ми романским шрифтом.
   - Ах, бог ты мой! - воскликнул гробовщик, схватив мистера  Бамбла  за
обшитый золотым галуном лацкан его шинели. - Да ведь об этом-то я и  хо-
тел с вами поговорить! Знаете ли... Боже мой, какая  красивая  пуговица,
мистер Бамбл! Я до сей поры не обращал на нее внимания.
   - Да, мне кажется, что она недурна, - промолвил бидл, горделиво  бро-
сив взгляд на большие бронзовые пуговицы, украшавшие его шинель. - Штамп
тот же, что  и  на  приходской  печати:  добрый  самаритянин,  врачующий
больного и немощного. Приходский совет преподнес мне эту шинель на Новый
год, мистер Сауербери. Помню, я впервые надел ее,  чтобы  присутствовать
на следствии о том разорившемся  торговце,  который  умер  в  полночь  у
подъезда.
   - Припоминаю, - сказал гробовщик. - Присяжные вынесли решение:  "Умер
от холода и отсутствия самого необходимого для  поддержания  жизни",  не
правда ли?
   Мистер Бамбл кивнул головой.
   - И они как будто вынесли специальный вердикт, - продолжал гробовщик,
- присовокупив, что если бы чиновник по надзору за бедными...
   - Вздор! Чепуха! - перебил бидл. - Если бы совет прислушивался к  тем
глупостям, какие говорят эти невежды присяжные, у него было бы  дела  по
горло.
   - Истинная правда, - согласился гробовщик, - по горло.
   - Присяжные, - продолжал мистер Бамбл, крепко сжимая трость, ибо  та-
кая была у него привычка, когда он сердился, - присяжные - это невежест-
венные, пошлые, жалкие негодяи!
   - Верно, - подтвердил гробовщик.
   - В философии и политической экономии они смыслят вот сколько! - ска-
зал бидл, презрительно щелкнув пальцами.
   - Именно так, - подтвердил гробовщик.
   - Я их презираю! - сказал бидл, весь побагровев.
   - Я тоже, - присовокупил гробовщик.
   - И мне бы только хотелось, чтобы эти независимые присяжные попали  к
нам в дом на одну-две недельки, - сказал бидл. - Правила и порядок, вве-
денные советом, быстро бы их усмирили.
   - Оставим-ка их в покое, - сказал гробовщик.
   С этими словами он одобрительно улыбнулся, чтобы умерить  нарастающий
гнев вознегодовавшего приходского служителя.
   Мистер Бамбл снял треуголку, вынул из тульи носовой платок -  он  ра-
зозлился, и пот выступил у него на лбу, - вытер лоб, снова  надел  треу-
голку и, повернувшись к гробовщику, сказал более спокойным тоном:
   - Ну, так как же насчет мальчика?
   - О, знаете ли, мистер Бамбл, - отозвался гробовщик, - я плачу  нема-
лый налог в пользу бедных.
   - Гм! - сказал мистер Бамбл. - А дальше что?
   - А вот что, - ответил гробовщик: - я думал, что если я столько плачу
в пользу бедных, то, стало быть, имею право извлечь  из  них  как  можно
больше, мистер Бамбл. И... и... кажется, я сам возьму этого мальчика.
   Мистер Бамбл схватил гробовщика под руку и повел его  в  дом.  Мистер
Сауербери в течение пяти минут договаривался с членами  совета,  и  было
решено, что Оливер отправится к нему в тот же вечер "на пробу". Примени-
тельно к приходскому ученику это означало следующее: если  хозяин  после
короткого испытания убедится, что может, не слишком заботясь  о  питании
мальчика, заставить его изрядно работать, он вправе оставить его у  себя
на определенный срок и распоряжаться им по своему усмотрению.
   Когда маленького Оливера привели  в  тот  вечер  к  "джентльменам"  и
объявили ему, что он сегодня же поступает в услужение  к  гробовщику,  а
если он вздумает пожаловаться на свое положение  или  когда-нибудь  вер-
нуться в приход, его отправят в плавание либо  прошибут  ему  голову,  -
Оливер выказал так мало волнения, что все единогласно признали  его  за-
коснелым юным негодяем и приказали мистеру Бамблу немедленно его увести.
