: лишь тот  человек,
который счастлив, а значит, уверен в себе, может раскрыть Великую Тайну,  и,
только раскрыв ее, он обретет уверенность и счастье. Иначе сомкнется над ним
мрак бесцельности - ведь жизнь  повенчана  со  смертью,  и  вместе  с  тобой
исчезает все, что успел накопить, перечувствовать, создать. Все, понимаешь?
   - Ориндо не раскрыли этой тайны? - спросил Дарт после долгого молчания.
   - Нет, хотя их нельзя обвинить в легкомыслии. Они считали, что это - дело
потомков, задача грядущих поколений, жизнь которых будет наполнена радостью,
обильна знанием, и потому они найдут  ответы  на  все  вопросы.  Но  так  не
получилось?  Не  получилось,  Дарт!  Орден  ориндо  угас  в  эпоху   Раннего
Плодоношения, а  тех,  кто  наследовал  им,  увлекло  другое  -  космическая
экспансия. Они позабыли, что все начинается  здесь,  а  не  в  галактических
пространствах? - Она откинула резким движением волосы и положила  ладонь  на
лоб. - Здесь тоже галактика! Здесь миллиарды  клеток-нейронов,  и  каждая  -
сложней звезды! И нет корабля, чтоб проторить дороги между ними, и нет  иных
приборов, кроме мозга,  чтобы  услышать  откровения,  предвидеть  будущее  и
познать, куда и как течет ментальная река? Мы поняли это слишком поздно, мой
милый генерал. Поняли в те тысячелетия, когда не осталось людей с  природным
даром, способных изучать миры, сокрытые от наших глаз.
   - Я не забыл, моя принцесса. Нет людей, что могут заглянуть за  грань,  и
потому вы ищете разгадку тайны на  планетах  Темных?  Ты  сказала,  что  это
единственный  путь  исследования.  Если  нельзя   самим   решить   проблему,
воспользуйся опытом других. - Да. У  тебя  хорошая  память.  -  Сомнительный
комплимент для человека, который не помнит собственного имени, - с  усмешкой
отозвался Дарт. - Ни имени, ни обстоятельств жизни? Я даже удивлен,  что  не
забыл тебя и Джаннаха - верней, персону, чей облик принял наш балар. Вы ведь
считали эти воспоминания под ментоскопом?
   Констанция кивнула. Щеки ее порозовели.
   - Все, что сканировано ментоскопом, уходит и  забывается  навсегда,  если
верить объяснениям Джаннаха? Или он не сказал мне всей  правды?  Ведь  я  же
помню твое лицо и имя! Свое позабыл, а твое - нет! Но почему?
   - Балары не обманывают, мой генерал. И не надо думать, что я?  что  я?  -
Казалось, она колеблется или сильно смущена; губы ее дрожали, и  меж  бровей
наметилась тонкая морщинка. - Не надо думать, что я-та женщина,  которую  ты
любил. Я - другая? Я лишь копирую ее обличье? обличье, но не душу?
   - Я знаю, произнес Дарт.  -  Поверь,  мон  шер  ами,  это  уже  не  имеет
значения. - Он помолчал и добавил:
   - Кажется, ты не ответила на мой вопрос.
   Лоб Констанции разгладился, губы перестали дрожать.
   - Тут нет секрета, мой дорогой. Та женщина и тот мужчина? Ты видел их  не
раз, питал к ним сильные чувства, и в  памяти  запечатлелось  много  сцен  -
особенно тех, что связаны с женщиной. Их не стерла даже смерть? даже  смерть
была бессильна! - Слов---но удивляясь, она покачала темноволосой головкой. -
Мы просмотрели под ментоскопом ряд эпизодов и  выбрали  сцену  вашей  первой
встречи? ну, кое-что еще? Прости, что ты лишился тех  воспоминаний,  но  все
остальное - с тобой. С тобой,  иначе  ты  не  узнал  бы  нас,  ни  меня,  ни
Джаннаха? А ты ведь нас помнишь, верно? Хотя и по-разному?  Джаннах  -  лишь
тень в твоем сознании, лицо без имени, а женщину ты  помнишь  лучше.  Лучше,
ибо любил ее всю жизнь?
   Голос  Констанции  стих.  Дарт  опустился  рядом,  на   теплый   каменный
пьедестал, коснулся ее руки, нежно погладил пальцы и  заглянул  в  фиалковые
глаза. Констанция, это была Констанция! Имя и облик -  пришедшие  из  первой
жизни, душа и сердце - дар второй? Они соединились чудом, его воспоминания и
плоть этой  женщины-метаморфа,  чтоб  возвратить  ему  потерю.  Пожалуй,  не
возвратить, а возместить? В чем, вероятно, был определенный смысл: пусть эта
Констанция - иная, но сам он тоже  иной,  отличный  от  прежнего  Дарта.  Не
десять, не двадцать - четыреста лет пролегли между ними!  Вполне  подходящий
возраст и срок, чтобы влюбиться в женщину, которой не меньше тысячи.
