тавивший тех, кто
сыт и у кого есть теплый у гол, собраться у камина и благодарить бога за
то, что они у себя дома, а бездомных, умирающих с голоду бедняков - лечь
на землю и умереть. В такой вечер многие  измученные  голодом  отщепенцы
смыкают глаза на наших безлюдных улицах, и - каковы бы ни были их  прес-
тупления - вряд ли они откроют их в более жестком мире.
   Так обстояло дело под открытым небом, когда  миссис  Корни,  надзира-
тельница работного дома, с которым наши читатели уже знакомы как с  мес-
том рождения Оливера Твиста, уселась  перед  веселым  огоньком  в  своей
собственной маленькой комнатке и не без самодовольства бросила взгляд на
небольшой круглый столик, на котором стоял соответствующих размеров под-
нос со всеми принадлежностями, необходимыми для наилучшего ужина,  какой
только может пожелать надзирательница. Миссис  Корни  хотела  побаловать
себя чашкой чая. Когда она перевела взгляд со стола на камин, где  самый
маленький из всех существующих чайников затянул тихим голоском тихую пе-
сенку, чувство внутреннего удовлетворения у миссис Корни до того  усили-
лось, что она улыбнулась.
   - Ну что ж! - сказала надзирательница, облокотившись на стол и задум-
чиво глядя на огонь, - Право же, Каждому из нас дано очень много, и  нам
есть за что быть благодарными. Очень много, только мы этого не понимаем.
Увы!
   Миссис Корни скорбно покачала головой, словно оплакивая духовную сле-
поту тех бедняков, которые этого не понимают, и, погрузив серебряную ло-
жечку (личная собственность) в недра  металлической  чайницы,  вмещающей
две-три унции, принялась заваривать чай.
   Как мало нужно, чтобы нарушить спокойствие нашего слабого духа.  Пока
миссис Корни занималась рассуждениями, вода в  черном  чайнике,  который
был очень маленьким, так что ничего не стоило наполнить его доверху, пе-
релилась через край и слегка ошпарила руку миссис Корни.
   - Ах, будь ты проклят! -  воскликнула  почтенная  надзирательница,  с
большой поспешностью поставив чайник на камин. - Дурацкая штука! Вмещает
всего-навсего две чашки! Ну кому от нее может быть прок?.. Разве что,  -
призадумавшись, добавила миссис Корни, - разве что такому бедному,  оди-
нокому созданию, как я! Ах, боже мой!
   С этими словами надзирательница упала в "росло и, снова облокотившись
на стол, задумалась об одинокой своей судьбе.  Маленький  чайник  и  од-
на-единственная чашка пробудили печальные воспоминания о  мистере  Корни
(который умер всего-навсего двадцать пять лет назад), и это подействова-
ло на нее угнетающе.
   - Больше никогда не будет у меня такого! - досадливо  сказала  миссис
Корни. - Больше никогда не будет у меня такого, как он!
   Неизвестно, к кому относилось это замечание: к мужу  или  к  чайнику.
Быть может, к последнему, ибо, произнося Эти слова, миссис Корни смотре-
ла на него, а затем сняла его с огня. Она только отведала первую  чашку,
как вдруг ее потревожил тихий стук в дверь.
   - Ну, входите! - резко сказала миссис Корни. - Должно быть, какая-ни-
будь старуха собралась помирать. Они всегда помирают,  когда  я  вздумаю
закусить. Не стойте там, не напускайте холодного воздуху.  Ну,  что  там
еще случилось?
   - Ничего, сударыня, ничего, - ответил мужской голос.
   - Ах, боже мой! - воскликнула надзирательница значительно более  мяг-
ким голосом. - Неужели это мистер Бамбл?
   - К вашим услугам, сударыня, - произнес мистер Бамбл, который  задер-
жался было в дверях, чтобы соскоблить грязь с башмаков и отряхнуть  снег
с пальто, а затем вошел, держа в одной руке шляпу, а в другой узелок.  -
Не прикажете ли, сударыня, закрыть дверь?
   Леди из целомудрия не решалась дать ответ, опасаясь, пристойно ли бу-
дет иметь свидание с мистером Бамблом при закрытых дверях. Мистер Бамбл,
воспользовавшись ее замешательством, а  к  тому  же  и  озябнув,  закрыл
дверь, не дожидаясь разрешения.
   - Ненастная погода, мистер Бамбл, - сказала надзирательница.
