Притом же им казалось несомненно,
                  Что так внезапно, в столь тяжелый час
                  Их провиденье, а не случай спас.

100

                  Гористый берег быстро вырастал,
                  К нему несли и ветер и теченье,
                  Куда - никто доподлинно не знал,
                  Догадки возникали и сомненья.
                  Так долго ветер их бросал и гнал,
                  Что были все в большом недоуменье:
                  Кто эти горы Этною считал,
                  Кто - Кипром, кто - грядой родосских скал.

101

                  А между тем теченье неуклонно
                  Их к берегу желанному несло.
                  Они, как призраки в ладье Харона,
                  Не двигались, не брались за весло;
                  Им даже бросить трех непогребенных
                  В морские волны было тяжело, -
                  А уж за ними две акулы плыли
                  И, весело резвясь, хвостами били.

102

                  Жестокий голод, жажда, зной и хлад
                  Измученных страдальцев обглодали,
                  Ужасен был их облик и наряд:
                  Их матери бы даже не узнали!
                  Их ветер бил, хлестали дождь и град,
                  Их леденили ночи, дни сжигали,
                  Но худшим злом был все - таки понос,
                  Который им Педрилло преподнес.

103

                  Все приближался берег отдаленный,
                  Еще недавно видимый едва;
                  Уже дышала свежестью зеленой
                  Его лесов веселая листва.
                  Скитальцев взор, страданьем воспаленный,
                  Слепила волн и неба синева,
                  Они не смели верить, что нежданно
                  Спаслись от хищной пасти океана.

104

                   Казалось, берег был безлюдно - тих,
                  Одни буруны пенились у скал;
                  Но так истосковалось сердце их,
                  Что рифов устрашающий оскал
                  Кипеньем волн косматых и седых
                  Ни одного гребца не испугал:
                  Стремительно они на скалы ринулись -
                  И, что вполне понятно, опрокинулись.

105

                  Но мой Жуан свои младые члены
                  Не раз в Гвадалкивире омывал, -
                  В реке сей славной плавал он отменно
                  И это ценным качеством считал;
                  Он переплыл бы даже, несомненно,
                  И Геллеспонт, когда бы пожелал, -
                  Что совершили, к вящей нашей гордости,
                  Лишь Экенхед, Леандр и я - по молодости.

106

                  Жуан, хоть был измучен и устал,
                  Отважился с волнами состязаться.
                  Страшась акул, он силы напрягал,
                  Чтоб как-нибудь до берега добраться.
                  Трех спутников он сразу потерял:
                  Два вовсе не смогли передвигаться,
                  А к третьему акула подплыла
                  И, за ногу схватив, уволокла.

107

                  Но наш герой держался еле - еле
                  И вдруг увидел длинное весло;
                  Хоть руки у Жуана ослабели
                  И плыть ему уж было тяжело,
                  Весло схватил он, и к желанной цели
                  Его и эту щепку понесло,
                  То плыл он, то барахтался, то бился -
                  И на песок беспомощно свалился.

108

                  Впился ногтями цепко он в песок,
                  Сквозь бред соображая через силу,
                  Что океан ревел у самых ног
                  То дико, то угрюмо, то уныло,
                  Бесясь, что утащить его не мог
                  Обратно в ненасытную могилу.
                  Жуан лежал недвижен, слаб и нем.
                  Да, он от смерти спасся, - но зачем?

109

                  С усилием он попытался встать,
                  Но тут же на колени опустился.
                  Тревожным взором начал он искать
                  Товарищей, с которыми сроднился,
                  Но хладный страх объял его опять:
                  Один лишь труп с ним рядом очутился, -
                  На берегу чужом, у хмурых скал,
                  Казалось, погребенья он искал.

110

                  Заметив это вздувшееся тело,
                  Жуан подумал, что узрел свой рок.
                  В его глазах все сразу потемнело,
                  Все поплыло - и скалы и песок;
                  Рука, весло сжимая, помертвела,
                  И, стройный, как весенний стебелек,
                  Поник он вдруг, бессильный и безгласный,
                  Как лилия увядшая, прекрасный.

111

                  Как долго он на берегу лежал,
                  Не знал Жуан - он потерял сознанье
                  И времени совсем не замечал:
                  Сквозь тяжкие, но смутные страданья
                  Он, пробиваясь к жизни, ощущал
                  Биенье крови, пульса трепетанье,
                  Мучительно томясь. За шагом шаг
                  Смерть отступала, как разбитый враг.