   - Скажи, - Дарт любовался тонкими пальцами!  доверчиво  лежавшими  в  его
ладони, - скажи, ма  белле,  когда-нибудь  память  вернется  ко  мне?  Ты  -
женщина, и ты - фокатор? ты властвуешь над разумом мужчин? над  моим  -  без
всякого сомнения, и власть твоей магии огромна? Невероятна,  раны  Христовы!
Помнишь наш маленький опыт? Помнишь, как ты околдовала  меня?  В  тот  день,
когда мы говорили о тайнах ориндо?
   Веки ее медленно опустились. Она помнила. И, вероятно, знала,  о  чем  он
собирается просить.
   - Ты могла бы сделать это еще раз, не так ли? С другой целью, ибо незачем
будить во мне желание - это так же нелепо, как заснуть во сне или проснуться
дважды? - Он поцеловал ее ладонь, ощутив губами бархатистую мягкость кожи. -
Если ты зачаруешь меня опять и  повелишь  мне  вспомнить,  ко  мне  вернется
прошлое. Вернется все, что я потерял за мгновения смерти,  что  отдал  вашим
ментоскопам и мнемоническим лентам? Разве не так? Скажи, разве  я  ошибаюсь?
Возможно это или нет?
   Головка  Констанции   поникла,   голос   изменился,   стал   напряженным,
глуховатым.
   - Ты думаешь, я отказала бы тебе, если б такое было возможно?  Не  обижай
меня, Дарт? - Она старалась не встречаться с его горящим взглядом. - Если ты
хочешь, я сделаю это снова - сделаю лишь для того, чтоб успокоить  тебя.  Но
не рассчитывай на успех, мой дорогой. Я знаю меру своих сил и власти.
   - Ты уверена?
   - Да. - Ладонь Констанции легла на его затылок. - Я говорила о галактике,
которая  таится  здесь,  и  это  правда:  мозг  -   необозримое   ментальное
пространство! Намного большее, чем нужно тебе, или мне, или  любому  другому
человеку, любому мыслящему существу  или  животному.  Мы,  фокаторы  гильдии
Ищущих, давно знаем об этом. Мы знаем, что  человек  использует  лишь  малую
частицу мозга - ту, в которой хранится его ?я?, его самосознание  и  память.
Эта часть доступна нам, мы можем в нее проникнуть и  возбудить  определенные
центры, можем создать ее аналог и  наделить  им  иразов,  можем  сканировать
ментоскопом с? - она запнулась, - с известными тебе последствиями.  То,  что
извлек   менто-скоп   из   этой   части,    потеряно    навсегда.    Процесс
ментоскопирования похож на временную смерть или внезапный и сильный  удар  -
он разрывает связи между нейронами, ничтожную долю связей, так что структура
личности не  изменяется,  но  считанный  эпизод  уходит.  И  тут  ничего  не
поделаешь, мой дорогой.
   - Но есть другая часть, не так ли? - Дарт стиснул  ее  пальцы.  -  Другая
часть, гораздо большая, чем та, где прячется наш разум?
   Веки Констанции приподнялись. Зрачки ее были сейчас не синими, а темными,
будто два колодца, ведущих в бездну.
   - Да, есть! Мы называем ее скрытым или латентным пространством мозга?  Но
к чему она? Зачем нам этот гигантский резерв,  который  мы  не  в  состоянии
использовать? Это, увы, неизвестно? Мы говорим, что в  этой  области  таятся
подсознание  и  над-сознание,  что  там  есть   центр,   который   позволяет
перестраивать телесный облик, и что оттуда к нам приходят откровения и  сны?
Но это лишь слова! Туман слов, прячущий наше бессилие  и  наше  незнание?  И
главное, чего мы не можем понять и осмыслить,  -  функциональная  роль  этой
гигантской избыточности. Все тот же вопрос - зачем? С какими  целями?  Может
быть, это признак, который отделяет нас от иразов, существ  с  искусственным
интеллектом? Может быть, там - обитель души, религиозных чувств, копия наших
воспоминаний, источник идей, даруемых гениям,  и  странных  талантов  -  тех
самых, что позволяют предвидеть будущее, целить без лекарств и общаться  без
слов? Всего того, что делает нас по-настоящему разумными?  Может  быть,  там
находится целый мир, иная реальность, скрытая от нас за гранью смерти? Тайна
Бытия и множество прочих тайн? Но нам они недоступны, мой генерал.
