мел он быть и весел и занятен,
                  Умел он тактом шутки умерять,
                  Людей на откровенность вызывая,
                  А собственные замыслы скрывая,

83

                  Аврора в равнодушии своем
                  Его к толпе обычной причисляла
                  Пустых людей, но и Аврора в нем
                  Особенные свойства увидала.
                  Он льстил с таким умом и мастерством,
                  Что даже ей приятно слушать стало;
                  Так похвалы изысканных льстецов
                  Завлечь способны даже гордецов.

84

                  Притом он был красив, а это свойство
                  Смущает женщин, мы должны признать;
                  Супружествам большое беспокойство
                  Оно способно часто доставлять.
                  Пленительную внешность и геройство,
                  Увы, трудней всего не замечать;
                  Когда прекрасный образ нас смущает,
                  Нас никакая книга не прельщает.

85

                  Аврора больше внешности пленительной
                  Любила книги. И, служа Афине,
                  К ней относилась с нежностью почтительной,
                  Любуясь ею даже на картине.
                  Но лишь в корсете старости медлительной
                  Надежна добродетели гордыня.
                  Сократ, блюститель этики, и тот
                  Прекрасного влиянье признает.

86

                  В шестнадцать лет все девы сократически
                  Чтят красоту невинно - вслед Сократу.
                  Что ж? Если этот славный муж аттический
                  И в старости мечтал замысловато
                  (Платон писал о том метафизически),
                  То девушкам уж вовсе трудновато
                  Без грез - ведь их природа такова!
                  Но скромность для девицы - sine qua*.

                  {* Непременное условие (лат.).}

87

                  Замечу вскользь: когда свои сужденья
                  Я, как великий Кук, вам излагаю,
                  О них всегда свое второе мненье
                  Я мненью первому предпочитаю,
                  А может быть, и третье есть решенье,
                  А может, вовсе нет - почем я знаю!
                  Но, будь поэт логичен, скуп и строг, -
                  Мир сущего понять бы он не мог.

88

                  Весь род людской себе противоречит -
                  Ну как же мне другим не подражать?
                  Все мелкой ложью истину калечат,
                  Но я правдив и не желаю лгать.
                  Коль нас от скептицизма не излечат,
                  Мы ничего не сможем отвергать.
                  Противоречий много в человеке;
                  Источник правды чист, но мутны реки.

89

                  И притчи и стихи способны лгать,
                  Хотя иной раз могут быть правдивы,
                  А басня может нравы исправлять,
                  Клеймя пороки очень справедливо.
                  Но кто поможет сущее познать?
                  Философы? Они всегда кичливы!
                  Религия? Возможно, если знать,
                  Какой из сект разумней доверять.

90

                  Конечно, каждый может ошибаться.
                  А впрочем, может быть, и каждый прав.
                  Спаси нас боже! Трудно продвигаться,
                  В тумане маяка не распознав.
                  Пора пророку новому заняться
                  Защитой смелых догматов и прав;
                  Изношенные мненья, в самом деле,
                  За два тысячелетья потускнели.

91

                  Но для чего запутался и я
                  В тенетах метафизики? Не мне ли
                  Противна эта вся галиматья?
                  Безумье и судьба мне повелели
                  О косяки загадок бытия
                  Напрасно биться лбом. Осточертели
                  Мне все проблемы эти навсегда;
                  К терпимости я склонен, господа!

92

                  Теолог я умеренный (не скрою!),
                  Пресвитерьянец и мыслитель, право.
                  Умеренно люблю я Тир и Трою,
                  Как Элдон, судия сей величавый.
                  О доле низших классов я порою
                  Толкую Джону Булю очень здраво,
                  И, словно Гекла, кровь кипит моя,
                  Коль произвол тиранов вижу я.

93

                  Политику, религию, смирение
                  Вы встретите не раз в стихах моих;
                  Я придаю огромное значение
                  Моральной пользе диспутов таких.
                  Я публике устроил развлечение
                  Из разных философских заливных.
                  Желая угодить любому праву, я
                  Загробной вас попотчую приправою.

94

                  От споров я отрекся, видит бог!
                  Теперь ни на какое искушенье
                  Поддаться бы я, кажется, не мог;
                  Я полное предвижу исправленье.
                  А то читатель к музе очень строг:
                  Опасными слывут ее сужденья,
                  Хотя она едва ли злее тех
                  Судей, чей труд велик, да мал успех.

