задумался  о  причинах,  определявших  его  титулование.
Иногда он был  для  ираза  хозяином  и  господином,  иногда  -  монсеньором,
шевалье, бваной, принцем или лордом. Тайна  выбора  казалась  ему  столь  же
глубокой, как сам непостижимый искусственный разум, как  мастерство  анхабов
создавать предметы, понимавшие слово, жест и  даже  выражение  человеческого
лица. В этом было что-то от магии, черной или белой! От  магии,  творимой  в
Камелоте, в цитадели Ищущих, с помощью таинственных приборов и устройств? Но
и сами по  себе  анхабы,  конечно,  являлись  магами,  ибо  могли  принимать
разнообразные обличья. Как ему объясняла Констанция, они были такими, какими
их хотелось видеть собеседнику. Дарт до сих пор  не  мог  понять,  было  это
насмешкой или проявлением симпатии, а может быть, изысканной вежливости.
   Яркая линия  на  экране  почти  сливалась  с  темнотой  -  вероятно,  луч
высверливал последнюю преграду. Возбуждение охватило  Дарта;  он  чувствовал
себя, словно охотник, подобравшийся к ловушке с редкой дичью,  или  искатель
кладов у полной сокровищ усыпальницы. Взмах руки, и слева от  него  возникло
новое  изображение:  выжженная  почва,  скалы  над   сине-зелеными   кронами
деревьев, плавный изгиб седловины и чернеющее в земле  отверстие.  Он  видел
все  это  глазами  Голема  -  верней,  посредством  механизмов,   заменявших
помощнику глаза.
   Отверстие истекало дымом. Воздух вихрился и дрожал над ним словно у  зева
гончарной печи, и Дарту вдруг почудилось, что из темного  колодца  выползает
призрачный безголовый змей - ползет и ползет,  делаясь  все  толще  и  выше,
свивая в кольца упругое тулово, будто готовясь к стремительному Прыжку.  Его
возбуждение  внезапно  сменили  неуверенность  и   тревога;   он   попытался
вспомнить, видел ли нечто подобное в других мирах Ушедших,  но  память  была
ему неподвластна.
   Резкий пронзительный аккорд и голос Марианны бичом ударили по нервам.  Не
расслышав сказанного, он ощутил, что корабль ныряет вниз и  в  сторону,  как
фехтовальщик, спасающийся от ответного удара. Дисперсор  смолк,  но  тут  же
взревели ускорители; пейзаж внизу распался цветной мозаикой и начал меняться
резкими  дикими  скачками,  словно  Марианна  пыталась   уйти   от   погони.
Изображение,  передаваемое  иразом,  тоже   распалось   на   две   половины,
разрезанное синей зигзагообразной  стрелой.  Затем  туловище  змея  исторгло
пучки ветвистых молний, таких ослепительных, что  Дарт  машинально  зажмурил
веки. Что-то настигло корабль, ударило в него, с жутким  скрежетом  раздирая
прочный корпус; он слышал, как Марианна застонала, вскрикнула нечеловеческим
голосом - и в следующий миг уже летел отдельно от нее,  выброшенный  толчком
катапульты. Горный хребет исчез за  горизонтом,  сине-зеленый  лес  сменился
аквамариновым, блистающая лента реки ринулась навстречу, изгибаясь и петляя,
будто атакующий удав. Он падал в воду  с  высоты  двух  или  трех  лье;  его
корабль, вишнево-красный бесформенный кусок металла, разваливался в  воздухе
и, подгоняемый последним импульсом двигатели, мчался  к  скалистому  речному
берегу.
   Защита, промелькнуло в голове, там  была  защита?  Воистину,  дьявольский
котел!  Вывернув  шею,  он  убедился,  что  далеко-далеко,  почти  на  грани
видимости, еще ярится и бушует водопад фиолетовых молний. Потом его  затмила
багровая вспышка - полет и жизнь Марианны  кончились  на  берегу  безымянной
реки. Ударная волна тряхнула  Дарта,  и  он,  кувыркаясь  в  воздухе,  начал
шептать заупокойную молитву. Все же  что-то  помнилось  ему,  что-то  такое,
заставлявшее бормотать слова, какими провожают близких, переселившихся в мир
иной? Сердце Дар-та наполнилось горечью, но утешала мысль, что Марианна, его
хранительница, найдет покой в раю. Окажется там, без сомненья! Конечно,  она
не была человеком, но ведь она его спасла - так неужели ей это не зачтется?
