Увидев дом, был, несомненно, рад,
                  Хотя не отдавал себе отчета
                  В движеньях сердца. Был он грубоват,
                  Но проявлял нежнейшую заботу
                  О дочери, хотя глагол "любить"
                  Не смог бы как философ объяснить.

27

                  Он увидал густую зелень сада
                  И дом красивый, солнцем залитой,
                  Родных дерев тенистую прохладу,
                  Цветущую веселой суетой,
                  Оружья блеск и яркие наряды,
                  Как бабочки, сверкали пестротой;
                  Он услыхал ручья веселый лепет,
                  И дальний лай собак, и листьев трепет.

28

                  Но скоро озадачило его
                  Небудничное это оживленье:
                  Из рощи доносилось до него
                  Веселое пиликанье и пенье.
                  Еще не понимая ничего,
                  Он слушал, подавляя удивленье,
                  Гитары, барабан и - громче всех -
                  Столь непривычный на Востоке смех.

29

                  Спустившись по тропинке до ограды,
                  Пират раздвинул заросли кустов
                  И увидал цветистые наряды
                  Веселых, разгулявшихся рабов
                  Как дервиши, кружились до упаду
                  Гуляки наподобие волчков
                  В пиррическом неукротимом танце,
                  Которым увлекаются левантцы.

30

                  Как будто нить жемчужин дорогих,
                  Гречанки в хороводе танцевали;
                  Волнами кудри шелковые их
                  На мраморные плечи ниспадали
                  (Способные с десяток молодых
                  Поэтов обольстить); они порхали
                  Под пение подруги молодой,
                  Ей как бы вторя в пляске хоровой.

31

                  Вокруг подносов гости остальные
                  Сидели, ноги под себя поджав,
                  Потягивая вина дорогие
                  И кушая отличнейший пилав,
                  Гранаты, апельсины наливные,
                  Живой десерт приветливых дубрав,
                  Изнеженной потворствовали лени,
                  Свисая с веток прямо на колени.

32

                  Рога барана, белого как снег,
                  Ребята разукрасили венками;
                  Овечий патриарх - предмет утех -
                  Покорно наклоненными рогами
                  Бодался как бы в шутку Детский смех
                  Звенел вокруг. Спокойными шагами
                  Он шел за детворой, как чинный друг,
                  И, как ягненок, ел из детских рук!

33

                  Их нежных лиц веселое пыланье,
                  Горячий чистый блеск их черных глаз,
                  Их грации живой очарованье
                  Невольно поразило бы и вас!
                  Невинные счастливые созданья
                  Заставили б философа не раз
                  Вздохнуть о том, что и они с годами
                  Состарятся, - увы! - как все мы с вами.

34

                  Какой - то карлик бойко толковал
                  Кружку седых курильщиков почтенных
                  О чудесах завороженных скал,
                  О тайниках и кладах драгоценных,
                  О том, каких волшебниц он встречал -
                  Супругов превращающих мгновенно
                  В рогатый скот (хотя такой рассказ
                  Не удивил бы никого из нас!)

35

                  Ну, словом, все земные развлеченья,
                  Приятные для уха и для глаза, -
                  Вино и танцы, музыка и пенье,
                  Веселые персидские рассказы, -
                  Все было там; но с чувством отвращенья
                  Взирал на них пират: он понял сразу,
                  Что отощает в самый краткий срок
                  От этакого пира кошелек.

36

                  О боги! Как ничтожен человек!
                  Какие беды смертных поджидают!
                  Счастливейшим за весь железный век
                  Денечек золотой перепадает!
                  Все наслажденья переходят в грех
                  И, как сирены, в бездну увлекают,
                  Пират пришел и пировавших пыл,
                  Как одеялом пламя, потушил.

37

                  Старик не тратил слов и не терялся:
                  Желая дочь приездом удивить,
                  Тайком поближе к дому он подкрался,
                  Дабы врасплох пирующих накрыть!
                  Стоял он долго молча и старался
                  Все высмотреть, понять и оценить
                  И удивлялся дочери желанию
                  Собрать такую шумную компанию.

38

                  Не ведал он, что слух прошел о том,
                  Как будто он погиб, - и три недели
                  Был в трауре его унылый дом.
                  (Все люди лгут, и лгут без всякой цели -
                  В особенности греки.) Но потом
                  Все лица оживились, посвежели,
                  Гайдэ забыла слезы, расцвела
                  И как хозяйка дело повела.

