ка тронулась, и пленница прошептала:
   - Где я умру?
   - На том берегу, - отозвался  палач.  Весла  в  его  руках  вздымались  и
опадали, словно маятники, отсчитывающие последние секунды жизни. Один  берег
приближался, другой удалялся. Оставшиеся там опустились на  колени,  склонив
головы и сложив перед грудью руки; бледный, с мрачным лицом,  поднял  шпагу,
держа ее за лезвие. ?Крест, священный символ,  знак  искупления  грехов?,  -
подумал Дарт, скорчившись на мокрых досках. Сердце сжималось в отчаянии.
   Однако его ли сердце?
   Он почувствовал, как днище лодки заскребло по песку, вскочил, перепрыгнул
через борт, ринулся вверх по откосу. В его - или в  ее?  -  сознании  царила
одна мысль - бежать! Бежать от этого страшного человека,  держащего  в  руке
меч с широким лезвием, которое предназначено не  для  битвы,  а  для  казни.
Бежать! Он неповоротлив, не догонит, а ее ноги так легки?  Бог  поможет  ей,
бог милосерден и справедлив, он не допустит ее смерти? Ей рано умирать!  Она
так молода и так красива?
   Поскользнувшись на влажной земле,  Дарт  упал  на  колени.  Не  он  -  та
женщина, с которой  в  этот  миг  соединилась  его  душа?  Дар  Предвечного,
принадлежавший ей, бился и трепетал в тоске и  муке,  надежда  покинула  ее,
небо отказало в помощи; она была  сосудом,  который  ждет,  когда  обрушится
карающий удар.
   Палач неторопливо подошел к ней, вскинул руки, и в лунном свете  блеснуло
лезвие его широкого меча.

***

   Дарт очнулся, но сидел с закрытыми глазами, чувствуя, как пот стекает  по
спине и как растворяется, исчезает льдина под сердцем. То, что он видел,  не
было сном или воспоминанием,  подаренным  деревом  туи;  он  сам  стал  этой
женщиной, сам испытал ее страх, ужаснулся ее душе, переполненной  злобой,  и
проводил ее под  клинок  палача?  Там,  под  городом  Армантьер,  на  берегу
полноводного Лиса? Это было жутко! Но самым жутким  казалось  то,  что  душа
этой твари, сгубившей Констанцию, обитала,  если  верить  Нерис,  где-то  за
стеной, воздвигнутой в его сознании. Вольно или невольно он дал ей  убежище!
А шира вернула ей жизнь - пусть на миг, но самый  тяжкий,  самый  неприятный
для него!
   Впрочем, что за ерунда? будто он верит в переселение душ и в то,  что  их
можно призвать из-за какой-то стены  магическими  манипуляциями!  Это  всего
лишь гипноз, пробуждающий в памяти тени былого и извлекающий их из бездны, в
которой хранится разное, хорошее и  дурное?  Не  потому  ли  Джаннах  иногда
говорил, что кое о чем не стоит вспоминать и есть потери, которые  благо,  а
не зло? Может, сцена этой казни как раз из них?
   Он открыл глаза, перекрестился и вытер выступившую  на  висках  испарину.
Нерис смотрела на него. Лицо ширы казалось утомленным,  зрачки  были  темны,
словно океанские воды в безлунную ночь, а голос звучал неуверенно и хрипло.
   - К тебе из-за стены  явился  враг?  -  спросила  она  с  сочувствием.  -
Ненавистник, сраженный тобой? Он пришел, чтобы мучить тебя?
   - Нет. Я вспомнил о женщине, причинившей мне горе? не только мне  -  моим
друзьям и многим людям? Она ненавидела меня, но я не  поднял  на  нее  руки?