112

                  Глаза открыл он и закрыл устало
                  В недоуменье. Чудилось ему,
                  Что лодку то качало, то бросало,
                  И с ужасом он вспомнил - почему,
                  И пожалел, что смерть не наступала.
                  И вдруг над ним сквозь сон и полутьму
                  Склонился лик прекрасный, как виденье.
                  Лет восемнадцати, а то и менее.

113

                  Все ближе, ближе... Нежные уста,
                  Казалось, оживляющим дыханьем
                  Его согреть хотели; теплота
                  Ее руки с заботливым вниманьем
                  Касалась щек его, висков и рта
                  С таким любовным, ласковым желаньем
                  В нем снова жизнь и чувства воскресить,
                  Что мой герой вздохнул - и начал жить.

114

                  Тогда его полунагое тело
                  Плащом прикрыли, голову его
                  Поникшую приподняли несмело;
                  Жуан, еще не помня ничего,
                  К ее щеке прижался, помертвелый,
                  И, из кудрей питомца своего
                  Рукою нежной влагу выжимая,
                  Задумалась красавица, вздыхая.

115

                  Потом его в пещеру отнесла
                  Она вдвоем с прислужницей своею.
                  Хоть та постарше госпожи была,
                  Но позадорней, да и посильнее.
                  Костер она в пещере развела,
                  И перед ним предстала, словно фея,
                  Девица - или кем бы там она
                  Ни оказалась, - девственно стройна.

116

                  На лбу ее монеты золотые
                  Блестели меж каштановых кудрей,
                  И две косы тяжелые, густые
                  Почти касались пола. И стройней
                  Была она и выше, чем другие;
                  Какое - то величье было в ней,
                  Какая - то надменность; всякий знает,
                  Что госпоже надменность подобает.

117

                  Каштановыми были, я сказал,
                  Ее густые волосы; но очи -
                  Черны как смерть; их мягко осенял
                  Пушистый шелк ресниц темнее ночи.
                  Когда прекрасный взор ее сверкал,
                  Стрелы быстрей и молнии короче, -
                  Подумать каждый мог, ручаюсь я,
                  Что на него бросается змея.

118

                  Лилейный лоб, румянец нежно - алый,
                  Как небо на заре; капризный рот...
                  Такие губки увидав, пожалуй,
                  Любой о милых радостях вздохнет!
                  Она красой, как статуя, сияла.
                  А впрочем, присягну: искусство лжет,
                  Что идеалы мраморные краше,
                  Чем юные живые девы наши!

119

                  Я говорю вам это неспроста,
                  Я даже под присягой утверждаю:
                  Одной ирландской леди красота
                  Увянет незамеченной, я знаю,
                  Не оживив ни одного холста;
                  И если злое время, все меняя,
                  Морщинами сей лик избороздит, -
                  Ничья нам кисть его не сохранит!

120

                  Такою же была и эта фея;
                  Хоть не испанским был ее наряд -
                  Попроще, но поярче, веселее.
                  Испанки избегают, говорят,
                  Материй ярких - хитрая затея!
                  Но как они таинственно шуршат
                  Баскинами и складками мантильи -
                  Веселые прелестницы Севильи!

121

                  Но наша дева в пестрые цвета
                  Была с большим уменьем разодета.
                  Все было ярко в ней - и красота,
                  И золото, и камни - самоцветы.
                  И кружевная тонкая фата,
                  И поясок, и кольца, и браслеты,
                  И туфельки цветные; но - ей-ей! -
                  Чулок на ножках не было у ней!

122

                  Костюм ее служанки был скромнее,
                  Из пестрых тканей, более простых;
                  Фата была, понятно, погрубее,
                  И серебро монет в кудрях густых
                  (Оно приданым числилось за нею,
                  Как водится у девушек таких).
                  Погуще, но короче были косы.
                  Глаза живее, но чуть-чуть раскосы!

123

                  Они с изобретательным стараньем
                  Кормили Дон-Жуана каждый час.
                  Всем женщинам - пленительным созданьям -
                  Естественно заботиться о нас.
                  Бульон какой - то с редкостным названьем
                  Ему варили; уверяю вас:
                  Таких бульонов даже в дни Ахилла
                  С самим Гомером муза не варила!