   Вполне естественно, что члены совета должны были скорее, чем кто-либо
другой, прийти в величайшее и добродетельное изумление и ужас при малей-
ших признаках бесчувственности со стороны кого бы то ни было, но в  дан-
ном случае они несколько заблуждались. Дело в том, что Оливер отнюдь  не
был бесчувственным;  пожалуй,  он  даже  отличался  чрезмерной  чувстви-
тельностью, а в результате дурного обращения был близок  к  тому,  чтобы
стать тупым и угрюмым до конца жизни. В полном молчании он принял извес-
тие о своем назначении, забрал свое имущество - его не очень трудно было
нести, так как оно помещалось в пакете  из  оберточной  бумаги,  имевшем
полфута длины, полфута ширины и три дюйма толщины, - надвинул  шапку  на
глаза и, уцепившись за обшлаг мистера Бамбла, отправился  с  этим  долж-
ностным лицом к месту новых терзаний.
   Сначала мистер Бамбл вел Оливера, не обращая на него  внимания  и  не
делая никаких замечаний, ибо бидл высоко держал голову, как  и  подобает
бидлу, а так как день был ветреный, маленького Оливера совершенно  скры-
вали полы шинели мистера Бамбла, которые развевались и обнажали во  всей
красе жилет с лацканами и короткие коричневые плюшевые штаны. Но,  приб-
лизившись к месту назначения, мистер Бамбл счел нужным взглянуть вниз  и
убедиться, что мальчик находится в должном виде, готовый предстать перед
новым хозяином; так он и поступил, скроив надлежащую мину, милостивую  и
покровительственную.
   - Оливер! - сказал мистер Бамбл.
   - Да, сэр? - тихим, дрожащим голосом отозвался Оливер.
   - Сдвиньте шапку на лоб, сэр, и поднимите голову!
   Хотя Оливер тотчас же исполнил приказание и  свободной  рукой  быстро
провел по глазам, но когда он поднял их  на  своего  проводника,  в  них
блестели слезинки. Мистер Бамбл сурово посмотрел на Оливера, но  у  того
слезинка скатилась по щеке. За ней последовала еще и еще  одна.  Ребенок
сделал неимоверное усилие, но оно ни к чему не привело. Вырвав у мистера
Бамбла свою руку, он обеими руками закрыл лицо и заплакал, а слезы  про-
сачивались между подбородком и костлявыми пальцами.
   - Вот как! - воскликнул мистер Бамбл, останавливаясь и бросая на сво-
его питомца злобный взгляд. - Вот как! Из всех неблагодарных,  испорчен-
ных мальчишек, каких мне случалось видеть, ты, Оливер, самый...
   - Нет, нет, сэр! - всхлипывая, воскликнул Оливер, цепляясь  за  руку,
которая держала хорошо знакомую ему трость. - Нет, нет, сэр!  Я  исправ-
люсь, право же, я исправлюсь, сэр! Я еще очень  маленький,  сэр,  и  та-
кой... такой...
   - Какой - такой? - с изумлением спросил мистер Бамбл.
   - Такой одинокий, сэр - Очень одинокий! - воскликнул ребенок.  -  Все
меня ненавидят. О сэр, пожалуйста, не сердитесь на меня!
   Мальчик прижал руку к сердцу и со  слезами,  вызванными  неподдельным
горем, посмотрел в лицо спутнику.
   Мистер Бамбл с некоторым удивлением встретил жалобный  и  беспомощный
взгляд Оливера, раза три-четыре хрипло откашлялся и, пробормотав  что-то
об этом "надоедливом кашле", приказал Оливеру осушить слезы и быть хоро-
шим мальчиком. Затем он снова взял его за руку и молча продолжал путь.
   Когда вошел мистер Бамбл, гробовщик, только что  закрывший  ставни  в
лавке, делал какие-то записи в приходо-расходной книге при свете  унылой
свечи, весьма Здесь уместной.
   - Эге! - сказал гробовщик, оторвавшись от книги и не дописав слово. -
Это вы! Бамбл?
   - Я самый, мистер Сауербери, - отозвался бидл. - Ну вот! Я вам привел
мальчика.
   Оливер поклонился.
   - Так это и есть тот самый мальчик? - спросил гробовщик,  подняв  над
головой свечу, чтобы лучше рассмотреть Оливера. - Миссис Сауербери, будь
так добра, зайди сюда на минутку, дорогая моя.
   Из маленькой комнатки позади лавки вышла миссис Сауербери.  Это  была
невысокая, тощая, высохшая женщина с ехидным лицом.
   - Милая моя, - почтительно сказал мистер Сауербери, - это  тот  самый
мальчик из работного дома, о котором я тебе говорил.
   Оливер снова поклонился.
   - Ах, боже мой! - воскликнула жена гробовщика. - Какой он маленький!
   - Да, он, пожалуй, мал ростом, - согласился мистер Бамбл, посматривая
на Оливера так, словно тот был виноват, что не дорос. - Он и в самом де-
ле маленький. Этого нельзя отрицать. Но он подрастет, миссис  Сауербери,
он подрастет.
