Осведомлялись - кто сей отрок новый,
                  Который пробирается в орлы,
                  Которому уже почти готовы
                  И должности, и пышные хвалы,
                  И награждений дождь многорублевый,
                  И ордена, и ленты, и к тому ж
                  Дарения десятков тысяч душ!

80

                  Она была щедра; любовь такая
                  Всегда щедра! И, к сердцу путь открыв,
                  Она во всем счастливцу потакает,
                  Все прихоти его предупредив.
                  Хотя жена была она плохая,
                  Но, строго Клитемнестру осудив,
                  Скажу: не лучше ль одному скончаться,
                  Чем вечно двум в оковах оставаться?

81

                  Екатерина всем давала жить,
                  С ней нашу не сравнить Елизавету
                  Полуневинную; скупясь платить,
                  Всю жизнь скучала королева эта.
                  Избранника могла она казнить
                  И горевать о нем вдали от света...
                  Подобный метод флирта глуп и зол,
                  Он унижает сан ее и пол.

82

                  Закончился прием. Пришли в движенье
                  Придворные, пристойно расходясь.
                  Шуршали платья в шелковом волненье.
                  Вокруг Жуана ласково теснясь,
                  Послы передавали поздравленья
                  Своих монархов. Сразу поднялась
                  Сумятица восторгов; даже дамы
                  Ему любовь высказывали прямо.

83

                  Вокруг себя увидел мой герой
                  Все формы лести самой непритворной -
                  И что же? Этой праздною игрой
                  Уже он забавлялся, как придворный:
                  Особ высоких созерцая строй,
                  Он кланялся, любезный и покорный,
                  Как знамя красоту свою неся,
                  Манерами чаруя всех и вся.

84

                  Екатерина всем понять дала,
                  Что в центре августейшего вниманья
                  Стал лейтенант прекрасный. Без числа
                  Он принимал придворных излиянья,
                  Потом его с собою увела
                  Протасова, носившая названье
                  Секретной eprouveuse* - признаюсь,
                  Перевести при музе не решусь.

                  {* Испытательница (франц.).}

85

                  Обязанности скромно подчинясь,
                  Он удалился с ней - и я, признаться,
                  Хотел бы удалиться: - мой Пегас
                  Еще не утомился, может статься,
                  Но, право, искры сыплются из глав,
                  И мысли как на мельнице кружатся.
                  Давно пора и мозг и нервы мне
                  Подправить в деревенской тишине.


ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

1

                  Когда однажды, в думу погружен,
                  Увидел Ньютон яблока паденье,
                  Он вывел притяжения закон
                  Из этого простого наблюденья.
                  Впервые от Адамовых времен
                  О яблоке разумное сужденье
                  С паденьем и с законом тайных сил
                  Ум смертного логично согласил.

2

                  Так человека яблоко сгубило,
                  Но яблоко его же и спасло, -
                  Ведь Ньютона открытие разбило
                  Неведенья мучительное зло.
                  Дорогу к новым звездам проложило
                  И новый выход страждущим дало.
                  Уж скоро мы, природы властелины,
                  И на луну пошлем свои машины!

3

                  К чему тирада эта? Просто так!
                  Я ваял перо, бумагу и чернила,
                  Задумался, и - вот какой чудак!
                  Фантазия во мне заговорила!
                  Я знаю, что поэзия - пустяк,
                  Что лишь наука - действенная сила,
                  Но все же я пытаюсь, ей вослед,
                  Чертить движенье вихрей и комет.

4

                  Навстречу вихрям я всегда бросался,
                  Хотя мой телескоп и слаб и мал,
                  Чтоб видеть звезды. Я не оставался
                  На берегу, как все. Я воевал
                  С пучиной вечности. Ревя, вздымался
                  Навстречу мне неукротимый вал,
                  Губивший корабли; но шторма сила
                  Меня и крепкий челн мой не страшила.

5

                  Итак, Жуана, как героя дня,
                  Заря фаворитизма ослепляла,
                  Прекрасными надеждами маня;
                  О прочем музы знают очень мало,
                  Хоть на посылках музы у меня.
                  Условность этикета допускала
                  Их лишь в гостиные, и было им
                  Не уследить за юношей моим.