124

                  Но мне пора вам рассказать, друзья,
                  Что вовсе не принцессы девы эти.
                  (Я не люблю таинственности, я
                  Не выношу манерности в поэте!)
                  Итак, одна красавица моя -
                  Прислужница, как всякий мог заметить;
                  Вторая - госпожа. Отец ее
                  Живет уловом: каждому свое!

125

                  Он в юности был рыбаком отличным -
                  И, в сущности, остался рыбаком,
                  Хотя иным уловом необычным
                  Он занимался на море танком.
                  Мы числим контрабанду неприличным
                  Занятием, а грабежи - грехом.
                  Но не понес за грех он наказанья,
                  А накопил большое состоянье.

126

                  Улавливал он в сети и людей,
                  Как Петр-апостол, - впрочем, скажем сразу,
                  Немало он ловил и кораблей,
                  Товарами груженных до отказу,
                  Присваивал он грузы без затей,
                  Не испытав раскаянья ни разу,
                  Людей же отбирал, сортировал -
                  И на турецких рынках продавал.

127

                  Он был по крови грек, и дом красивый
                  Имел на диком острове Циклад.
                  И жил свободной жизнью и счастливой,
                  Поскольку был достаточно богат.
                  Не нам судить, читатель мой пытливый,
                  В каких он прегрешеньях виноват,
                  Но дом украсил он лепной работой,
                  Картинами, резьбой и позолотой.

128

                  Имел он дочь - красавицу. За ней
                  Приданого готовил он немало,
                  Но дочь его Гайдэ красой своей
                  Богатства блеск бесспорно затмевала.
                  Как деревцо, в сиянье вешних дней
                  Она светло и нежно расцветала
                  И нескольким искателям в ответ
                  Уже сказала ласковое "нет".

129

                  И вот, гуляя вечером однажды,
                  Жуана на песке она нашла,
                  Бессильного от голода и жажды.
                  Конечно, нагота его могла
                  Смутить девицу - это знает каждый,
                  Но жалость разом все превозмогла.
                  Нельзя ж, чтоб умер он, такой пригожий,
                  И главное - с такою белой кожей!..

130

                  Но просто взять его в отцовский дом,
                  Она считала, будет ненадежно:
                  Ведь в помещенье, занятом котом,
                  Больных мышей лечить неосторожно,
                  Старик владел практическим умом,
                  И nosV* бы подсказал ему, возможно,
                  Юнца гостеприимно подлечив,
                  Его продать, поскольку он красив.

                  {* Ум, разум (греч.).}

131

                  И вот она, служанки вняв совету
                  (Служанкам девы любят доверять),
                  Жуана отнесла в пещеру эту
                  И там его решила посещать.
                  Их жалость возрастала; дива нету:
                  Ведь жалость - это божья благодать,
                  Она - сказал апостол Павел здраво -
                  У райских врат на вход дает нам право!

132

                  Костер они в пещере развели,
                  Насобирав поспешно и любовно
                  Все, что на берег волны принесли, -
                  Обломки весел, мачты, доски, бревна.
                  Во множестве здесь гибли корабли,
                  И рухляди трухлявой, безусловно,
                  По милости господней, так сказать,
                  Хватило бы костров на двадцать пять.

133

                  Ему мехами ложе застелили;
                  Гайдэ не пожалела ничего,
                  Чтоб все возможные удобства были
                  К услугам Дон-Жуана моего.
                  Его вдобавок юбками накрыли
                  И обещали навестить его
                  С рассветом, принеся для угощенья
                  Хлеб, кофе, яйца, рыбу и печенье.

134

                  Когда они укутали его,
                  Заснул он сразу; так же непробудно
                  Спят мертвецы, бог знает отчего:
                  Наверно, просто им проснуться трудно.
                  Не вспоминал Жуан мой ничего,
                  И горе прошлых лет, довольно нудно
                  В проклятых снах терзающее нас,
                  Не жгло слезой его закрытых глаз.

135

                  Жуан мой спал, а дева наклонилась,
                  Поправила подушки, отошла.
                  Но оглянулась: ей вообразилось -
                  Он звал ее во сне. Она была
                  Взволнована, и сердце в ней забилось.
                  Сообразить красотка не смогла,
                  Что имени ее, уж без сомненья,
                  Еще не знал Жуан мой в то мгновенье.

