азались глупыми".
     15. И поэтому прочитал я там,  что  приписали  "Твою  нетленную  славу"
идолам  и  различным  изображениям,  "подобиям  тленного   человека,   птиц,
четвероногих и  змей".  Вот  египетская  пища,  ради  которой  Исав  потерял
первородство  свое,  ибо  народ,  первенец  Твой,  "обратившийся  сердцем  к
Египту", вместо Тебя чтил четвероногое и  склонял  образ  Твой,  душу  свою,
перед образом "теленка, жующего сено". Я нашел эту пищу там  и  не  стал  ее
жевать. Угодно Тебе  было.  Господи,  младшего  Иакова  не  умалить:  "пусть
старший служит младшему", и Ты призвал язычников  в  наследство  Свое.  И  я
пришел к Тебе от язычников и устремился к золоту, которое по воле Твоей унес
из Египта. народ Твой, ибо где бы оно ни  было,  оно  было  Твоим.  И  через
апостола Своего сказал Ты  афинянам,  что  "мы  Тобой  живем  и  движемся  и
существуем", как говорили и  некоторые  их  единоплеменники.  Оттуда  же  во
всяком случае были и те книги. Я не потянулся к египетским  идолам,  которым
они служили Твоим золотом: "заменили истину  Божию  ложью  и  поклонялись  и
служили твари вместо Творца".

Х.

     16. И вразумленный этими книгами я вернулся к себе самому и руководимый
Тобой вошел в самые глубины свои: я смог это сделать, потому  что  "стал  Ты
помощником моим". Я вошел и увидел оком души моей, как ни  слабо  оно  было,
над этим самым оком души моей, над разумом моим. Свет немеркнущий,  не  этот
обычный, видимый каждой плоти свет и не родственный ему, лишь более сильный,
разгоревшийся гораздо-гораздо ярче и все кругом заливший. Нет,  это  был  не
тот свет, а нечто совсем-совсем отличное от такого света. И он  не  был  над
разумом моим так, как масло над водой, не так,  как  небо  над  землей:  был
высшим, ибо создал меня, а я стоял  ниже,  ибо  был  создан  Им.  Кто  узнал
истину, узнал и этот Свет, а кто узнал Его,  узнал  вечность.  Любовь  знает
Его. О, Вечная Истина, Истинная Любовь, Любимая Вечность! Ты Бог мой, к Тебе
воздыхаю днем и ночью. И как только я узнал Тебя, Ты взял меня  к  Себе:  да
увижу, что есть Тот, Кого я пытался увидеть, и  что  я  еще  не  тот,  чтобы
видеть. Ты ослепил слабые глаза мои,  ударяя  в  меня  лучами  Твоими,  и  я
задрожал от любви и страха. Я увидел, что далек от Тебя в этой  стране,  где
все от Тебя отпало, и будто с высот  услышал  я  голос  Твой:  "Я  пища  для
взрослых: расти и ты вкусишь Меня.  И  не  ты  изменишь  Меня  в  себе,  как
телесную пищу, но ты изменишься во Мне". И  я  понял,  что  "Ты  наставляешь
человека за  несправедливости  его  и  заставляешь  душу  его  исчезать  как
паутина", и сказал: "неужели же истина есть ничто, ибо не разлита она  ни  в
конечном, ни в бесконечном пространстве?". И Ты возгласил издали: "Я семь, Я
Сущий". Я услышал,  как  слышат  сердцем,  и  не  с  чего  было  больше  мне
сомневаться: я скорее усомнился бы в том, что живу,  чем  в  том,  что  есть
Истина, постигаемая умом через мир сотворенный.

XI.

     17. Я рассмотрел все стоящее ниже Тебя  и  увидел,  что  о  нем  нельзя
сказать ни того, что оно существует, ни того, что его нет:  оно  существует,
потому что все от Тебя, и его нет, потому что это не  то,  что  Ты.  Истинно
существует только то, что пребывает неизменным. "Мне же благо прилепиться  к
Богу", ибо если не пребуду в Нем, не смогу и в  себе.  Он  же,  "пребывая  в
Себе, все обновляет; Ты Господь мой, и блага мои Тебе не нужны".

XII.