своей руки, во всяком случае? Она была красива и  умна,  но  обладала  душой
убийцы. И убивала, не щадя никого? Дьявол, а  не  женщина!  -  Он  судорожно
вздохнул, уставился взглядом в землю, потом медленно, с запинкой, произнес:
   - Мы? мы, мои друзья и я? судили ее и обрекли на смерть. Как эта  женщина
кричала!.. Как молила нас!.. Но мы  ее  не  пощадили.  Палач?  тот  человек,
который наказывает? он отрубил ей голову. Волосы у нее были золотыми? такими
же, как твои? Нерис вздрогнула и побледнела.
   - Женщина-убийца? судьи, которые выносят смертный  приговор?  и  человек,
который рубит  головы?  Неслыханно,  клянусь  Предвечным!  Ты  говорил,  что
существует много солнц и ты явился с одного из них - но если это правда,  то
не вся; ты не явился, ты сбежал!  Сбежал  из  страшного  мира,  где  женщины
убивают! А мужчины дарят им не жизнь, а смерть!
   - Сбежал, - согласился Дарт, решив, что гибель от ядра во Фландрии можно,
в общем-то, считать бегством. - Но мир мой не так уж плох, как тебе кажется,
маленькая шира. Было в нем и хорошее?  было,  хотя  временами  наши  владыки
сражались из-за земель и сокровищ, лукавили и  лгали,  казнили  невинных,  а
девушек вроде тебя жгли на кострах? Но об этом  я  не  хочу  вспоминать,  ма
белле! Пошли мне другие видения - о женщине, которую я любил, моих друзьях и
моей юности. Пошли, если можешь!
   Он протянул к ней руку жестом мольбы, но Нерис лишь покачала головой.
   - Ты думаешь, я разбудила твою память? Ты говоришь: я вспомнил о женщине,
причинившей мне горе, и ты считаешь, что она - твое видение? Ты  ошибаешься,
маргар! Я - шира, а не дерево туи, я отворяю врата перед умершими! И то, что
явилось тебе - не видение, а дар Элейхо, принадлежавший  женщине-убийце,  на
время слившейся с тобой.
   Голос Нерис смолк,  но  мир  за  тонкой  стенкой  шатра  полнился  тихими
звуками:
   Монотонной  дроби  ливня   аккомпанировал   ветер,   шуршали   листья   и
поскрипывали камешки под ногой прошагавшего рядом часового.  Знакомая  песня
синего времени, ставшая столь же привычной, как тяжесть и полумрак?
   - Пусть, - вымолвил Дарт, чувствуя, что спокойствие возвращается к  нему,
- пусть не видение, а ее  проклятая  душа,  что  просочилась  сквозь  стену?
Пусть! Если нет другого способа, сгодится и этот. В  конце  концов,  я  могу
узнать не только о своем прошлом, но и о мыслях моих врагов. Что они  думали
о себе, а главное, обо мне? Прекрасный способ, чтобы избавиться от греховной
гордости!
   Нерис улыбнулась.
   - Да, способ хорош, но такое нельзя повторять слишком часто, Дважды
   Рожденный. Ни шире, ни тому,  кто  обратился  к  ее  помощи?  То,  что  я
сделала, - мой прощальный дар, и хоть он горек,  но  останется  с  тобой.  А
сейчас? сейчас я ожидаю ответного подарка? - Она придвинулась ближе к нему и
зашептала:
   - Мы оба устали, ты и я,  но  это  не  телесная  усталость,  а  утомление
пережитого. И если  оно  было  горьким,  если  растревожило  нас,  то  нужно
примириться и подарить друг другу каплю радости. Хотя бы каплю, на прощание,
перед разлукой? Или я не права?
   Дарт обнял ее, коснулся губами тускло  мерцавшего  раята  и  прошептал  в
ответ:
   - Права, мон шер ами. Конечно, ты права.

Глава 17

   Бхо  спускались  по   склону   холма,   осторожно   переступая   длинными
суставчатыми  ногами.  Первым  шел  носильщик,  груженный  имуществом  ширы,
скафандром и пухлыми бурдюками с медовым напитком и молочным соком;  видимо,
он выбирал путь,  а  остальные  трое  в  точности  повторяли  его  движения.