   - Да, сударыня, ненастье, - отозвался бидл. - Такая  погода  во  вред
приходу, сударыня. Сегодня после полудня, миссис Корни, мы раздали двад-
цать четырехфунтовых хлебов и полторы головки сыра, а  эти  бедняки  все
еще недовольны.
   - Ну конечно. Когда же они бывают довольны, мистер Бамбл?  -  сказала
надзирательница, попивая чай.
   - Совершенно верно, сударыня, когда? - подхватил мистер Бамбл. -  Тут
одному человеку, ради его жены и большого семейства, дали  четырехфунто-
вый хлеб и добрый фунт сыру, без обвеса. А как вы думаете,  почувствовал
он благодарность, сударыня, настоящую благодарность? Ни на  один  медный
фартинг! Как вы думаете, что он сделал, сударыня? Стал  просить  угля  -
хотя бы немножко, в носовой платок, сказал он! Угля! А что ему с ним де-
лать? Поджаривать сыр, а потом прийти и просить еще. Вот какие навыки  у
этих людей, сударыня: навали ему сегодня угля полон передник, он, бессо-
вестный, послезавтра опять придет выпрашивать.
   Надзирательница выразила полное одобрение этому образному суждению, и
бидл продолжал свою речь.
   - Я и не представлял себе, до чего это может дойти, -  сказал  мистер
Бамбл. - Третьего дня - вы были замужем, сударыня, и я могу это  расска-
зать вам, - третьего дня какой-то субъект, у которого спина едва прикры-
та лохмотьями (тут миссис Корни потупилась), приходит  к  дверям  нашего
смотрителя, когда у того гостя собрались на обед, и говорит, что  нужда-
ется в помощи, миссис Корни. Так как он не хотел уходить и  произвел  на
гостей ужасающее впечатление, то смотритель выслал ему фунт картофеля  и
полпинты овсяной муки. "Ах, бог мой! - говорит неблагодарный негодяй.  -
Что толку мне от этого? С таким же успехом вы могли бы дать мне  очки  в
железной оправе!" - "Отлично, - говорит наш смотритель, отбирая  у  него
подаяние, - больше ничего вы здесь не получите". - "Ну, значит,  я  умру
где-нибудь на улице! - говорит бродяга. "Нет, не умрешь", - говорит  наш
смотритель...
   - Ха-ха-ха! Чудесно! Как это похоже на мистера Граната, правда? - пе-
ребила надзирательница. - Дальше, мистер Бамбл!
   - Так вот, сударыня, - продолжал бидл, - он ушел и так-таки и умер на
улице. Вот упрямый нищий!
   - Никогда бы я этому не  поверила!  -  решительно  заметила  надзира-
тельница. - Но не думаете ли вы, мистер Бамбл, что оказывать помощь  лю-
дям с улицы - дурное дело? Вы - джентльмен, умудренный опытом, и  должны
это знать. Как вы полагаете?
   - Миссис Корни, - сказал бидл, улыбаясь, как улыбаются люди,  сознаю-
щие, что они хорошо осведомлены, - оказывать помощь таким  людям  -  при
соблюдении надлежащего порядка, надлежащего  порядка,  сударыня!  -  Это
спасение для прихода. Первое правило, когда оказываешь помощь,  заключа-
ется в том, чтобы давать беднякам как раз то, что им не нужно... А тогда
им скоро надоест приходить.
   - Ах, боже мой! - воскликнула миссис Корни. - Как это умно придумано!
   - Еще бы! Между нами говоря, сударыня, - отозвался  мистер  Бамбл,  -
это правило весьма важное: если вы заинтересуетесь теми случаями,  какие
попадают в эти дерзкие газеты, вы не преминете заметить, что нуждающиеся
семейства получают вспомоществование в виде кусочков сыру.  Такой  поря-
док, миссис Корни, установлен ныне по всей стране.  Впрочем,  -  добавил
бидл, развязывая свой узелок, - это служебные тайны, сударыня, -  о  них
толковать не полагается никому, за исключением, сказал бы я,  приходских
чиновников, вроде нас с вами... А вот портвейн, сударыня,  который  при-
ходский совет заказал для больницы: свежий, настоящий портвейн, без  об-
мана, только сегодня из бочки; чистый, как стеклышко, и никакого осадка!
   Посмотрев одну из бутылок на свет и  хорошенько  взболтав  ее,  чтобы
убедиться в превосходном качестве вина, мистер Бамбл поставил обе бутыл-
ки на комод, сложил носовой платок, в который они были завернуты, забот-
ливо сунул его в карман и взялся за шляпу с таким видом, будто собирался
уйти.