     18. Мне стало ясно, что только доброе может стать  хуже.  Если  бы  это
было абсолютное добро, или вовсе бы не было добром, то оно не могло бы стать
хуже. Абсолютное добро не может стать хуже, а в том, в чем вовсе нет  добра,
нечему стать хуже. Ухудшение наносит вред; если бы оно не уменьшало доброго,
оно бы вреда не наносило. Итак: или ухудшение не наносит вреда -  чего  быть
не может - или - и это совершенно ясно - все ухудшающееся лишается  доброго.
Если оно совсем  лишится  доброго,  оно  вообще  перестанет  быть.  Если  же
останется и не сможет более ухудшиться, то станет  лучше,  ибо  пребудет  не
ухудшающимся. Не чудовищно ли, однако, утверждать,  что  при  полной  потере
доброго оно станет лучше? Если, следовательно, оно вовсе лишится доброго, то
его вообще  и  не  будет;  значит,  пока  оно  существует,  оно  доброе,  и,
следовательно, все что есть  -  есть  доброе,  а  то  зло,  о  происхождении
которого я спрашивал, не есть субстанция; будь оно субстанцией, оно было  бы
добром, или субстанцией, не подверженной ухудшению вовсе, то есть великой  и
доброй; или же субстанцией, подверженной ухудшению, что было бы  невозможно,
не будь в ней доброго.
     Итак, я увидел и стало мне ясно, что Ты  сотворил  все  добрым  и  что,
конечно, нет субстанций, не сотворенных Тобой. А так как Ты  не  все  сделал
равным, то все существующее - каждое в отдельности - хорошо,  а  все  вместе
очень хорошо, ибо все Бог наш "создал весьма хорошо".

XIII.

     19. И для Тебя вовсе нет зла, не  только  для  Тебя,  но  и  для  всего
творения Твоего, ибо нет ничего, что извне вломилось бы и  сломало  порядок,
Тобой установленный. Злом считается то, что взятое в отдельности с чем-то не
согласуется, но это же самое согласуется с другим, оказывается тут хорошим и
хорошо и само по себе. И все то, что взаимно не согласуется,  согласуется  с
низшим миром, который мы называем землей, с ее облачным и ветреным климатом,
для нее подходящим. Да не скажу таких слов: "лучше бы этого мира  не  было!"
Если бы я знал только его, то я пожелал бы лучшего,  но  и  за  него  одного
должен был бы восхвалять Тебя, ибо что Ты достоин хвалы, об  этом  возвещают
"от земли великие змеи и все бездны, огонь, град, снег, лед,  бурный  ветер,
исполняющие слово Его, горы и все холмы, деревья плодоносные  и  все  кедры,
звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы  крылатые,  цари  земные  и  все
народы, князья и все судьи земные, юноши и девицы, старцы и отроки да хвалят
имя Господне". Да хвалят Тебя и с небес, да хвалят Тебя, Боже наш, "в вышних
все ангелы Твои, все воинства Твои, солнце и луна, все звезды и  свет,  небо
небес и воды, которые превыше небес, да хвалят  Имя  Твое";  охватив  мыслью
все, я уже не желал лучшего; высшее, конечно, лучше низшего, но, взвесив все
по здравому суждению, я нашел, что весь мир в целом лучше высшего, взятого в
отдельности.
     20. Нет здоровья в тех, кому не нравится что-либо в творении Твоем, как
не было его у меня, когда не нравилось мне многое из созданного Тобой. И так
как не осмеливалась душа моя объявить, что Господь мой не нравится ей, то  и
не хотела она считать Твоим то, что ей не нравилось. И отсюда дошла  она  до
мысли о двух субстанциях, но не находила  покоя  и  говорила  чужим  языком.
Отсюда же исходя создала она себе  бога,  разлитого  повсюду  в  бесконечном
пространстве, решила, что это Ты, поместила  его  в  сердце  своем  и  стала
храмом идолу своему, Тебе отвратительным. Когда же без ведома моего  исцелил
Ты голову мою и закрыл "глаза мои, да не видят суеты", я передохнул от себя,
уснуло безумие  мое;  я  проснулся  в  Тебе  и  увидел,  что  Ты  бесконечен
по-другому, но увидел это не плотским зрением.

XV.

     21. Я  оглянулся  на  мир  созданный  и  увидел,  что  Тебе  обязан  он
существованием своим и в Тебе содержится, но  по-иному,  не  так,  словно  в
пространстве; Ты, Вседержитель, держишь его в руке, в истине Твоей, ибо  все
существующее истинно, поскольку оно существует. Ничто  не  призрачно,  кроме
того, что мы считаем существующим, тогда как оно не существует. И я  увидел,
что все соответствует не только своему месту, но и  своему  времени,  и  Ты,
Единый Вечный, начал действовать не  после  неисчислимых  веков:  все  века,
которые прошли и которые пройдут, не ушли бы и не  пришли,  если  бы  Ты  не
действовал и не пребывал.