95

                  Ты веришь ли, читатель, в привиденья?
                  Конечно, нет! Ты хмуришься? Так что ж!
                  Тревоги и приятные волненья
                  Ты в этой пестрой повести найдешь.
                  Я говорю без всякого глумленья,
                  Что этот мир таинственный - не ложь;
                  Я веские имею основанья
                  Уверовать в его существованье.

96

                  Серьезно? Вы смеетесь?! Как же быть!
                  А я предпочитаю улыбаться.
                  Ведь, право же, могу я допустить,
                  Что призраки способны появляться!
                  Я не хочу об этом говорить,
                  Чтоб на знакомство к ним не навязаться;
                  Сам Гоббс в себе души не замечал,
                  А посещенья мертвых ощущал.

97

                  Я ночью эти песни сочиняю
                  То как сова, а то как соловей.
                  Минервы птица мрачная и злая
                  Над рукописью кружится моей;
                  Со старых стен, кольчугами сверкая,
                  Глядят портреты умерших людей,
                  И угольки в камине слабо тлеют, -
                  И мысли постепенно цепенеют.

98

                  И посему (хотя при свете дня
                  Я не привык писать) иные думы
                  Бывают в яркий полдень у меня;
                  Но полночи холодной мрак угрюмый
                  Меня смущает, сердце леденя, -
                  Мне бредятся таинственные шумы...
                  Кто знал такое состоянье, тот
                  Пусть это суеверьем назовет!

99

                  Меж двух миров, на грани смутной тайны
                  Мерцает жизни странная звезда.
                  Как наши знанья бедны и случайны!
                  Как многое сокрыто навсегда!
                  Прилив столетий темный и бескрайный
                  Смывает грани, толпы и года,
                  Лишь мертвых царств угрюмые могилы
                  В пространствах мира высятся уныло.


ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

                  Учили персы юношей при Кире
                  Стрелять из лука, ездить на коне
                  И правду говорить. И в новом мире
                  Мы это все усвоили вполне;
                  Конечно - лук в музее, а не в тире,
                  Но конный спорт - по-прежнему в цене,
                  А что до Правды - то сия наука
                  Из моды вышла, как... стрела из лука.

2

                  Эффект дефекта этого велик,
                  Но сам "эффект сугубо дефективен", -
                  А почему - судить я не привык;
                  Одно лишь вам скажу: пусть я наивен,
                  Пусть часто заблуждаюсь, но язык
                  Патетики фальшивой мне противен
                  Уже не раз предупреждал вас я,
                  Что муза очень искренна моя.

3

                  Ее неотразимые сужденья
                  Частенько бьют не в бровь, а прямо в глаз,
                  И горьким, вместо сладкого варенья,
                  Она гостей попотчует не раз, -
                  Зато правдивы все ее творенья;
                  Мы пишем с ней, предупреждаю вас,
                  Чтоб вы на нас и впредь не обижались -
                  "De rebus cunctis et quibusdam aliis"*

                  {* "Обо всех вещах и еще о некоторых других" (лат.)}

4

                  Весьма правдивым будет мой рассказ -
                  Рассказ о привиденьях, как ни странно,
                  И даже без особенных прикрас!
                  Но кто постичь способен смысл туманный
                  Явлений тех, что окружают нас
                  Нам скептики мешают постоянно;
                  Но рот давно пора закрыть тому,
                  Кто б возражал Колумбу самому.

5

                  В легендах и преданьях исторических
                  Нам рассказали Монмут и Турпин
                  О случаях чудесных и мистических,
                  Реальных не имеющих причин
                  Всего искусней критиков скептических
                  Опровергал блаженный Августин -
                  Какими бы их воэраженья ни были -
                  Своим упрямым "quia impossibile"*

                  {* "Ибо невозможно" (лат.)}

6

                  Жить надо смертным в духе старины,
                  Придется предков следовать примеру:
                  Несбыточному верить вы должны
                  И невозможное принять на веру.
                  Столь таинства священные сложны,
                  Что мудрецы, рассудку зная меру,
                  В них верят, как в Писание Они
                  От споров только крепче в наши дни.