   - Придется вам идти по морозу,  мистер  Бамбл,  -  заметила  надзира-
тельница.
   - Жестокий ветер, сударыня, - отозвался мистер Бамбл, поднимая ворот-
ник шинели. - Того гляди, оторвет уши.
   Надзирательница перевела взгляд с маленького чайника на бидла, напра-
вившегося к двери, и, когда бидл кашлянул, собираясь пожелать ей спокой-
ной ночи, она застенчиво осведомилась, не угодно ли... не угодно ли  ему
выпить чашку чаю?
   Мистер Бамбл немедленно опустил воротник, положил шляпу и  трость  на
стул, а другой стул придвинул к столу. Медленно усаживаясь на свое  мес-
то, он бросил взгляд на леди. Та устремила  взор  на  маленький  чайник.
Мистер Бамбл снова кашлянул и слегка улыбнулся.
   Миссис Корни встала, чтобы достать из шкафа вторую  чашку  и  блюдце.
Когда она уселась, глаза ее снова встретились с глазами галантного  бид-
ла; она покраснела и принялась наливать ему чай. Снова мистер Бамбл каш-
лянул - на этот раз громче, чем раньше.
   - Послаще, мистер Бамбл? - спросила надзирательница, взяв сахарницу.
   - Если позволите, послаще, сударыня, - ответил мистер Бамбл. При этом
он устремил взгляд на миссис Корни; и если бидл может быть нежен, то та-
ким бидлом был в тот момент мистер Бамбл.
   Чай был налит и подан молча. Мистер Бамбл, расстелив на коленях носо-
вой платок, чтобы крошки не запачкали его великолепных коротких  штанов,
приступил к еде и питью, время от времени прерывая это приятное  занятие
глубокими вздохами, которые, однако, отнюдь не служили в ущерб его аппе-
титу, а напротив, помогали ему управляться с чаем и гренками.
   - Вижу, сударыня, что у вас есть кошка, - сказал мистер Бамбл,  глядя
на кошку, которая грелась у камина, окруженная своим  семейством.  -  Да
вдобавок еще котята!
   - Ах, как я их люблю, мистер Бамбл, вы и представить себе не  можете!
- отозвалась надзирательница. - Такие веселые, такие  шаловливые,  такие
беззаботные, право же, они составляют мне компанию!
   - Славные животные, сударыня, - одобрительно заметил мистер Бамбл.  -
Такие домашние...
   - О да! - восторженно воскликнула надзирательница. - Они так привяза-
ны к своему дому. Право же, это истинное наслаждение.
   - Миссис Корни, - медленно произнес мистер Бамбл, отбивая такт чайной
ложкой, - вот что, сударыня, намерен я вам сказать: если кошки или котя-
та живут с вами, сударыня, и не привязаны к своему дому, то, стало быть,
они ослы, сударыня.
   - Ах, мистер Бамбл! - воскликнула миссис Корни.
   - Зачем скрывать истину, сударыня! - продолжал мистер Бамбл, медленно
помахивая чайной ложкой с видом влюбленным и внушительным, что  произво-
дило особенно сильное впечатление. - Я бы с  удовольствием  собственными
руками утопил такую кошку.
   - Значит, вы злой человек! - с живостью  подхватила  надзирательница,
протягивая руку за чашкой бидла. - И вдобавок жестокосердный!
   - Жестокосердный, сударыня? - повторил мистер Бамбл.  -  Жестокосерд-
ный?
   Мистер Бамбл без лишних слов отдал свою чашку миссис Корни, сжал  при
этом ее мизинец и, дважды хлопнув себя ладонью по обшитому галуном жиле-
ту, испустил глубокий вздох и чуть-чуть отодвинул свой стул от камина.
   Стол был круглый; а так как миссис Корни и мистер Бамбл  сидели  друг
против друга на небольшом расстоянии, лицом к огню, то ясно, что  мистер
Бамбл, отодвигаясь от огня, но по-прежнему сидя  за  столом,  увеличивал
расстояние, отделявшее его от миссис Корни; к такому поступку иные  бла-
горазумные читатели несомненно отнесутся с восторгом  и  будут  почитать
его актом величайшего героизма со стороны мистера Бамбла; время, место и
благоприятные обстоятельства до известной степени побуждали  его  произ-
нести те нежные и любезные словечки, которые - как бы ни приличествовали
они устам людей легкомысленных и беззаботных - кажутся ниже  достоинства
судей сей страны, членов парламента, министров, лорд-мэров и прочих  ве-
ликих общественных деятелей, а тем более не подобает  столь  великому  и
солидному человеку, как бидл, который (как хорошо известно) долженствует
быть самым суровым и самым непоколебимым из всех этих людей.