6

                  Но ясно нам, что, крылышки имея,
                  Он полетит, как голубь молодой
                  Ив книги псалмопевца - иудея.
                  Какой старик" усталый я седой,
                  Далеко от земли парить не смея
                  Унылой подагрической мечтой,
                  Не предпочел бы все же с сыновьями
                  Вздыхать, а не кряхтеть со стариками?

7

                  Но все пройдет. Страстей спадает зной,
                  И даже реки вдовьих слез мелеют,
                  Как Арно жарким летом, а весной
                  Клокочет он, бурлит и свирепеет,
                  Огромно поле горести земной,
                  Но и веселья нива не скудеет,
                  Лишь был бы пахарь, чтобы стать за плуг
                  И наново вспахать весенний луг.

8

                  Но часто прерывает воздыханья
                  Зловещий кашель; о, печальный вид,
                  Когда рубцами раннего страданья
                  Лилейный лоб до времени изрыт,
                  Когда румянца жаркое пыланье,
                  Как небо летним вечером, горит!
                  Сгорают все - мечтой, надеждой, страстью -
                  И умирают, это тоже счастье!

9

                  Но умирать не думал мой герой,
                  Он был, наоборот, в зените славы
                  И вознесен причудливой игрой
                  Луны и женской прихоти лукавой.
                  Но кто вздыхает летнею порой
                  О будущей зиме? Обычай здравый -
                  Побольше греться в солнечные дни,
                  Чтоб на зиму запомнились они.

10

                  Жуана свойства дамы средних лет
                  Скорее, чем девицы, замечали;
                  У молодых к любви привычки нет,
                  Они ее по книжкам изучали -
                  Их помыслы мутит любой поэт
                  Причудами лирической печали.
                  Ах! Возраст милых женщин, мнится мне,
                  Высчитывать бы надо по луне!

11

                  Как и луна, они непостоянны,
                  Невинны и лукавы, как луна;
                  Но на меня клевещут непрестанно,
                  Что фраза каждая моя грешна
                  И - это пишет Джеффри, как ни странно, -
                  "Несдержанна и вкуса лишена".
                  Но все нападки Джеффри я прощаю:
                  Он сам себе простит, я полагаю.

12

                  Уж если другом стал заклятый враг,
                  Он должен честно другом оставаться:
                  В подобных случаях нельзя никак
                  Нам к ненависти прежней возвращаться,
                  Мне эта ненависть противна, как
                  Чесночный запах, но остерегаться
                  Прошу вас: нет у нас врагов страшней,
                  Чем жены и подруги прошлых дней.

13

                  Но нет пути обратно ренегатам;
                  Сам Саути, лжец, пройдоха и лакей,
                  Из хлева, где слывет лауреатом,
                  Не возвратится к юности своей,
                  Когда был реформатором завзятым.
                  По мненью всех порядочных людей,
                  Честить того, кто не в чести, - бесчестие,
                  Да будет это подлецам известно!

14

                  И критик и юрист обречены
                  Рассматривать безжалостно и хмуро
                  С невыгодной обратной стороны
                  И человека и литературу.
                  Им все людские немощи видны,
                  Они отлично знают процедуры
                  И, как хирурги, вскрыв любой вопрос,
                  Суют нам суть явлений прямо в нос.

15

                  А кто юрист? Моральный трубочист,
                  Но должность у него похуже даже!
                  Он часто сам становится нечист
                  От нравственной неистребимой сажи;
                  Из тридцати едва один юрист
                  Нам душу незапятнанной покажет.
                  Но ты, мой честный критик и судья,
                  Ты так же чист, как Цезарь, - знаю я!

16

                  Оставим наши прежние разлады,
                  Мой милый Джеффри; это пустяки!
                  Марионеткой делаться не надо,
                  Внимая праздных критиков свистки.
                  Вражда прошла, и пали все преграды.
                  Я пью за "Auld Lang Syne"* и за стихи,
                  За то, что я, в лицо тебя не зная,
                  Тебя судьею честным почитаю.

                  {* "Доброе старое время", "давние времена" (шотл.).}

17

                  И если мне за родину мою
                  С тобою пить, быть может, не случится,
                  Я с Вальтер Скоттом чашу разопью
                  В его почтенной северной столице.
                  Я снова годы детства узнаю.
                  Я снова рад беспечно веселиться;
                  В Шотландии родился я и рос,
                  И потому растроган я до слез.