Вожатые, сидевшие поверх груза, в этом почти не участвовали. Функции их были
простыми: поглаживая тот или иной нервный узел, они задавали  общий  курс  и
скорость. Бхо могли двигаться  по  любой  местности,  в  горах  и  в  лесах,
форсировать мелкие реки, преодолевать овраги, и при этом, как заметил  Дарт,
их  грузовые  платформы  всегда  располагались  горизонтально.  Несмотря  на
препятствия,  они  шагали  с  изрядной  резвостью,  вдвое  быстрее  бегущего
человека, и несли солидный груз - корзины  с  сушеными  плодами,  бурдюки  с
питьем и прочные мешки с запасом метательных раковин.  Однако,  наблюдая  за
ними, Дарт пришел к мнению, что в прошлом транспортировка  грузов  вовсе  не
являлась их задачей..  Платформы  выглядели  совершенно  плоскими,  мешки  и
корзины приходилось привязывать, пропуская ремни под  брюхом  бхо,  так  как
крепежных колец или крючьев у них было столько  же,  сколько  у  лошади  или
осла.  Правда,  долгая  процедура  погрузки  не  задерживала  отряд  -  люди
выступали пораньше, а бхо со своими вожатыми их нагоняли. Дарт полагал,  что
у Темных им отводилась роль скакунов, и это служило еще одним свидетельством
различий, существовавших между  людьми  и  прежними  хозяевами  Диска.  Чтоб
управлять пловцом-левиафаном, была нужна  не  пара  рук,  а  длинные  гибкие
щупальца; с такими конечностями  можно  ехать  и  на  платформе  носильщика,
цепляясь за ее края.
   Первый бхо спустился на равнину и преодолел овраг, куда стекали  дождевые
воды; похоже, овраг соединялся с ручьями, журчавшими за холмом,  в  лесистой
местности. Форсировав водную преграду, носильщик побежал,  шустро  перебирая
ногами и пристраиваясь за воинской колонной; остальные  бхо  последовали  за
ним. Издалека они еще  больше  походили  на  огромных  пауков  с  вытянутыми
овальными телами - правда, корзины, мешки, бурдюки и оседлавшие  их  вожатые
не добавляли сходства.
   Повернувшись,  Дарт  пристально  оглядел  носильщиков,  потом  спросил  у
шагавшего рядом Джеба:
   - Можно ли отправить бхо в дыру? Они умеют лазать, могли бы пригодиться?
   Скажем, обнаруживать ловушки.
   - Пытались, брат! Только, фря, ни единая тварь, кроме таких глупцов,  как
мы, в дыру не полезет. Ни та, что летает,  ни  та,  что  бегает.  Пробовали!
Разве лишь чудищ речных не совали? Так у них с топталками  незадача,  бегать
не могут. - Джеб перебросил мешок на другое плечо и сплюнул.
   - Среди зверья недоумков нет, - с хмурым видом прогудел  Птоз.  -  Зверье
соображает? тем более бхо? Боятся они дыр. В тех свитках, что остались после
Криба, моего прапрадеда, ясно сказано: боятся!
   Поправив обруч  визора  на  висках,  Дарт  покосился  налево  и  направо,
осматривая местность, и молча кивнул. Красное время  близилось  к  середине,
солнце пекло, словно адский костер, в небе - ни облачка?  От  подошвы  холма
отряд отделяли три четверти лье, и в этом месте  лощина  была  еще  довольно
широка, не меньше четырех, а то и пяти тысяч шагов.  Двигались  в  привычном
порядке: впереди - авангард из  пятнадцати  воинов,  за  ними  -  доблестные
маргары, потом - основная колонна под водительством Ренхо, а в ее середине -
Нерис, оберегаемая, как драгоценнейшее  сокровище.  Последними  шагали  бхо,
топча каменистую землю и поднимая клубы пыли. Восемь разведчиков,  посланных
Ренхо, уже исчезли из вида; сейчас они бродили в ущельях,  прислушивались  и
присматривались, искали следы неприятеля.