39

                  Отсюда - танцы, музыка, похмелье,
                  И рис, и мясо, и обилье вин,
                  Прислуги праздной пьяное безделье,
                  Какого старый строгий господин
                  Не допустил бы; буйное веселье
                  И женщин охватило и мужчин,
                  Кипела жизнь, хотя Гайдэ сначала
                  Все время только страсти посвящала.

40

                  Вам кажется, читатели, что он
                  Вспылил при виде праздничной оравы?
                  Что был он справедливо возмущен?
                  Вы, верно, ожидаете по праву,
                  Что был и кнут и карцер применен,
                  Что учинил он грозную расправу
                  И все penchants* пиратские свои
                  По-царски проявил в кругу семьи?

                  {* Наклонности (франц.).}

41

                  Но вы ошиблись: Ламбро отличался
                  От озорных любителей разбоя -
                  Как джентльмен, пристойно он держался
                  И мог, как дипломат, владеть собою.
                  Мне жаль, что он чрезмерно увлекался
                  Опасностями, риском и борьбою:
                  Вращаясь в высшем свете, был бы он
                  Всеобщим уваженьем окружен.

42

                  Он подошел к пирующей компании
                  И по плечу любезно потрепал
                  Ближайшего - и выразил желание
                  Узнать, куда он, собственно, попал
                  И в честь чего такое ликование?
                  Но грек уже совсем не понимал
                  Простейших слов и, весело кивая,
                  Смеялся, новый кубок наливая.

43

                  Мотнув отяжелевшей головой,
                  Он протянул бокал с улыбкой пьяной
                  И молвил: "Я пустою болтовней
                  Не занимаюсь! Наливай стаканы!"
                  Второй сказал, икая: "Пей и пой!
                  Хозяин умер - я грустить не стану!
                  Спроси-ка у хозяйки, милый мой,
                  Кто новый наш хозяин молодой!"

44

                  Гуляки, по случайности, не знали,
                  С кем говорили. Ламбро побледнел,
                  Его глаза зловеще засверкали,
                  Но он порывом гнева овладел;
                  Он попросил, чтоб гости рассказали,
                  Откуда сей наследник залетел,
                  Каких он лет и званья - этот самый
                  Смельчак - и сделал ли Гайдэ он дамой.

45

                  "Не знаю я, - рассказчик отвечал, -
                  Откуда он - да мне какое дело?
                  Таким вином никто не угощал,
                  И жирен этот гусь - ручаюсь смело!
                  Ты лучше бы соседа поспрошал:
                  Он сплетничает бойко и умело
                  И, болтовню с приятелем любя,
                  Послушает охотно сам себя!"

46

                  Мой Ламбро проявил (судите сами)
                  И сдержанность, и редкое терпенье:
                  С французскими он мог бы образцами
                  Воспитанности выдержать сравненье.
                  Скорбя душою и скрипя зубами,
                  Выслушивал он глупое глумленье
                  Обжор и пьяниц, за его столом
                  Его же перепившихся вином.

47

                  А если человек повелевает
                  Покорными и судьбы их вершит,
                  Заковывает в цепи, убивает
                  И даже взором подданных страшит,
                  То сдержанность его нас удивляет,
                  Коль самого себя он усмирит;
                  Но, усмирив, он гвельфу уподобится
                  И права править смертными сподобится!

48

                  И наш пират имел горячий нрав,
                  Но, будучи в серьезном настроенье,
                  Умел, как притаившийся удав,
                  Готовить на добычу нападенье.
                  Не делал он, терпенье потеряв,
                  Ни одного поспешного движенья;
                  Но если раз удар он наносил, -
                  Второй удар уже не нужен был!

49

                  Расспросы прекратив, томимый думой,
                  Тропинкой потайной прошел он в дом:
                  Среди веселья общего и шума
                  Совсем никто не вспоминал о нем.
                  Была ль еще в душе его угрюмой
                  Любовь к Гайдэ - не нам судить о том,
                  Но мертвецу, вернувшемуся к жизни,
                  Не по себе на столь веселой тризне.