   Гася скорость, заработал двигатель скафандра, и падение замедлилось. Дарт
хмуро покосился на золотистую полоску, блестевшую на бронированном рукаве, -
она становилась все короче, быстро стекая от локтя  к  запястью.  Хватит  ли
энергии на плавный спуск? Если не хватит, они с Марианной скоро встретятся в
господних чертогах?
   Энергии почти хватило. Он заметил скалистый вытянутый островок,  жавшийся
к правому берегу, и решил, что лучшего места  для  приземления  не  сыскать.
Дальний конец островка был сравнительно низким, он порос лесом и  изогнулся,
словно рыболовный крючок; песчаное дно маленькой бухты  просвечивало  сквозь
воду, и берег тоже был покрыт  пес-ком.  Целые  холмы  песка,  пологие  дюны
высотой в человеческий рост.
   В одну из них Дарт и врезался, когда золотистая полоска на  его  запястье
мигнула в последний раз и погасла.

Глава 2

   - Хак, - просипел Bay, приподняв над валуном косматую башку. - Хак-капа.
   Много хак-капа! Хорошо!
   "Хак"  на  языке   криби,   волосатых   губастых   каннибалов,   означало
челн/корабль, плот - в  общем  все,  что  плавает;  "капа"  -  пищу,  но  не
растительную или рыбную, а мясную. Сказанное Bay  надо  было  понимать  так:
много плавающего мяса - хорошо!
   Проблем с пониманием у Дарта не имелось - волосатым  хватало  трех  сотен
слов, а он был очень восприимчив к языкам. За семьдесят циклов,  проведенных
на острове, он даже успел кое-как ознакомиться с фунги,  торговым  жаргоном,
распространенным на левом речном берегу и в иных цивилизованных местах.  Его
учителя, при общем человекоподобии, принадлежали к самым разным расам и  все
до единого кончили плохо - на вертеле, подвешенном меж двух  рогулек.  Криби
хоть и были дикарями, но предпочитали хорошо пропеченную хак-капа.
   Собственно, Дарт тоже мог угодить на кухню волосатых, хоть не приплыл  по
воде, а свалился с неба. Ему, однако,  повезло,  как  везло  не  раз:  песок
смягчил падение, руки и ноги были целы, и шпага - тоже. Когда волосатые  его
обнаружили, он вполне оправился, встал в боевую позицию  и  проткнул  глотки
трем дикарям. Он мог бы всех их разделать  из  ручного  дисперсора,  но  это
грозное оружие стоило поберечь: запас энергии в нем был довольно скромен.  К
тому же, будучи общительным по натуре, Дарт нуждался в компании и  не  хотел
чрезмерно ее сокращать; лучше уж дикари-каннибалы, чем пустота и безлюдье.
   Его тактичность оценили, поскольку свершенное им пошло, в конечном счете,
на благо волосатому  народцу.  Во-первых,  Шу,  один  из  покойников,  самый
крикливый и наглый, был в прошлом вождем, и  с  его  кончиной  пост  главаря
переходил к Bay, следующему по силе самцу. Для Bay это являлось значительным
повышением, так как теперь он мог  распоряжаться  собратьями,  делить  между
ними хак-капа и выбирать самочек поаппетитнее. Во-вторых, три  мертвых  тела
даром не пропали, а были поджарены и съедены под громкие  вопли  благодарных
криби. Их восхищала аккуратность, с какой чужак прикончил бывшего вождя:  ни
размозженной головы,  ни  переломанных  конечностей,  ни  выпущенных  наружу
кишок. У криби, с их дубинами и камнями, так не получалось.
   В результате Дарт был признан своим. Во время пира его наделили  желудком
и  печенью  Шу,  но  он,  криво  усмехнувшись,  отверг  почетное  лакомство,
потребовав плодов и рыбы. Печень с желудком достались Bay, который съел их с
аппетитом,  что  укрепило  его  авторитет:  теперь  он   считался   законным
предводителем орды. Ну а Дарта признали ее уважаемым членом, и теперь он мог
разгуливать по острову, есть что угодно и спать где  придется,  не  опасаясь
возможности  проснуться  на  вертеле.  Почти  королевские  привилегии!  Bay,
приподнявшись над гранитным валуном, морщил низкий лоб, глядел то  на  воду,
прикидывая скорость течения,  то  на  хак,  плывший  внизу  под  скалами,  в
нескольких бросках копья. На этот раз хак был довольно  большой  галерой,  с
мачтой, прямоугольным парусом и пятнадцатью веслами по  борту;  и  существа,
заполнявшие ее палубу, не выглядели беззащитными. Дарт сомневался, сможет ли
шайка волосатых их одолеть.