   Ущелий в отрогах горного хребта было четыре, по паре с каждой стороны,  а
кроме того, имелась сотня трещин и расселин. Поверх скалистых  стен  тянулся
лес, но склоны их, размытые дождями, резко обрывались к лощине  и,  если  не
считать торчавших тут и там кустов, выглядели совершенно голыми. Дно  лощины
тоже оказалось голым, почти  безжизненным,  не  сохранившим  даже  памяти  о
ночных дождях. После недавнего изобилия лесов и  вод  эта  сухая  каменистая
пустошь с пучками серой травы и  развалами  гранитных  глыб,  свалившихся  и
сползших с ближних  склонов,  казалась  чем-то  нереальным  и  на  удивление
непривычным. Тесня ее, горные отроги постепенно сближались,  и  к  седловине
перевала поднимался довольно крутой  откос  в  четверть  лье  шириной,  тоже
усыпанный щебнем и торчавшими из него  крупными  камнями.  Переход  по  этой
пересеченной местности, в пыли, под жарким солнцем, сулил мало приятного.
   Отстегнув флягу, висевшую у пояса, Дарт приложился  к  ней,  потом  сунул
Джебу:
   - На, хлебни!
   Тот  скривился,  но  флягу  взял,  отпил  и   что-то   буркнул   в   знак
благодарности. В ней было не горячительное, а белый сок, похожий  вкусом  на
молоко, бодрящий и не скисавший долгое время; его добывали из  орехов,  и  у
стражей границы он был излюбленным напитком.
   Джеб передал флягу Птозу,  тот  -  Глинту,  который  тяжело  отдувался  и
пыхтел.
   К Дарту она возвратилась почти порожней.
   - К зеленому времени будем у перевала,  -  сказал  он,  желая  подбодрить
коллег.
   - И что в том хорошего? Что нас там ждет? - пробасил Птоз.  -  А  ничего,
клянусь ногой Криба! Вонючий дождик да огненные бичи!
   Остальные,  согнувшись  под  мешками  с  маргарским  снаряжением,  мрачно
молчали - наверняка прикидывали, кто первым полезет в дыру, под  этот  самый
дождик и бичи. Дарт больше не старался их разговорить. Мысли его вернулись к
прошлой ночи, и на какое-то время лощина, маячивший впереди перевал, скала с
тремя зубцами и даже Голем исчезли из его сознания; он снова был  у  городка
Арман-тьер, на берегу  полноводного  Лиса,  слышал,  как  кричит  охваченная
ужасом женщина, и ощущал свое бессилие. Его понятия о долге  и  чести  снова
играли с ним, переплетая его судьбу с другими  людскими  судьбами;  с  одной
стороны, долг требовал вступиться за даму, с другой -  судить  и  уничтожить
преступницу, и эта дилемма подсказывала, что однозначных решений в мире нет.
Точно так же, как в ситуации с Нерис  -  отвергнуть  или  простить?  Но  эта
проблема, к счастью, уже разрешилась.
   Он снова начал размышлять о странном влиянии, которое  оказывал  на  него
Диск. Была ли в этом некая многозначительная тайна - может быть, связанная с
самим местом, с Ушедшими Во  Тьму  и  их  наследием,  с  бхо  и  существами,
населявшими планетоид, с деревом туи, с пищей, воздухом и водами? Или же это
мираж, игра распаленного воображения? Вполне вероятно, мозг излечивается сам
собой, связи восстанавливаются, и  поэтому  возвращается  память?  И,  может
быть, вернется до конца! Все вернется, все, что он потерял за краткие минуты
смерти  и  в  процедурах  ментоскопирования?  Такое,  по  словам   Джаннаха,
невозможно, но прав ли он? Джаннах - не бог  и  может  заблуждаться?  А  вот
Констанция - фокатор и лучше знает, что возможно, а что - нет! Она говорила,
что индивидуальность - главное качество мозга, что  нельзя  представить  два
адекватных разума и что различия в мыслительных процессах очень  велики,  от
гения до идиота? и  в  самих  процессах,  и  в  адаптивных  свойствах,  и  в
способности мозга к восстановлению?