18

                  Я вижу снова цепи синих гор,
                  Луга, долины, светлые потоки,
                  Береты, пледы, непокорный взор -
                  Младенческой романтики уроки!
                   И Дий, и Дон я помню до сих пор,
                  И мост Балгунский, черный и высокий,
                  И "Auld Lang Syne", как отблеск юных дней,
                  Сияет снова в памяти моей.

19

                  Не поминайте ж мне, что я когда - то,
                  В приливе бурных юношеских сил,
                  С досады оскорбил насмешкой брата,
                  Когда меня он слишком раздразнил.
                  Признаться, мы ведь оба виноваты,
                  И я не мог сдержать драчливый пыл:
                  Во мне шотландца сердце закипело,
                  Когда шотландца брань меня задела.

20

                  Я не сужу, реален или нет
                  Мой Дон-Жуан, да и не в этом дело -
                  Когда умрет ученый иль поэт,
                  Что в нем реальней - мысли или тело?
                  Причудливо устроен белый свет!
                  Еще пытливость наша не сумела
                  Решить проблему вечности, и нам
                  Невнятна суть вещей ни здесь, ни там.

21

                  Жуан мой стал российским дворянином,
                  Не спрашивайте, как и почему, -
                  Балы, пиры, изысканные вина
                  Согрели даже русскую зиму!
                  В такой момент способны ли мужчины
                  Противиться соблазну своему?
                  Подушке даже лестно я приятно
                  Лежать на царском троне, вероятно.

22

                  Жуану льстила царская любовь;
                  Хотя ему порой бывало трудно,
                  Не, будучи и молод и здоров,
                  Справлялся он с обязанностью чудно;
                  Он цвел, как деревце, и был готов
                  Любить, блистать, сражаться безрассудно.
                  Лишь в старости унылой и скупой
                  Всего дороже деньги и покой.

23

                  Но, видя (что отнюдь не удивительно!)
                  Заманчиво-опасные примеры,
                  Он начал наслаждаться расточительно
                  И пользоваться жизнью свыше меры.
                  Оно и для здоровья ощутительно;
                  Слаб человек, а во хмелю карьеры
                  Себялюбив становишься порой,
                  И сердце покрывается корой.

24

                  Я рад заняться нашей странной парой;
                  Но офицера юного союз
                  С императрицей, в сущности нестарой,
                  Подробно описать я не решусь.
                  Не восстановит молодости чары
                  Ни власть монарха, ни усердье муз.
                  Морщины - эти злые демократы -
                  Не станут льстить ни за какую плату!

25

                  А Смерть - владыка всех земных владык,
                  Вселенский Гракх - умело управляет.
                  Любого как бы ни был он велик,
                  Она своим законам подчиняет
                  Аграрным. И вельможа и мужик
                  Надел один и тот же получают,
                  Безропотно реформе подчинясь, -
                  И никакой не спорит с нею князь.

26

                  Жуан мой жил, не тяготясь нимало,
                  В чаду безумств, балов и баловства,
                  В стране, где все же иногда мелькала
                  Сквозь тонкие шелка и кружева
                  Медвежья шкура. Роскошь обожала
                  Российская, - подобные слова,
                  Быть может, неприличны для царицы, -
                  Российская венчанная блудница.

27

                  О чем же мне писать? Кого судить?
                  Как сложен мой роман замысловатый!
                  Притом я сам готов уже вступить
                  В сей Дантов лес, дремучий и проклятый,
                  Где лошадей приходится сменить
                  И, умеряя жизненные траты,
                  В последний раз на молодость взглянуть -
                  Смахнуть слезу и... грань перешагнуть!

28

                  Я вспоминать об этом не хочу,
                  Но одержим сей мыслью бесполезной;
                  Так скалы покоряются плющу,
                  А любящим устам - уста любезной.
                  Я знаю, скоро и мою свечу
                  Погасит ветер, веющий из бездны.
                  Но полно! Не хочу морочить свет!
                  Я все же не философ, а поэт.

29

                  Заискивать Жуану не случалось;
                  Другие все заискивали в нем.
                  Его порода всем в глаза бросалась,
                  Как в жеребце хорошем племенном.
                  В нем красота отлично сочеталась
                  С мундиром; он сиял в мундире том,
                  Как солнце. Расцветал он, как в теплице,
                  От милостей стареющей царицы.