136

                  Задумчиво пошла она домой
                  И Зое очень строго приказала
                  Молчать. И та отлично смысл простой
                  Задумчивости этой разгадала.
                  Она была - пойми, читатель мой, -
                  Двумя годами старше, что не мало,
                  Когда познанье мы прямым путем
                  Из рук природы - матери берем.

137

                  Застало утро нашего героя
                  В пещере крепко спящим. И пока
                  Ни солнца луч, блестевший за горою,
                  Ни дальнее журчанье ручейка
                  Не нарушали мирного покоя;
                  Он отсыпался как бы за века
                  Страданий (про такие же страданья
                  Писал мой дед в своем "Повествованье).

138

                  Но сон Гайдэ был беспокоен - ей
                  Сжимало грудь. Она вздыхала странно,
                  Ей бредились обломки кораблей
                  И, на песке простерты бездыханно,
                  Тела красавцев. Девушке своей
                  Она мешала спать и встала рано,
                  Перебудив разноплеменных слуг,
                  Ее капризный нрав бранивших вслух.

139

                  Гайдэ тотчас же слугам объявила,
                  Что непременно хочет видеть, как
                  Восходит в небе яркое светило:
                  Явленье Феба - это не пустяк!
                  Блестит роса, щебечут птицы мило,
                  Природа ночи сбрасывает мрак,
                  Как женщины свой траур по мужчине -
                  Супругу иль иной какой скотине.

140

                  Друзья, люблю я солнце наблюдать,
                  Когда оно встает; совсем недавно
                  Всю ночь себя заставил я не спать,
                  Что, по словам врачей, неблагонравно.
                  Но если ты желаешь обладать
                  Здоровьем и червонцами, - исправно
                  Вставай с зарей и, проживи сто лет,
                  Потомкам завещай вставать чуть свет.

141

                  Прекрасная Гайдэ зарю встречала,
                  Сама свежей зари. К ее щекам
                  Тревожно кровь от сердца приливала.
                  Так реки снежных Альп - я видел сам -
                  Преобразуются, встречая скалы,
                  В озера, что алеют по утрам;
                  Так море Красное всегда прекрасно,
                  А впрочем, море Красное не красно.

142

                  К пещере, лани трепетной быстрей,
                  Она спустилась легкими стопами.
                  Казалось, солнце радовалось ей;
                  Сама Аврора влажными устами
                  Ей улыбалась, как сестре своей:
                  Их за сестер вы приняли бы сами,
                  Но смертной прелесть заключалась в том,
                  Что в воздухе не таяла пустом.

143

                  Гайдэ вошла в пещеру торопливо,
                  Но робко; мой Жуан беспечно спал
                  Сладчайшим сном. Она была пуглива,
                  И на мгновенье страх ее объял.
                  Она над ним склонилась терпеливо,
                  Прислушалась, как тихо он дышал,
                  И потеплее бережно укрыла,
                  Чтоб утренняя свежесть не вредила.

144

                  Как серафим над праведным, она
                  Над мирно славшим нежно наклонилась,
                  А юноша лежал в объятьях сна"
                  И ровно ничего ему не снилось.
                  Но Зоя, как всегда оживлена,
                  С яичницей и завтраком возилась,
                  Отлично зная - отдадим ей честь, -
                  Что эта парочка попросит есть.

145

                  Нуждаются же в пище все созданья,
                  А странники - подавно. И притом,
                  Не будучи в любовном состоянье,
                  Она - то ведь на берегу морском
                  Продрогла и поэтому питанье
                  Доставила проворно: фрукты, ром,
                  Мед, рыбу, яйца, кофе и печенье -
                  Чудеснейшее вышло угощенье!

146

                  Жуана собралась она будить,
                  Когда была яичница готова,
                  Но госпожа ее остановить
                  Успела жестом, не сказав ни слова.
                  Предоставляя завтраку остыть,
                  Второй готовить Зоя стала снова,
                  Чтоб госпожу свою не волновать
                  И мирный сон Жуана не прервать.

147

                  Недвижно, распростертый, исхудалый,
                  Жуан как умирающий лежал,
                  И лик его бескровн