7

                  И Джонсон думал, что на протяженье
                  Шести десятков горестных веков
                  Тревожат человечество виденья
                  И выходцы из призрачных миров.
                  И тщетно им навстречу возраженья
                  Возводят вал из доводов и слов:
                  Есть в мире сила выше нашей силы,
                  Которую сознанье не открыло.

8

                  Но между тем закончился обед
                  И даже ужин; танцы замирают,
                  Замолк оркестр, в гостиных меркнет свет,
                  Веселый шум и говор затихает.
                  И вот последний бальный туалет,
                  Как облачко на солнце, исчезает,
                  А в окна льются лунные лучи,
                  И гаснет свет слабеющей свечи.

9

                  Напоминает прошлых пиршеств чад
                  Шампанское на самом дне бокала,
                  Пустую пену пунша, легкий взгляд,
                  В котором тенью чувство пробежало,
                  Морскую зыбь, неясный аромат,
                  Круговорот пленительного бала,
                  Систем философических туман
                  И опиума радужный обман -

10

                  Покоя или счастья благодать,
                  Неясный бред, ничто, одно мгновенье.
                  Всего трудней бывает понимать
                  Души и мысля тайные движенья -
                  Искусство тирский пурпур добывать
                  Так позабыли наши поколенья.
                  Но пусть же в мире сгинут поскорей
                  И пурпурные мантии царей!

11

                  Одеться перед балом, говорят,
                  Всем трудно, но труднее после бала
                  Надеть хандрой пропитанный халат,
                  Как Нессов плащ, и повторять устало,
                  Что вслед за Титом юноши твердят:
                  "Опять потерян день, и ночь пропала!"
                  По мне, однако, было бы умней
                  Вести учет удачных наших дней.

12

                  Мой Дон-Жуан один в своем покое
                  Большое беспокойство ощущал;
                  Глаза Авроры были ярче вдвое,
                  Чем он со слов миледи ожидал,
                  И знай он, что творится с ним такое,
                  Он, верно, философствовать бы стал;
                  Но, к философии не прибегая,
                  Он попросту мечтал, порой вздыхая.

13

                  Жуан вздыхал. А тут еще луна,
                  Богиня всех вздыхающих, сияла,
                  Настолько ослепительно ясна,
                  Насколько наше небо позволяло.
                  Лирической тоской уязвлена,
                  Душа героя нашего пылала,
                  В ней разгорался пафос нежных слов
                  И томно - восклицательных стихов.

14

                  Любовник, астроном и сочинитель,
                  Поэт или влюбленный свинопас
                  Луну - фантазий давнюю обитель -
                  Почтили вдохновеньями не раз,
                  Когда она, блестящая в зените,
                  Рождает и простуду и экстаз,
                  Приливами морей повелевает
                  И томные сонеты навевает.

15

                  Лирическим раздумьем обуян,
                  В готическом покое горделивом
                  Не думал о покое Дон-Жуан,
                  Он видел, как мерцает прихотливо
                  Гладь озера сквозь призрачный тумана
                  Вдали, конечно, наклонялась ива,
                  И водопад срывался с крутизны,
                  Сверкая пеной снежной белизны.

16

                  На столике - верней, на туалете
                  (Я точности придерживаться рад;
                  О самом незначительном предмете
                  Я говорить не стану невпопад!) -
                  Свеча горела тускло. В мутном свет"
                  Героя моего усталый взгляд
                  Встречал картины, вазы, гобелены
                  И темные готические стены.

17

                  Он вышел в зал. В багетах темных рам,
                  В неясной мгле таинственного света
                  Мерцали величаво по стенам
                  Прекрасные старинные портреты
                  Давно почивших рыцарей и дам, -
                  Кольчуги, шлемы, розы, кастаньеты -
                  Портреты мертвых под лучом луны
                  Особенно печальны и страшны.

18

                  Суровый рыцарь и седой монах
                  При лунном свете будто оживают;
                  Шаги твои на дремлющих коврах
                  Таинственные шорохи рождают;
                  Во всех углах гнездится смутный страх,
                  Причудливые блики выплывают:
                  "Как смеешь ты блуждать в ночной тени,
                  Когда не спят лишь мертвые одни?"