50

                  Когда бы воскресали мертвецы
                  (Что, бог даст, никогда не приключится),
                  Когда бы все супруги и отцы
                  Могли к своим пенатам возвратиться,
                  Вы все - неуловимые лжецы,
                  Умеющие в траур облачиться
                  И плакать над могилами - увы! -
                  От воскресений плакали бы вы.

51

                  Вошел он в дом, уже ему чужой.
                  Невыносимо скорбное мгновенье!
                  Переживать больнее час такой
                  Для каждого, чем смерти приближенье.
                  Очаг могилой сделался глухой,
                  Погасло все - желанья, впечатленья,
                  Надежды, чувства, страсти дней былых,
                  И грустно видеть серый пепел их.

52

                  Он в дом вошел бездомный и унылый
                  (Без любящего сердца дома нет!),
                  И вспомнил он, как на краю могилы,
                  Все радостные дни минувших лет:
                  Здесь солнце счастья некогда светило,
                  Здесь милый взор и радостный привет
                  Невинной нежной дочери когда - то
                  Ласкали чувства старого пирата...

53

                  Характером он был немного дик,
                  Но вежлив и приятен в обращенье,
                  Весьма умерен в прихотях своих;
                  В одежде, в пище, даже в поведенье,
                  Умел он быть отважным в нужный миг
                  И выносить суровые лишенья, -
                  И, чтоб рабом в стране рабов не стать,
                  Решил он сам других порабощать.

54

                  Любовь к наживе и привычка к власти,
                  Суровые опасности войны,
                  Морские бури, грозные напасти,
                  С которыми они сопряжены,
                  В нем развили наклонности и страсти
                  Такие, что обидчикам страшны.
                  Он был хорошим другом, но, понятно,
                  Знакомство с ним могло быть неприятно!

55

                  Эллады гордый дух таился в нем:
                  С героями Колхиды несравненной
                  Он мог бы плыть за золотым руном,
                  Бесстрашный, беззаботный, дерзновенный.
                  Он был строптив и выносил с трудом
                  Позор отчизны попранной, презренной
                  И скорбной. Человечеству в укор
                  Он вымещал на всех ее позор.

56

                  Но ионийской тонкостью взыскательной
                  Его прекрасный климат наделил -
                  Он как - то поневоле, бессознательно
                  Картины, танцы, музыку любил,
                  Он комнаты украсил очень тщательно
                  И тайную отраду находил
                  В прозрачности ручья, в цветах и травах
                  И в прелестях природы величавых.

57

                  Но лучшие наклонности его
                  В любви к прекрасной дочери, сказались;
                  Они в душе пирата моего
                  С ужасными делами сочетались
                  Без этих чувств, пожалуй, ничего
                  В нем не было гуманного: остались
                  Одни лишь злые страсти - в гневе он
                  Был, как Циклоп, безумьем ослеплен.

58

                  Всегда страшна для пастуха и стада
                  Тигрица, потерявшая тигрят;
                  Ужасны моря пенные громады,
                  Когда они бушуют и гремят,
                  Но этот гнев о мощные преграды
                  Скорее разобьет свой шумный ад,
                  Чем гнев отца - немой, глубокий, черный,
                  Из всех страстей особенно упорный.

59

                  Мы знаем: легкомыслие детей -
                  Удел всеобщий, но удел печальный, -
                  Детей, в которых утро наших дней
                  На склоне лет мечтой сентиментальной
                  Мы любим воскрешать, когда грустней
                  Нас греет солнце ласкою прощальной,
                  А дети беззаботно каждый раз
                  В кругу болезней оставляют нас!

60

                  Но мне по сердцу мирная картина:
                  Семья, здоровьем пышущая мать
                  (Когда дочурку кормишь или сына,
                  При этом нежелательно тощать),
                  Люблю я у горящего камина
                  Румяных ангелочков наблюдать
                  И дочерей вокруг приятной леди,
                  Как около червонца - кучку меди!

61

                  Старик вошел в калитку, постоял,
                  Не узнанный никем, у двери зала;
                  Под равномерный шорох опахал
                  Чета счастливцев юных пировала,
                  И серебро, и жемчуг, и коралл,
                  И бирюза посуду украшала,
                  А на столы причудливой резьбы
                  Златые чаши ставили рабы.