XVI.

     22.  И  я  по  опыту  понял,  что  неудивительно,  если  хлеб,  вкусный
здоровому, мучительно есть, когда болит небо; свет,  милый  хорошим  глазам,
несносен больным. И Твоя справедливость не нравится грешникам,  а  тем  паче
змеи и черви, которых Ты создал хорошими, подходящими  для  низших  ступеней
Твоего творения; для них подходят и сами грешники,  поскольку  утратили  они
подобие Твое; они  приблизятся  к  более  высоким  ступеням,  поскольку  это
подобие восстановят. Я спрашивал, что  же  такое  греховность,  и  нашел  не
субстанцию: это извращенная воля,  от  высшей  субстанции,  от  Тебя,  Бога,
обратившаяся к низшему, отбросившая прочь "внутреннее свое" и  крепнущая  во
внешнем мире.

XVII.

     23. Я удивлялся, что я уже люблю Тебя, а не призрак вместо Тебя, но  не
мог устоять в Боге моем и радоваться: меня влекла к  Тебе  красота  Твоя,  и
увлекал прочь груз мой, и со стоном скатывался я вниз; груз этот -  привычки
плоти. Но со мной была память о Тебе, и я уже нисколько не  сомневался,  что
есть Тот, к Кому мне надо  прильнуть,  только  я  еще  не  в  силах  к  Нему
прильнуть, потому что "это тленное  тело  отягощает  душу  и  земное  жилище
подавляет многозаботливый ум"; я был совершенно уверен,  что  "невидимое  от
создания  мира  постигается  умом  через  сотворенное;  вечны  же   сила   и
Божественность Твоя". И раздумывая,  откуда  у  меня  способность  оценивать
красоту  тел  небесных  и  земных,  быстро  и  здраво  судить  о   предметах
изменяющихся и говорить: "это должно быть так, а то не так",  -  раздумывая,
откуда у меня эта способность судить, когда я так сужу,  я  нашел,  что  над
моей изменчивой мыслью есть неизменная, настоящая и вечная Истина.
     И  постепенно  от  тела  к  душе,  чувствующей  через  тело,  оттуда  к
внутренней ее силе, получающей известия о  внешнем  через  телесные  чувства
(здесь предел возможного для  животных),  далее  к  способности  рассуждать,
которая составляет суждения о том, что воспринимается  телесными  чувствами.
Поняв изменчивость свою, она поднимается до самопознания,  уводит  мысль  от
привычного, освобождается от  сумятицы  противоречивых  призраков,  стремясь
понять, каким  светом  на  нее  брызнуло.  И  когда  с  полной  уверенностью
восклицает  она,  что  неизменное  следует  предпочесть  изменяемому,  через
которое постигла она и само неизменное  -  если  бы  она  не  постигала  его
каким-то образом, она никоим образом  не  могла  бы  поставить  его  впереди
изменяемого, - тогда приходит она в робком и мгновенном озарении к Тому, кто
есть.
     Тогда и увидел я "постигаемое через творение  невидимое  Твое",  но  не
смог еще остановить на нем  взора;  отброшенный  назад  своей  слабостью,  я
вернулся к своим привычкам и унес с собой только  любовное  воспоминание  и,
словно желание пищи, известной по запаху; вкусить ее я еще не мог.

XVIII.

     24. Я искал путь, на  котором  приобрел  бы  силу,  необходимую,  чтобы
насладиться Тобой, и не находил его, пока не ухватился "за Посредника  между
Богом и людьми, за Человека Христа Иисуса", Который  есть  "сущий  над  всем
Бог, благословенный вовеки". Он зовет и говорит: "Я есмь Путь  и  Истина,  и
Жизнь" и Пища, вкусить от которой у меня не хватало  сил.  Он  смешал  ее  с
плотью, ибо "Слово стало плотью", дабы мудрость Твоя, которой Ты создал все,
для нас, младенцев, могла превратиться в молоко.
     Я, сам не смиренный, не мог принять смиренного Иисуса, Господа моего, и
не понимал, чему учит нас Его уничиженность. Он, Слово Твое, Вечная  Истина,
высшее всех высших Твоих созданий, поднимает до  Себя  покорных;  на  низшей
ступени творения построил Он Себе смиренное жилище  из  нашей  грязи,  чтобы
тех, кого должно покорить, оторвать от  них  самих  и  переправить  к  Себе,
излечить их надменность, вскормить в них любовь; пусть не отходят  дальше  в
своей самоуверенности, а почувствуют лучше свою немощь,  видя  у  ног  своих
Божество, немощное от принятия кожной одежды нашей; пусть, устав, падут  ниц
перед Ним, Он же, восстав, поднимет их.