30

                  Он написал в Испанию к родным,
                  И все они, как только услыхали,
                  Что он судьбою взыскан и любим, -
                  Ему ответы сразу написали.
                  Иные в предвкушенье русских зим
                  Мороженым здоровье укрепляли,
                  Твердя, что меж Мадридом и Москвой
                  Различья мало - в шубе меховой!

31

                  Премудрая Инеса с одобреньем
                  О процветанье первенца прочла.
                  Он бросил якорь с подлинным уменьем,
                  Исправив сразу все свои дела;
                  Его благоразумным поведеньем
                  Инеса нахвалиться не могла
                  И впредь ему советовала нежно
                  Держаться так же мудро и прилежно.

32

                  Вручала, по обычаю отцов,
                  Его судьбу мадонне и просила
                  Не забывать в стране еретиков
                  Того, чему религия учила;
                  Об отчиме, не тратя лишних слов,
                  И о рожденье братца сообщила
                  И в заключенье - похвалила вновь
                  Царицы материнскую любовь.

33

                  Она бы этих чувств не одобряла
                  И не хвалила, но царицын сан,
                  Ее лета, подарки - все смиряло
                  Злословие, как верный талисман.
                  Притом себя Инеса уверяла,
                  Что в климате таких холодных стран
                  Все чувства замирают в человеке,
                  Как тяжким льдом окопанные реки.

34

                  О, дайте сорок мне поповских сил
                  Прославить Лицемерие прекрасное, -
                  Я б гимны Добродетели трубил,
                  Как сонмы херувимов сладкогласные!
                  И в бабушкин рожок я б не забыл
                  Трубить хвалы: глуха была, несчастная,
                  А все внучат любила заставлять
                  Божественные книги ей читать.

35

                  В ней было лицемерия не много;
                  Всю жизнь она попасть мечтала в рай
                  И ревностно выплачивала богу
                  Свой маленький, но неизменный пай.
                  Расчет разумный, рассуждая строго"
                  Кто заслужил, тому и подавай!
                  Вильгельм Завоеватель без стесненья
                  Использовал сей принцип поощренья.

36

                  Он отобрал, не объяснив причин,
                  Обширные саксонские владенья
                  И роздал, как хороший господин,
                  Норманнам за усердное служенье.
                  Сия потеря сотен десятин
                  Несчастных саксов ввергла в разоренье,
                  Норманны, впрочем, на земле своей,
                  По счастью, понастроили церквей.

37

                  Жуан, как виды нежные растений,
                  Суровый климат плохо выносил
                  (Так не выносят короли творений.
                  Которые не Саути настрочил).
                  Быть может, в вихре зимних развлечений
                  На льду Невы о юге он грустил?
                  Быть может, забывая долг для страсти, -
                  Вздыхал о Красоте в объятьях Власти?

38

                  Быть может... Но к чему искать причину?
                  Уж если заведется червячок,
                  Он не щадит ни возраста, ни чина
                  И точит жизни радостный росток.
                  Так повар заставляет господина
                  Оплачивать счета в законный срок,
                  И возражать на это неуместно:
                  Ты кушал каждый день? Плати же честно!

39

                  Однажды он почувствовал с утра
                  Озноб и сильный жар. Царица, в горе,
                  Врача, который пользовал Петра,
                  К нему послала. С важностью во взоре,
                  К великому смятению двора,
                  Жуана осмотрев, сказал он вскоре,
                  Что частый пульс, и жар, и ломота
                  Внушают спасенья неспроста!

40

                  Пошли догадки, сплетни, обсужденья.
                  Иные на Потемкина кивали,
                  Его подозревая в отравленье;
                  Иные величаво толковали
                  О напряженье, переутомленье
                  И разные примеры называли;
                  Другие полагали, будто он
                  Кампанией последней утомлен.

41

                  Его лечили тщательно, по плану,
                  Микстурами заполнив пузырьки:
                  Пилюли, капли Ipecacuanhae,
                  Tincturae Sennae Haustus*, порошки...
                  Рецепты у постели Дон-Жуана
                  Звучали, как латинские стихи:
                  Bolus Potass