   - Это все? - спросил Дарт, когда она смолкла.
   - Нет. Ориндо думали, что этой областью?  этим  латентным  пространством?
владеем не мы.
   Он заметил, что  Констанция  подбирает  слова  -  видимо,  она  старалась
говорить понятней и проще.  На  виске  ее  трепетала  голубая  жилка,  черты
неуловимо  изменились;  теперь  ее  лицо  не  было  копией   облика   земной
Констанции, а выглядело иначе - более строгим, значительным, мудрым.
   - Ориндо думали, что скрытая область не в нашей власти, - повторила  она,
не убирая ладонь с затылка Дарта. - Они считали, что наше ?я? -  всего  лишь
искра Вселенского Разума, частица Абсолюта, который одарил нас самосознанием
и чувством, выделив каждому долю  от  своих  богатств.  Крохотную  долю,  но
вполне достаточную, чтоб мы превратились в то, что мы  есть?  Все  остальное
принадлежит ему. - Констанция помолчала и добавила:
   - Это только древний миф, одна из многих неподтвержденных гипотез. Есть и
иные, такие же смутные, как представление о Высшем Божестве,  что  властвует
над всей Вселенной, над Анхабом, Землей и другими мирами.  В  этом  непросто
разобраться, мой дорогой. Но если ты привезешь ферал?
   - Ферал? При чем здесь ферал?  По  утверждению  Джаннаха,  он  генерирует
переменное поле тяготения, меняя гравитацию в заданных пределах.  Разве  это
связано с мозгом?
   - Конечно, нет. Но, может быть, это не самое важное, не самое главное  из
его качеств. Может быть, он как-то влияет на ментальные барьеры  -  способен
ослабить их или указать врата? возможно,  облегчить  их  поиск,  определение
матрицы индивидуальности? - Пальцы Констанции перебирали волосы Дарта, и это
было так приятно, что он невольно  прикрыл  глаза.  -  Кажется,  я  говорила
тебе,  ?что  скрытая  область  нам  недоступна?  Она   отделена   барьерами,
ментальными барьерами, и их нельзя сломать? можно лишь  найти  в  них  щели,
врата, каналы связи между разумом и беспредельной галактикой мозга? но  это,
мой дорогой, бессознательный процесс, дар, талант, а не  искусство?  или  он
есть, или же нет? его удается развить, но научиться ему  невозможно?  Однако
ферал?
   Она шептала и шептала, и тихий ее голос обволакивал, баюкал и погружал  в
беспамятство. В сладкое беспамятство, сулившее  надежду  и  покой.  Зубчатый
парапет галереи расплылся перед глазами  Дарта,  пустыня  сверкающего  песка
сомкнулась с небом, и яркие цветные пятна медленно и  плавно  закружились  в
бездонной пустоте, притягивая и  очаровывая  его,  будто  он  в  самом  деле
погружался в ту необозримую галактику,  о  коей  нашептывал  тихий  знакомый
голос.  Он  вдруг  осознал,  что  не  может  пошевелиться,  но  это  его  не
встревожило; он наслаждался лаской рук Констанции, чувствовал запах ее  кожи
и волос и слушал, слушал?
   Кажется, она шептала о щелях, вратах или каналах. О том,  что  у  существ
различных рас они различны: одни - у анхабов, совсем другие -  у  землян,  и
что от их структуры зависят ограничения, возможности и  свойства  организма,
очень необычные и тонкие, - от способности  к  паранормальным  контактам  до
генетических запретов, аналогичных хийа. Так,  у  обитателей  Анхаба  имелся
доступ к центру  телесной  трансформации  и  перестройки  обмена  веществ  -
врожденный дар, столь поразительный, что  он  казался  чудом.  Зато  земляне
обладали редкой интуицией, предчувствием опасности, способностью  предвидеть
результат сиюминутных действий и постигать его мгновенно, вне  поля  логики.
Конечно, проделывать такие трюки мог не каждый,  ибо  иерархия  каналов,  их
особенности и структура, присущие  любой  из  рас,  модулировались  матрицей
индивидуальности. Она определяла размеры  ментальных  щелей,  их  пропускную
способность, скорость  и  надежность  связи  и  множество  иных  параметров,
неясных Дарту, но в среднем матрица была характеристикой устойчивой, хотя  и
допускавшей отклонения. Каждое значительное отклонение - гений, провидец или
иная неординарная личность, и чем их больше, тем жизнеспособнее раса.