   С другой стороны, почему он стал вспоминать лишь здесь, в обители древней
расы? Случай? Закономерность? И если последнее, то где  скрывается  причина?
Поводы  к  вспышкам  видений  были  разными  -  сон  или  фляга   с   вином,
прикосновение к туи или сияющий кристалл в ладонях Нерис, - но результат был
неизменным: он вспоминал. Возможно,  поводы  лишь  растормаживают  разум,  а
настоящая причина в  чем-то  ином  и  скрыта  от  него  завесой  домыслов  и
непроверенных гипотез? Одна  из  них  -  поведанная,  кстати,  широй,  -  не
отвергает логики, если считать, что  Диском  правит  бог  -  ведь  богу  все
подвластно!
   "Логичная гипотеза, но лишь на первый взгляд, - подумал Дарт с  ухмылкой.
- Вселенная хоть и огромна, но исповедует  принцип  экономии,  а  потому  не
допускает, чтоб каждый мир был наделен своим персональным Предвечным.  Одним
или даже двумя? Здесь, на Диске - Элейхо,  тасующий  души  живых  и  умерших
будто колоду карт, а на Земле - Саваоф и Аллах, для христиан и сарацин?  Это
было бы полной нелепицей!? И Дарт, с присущим ему практицизмом, считал,  что
если Вселенная не может обойтись без бога, то этот бог, само собой, един,  и
власть его простерта на все галактики и звезды, на черные дыры,  туманности,
планеты и даже на песчинки, блуждающие в космической тьме и такие крохотные,
что если плюнешь в них, то обязательно промажешь. А если так,  то  этот  бог
являет свою волю всюду и везде, оказывает милость и карает в любой из  точек
бесконечности, и нет  у  него  избранных  мест,  чтоб  демонстрировать  свое
могущество - к примеру, какого-то древнего Диска, подвешенного  между  двумя
светилами, алым и голубым.
   Но он, солдат удачи, погибший и воскрешенный  вновь,  не  верил  в  такое
божество.
   Перекличка трубных звуков, извлеченных из раковин,  прервала  его  мысли.
Возвращались разведчики, но лишь те четверо, что были  посланы  в  ущелья  с
правой стороны. Вторая группа еще не  появилась,  и  Дарт,  замедлив  шаг  и
поравнявшись с Ренхо, вымолвил:
   -  Вели,  пусть  трубят  снова.  Твои  воины  задерживаются,  и  надо  их
поторопить.
   - Я велел им  пройти  ущелья  на  всю  длину.  Может  быть,  эти  разломы
извилисты и расстояние велико? может быть, им встретились завалы?
   Все же Ренхо махнул трубачам, над лощиной  раздался  тоскливый  протяжный
призыв. Горы откликнулись только далеким эхом.
   - Они нас не слышат, Дважды Рожденный. Слишком далеко ушли.
   - Надеюсь, что причина в этом.