   - Да что и говорить! - с раздражением отозвалась Эта леди. -  Подрас-
тет на наших хлебах. Я никакой выгоды не вижу от  приходских  детей:  их
содержание обходится дороже, чем они сами того стоят. По мужчины  всегда
думают, что они все знают лучше нас... Ну, ступай вниз, мешок с костями!
   С этими словами жена гробовщика открыла боковую  дверь  и  вытолкнула
Оливера на крутую лестницу, ведущую в каменный подвал, сырой  и  темный,
служивший преддверием угольного погреба и носивший название кухни; здесь
сидела девушка, грязно одетая, в стоптанных  башмаках  и  дырявых  синих
шерстяных чулках.
   - Шарлотт, - сказала миссис Сауербери, спустившаяся вслед  за  Оливе-
ром, - дайте этому мальчику остатки холодного мяса, которые отложены для
Трипа. Трип с утра не приходил домой и может обойтись без них.  Надеюсь,
мальчик не настолько привередлив, чтобы отказываться  от  них...  Верно,
мальчик?
   У Оливера глаза засверкали при слове "мясо", он Задрожал  от  желания
съесть его и дал утвердительный ответ, после чего  перед  ним  поставили
тарелку с объедками.
   Хотел бы я, чтобы какой-нибудь откормленный философ, в  чьем  желудке
мясо и вино превращаются в желчь, чья кровь холодна как  лед,  а  сердце
железное, - хотел бы я, чтобы он посмотрел, как Оливер Твист  набросился
на изысканные яства, которыми пренебрегла бы собака! Хотел бы  я,  чтобы
он был свидетелем того, с какой жадностью Оливер, терзаемый страшным го-
лодом, разрывал куски мяса! Еще больше мне хотелось бы увидеть, как Этот
философ с таким же наслаждением поедает такое же блюдо.
   - Ну что? - спросила жена гробовщика, когда Оливер покончил со  своим
ужином; она следила за ним в безмолвном ужасе, с тревогой предвидя,  ка-
кой будет у него аппетит. - Кончил?
   Не видя поблизости ничего съедобного, Оливер ответил утвердительно.
   - Ну так ступай за мной, - сказала миссис  Сауербери,  взяв  грязную,
тускло горевшую лампу и поднимаясь по лестнице. - Твоя постель под  при-
лавком. Надеюсь, ты можешь спать среди гробов? А впрочем, это не важно -
можешь или нет, потому что больше тебе спать негде. Иди!  Не  оставаться
же мне здесь всю ночь!
   Оливер больше не мешкал и покорно пошел за своей новой хозяйкой.
 
 
   ГЛАВА V Оливер знакомится с товарищами по профессии. Впервые  побывав
на похоронах, он приходит к неблагоприятному выводу о ремесле своего хо-
зяина
 
   Оставшись один в лавке гробовщика, Оливер поставил лампу на верстак и
робко осмотрелся вокруг с чувством благоговения и  страха,  которое  без
труда поймут многие люди значительно старше его.  Недоделанный  гроб  на
черных козлах, стоявший посреди лавки, казался таким унылым и  зловещим,
что холодок пробегал у Оливера по спине, когда он  посматривал  на  этот
мрачный предмет: ему чудилось, что какая-то ужасная фигура вот-вот  мед-
ленно приподнимет голову и он сойдет с ума от страха. Вдоль стены в  об-
разцовом порядке выстроился длинный ряд вязовых досок, заготовленных для
гробов; в тусклом свете они казались сутулыми привидениями,  засунувшими
руки в карманы. Таблички для гробов, стружки, гвозди с блестящими  шляп-
ками и обрезки черной материи валялись на полу, а стену за прилавком ук-
рашала картина, на которой были очень живо  изображены  два  немых  пла-
кальщика в туго накрахмаленных галстуках, стоящие на посту у дверей  до-
ма, к которому подъезжал катафалк, запряженный четверкой  вороных  лоша-
дей. В лавке было душно и жарко. Казалось, воздух пропитан запахом  гро-
бов. Местечко под прилавком, куда был брошен ему тюфяк, напоминало моги-
лу.