   Но Bay, казалось, был уверен в победе - так же, как в том, что галера  не
справится  с  быстрым  течением  и  будет  выброшена  на  песчаный  пляж   у
оконечности острова. Опыт  сотен  схваток,  кончавшихся  пиром  у  вертелов,
являлся основой его уверенности.
   Он почесался, облизнул отвисшую нижнюю губу  и  поглядел  на  Оша,  Хо  и
других  своих  воинов,  прятавшихся  в  камнях.  Для  этого   Bay   пришлось
повернуться всем телом - шея у волосатых была  слишком  короткой  и  крутить
головами они не могли.
   Осмотрев свое воинство, Bay стукнул в грудь огромным кулаком и проревел:
   - Ха-аа!
   - Ха-ааа! - дружно ответили волосатые.  Ош,  второй  самец,  одобрительно
моргнул, а Хо, третий,  вскинул  суковатую  дубину.  Под  его  бурой  шкурой
заиграли могучие мышцы.
   - Хак-капа - много еда! - прохрипел Bay. - Криби кусать  хак-капа,  стать
толстый, сильный!
   - Толстый! - с энтузиазмом поддержали воины.
   - Толстый здесь, -  продолжал  Bay,  оглаживая  то,  что  свисало  пониже
живота.
   - Такой толстый, что самка пугаться и бежать. Мы - догнать!  Много  силы!
Много самка! Много щенок!
   Это было шуткой, и  волосатые,  хлопая  себя  по  чудовищным  гениталиям,
восторженно взвыли:
   - Уа-ууу! Толстый здесь! Много щенок! Ха-аа!  Решив,  что  он  достаточно
воодушевил бойцов, вождь принялся распоряжаться:
   - Ош - туда! - Он махнул дубиной в сторону песчаных холмов левее бухты. -
Хо - туда! - Теперь волосатая лапа указывала на  середину  пляжа.  -  Мой  -
здесь!
   - Кулак Bay снова гулко ударился о ребра. - Мой глядеть, кричать. Ош,  Хо
- бить!
   Как всегда, это означало, что вождь понаблюдает эа  маневрами  галеры  и,
когда ее вынесет на берег, даст сигнал к нападению. План атаки не  отличался
разнообразием: криби  наваливались  на  пришельцев  с  трех  сторон,  причем
фланговые отряды, руководимые Bay и Ошем, оттесняли их от реки. Эта тактика,
несмотря на ее примитивность, всегда приводила к успеху.
   Дождавшись, когда Ош и Хо с шестью десятками соплеменников покинут засаду
у камней, Дарт вытянул руку к удалявшейся галере и спросил:
   - Кто?
   - Тиан. - Bay засопел, погладил живот и сообщил:
   - Тиан не такой вкусный, тири и  ко  лучше.  Зато  тиан  -  много!  Долго
кусать!
   С народом тиан Дарт еще не встречался - это была какая-то новая  раса  из
числа обитавших на Диске. Ко, вяловатые  создания  с  лягушачьими  лапами  и
четырьмя огромными глазами,  плавали  у  речных  берегов  в  гнездах-плотах,
ловили мелких речных тварей и, судя по образу жизни, относились к  амфибиям.
Дарт испытывал сомнения в их разумности; кроме плотов, шестов  и  острог,  у
них не водилось никаких орудий, они не знали  ни  одежды,  ни  огня  -  или,
возможно,  не  нуждались  ни  в  том,  ни  в   другом.   Тири,   карлики   с
голубовато-смуглой кожей, больше походили на людей и  занимались  торговлей,
хоть их товары выглядели странновато: раковины всех цветов и форм,  какие-то
снадобья и порошки, комья пахучего мха и огромные пустотелые орехи  с  очень
прочной  гладкой  скорлупой.  Тири  странствовали  небольшими   группами   в
примитивных пирогах, влекомых против течения рогатыми дельфинами, - так,  за
неимением чего-нибудь более подходящего, Дарт называл этих водяных существ с
остроконечным бивнем в середине лба.
   Карликам он был обязан  своими  познаниями  в  фунги.  Вскоре  после  его
приземления волосатые поймали целый караван из четырех пирог и  пару  циклов
жгли суденышки, поджаривали путников и пировали.  Но  тут  случилась  другая
добыча, и нескольких тири оставили про запас, до более скудных  времен,  ибо
никто не знал, когда  река  принесет  хак-капа  и  будет  ли  хак  настолько
беспечен, чтоб сунуться в конце дневного  цикла  в  пролив  меж  островом  и
берегом. Карлики прожили довольно долго, и Дарт успел освоиться с их языком.