62

                  Обед необычайный и обильный
                  Из сотни блюд различных состоял
                  (Пред ними б даже самый щепетильный
                  И тонкий сибарит не устоял!).
                  Там - суп шафранный, там и хлеб ванильный,
                  И сладостный шербет благоухал,
                  Там были поросята, и ягнята,
                  И виноград, и сочные гранаты!

63

                  В хрустальных вазах розовели там
                  Плоды и очень пряные печенья,
                  Там кофе подавали всем гостям
                  В китайских тонких чашках (украшенья
                  Из тонкой филиграни по краям
                  Спасали от ожогов), к сожаленью -
                  Отнюдь не по рецепту англичан, -
                  Был в этом кофе мускус и шафран.

64

                  Цветные ткани стены украшали;
                  По бархату расшитые шелками,
                  Цветы на них гирляндами лежали,
                  И золото широкими лучами
                  Блистало по бордюру, где сияли
                  Лазурно - бирюзовыми словами
                  Отрывки гладью вышитых стихов
                  Персидских моралистов и певцов.

65

                  Повсюду, по обычаю Востока,
                  Такие изреченья по стенам
                  О "суете сует" и "воле рока"
                  В веселый час напоминают нам,
                  Как Валтасару - грозный глас пророка,
                  Как черепа - Мемфису: мудрецам
                  Внимают все, но голос наслажденья
                  Всегда сильней разумного сужденья!

66

                  Раскаяньем охваченный порок,
                  Поэт унылый, спившийся с досады,
                  Ударом пораженный старичок,
                  Просящий у всевышнего пощады,
                  Красавица в чахотке - вот урок
                  Превратности судьбы, но думать надо,
                  Что глупое обжорство не вредней
                  Вина, любви и буйных кутежей.

67

                  На шелковом узорчатом диване
                  Покоились Гайдэ и Дон-Жуан.
                  Как величавый трон, на первом плане
                  Две трети помещенья сей диван
                  Роскошно занимал; цветные ткани
                  Пылали, как пунцовый океан,
                  И солнца диск лучами золотыми
                  Сиял, шелками вышитый, над ними.

68

                  Ковров персидских пестрые цветы
                  И яркие индийские циновки,
                  Фарфор и мрамор редкой красоты
                  Усугубляли роскошь обстановки;
                  Газели, кошки, карлики, шуты
                  Пускали в ход лукавые уловки,
                  Чтоб одобренье сильных заслужить
                  И лакомый кусочек получить!

69

                  Там зеркала огромные сияли
                  И столики с узором дорогим
                  Из кости, перламутра и эмали,
                  Бордюром окаймленные витым;
                  Они узором редкостным блистали
                  Из черепахи с золотом литым,
                  И украшали их весьма картинно
                  Шербет во льду и редкостные вина.

70

                  Но я займусь моей Гайдэ: она
                  Носила две джеллики - голубую
                  И желтую; вздымалась, как волна,
                  Сорочка, грудь скрывая молодую:
                  Как в облаках прекрасная луна,
                  Она фату накинула цветную,
                  И украшал жемчужин крупных ряд
                  Пунцово-золотой ее наряд.

71

                  На мраморных руках ее блистали
                  Широкие браслеты без замка,
                  Столь гибкие, что руки облегали
                  Свободно и упруго, как шелка,
                  Расстаться с ними как бы не желали,
                  Сжимая их любовно и слегка;
                  Металл чистейший на нежнейшей коже
                  Казался и прекрасней и дороже.

72

                  Как подобает дочери владык,
                  Гайдэ на ноги тоже надевала
                  Браслеты; на кудрях ее густых
                  Блистали звезды; складки покрывала
                  Застежка из жемчужин дорогих
                  На поясе под грудью закрепляла;
                  Атлас ее шальвар, пурпурно-ал,
                  Прелестнейшую ножку обвивал.

73

                  Ее волос каштановые волны -
                  Природный и прелестнейший наряд -
                  Спускались до земли, как позлащенный
                  Лучом зари альпийский водопад;
                  Но локон, сеткой шелковой стесненный,
                  Порою трепетал, свободе рад,
                  Когда ее лицо, как опахало,
                  Дыханье ветра вешнего ласкало.

74

                  Она несла с собою жизнь и свет,
                  Прекрасна, как невинная Психея -
                  Небесной чистотой счастливых лет
                  Она цвела, как юная