   Но не только эта унылая обстановка угнетала Оливера. Он  был  один  в
незнакомом месте, а все мы знаем, каким покинутым и несчастным может по-
чувствовать себя любой из нас при таких обстоятельствах. У  мальчика  не
было любящих или любимых друзей. Не было у  него  сожалений  о  недавней
разлуке; не было дорогого, близкого лица, которое ему  мучительно  хоте-
лось бы увидеть. Но, несмотря на это, на сердце у него  было  тяжело;  и
когда он забрался на свое узкое ложе, ему захотелось, чтобы это ложе бы-
ло гробом, а его, спящего безмятежным и непробудным сном, зарыли  бы  на
кладбище, где тихо шелестела бы над его головой высокая трава  и  баюкал
густой звон старого колокола.
   Утром Оливера разбудили громкие удары ногами в дверь лавки;  пока  он
успел кое-как одеться, неистовый стук повторился раз двадцать пять. Ког-
да он стал снимать дверную цепочку, ноги, колотившие в дверь, утихомири-
лись, и раздался голос.
   - Отворяйте, слышите! - кричал голос, который принадлежал тому же ли-
цу, что и ноги.
   - Сейчас отопру, сэр, - сказал Оливер, снимая цепочку  и  поворачивая
ключ.
   - Должно быть, ты и есть новый мальчик? - спросил голос через  замоч-
ную скважину.
   - Да, сэр, - ответил Оливер.
   - Сколько тебе лет? - осведомился голос.
   - Десять, сэр, - ответил Оливер.
   - Ну так я тебя вздую, как только войду, - сообщил  голос,  -  помяни
мое слово, приходский щенок!
   После этого любезного обещания послышался свист. Оливера слишком час-
то подвергали операции, обозначаемой только что упомянутым выразительным
словечком, а потому он ничуть не сомневался в том, что тот, кому принад-
лежал голос, добросовестнейшим образом выполнит  свою  угрозу.  Дрожащей
рукой он отодвинул Засов и открыл дверь.
   Секунду или две Оливер осматривал улицу, посмотрел направо, налево  и
на противоположный тротуар, полагая, что неизвестный, разговаривавший  с
ним через Замочную скважину, прогуливается, чтобы согреться. Дело в том,
что он не видел перед собой никого, кроме рослого  приютского  мальчика,
который сидел на тумбе перед домом и ел ломоть хлеба с маслом,  разрезая
его складным ножом на куски величиной с собственный рот и проглатывая их
с большим проворством.
   - Прошу прощения, сэр, - сказал Оливер, убедившись, что никто не  по-
является, - это вы стучали?
   - Я колотил ногами, - ответил приютский мальчик.
   - Вам нужен гроб, сэр? - простодушно спросил Оливер.
   При этих словах приютский мальчик принял необычайно грозный вид и за-
явил, что самому Оливеру в скором времени понадобится гроб, если он поз-
воляет себе шутить таким образом со старшими.
   - Приходский щенок, ты не знаешь, кто я такой? - продолжал  приютский
мальчик, с важным видом слезая с тумбы.
   - Не знаю, сэр, - ответил Оливер.
   - Я мистер Ноэ Клейпол, - сказал приютский мальчик, - а ты находишься
у меня под началом. Открой ставни, ленивая тварь!
   С этими словами мистер Клейпол угостил Оливера пинком и вошел в лавку
с большим достоинством, делавшим ему честь.  При  любых  обстоятельствах
большеголовому, толстому юнцу с маленькими глазками и тупей  физиономией
нелегко принять достойный вид, и тем более  это  трудно,  если  к  таким
привлекательным чертам прибавить красный нос и короткие желтые штаны.
   Оливер снял ставни и попытался перетащить их во дворик  позади  дома,
куда их уносили на день, но зашатавшись под тяжестью первого же  ставня,
разбил оконное стекло, после чего Ноэ, утешив его  уверением,  что  "ему
влетит", снисходительно пришел ему на помощь. Вскоре в  лавку  спустился
мистер Сауербери. Вслед за ним появилась миссис Сауербери. Оливеру, сог-
ласно предсказанию Ноэ, "влетело", а потом он отправился с этим  молодым
джентльменом вниз завтракать.
   - Подсаживайтесь к очагу, Ноэ, - сказала Шарлотт. -  Я  припасла  для
вас славный кусочек копченой грудинки от хозяйского завтрака...  Оливер,
притвори дверь за мистером Ноэ и возьми себе вот те объедки,  которые  я
положила на крышку от кастрюльки. Вот твоя  чашка  чаю.  Поставь  ее  на
ящик, пей там и поторапливайся, потому что тебя скоро позовут  в  лапку.
Слышишь?
   - Слышишь, приходский щенок? - сказал Ноэ Клейпол.
   - Ах, боже мой, Ноэ! - воскликнула Шарлотт. - Какой вы чудной парень!
Почему бы вам не оставить мальчика в покое?