Он им сочувствовал, но был бессилен чем-либо  помочь:  лодки  тири  сгорели,
тягловые дельфины исчезли, а путешествовать вплавь до речного  берега  никто
из пленников не рискнул. Они боялись водяных червей - смерть в их пасти была
страшнее, чем копья и дубинки волосатых.
   Прижавшись грудью к нагретой  солнцем  скале,  Дарт  следил,  как  галера
борется   с   течением.   Не   подходящее   время    для    странствий!Очень
неподходящее!Цикл кончался,  небо  затягивали  облака,  предвестники  скорых
обильных ливней, и тело становилось тяжелей, будто  напоминая,  что  даже  в
этом искусственном мире день сменяется ночью, а ночь - днем. Конечно,  такие
понятия были здесь гипотетичными и подчинялись изменению тяжести: с утра она
убывала до минимума в условный полдень, к вечеру росла и в полночь, такую же
условную, как середина Дня,  достигала  максимума.  Эти  колебания  были  не
слишком велики - Дарт оценивал их в треть  от  гравитации  Анхаба  и  других
землеподобных миров, но они регулировали  влажность  в  атмосфере,  создавая
подобие суточного цикла.
   Слабое подобие, не позволявшее столь примитивным  существам,  как  криби,
выработать концепцию времени. Похоже,  волосатые  не  замечали  происходящих
вокруг изменений, если только эти изменения не касались  простых  реакций  -
сна, чувства голода, похоти, стремления  завладеть  добычей.  Дарт,  однако,
видел перемены, определяя их привычными терминами:  день  и  ночь.  Ясным  и
теплым днем, при пониженном тяготении, воды интенсивно испарялись, и реки  с
медленным  величием  текли  из  центрального  океана  в   периферийный.   Но
гравитация плавно возрастала, небо затягивали облака, скрывая свет  голубого
солнца,  течение  рек  становилось  более  бурным  и  стремительным;  вскоре
температура падала, тучи проливались дождями, а реки уносили избыток  вод  в
периферийный океан.
   Куда он девался, этот избыток? Дарт полагал,  что  океаны  обоих  кругов,
голубого и алого, соединяются шлюзами,  проходящими  в  толще  Диска,  через
которые  воды  перекачиваются  на  противоположную  сторону.  Возможно,   не
перекачиваются, а стекают сами под действием  тяжести,  если  гравитация  на
выпуклой и вогнутой сторонах меняется в противофазе. Такой механизм  был  бы
вполне  естественным  и  объясняющим  все  наблюдаемые  эффекты.  Если  день
голубого круга, период пониженной  тяжести  совпадает  с  ночью  алого,  где
тяжесть сейчас велика, и если открыть в этот период  шлюзы  между  полярными
океанами, то влага переместится с алой стороны на  голубую,  а  затем  -  по
рекам - в периферийный  океан.  За  это  время  тяготение  в  голубом  круге
увеличится, в алом - уменьшится, шлюзы  между  центральными  океанами  будут
закрыты, а между периферийными -  распахнуты,  и  излишек  влаги  стечет  на
вогнутую  сторону.  Эта  модель  круговорота  вод  казалась   Дарту   вполне
приемлемой; в частности, она означала, что реки всегда текут вниз, с "горы",
которой  в  голубом  круге  являлась  центральная  область,  а  в   алом   -
периферийная.
   Сейчас, в преддверии сумерек, свет еще  не  начал  меркнуть,  но  течение
заметно ускорилось, ветер стих, и парус на галере обвис серой тряпкой. Весла
еще мерно ходили взад-вперед, но, по-видимому, гребцы на судне выбивались из
последних сил. Они сидели под дощатой палубой, и Дарт не мог их  разглядеть,
но было ясно, что гребцов не меньше тридцати, да еще  десятка  два  созданий
толпились по  левому  и  правому  бортам.  Издалека  они  напоминали  людей:
двуногие, двурукие, довольно рослые, с вытянутыми голыми черепами. Тела  их,
-  кажется,  облаченные  в  кольчуги,  -  влажно  поблескивали,  за  спинами
раскачивались дротики или тонкие копья; вероятно, имелось и  другое  оружие,
не заметное за дальностью расстояния. В общем, на беззащитных  ко  или  тири
они похожи не были; скорей - на боевой отряд в походе.
   Обернувшись к Bay, Дарт изобразил, будто мечет  копье,  ткнул  пальцем  в
сторону галеры и поинтересовался:
   - Тиан - как бить?