   Дарт отошел и, присмотрев подходящий каменный обломок - почти утес в  два
человеческих роста, - залез на  него.  Колонна  воинов  в  синих  запыленных
кильтах, наплечниках и  шлемах  неторопливо  проползала  внизу,  похожая  на
пеструю ленту среди серых и ржаво-коричневых камней. Глухо стучали,  вздымая
пыль, сандалии,  развевались  перья  над  шлемами  командиров,  поскрипывали
ремни, раскачивались мешки и бурдюки на спинах бхо.  Люди  шагали  с  бодрым
видом, несмотря на палящую жару и груз оружия; каждый  нес  короткое  копье,
палицу с остроконечным шипом харири, кинжал, сумку с метательными  снарядами
и флягу с ореховым соком. Они двигались  попарно  и  в  любой  момент  могли
развернуться двумя цепочками к левой и правой частям лощины, перейти в атаку
или занять оборону  в  камнях.  Двести  воинов,  четыре  полусотни?  сильны,
неплохо обучены и понимают, что такое дисциплина?  Пожалуй,  им  удалось  бы
отбиться от превосходящих сил и уничтожить  противника  равной  численности.
?Все дело в том, какими будут эти превосходящие силы, - раздумывал  Дарт,  -
если вдвое, Можно добраться до перевала и вызвать Голема, а если  впятеро  -
обойдут, отрежут и перебьют?
   Но все было тихо, и он успокоился, решив, что в этот раз кровопролития не
случится. Треть расстояния уже пройдена, до перевала - четыре лье,  и  отряд
миновал устье первого ущелья? еще немного и доберется до второго? Может, они
и в самом деле длинные, извилистые, и  разведчики  бродят  в  них  или  даже
прошли насквозь, выбравшись в соседнюю лощину?
   Опустив щиток визора, Дарт в десятый раз осмотрел торчавшую над перевалом
трехзубую скалу. Она словно сторожила горный проход, вздымаясь над выжженной
землей пнями, уцелевшей растительностью и серо-коричневой  каменной  осыпью,
тянувшейся от ее подножия до самого дна лощины. Пронзительный солнечный свет
делал  пейзаж  ясным,  четким,  позволяя  разглядеть  во  всех  подробностях
уходившую к океану панораму гор, вогнутый силуэт  перевала,  корявые  низкие
деревья и обрывистую трещиноватую поверхность скалы.  Однако  ни  пещер,  ни
крупных трещин в ней не замечалось, и Дарт, как прежде, решил, что его слуга
поджидает по ту сторону утеса. Голем не мог удалиться в  лес,  спуститься  в
дыру или  забраться  наверх,  хотя  его  наделили  способностью  к  разумным
самостоятельным действиям. Сейчас он выполнял приказ - ждать под  скалой,  и
это значило, что он будет ждать, пока скала не рассыплется прахом.  Но  и  в
этом случае Голем не двинулся бы с места.
   Дарт повернулся к воинской колонне, нашел шагавшую  в  середине  Нерис  и
отметил, что, невзирая  на  зной  и  пыль,  выглядит  она  превосходно.  Как
человек, сбросивший  груз  неприятных  тягот  или  вину,  терзавшую  сердце?
?Пожалуй, за этим она и отправилась, - мелькнуло у  Дарта  в  голове,  и  он
улыбнулся. - Женщина всегда добьется своего, не этим способом,  так  тем,  и
если надо,  переспит  и  с  дьяволом,  и  с  богом??  Он  снова  усмехнулся,
сообразив, что эту мысль нельзя выразить на местных языках: дьявол  был  тут
персоной нон грата, и к тому же рами говорили: не переспать  с  женщиной,  а
лечь или подарить ей жизнь - сон считался понятием священным.
   Спрыгнув вниз - что было не очень рискованным делом при низкой тяжести, -
он занял место во главе колонны. Джеб, сверкнув на  него  налившимся  кровью
глазом, пробормотал:
   - Жарко, фря? Так до дыры не доберемся, станем  пеплом,  и  сунут  нас  в
погребальный орех! Сок остался? Или есть чего покрепче?
   Дарт выразительно хлопнул по опустевшей фляге.
   - Чтоб меня черви съели! И пить, фря, нечего! Ну ладно, брат? Ты  в  свою
приближалку глядел? Есть там туман?