XIX.

     25. Я же думал по-другому и в Христе, Господе моем, видел  только  Мужа
исключительной мудрости, с Которым никто не мог сравняться, тем  более,  что
Он чудесно родился от Девы, дабы был пример  презрения  к  временным  благам
ради достижения бессмертия. Мне представлялось, что, по Божественному о  нас
попечению, учение Его и заслужило  такую  значимость.  О  том,  какая  тайна
заключена в словах "Слово стало плотью", я и  подозревать  не  мог.  Я  знал
только из Книг, написанных о Нем, что Он ел и пил, спал,  ходил,  радовался,
печалился,  беседовал;  знал,  что  со  Словом  Твоим  это  тело  не   могло
соединиться без  человеческой  души  и  разума.Это  знал  каждый,  кто  знал
неизменяемость Слова Твоего, которую знал и я в меру своих сил - тут у  меня
не было никаких сомнений. В самом деле: то двигать по своей  воле  телесными
членами,  то  не  двигать  ими,  то  испытывать  какое-то  чувство,  то   не
испытывать, то излагать в словах умные мысли, то пребывать в молчании -  все
это признаки ума и души, подверженных изменениям. Если это  о  нем  написано
ложно, то все эти Книги можно заподозрить в  обмане,  и  в  этих  Книгах  не
остается ничего, что спасло бы верой человеческий род. А так как  написанное
- правда, то я и  считал  Христа  полностью  человеком,  имевшим  не  только
человеческое тело или же с телом вместе и душу, но без разума, но  настоящим
человеком, а не воплотившейся Истиной; по-моему, Его  следовало  предпочесть
остальным  по  великому  превосходству  Его  человеческой  природы  и  более
совершенному причастию к мудрости. Алипий же  полагал,  что  в  Православной
Церкви верят в Бога, облекшегося в плоть, так что Христос - это только Бог и
плоть; он полагал, что человеческой души и разума Ему не приписывают. А  так
как он был крепко убежден, что дела Его, о которых сохранилась запись, могли
быть совершены только живым разумным созданием, то он  к  христианской  вере
подвигался с ленцой. Позже, однако, поняв заблуждение аполлинариевой  ереси,
он присоединился к Церкви, сорадуясь с ней и войдя в нее. Я  же,  признаюсь,
значительно позднее понял, как словами  "Слово  стало  плотью"  православная
истина отделяется от фотиниевой лжи.  Опровержение  еретиков  ярко  освещает
мысли Твоей Церкви и  содержание  ее  здорового  учения.  "Надлежит  быть  и
ересям, дабы объявились испытанные" среди слабых.

XX.

     26. Чтение книг платоников надоумило меня искать бестелесную истину:  я
увидел  "неврдимое,  понятое  через   творение",   и,   отброшенный   назад,
почувствовал, что, по темноте души моей, созерцание для меня  невозможно.  Я
был  уверен,  что  Ты  существуешь,  что  Ты  бесконечен,  но  не  разлит  в
пространстве, конечном или бесконечном. Воистину Ты существуешь. Ты, Который
всегда Тот же, во всем неизменный, ничем неизменяемый; от Тебя все  получило
свое существование, - единственное вернейшее тому доказательство в том,  что
оно существует. Я был в этом уверен, но слишком слаб, чтобы жить Тобой.
     Я болтал, будто понимающий, но если бы не в "Христе, Спасителе нашаем",
искал пути Твоего, оказался бы я не понимающим, а погибающим.  Я  давно  уже
хотел казаться мудрым (полнота наказания во мне!) и я не плакал, больше того
- я  хвалился  своим  знанием.  Где  была  любовь,  строящая  на  фундаменте
смирения, на Иисусе Христе? Когда учили меня ей те книги?  Я  верю,  что  Ты
захотел, чтобы я наткнулся на них еще до знакомства с Твоим Писанием:  пусть
врежется в память впечатление от них; пусть  позднее,  когда  меня  приручат
Книги Твои и Ты целящими пальцами ощупаешь раны мои,  пусть  тогда  увижу  я
разницу между превозношением и смирением; между видящими, куда  идти,  и  не
видящими дороги, ведущей в  блаженное  отечество,  которое  надо  не  только
увидеть, но куда надо вселиться.
     Если бы я от начала воспитался на Святых Книгах Твоих, если бы стал  Ты
мне сладостен от близкого знакомства с ними и только потом  встретился  я  с
теми книгами, то, может быть,  они  бы  выбросили  меня  из  крепости  моего
благочестия, а если бы я и устоял в  том  здравом  настроении,  которое  уже
охватило меня, то все же мог  подумать,  что  человек,  изучивший  одни  эти
книги, может также его почувствовать.