   Однако, каковы бы ни были намерения мистера Бамбла (а они  несомненно
были наилучшими), к несчастью, случилось так, что стол - о чем уже  упо-
мянуто дважды - был круглый, вследствие этого мистер  Бамбл,  помаленьку
передвигая свой стул, вскоре начал уменьшать расстояние, отделявшее  его
от надзирательницы, и, продолжая путешествие по кругу, придвинул,  нако-
нец, свой стул к тому, на котором сидела надзирательница. В самом  деле,
оба стула соприкоснулись, а когда это произошло, Мистер Бамбл остановил-
ся.
   Если бы надзирательница подвинула теперь свой стул вправо, ее немину-
емо опалило бы огнем, а если бы подвинула влево, то упала бы  в  объятия
мистера Бамбла; итак (будучи скромной надзирательницей и несомненно пре-
дусмотрев сразу эти последствия), она осталась сидеть на своем  месте  и
протянула мистеру Бамблу вторую чашку чаю.
   - Жестокосердный, миссис Корни? - повторил  мистер  Бамбл,  помешивая
чай и заглядывая в лицо надзирательнице. - А вы не жестокосердны, миссис
Корни?
   - Ах, боже мой! - воскликнула надзирательница. - Странно слышать  та-
кой вопрос от холостяка! Зачем вам Это понадобилось знать, мистер Бамбл?
   Бидл выпил чай до последней капли, доел гренки, смахнул крошки с  ко-
лен, вытер губы и преспокойно поцеловал надзирательницу.
   - Мистер Бамбл! - шепотом воскликнула сия целомудренная леди, ибо ис-
пуг был так велик, что она лишилась голоса. - Мистер Бамбл, я закричу!
   Вместо ответа мистер Бамбл не спеша, с достоинством обвил рукой талию
надзирательницы.
   Раз сия леди выразила намерение закричать, то, конечно, она бы и зак-
ричала при этом новом дерзком поступке, если бы торопливый стук в  дверь
не сделал это излишним: как только раздался стук, мистер Бамбл с большим
проворством ринулся к винным бутылкам и с рвением принялся  смахивать  с
них пыль, а надзирательница суровым тоном спросила, кто стучит.  Следует
отметить любопытный факт: удивление оказало такое действие на крайний ее
испуг, что голос вновь обрел всю свою официальную жесткость.
   - Простите, миссис, - сказала высохшая старая  нищенка,  на  редкость
безобразная, просовывав голову в дверь, - старуха Салли отходит.
   - Ну, а мне какое до этого дело? - сердито спросила  надзирательница.
- Ведь я же не могу ее оживить.
   - Конечно, конечно, миссис, - ответила старуха, - Это никому  не  под
силу; ей уже нельзя помочь. Много раз я видела, как помирают  люди  -  и
младенцы и крепкие, сильные люди, - и уж мне ли не знать, когда приходит
смерть! Но у нее что-то тяжелое на душе, и, когда боли ее отпускают -  а
это бывает редко, потому что помирает она в муках, - она говорит, что ей
нужно что-то вам сказать. Она не помрет спокойно, пока  вы  не  придете,
миссис.
   Выслушав это сообщение, достойная  миссис  Корни  вполголоса  осыпала
всевозможными ругательствами тех старух, которые даже и умереть  не  мо-
гут, чтобы умышленно не досадить лицам, выше их стоящим. Быстро  схватив
теплую шаль и завернувшись в нее, она, не тратя лишних  слов,  попросила
мистера Бамбла подождать ее возвращения на тот случай,  если  произойдет
что-нибудь из ряда вон выходящее. Приказав посланной за ней старухе идти
быстро, а не карабкаться всю ночь по лестнице, она вышла вслед за ней из
комнаты с очень суровым видом и всю дорогу ругалась.
   Поведение мистера Бамбла, предоставленного самому себе, в сущности не
поддается объяснению. Он открыл шкаф, пересчитал чайные  ложки,  взвесил
на руке щипцы для сахара, внимательно осмотрел  серебряный  молочник  и,
удовлетворив этим свое любопытство, надел треуголку набекрень  и  весьма
солидно пустился в пляс, четыре раза обойдя  вокруг  стола.  Покончив  с
этим изумительным занятием, он снова снял  треуголку  и,  расположившись
перед камином, спиной к огню,  казалось,  принялся  мысленно  составлять
точную опись обстановки.