   На Анхабе  отклонения  давно  исчезли,  если  забыть  о  гильдии  Ищущих,
немногочисленных, как листья, что рвут с деревьев злые  осенние  ветры.  Тех
же, кто обладал даром фокатора, талантом концентрации ментальных сил,  можно
было счесть по паль-Цам одной руки. Не прорицатели, не пророки и не целители
- всего лишь опытные гипнотизеры, тень былого могущества ориндо?
   Шепот Констанции смолк, и тишина сомкнулась над Дартом. Спокойная  теплая
тишина, окрашенная мягким золотом поздней осени; какие-то картины  скользили
перед ним, зыбкие и нереальные, как мираж над раскаленными песками, какие-то
звуки бились в его сознании - то ли мелодия церковного  хорала,  то  ли  шум
толпы, то ли боевые кличи и звон оружия или слабый женский голос, моливший о
чем-то и звавший его с отчаянной надеждой? Он слышал и не слышал эти  звуки;
тишина накрывала их непроницаемым вязким туманом, розово-золотистой  дымкой,
гасившей видения и голоса, - ни четких пейзажей, ни знакомых лиц, ни внятных
слов. Только печальные осенние  цвета,  и  сердце  его  тоже  было  охвачено
печалью; он понимал, что стоит у дверей свой памяти, но двери не  раскрылись
перед ним  и  не  впустили  в  чертог  обетованный.  Там  осталось  прошлое,
похищенное  смертью  и  отданное  мнемоническим  лентам  анхабов,   и   если
Констанция не смогла его вернуть, то, значит, этого не мог никто. Ни бог, ни
дьявол, ни Абсолют - никто во всей Вселенной!
   Он пробудился с горьким вздохом.
   Ладонь  Констанции  все  еще  лежала  на  его  затылке,  но  пальцы  были
бессильными, вялыми, а по ее щекам разлилась  меловая  бледность.  Это  было
страшно - ее закрытые глаза, испарина на белом чистом лбу,  сухие  поблекшие
губы и почти неощутимое, едва заметное дыхание. Торопливо  поднявшись,  Дарт
схватил ее ладони и принялся растирать - ему казалось, что они  холодны  как
лед и что его возлюбленная сейчас окаменеет, став восемнадцатым изваянием  в
шеренге плачущих дев. Но вот ресницы ее  дрогнули,  веки  поднялись,  пальцы
стиснули руку Дарта, и на щеках заиграл румянец.
   - Ничего, мой милый, ничего?  Ментальный  поиск  отнимает  силы,  но  все
ушедшее быстро вернется? Ты что-нибудь вспомнил?
   Он покачал головой.
   - Жаль. Я очень старалась.
   - Ты слишком старалась. - Дарт вытащил кружевной платок и вытер ей виски.
   - Мне тоже жаль. Жаль, что я заставил тебя сделать  это?  Принести  воды?
Может быть, сок или лекарства? Есть на Анхабе лекарства?
   - Нет. Вспомни, я-не земная женщина и исцеляюсь без  лекарств.  Все,  что
мне нужно, - согреться на солнце. - Она слабо улыбнулась Дарту и добавила:
   - И чтобы ты был рядом.
   Опустившись у ног Констанции, он обнял ее  колени,  запрокинул  голову  и
долго, долго всматривался  в  ее  лицо.  Локоны,  темные,  как  зрелый  плод
каштана, нежная стройная шея,  ямочки  на  щеках,  глаза-фиалки  и  губы,  к
которым вернулись упругость, влажность, алый цвет? Не имитация, не фантом  -
живая женщина? Его судьба, его награда?
   - Мы разные, - тихо и медленно произнес Дарт. - Ты сказала:  я-не  земная
женщина, не та, которую ты любил, я - другая? И с этим не  поспоришь.  Ты  -
человек Анхаба, я - человек Земли, и нас ждет скорая разлука: я улечу  туда,
куда велел Джаннах, и я не  знаю,  будет  ли  этот  полет  последним.  Но  я
клянусь, моя госпожа, что  останусь  с  тобой,  когда  мне  вернут  свободу.
Клянусь хранить и защищать тебя до самой своей смерти, и, если  это  в  моих
силах, я подожду - подожду там, за гранью, пока ты не придешь  ко  мне.  Или
постараюсь вернуться? Вернуться в твоих снах и поделиться тайной, которую ты
хочешь знать.
   Она с улыбкой склонилась над ним.
   - Ты лжец и хвастун, как все мужчины,  мой  дорогой.  Вернись  из  своего
полета и помни обо мне. О больш