XXI.

     27. Итак, я с жадностью схватился за  почтенные  Книги,  продиктованные
Духом Твоим, и прежде всего за Послания апостола Павла. Исчезли все  вопросы
по поводу тех текстов, где, как мне казалось когда-то, он  противоречит  сам
себе, и не совпадает со свидетельствами Закона и пророков проповедь его: мне
выяснилось  единство  этих  святых  изречений,  и  я  выучился  "ликовать  в
трепете". Я начал читать и нашел, что все истинное, вычитанное мной в книгах
философов, гороритса и в Твоем Писании при посредстве благодати Твоей, -  да
не хвалится тот, кто видит, будто не от Тебя получил он не  только  то,  что
видит, но и  самую  способность  видеть  (а  что  имеет  человек,  кроме  им
полученного?). Да вразумится он и не только увидит  Тебя,  всегда  одного  и
того же, но да излечится, чтобы быть с  Тобой.  Тот,  кто  издали  не  может
увидеть Тебя, пусть все же вступит на дорогу, по которой  придет,  увидит  и
будет с Тобой. Если человек  наслаждается  "законом  Божиим  по  внутреннему
человеку", то что сделает  он  с  другим  законом,  "который  в  членах  его
противостоит закону ума его" и "ведет его, как пленника,  по  закону  греха,
находящегося в членах его"? Ибо "Ты справедлив", Господи, мы же  "грешили  и
творили неправду", поступали нечестиво и "отяжелела на нас  рука  Твоя".  По
справедливости переданы мы древнему  грешнику,  начальнику  смерти,  ибо  он
убедил нашу волю уподобиться его воле, не устоявшей в истине. Что же сделает
"несчастный человек?  Кто  освободит  его  от  этого  тела  смерти,  как  не
благодать Твоя, через Иисуса Христа, Господа нашего",  Которого  Ты  породил
"прежде всех веков" и создал "в начале  путей  Твоих",  в  котором  "владыка
этого мира" не нашел ничего,  заслуживающего  смерти,  и  убил  Его,  -  так
"уничтожена рукопись, составленная против нас".
     Вот этого в тех книгах не было. Не было в тех  страницах  облика  этого
благочестия, слез исповедания, "жертвы  Тебе  -  духа  уничиженного,  сердца
сокрушенного и смиренного", не было ни слова о спасении народа,  о  "городе,
украшенном, как невеста", о "залоге Святого Духа", о Чаше,  нас  искупившей.
Никто там не воспевает: "разве не Богу покорена душа моя? От  Него  спасение
мое; ибо Он - Бог мой и спасение мое и  защитник  мой:  не  убоюсь  больше".
Никто не услышит там призыва: "придите ко Мне страждущие". Они  презрительно
отвернутся от учения Того, Кто "кроток и смирен сердцем", - "Ты скрыл это от
мудрых и разумных и открыл младенцам".
     Одно - увидеть с лесистой горы отечество мира, но не найти туда  дороги
и тщетно пытаться пробиться по бездорожью среди ловушек и засад,  устроенных
беглыми изменниками во главе со львом и змием,  и  другое  -  держать  путь,
ведущий туда,  охраняемый  заботой  Небесного  Вождя:  там  не  разбойничают
изменившие Небесному Воинству; они бегут от него, словно спасаясь от  пытки.
Эти мысли чудесным образом внедрялись в меня, когда  я  читал  "меньшего  из
твоих апостолов"; созерцал я дела Твои и устрашился.


     I. Книга восьмая


     1. Боже мой!  Как  вспомнить  и  возблагодарить  Тебя,  как  исповедать
милосердие твое, на меня излитое?! Да исполнятся кости мои любовью к Тебе  и
да воскликнут: "Господи! Кто подобен Тебе? Ты разорвал оковы мои; да принесу
тебе приношение хвалы". Каким образом Ты разорвал их, об этом я расскажу,  и
все  поклоняющиеся  Тебе,  услышав  мой  рассказ,  воскликнут:  "Благословен
Господь на небе и на земле; велико и дивно Имя Его".
     В глубине сердца моего жили слова Твои, в плену держал Ты меня.  Я  был
уверен, что Ты пребываешь вечно, но вечность эта была для  меня  "загадкой",
"отражением в зеркале". Ушли все сомнения в Твоей неизменной  субстанции;  в
том, что