 
 
   ГЛАВА XXIV трактует о весьма ничтожном предмете. Но это короткая гла-
ва, и она может оказаться не лишней в этом повествовании
 
   Особа, нарушившая покой в комнате  надзирательницы,  была  подобающей
вестницей смерти. Преклонные годы согнули ее тело, руки и ноги  дрожали,
лицо, искаженное бессмысленной гримасой, скорее походило  на  чудовищную
маску, начертанную карандашом сумасшедшего, чем "а создание Природы.
   Увы! Как мало остается лиц, сотворенных Природой, которые не меняются
и радуют нас своей красотой! Мирские заботы, скорби и  лишения  изменяют
их так же, как изменяют сердца; и только тогда, когда страсти засыпают и
навеки теряют свою власть, рассеиваются взбаламученные облака и проясня-
ется небесная твердь. Нередко бывает так, что лица умерших, даже  напря-
женные и окоченевшие, принимают давно забытое выражение, словно у спяще-
го ребенка, напоминая младенческий лик; такими мирными, такими безмятеж-
ными становятся снова эти люди, что те, кто знал их в  пору  счастливого
детства, преклоняют колени у гроба и видят ангела, сошедшего на Землю.
   Старая карга ковыляла по коридорам и поднималась по  лестницам,  нев-
нятно бормоча что-то в ответ на ругань своей спутницы; наконец, приоста-
новившись, чтобы отдышаться, она передала ей в руки свечу и  последовала
за ней, стараясь не отставать от своей куда более проворной  начальницы,
направлявшейся в комнату больной.
   Это была жалкая каморка на чердаке. В дальнем ее углу  горел  тусклый
свет. У постели сидела другая старуха; у камина стоял ученик аптекаря  и
делал себе зубочистку из гусиного пера.
   - Вечер морозный, миссис Корни, - сказал этот молодой джентльмен  во-
шедшей надзирательнице.
   - В самом деле, очень морозный, сэр, - приседая,  ответила  та  самым
учтивым тоном.
   - Вам следовало бы получать лучший уголь от ваших поставщиков, - зая-
вил помощник аптекаря, разбивая заржавленной кочергой кусок угля в ками-
не, - такой уголь не годится для морозной ночи.
   - Совет выбирал его, сэр, - ответила надзирательница. - А  совет  мог
бы позаботиться, по крайней мере о том, чтобы мы не мерзли,  потому  что
работа у нас тяжелая.
   Тут разговор был прерван стоном больной.
   - О! - сказал молодой человек, поворачиваясь к кровати с таким видом,
будто совсем забыл о пациентке. - Ее песенка спета, миссис Корни.
   - Неужели, сэр? - спросила надзирательница.
   - Я буду очень удивлен, если она протянет еще часа два, - сказал  по-
мощник аптекаря, сосредоточив внимание на острие зубочистки. -  Организм
совершенно разрушен. Посмотрите-ка, старушка, она дремлет?
   Сиделка наклонилась к кровати и утвердительно кивнула головой.
   - Быть может, она так и умрет, если вы не будете  шуметь,  -  сказал,
молодой человек. - Поставьте свечу на пол. Там она ей не помешает.
   Сиделка исполнила приказание и в то же время покачала головой, как бы
давая понять, что женщина так легко не умрет;  затем  она  снова  заняла
свое место рядом с другой старухой, которая к тому времени возвратилась.
Надзирательница с раздражением завернулась в шаль и присела в ногах кро-
вати.
   Помощник аптекаря, покончив с отделкой зубочистки, расположился перед
камином и в течение десяти минут грелся  у  огня;  наконец,  по-видимому
соскучившись, он пожелал миссис Корни успешного завершения ее  трудов  и
на цыпочках удалился.
   Посидев несколько минут молча, обе старухи отошли от кровати и,  при-
сев на корточки у огня, стали греть иссохшие руки.  Приняв  такую  позу,
они вели тихим голосом разговор, и, когда пламя  отбрасывало  призрачный
отблеск на их сморщенные лица, их безобразие казалось ужасающим.
   - Больше она ничего не говорила, Энни, милая, пока меня  не  было?  -
спросила та, что ходила за надзирательницей.
   - Ни слова, - ответила вторая сиделка. - Сначала она щипала и  ломала
себе руки, но я их придержала, и она скоро утихомирилась. Сил у нее мало
осталось, так что мне легко было ее успокоить. Для старухи я не  так  уж
слаба, хотя и сижу на приходском пайке!
   - Она выпила подогретое вино, кото