19

                  Неуловимо - призрачно смеется
                  Красавица, почившая давно;
                  Ее истлевший локон резво вьется,
                  Ее лицо луной озарено...
                  Портрет навеки юным остается,
                  Ему бессмертье странное дано;
                  Ведь и при жизни все портреты наши
                  Всегда моложе нас - и часто краше!

20

                  Итак, Жуан мечтательно вздыхал
                  О том, что все подвластно изменению -
                  И женщины ч чувство Он шагал,
                  Стараясь заглушить свое волненье, -
                  И вдруг неясный шорох услыхал...
                  Быть может, мышь? Быть может, привиденье?
                  (Никто не любит слышать в час ночной
                  Шуршанье между шторой и стеной!)

21

                  Но то была не мышь, а тень немая
                  Монаха в темной мантии, в шлыке;
                  Он подвигался, глаз не поднимая,
                  Сжимая четки в призрачной руке,
                  Ныряя в тень и снова выплывая
                  На лунный свет, как лодка на реке, -
                  И только поравнявшись с Дон-Жуаном,
                  Его пронзил каким-то взором странным.

22

                  Жуан окаменел; хоть он слыхал
                  О призраках в старинных замках этих,
                  Но как-то никогда не допускал,
                  Что человек способен лицезреть их.
                  Он россказням совсем не доверял:
                  Что призраки? Вранье! Ведь мы не дети!
                  Но что-то вдруг мелькнуло перед ним,
                  Как облако иль стелющийся дым.

23

                  Три раза кряду это порожденье
                  Земных, небесных или темных сил
                  Прошло по галерее; без движенья
                  За ним Жуан испуганный следил,
                  И волосы его, как дуновенье,
                  Неизъяснимый ужас шевелил.
                  Остановить монаха он пытался...
                  Увы! Язык ему не подчинялся!

24

                  На третий раз таинственная мгла
                  Глубокого глухого коридора
                  Монаха поглотила. Там была
                  Простая дверь, а может быть, и штора;
                  Бесплотные и плотные тела
                  Способны от внимательного взора
                  Вдруг исчезать неведомо куда
                  Без явственной причины и следа.

25

                  Встревоженный Жуан не шевелился,
                  Не отрываясь глядя в полутьму,
                  В которой непонятно растворился
                  Ужасный дух, явившийся ему.
                  И каждый бы, я думаю, смутился,
                  Увидев непонятное уму.
                  Рассеянный и бледный, еле - еле
                  Он ощупью добрался до постели.

26

                  Здесь он протер глаза и поспешил
                  Взглянуть вокруг: свеча на туалете
                  Горела безмятежно. Он решил
                  Найти забвенье в лондонской газете,
                  Где дипломат, и критик, и зоил
                  Охотно судят обо всем на свете -
                  О короле, о ваксе, о балах,
                  О внешних и о внутренних делах.

27

                  Здесь все напоминало мир живых,
                  Но все - таки его дрожали руки;
                  Прочел он несколько столбцов пустых
                  И, кажется, статью о Хорне Туке;
                  Под одеялом съежился, притих,
                  Ловя тревожно все ночные звуки;
                  И скоро сон - целитель слабых сил -
                  Его глаза усталые смежил.

28

                  Но часто просыпался он тревожно,
                  Не понимая, что же видел он:
                  Виденье ль? Сновиденье ль? Все возможно,
                  Хоть суеверный страх уже смешон.
                  К утру он задремал, но осторожно
                  Слуга прервал его недолгий сон,
                  Предупредив почтительно и чинно,
                  Что время одеваться господину.

29

                  Мой Дон-Жуан оделся. Сей обряд
                  Обычно развлекал его немало,
                  Но в этот день его унылый взгляд
                  И зеркало почти не занимало.
                  Он локоны расправил наугад
                  И застегнул жилет довольно вяло,
                  И галстук у него на левый бок
                  Подвинулся - почти на волосок.

30

                  Он появился к утреннему чаю,
                  Рассеянно к столу придвинул стул
                  И, на приветствия не отвечая,
                  Рассеянно из чашки отхлебнул,
                  Обжегся - и, смешков не замечая,
                  За ложечкою руку протянул
                  Тут сразу угадала Аделина.
                  Что тайная то