   - Оставить в покое! - повторил Ноэ. - Да ведь все и так оставили  его
в покое. Ни отец, ни  мать  никогда  ни  в  чем  ему  не  помешают.  Все
родственники  позволяют  ему  идти  своей  дорогой.   Правда,   Шарлотт?
Хи-хи-хи!
   - Ах, чудак вы этакий! - воскликнула Шарлотт, заливаясь громким  сме-
хом, к которому присоединился и Ноэ.
   Затем оба посмотрели с презрением на бедного Оливера Твиста, дрожаще-
го на ящике в самом холодном углу комнаты и поедавшего вонючие  объедки,
отложенные специально для него.
   Ноэ был приютским мальчиком, а не сиротой из работного  дома.  Он  не
был подкидышем, так как мог проследить свою родословную вплоть до  роди-
телей, живших поблизости; мать его была прачкой, а отец - пьяницейсолда-
том, вышедшим в отставку с деревянной ногой и ежедневной пенсией  в  два
пенса с половиной и еще какой-то неудобопроизносимой  дробью.  Мальчишки
из соседних лавок давно приобрели привычку клеймить Ноэ на улице  позор-
ными кличками вроде "кожаные штаны", "приютский" и так далее, и Ноэ при-
нимал их безропотно. Но теперь, когда судьба поставила на его пути  без-
родного сироту, на которого даже самый ничтожный человек мог с презрени-
ем указать пальцем, он вымещал на нем свои обиды с лихвой.
   Это дает превосходную пищу для размышлений. Мы видим, какой  прекрас-
ной может стать человеческая натура и как одни и те же приятные качества
развиваются у благороднейшего  лорда  и  у  самого  грязного  приютского
мальчишки.
   Прошло три-четыре недели с тех пор, как Оливер поселился у  гробовщи-
ка. Лавка была закрыта, и мистер и миссис Сауербери ужинали в  маленькой
задней гостиной, когда мистер Сауербери, бросив  несколько  почтительных
взглядов на жену, сказал:
   - Дорогая моя...
   Он хотел продолжать, но миссис Сауербери  посмотрела  на  него  столь
неблагосклонно, что он запнулся.
   - Ну? - резко спросила миссис Сауербери.
   - Ничего, дорогая моя, ничего! - сказал мистер Сауербери.
   - Уф, негодяй! - сказала миссис Сауербери.
   - Право же, пет, дорогая моя, - смиренно отозвался мистер  Сауербери.
- Мне показалось, что ты не расположена слушать, дорогая. Я хотел только
сказать...
   - Ах, не говори мне, что ты там хотел сказать, - перебила миссис Сау-
ербери. - Я - ничто; пожалуйста, не обращайся ко мне за  советом.  Я  не
желаю выведывать твои секреты.
   Произнеся эти слова, миссис Сауербери залилась  истерическим  смехом,
который угрожал серьезными последствиями.
   - Но, дорогая моя, - сказал мистер Сауербери, - я хочу с тобой  посо-
ветоваться.
   - Нет, нет! Не советуйся со мной! - жалобным тоном промолвила  миссис
Сауербери. - Советуйся с кемнибудь другим.
   Тут снова раздался истерический смех, чрезвычайно испугавший  мистера
Сауербери. Такова весьма распространенная и рекомендуемая система  обра-
щения с супругом, которая часто приводит к желаемым результатам. Это не-
медленно побудило мистера Сауербери умолять, как  об  особом  одолжении,
чтобы ему было разрешено высказать то, что миссис Сауербери жаждала  ус-
лышать. После недолгих пререканий, занявших меньше трех четвертей  часа,
разрешение было милостиво дано.
   - Это касается юного Твиста, дорогая моя, - сказал мистер  Сауербери.
- Он очень миловидный мальчик, дорогая.
   - Еще бы, когда он столько ест! - заметила леди.
   - У него меланхолическое выражение лица,  дорогая  моя,  -  продолжал
мистер Сауербери, - и это делает его очень интересным... Из него, милоч-
ка, вышел бы превосходный немой плакальщик.
   Миссис Сауербери с нескрываемым удивлением посмотрела на него. Мистер
Сауербери подметил это и, не дожидаясь возражений со стороны доброй  ле-
ди, продолжал:
   - Я говорю не о настоящем немом плакальщике, присутствующем на  похо-
ронах у взрослых, а только о немом плакальщике для детей, дорогая.  Было
бы такой новинкой, милочка, иметь  немого  плакальщика  соответствующего
роста. Можешь быть уверена, что это произведет прекрасное впечатление.
   Миссис Сауербери, проявлявшая замечательный вкус, когда дело касалось
похорон, была поражена