   Вождь поглядел в небо, что было у него признаком  глубокой  задумчивости,
затем принялся почесывать живот, бережно  пропуская  меж  когтистых  пальцев
бурую свалявшуюся шерсть. Прошел немалый период времени,  пока  ему  удалось
подобрать необходимые слова:
   - Тиан кидать острый палка. Мой бить толстый палка.
   Погладив свою дубину, Bay прищурил крохотные глазки и опасливо  потянулся
к эфесу шпаги, покачивающейся у пояса Дарта.
   - Дат тоже иметь острый палка. Очень острый. Дат бить тиан?
   - Твой сказать, тиан не вкусный. Дат не кусать тиан. Дат кусать даннит.
   На волосатой роже вождя изобразилось сожаление. Он почесался  и  виновато
прохрипел:
   - Нет даннит, есть тиан. Тиан невкусный, зато много. Твой бить тиан?
   - Мой поглядеть, - ответил Дарт, передергивая обнаженными  плечами.  Было
тепло, и он, как всегда,  ограничился  нижней  частью  комбинезона,  завязав
рукава вокруг талии.
   В нападениях на путников он, разумеется, участия  не  принимал,  но  если
кого-то брали живьем, старался поговорить и выведать что-то полезное. Дюжину
циклов назад на реке показалась целая флотилия -  четыре  огромных  плота  с
высокими башнями-надстройками и множество юрких подвижных катамаранов. Плыли
они посередине реки, в двух или трех  лье  от  острова,  но  одно  суденышко
задержалось в лагуне - то ли для ремонта, то ли по другой надобности. В  его
экипаж входили коренастые, хвостатые,  покрытые  гладкой  шерстью  существа,
которых Bay назвал даннитами. Бились они отчаянно,  пуская  в  ход  короткие
копья, зубы и когти, но пали под ударами дубин -.  все,  кроме  одной  особы
поменьше ростом и с более изящной фигуркой. Дарт. решил,  что  это  женщина.
Полной уверенности в этом не было, но она не принимала  участия  в  схватке,
выглядела миниатюрной, хрупкой и носила украшения из раковин. Ош проломил ей
ребра и притащил к пещере, где обитали криби, но Дарт отнял добычу - от  нее
исходила такая аура горя и безнадежности, что сердце его дрогнуло. Он  отнес
ее в прибрежный грот, к ямам в песке,  куда  волосатые  сваливали  имущество
странников, и попытался вылечить. Но даннитка все же  умерла  -  видимо,  Ош
причинил ей какие-то внутренние смертельные повреждения. Во  всяком  случае,
походный целитель, извлеченный из скафандра Дарта, был бессилен.
   Криби остались в полной уверенности, что он  съел  маленькую  даннитку  -
идея милосердия была им недоступна. Что же касается Дарта,  то  он  искренне
сожалел о ее гибели; возможно, если б ее удалось исцелить,  в  этом  мире  у
него появился бы друг, близкое существо, способное к сочувствию и  владеющее
связной речью. Она хорошо говорила на торговом  жаргоне,  их  долгие  беседы
позволили Дарту усовершенствоваться в фунги, но из  ее  рассказов  он  понял
немногое. Кажется, все погибшие данниты были  мужьями  маленькой  самочки  и
плыли к полярному океану с некой целью,  обозначаемой  словом  "балата",  но
смысл этого термина Дарт не уловил.
   На галере спустили парус. Теперь,  когда  серое  полотнище  не  заслоняло
мачту, Дарт смог разглядеть, что к ее основанию кто-то привязан. Руки  этого
существа были подняты и обмотаны веревкой так же, как  все  остальное  тело,
голова, покрытая длинной золотистой шерстью, свешивалась на грудь; вероятно,
этот пленник, так не похожий на экипаж галеры,  был  без  сознания.  На  миг
что-то всколыхнулось в памяти Дарта - что-то смутное, полузабытое; будто  бы
он когда-то и где-то  видел  такие  же  фигуры,  безжалостно  примотанные  к
столбам, поникшие  в  молчаливом  бессилии.  Это  воспоминание  мелькнуло  и
исчезло.
   Он вздохнул и перевел взгляд на небо,  лес  и  речной  простор.  Вид  был
прекрасен: слева, за протокой, отделявшей  остров  от  берега,  простирались
джунгли, переливающиеся всеми  оттенками  нефрита,  хризопраза  и  смарагда;
справа струилась река, подобная клинку булатной стали, а за  ней,  в  десяти
или двенадцати лье, темнел лес, но совсем иной, чем на  близком  берегу,  не
зеленый, а синеватый, почти