Меж тем старик, на вид немного странный,
                  Из тех, кого прозвали "третий пол",
                  Разглядывая пристально Жуана,
                  К приятелям вплотную подошел.
                  Так на чужих коней глядят цыганы,
                  Портной - на ткани, на овцу - орел,
                  Служители тюрьмы - на арестанта,
                  На деньги - ростовщик, на женщин - франты.

27

                  Нет, на рабов глядят еще смелей!
                  Себе подобных покупать отрадно.
                  Но если приглядеться почестней -
                  И Власть, и Красота до денег жадны
                  И нет непродающихся людей:
                  Наличный счет - хозяин беспощадный!
                  Всяк получает за своя грешки -
                  Иной короны, а иной пинки.

28

                  Но евнух их рассматривал недаром
                  И, наконец, прицениваться стал
                  Барышник торговался с истым жаром,
                  Божился, клялся, в сторону плевал
                  И цену набивал своим товарам,
                  Как будто бы скотину продавал.
                  Процесс торговли далеко не всякий
                  Сумел бы отличить от буйной драки.

29

                  Но скоро крики перешли в ворчанье,
                  И спорщики достали кошельки,
                  И серебра приятное журчанье
                  Плеснуло звоном на ладонь руки.
                  Монеты были разного названья,
                  И долго их считали старики.
                  И вот, закончив сделку аккуратно,
                  Купец ушел - обедать, вероятно.

30

                  Не знаю, как и сколько кушал он
                  И каково его пищеваренье,
                  Я думаю, он мог бы быть смущен,
                  Продав себе подобных Без сомненья,
                  Любой из нас бывает удручен,
                  Когда в желудке чувствует стесненье,
                  Пожалуй, это самый худший час
                  Из всех, какими сутки мучат нас!

31

                  Вольтер не соглашается со мною:
                  Он заявляет, что его Кандид,
                  Покушав, примиряется с судьбою
                  И на людей по-новому глядит.
                  Но кто не пьян и не рожден свиньею -
                  Того пищеваренье тяготит,
                  В том крови учащенное биенье
                  Рождает боль, тревогу и сомненья.

32

                  И правильно сказал Филиппов сын,
                  Великий Александр, что акт питанья,
                  Над коим человек не господин,
                  В нас укрепляет смертности сознанье.
                  Духовностью гордиться нет причин,
                  Когда рождают радость и страданье
                  Какой - то суп, говядины кусок -
                  Желудочный в конечном счете сок!

33

                  На той неделе - в пятницу как раз -
                  Я собирался выйти на прогулку.
                  Я шляпу взял. Уж был девятый час.
                  Вдруг за окном раскатисто и гулко
                  Раздался выстрел. Выбежав тотчас,
                  Я тут же, в двух шагах от переулка,
                  Равенны коменданта увидал,
                  Убитого, наверно, наповал.

34

                  Пять пуль его, беднягу, уложили;
                  За что - теперь уж поздно толковать!
                  Я слуг позвал. Они его втащили
                  Ко мне и положили на кровать.
                  Но я напрасно не щадил усилий:
                  Убитый начинал уж остывать.
                  Жизнь кончилась довольно глупой дракой
                  С каким - то итальянским забиякой!

35

                  Я знал его при жизни и глядел
                  В раздумье на лицо его немое:
                  Я видывал десятки мертвых тел,
                  Но не встречал подобного покоя.
                  Он словно бы заснул, устав от дел,
                  С закинутою навзничь головою.
                  И мне казалась бледность мертвеца
                  Лишь бледностью усталого лица.

36

                  "Так это смерть? Но что ж она такое?
                  Скажи мне!" Он молчит! "Ответь!" Молчит!
                  Еще вчера он выглядел героем,
                  Имел хороший вид и аппетит,
                  Его команды слово громовое
                  В ушах солдата все еще звучит, -
                  А завтра он предстанет батальонам
                  При гуле барабанов похоронном!

37

                  Вот на него внимательно глядят
                  Те, кто еще вчера его боялся;
                  Они еще поверить не хотят,
                  Что командир от власти отказался.
                  Хороший офицер, храбрец и хват,
                  За Бонапарта смело он сражался,
                  И вот на грязной улице убит
                  И, словно бык зарезанный, лежит.

38

                  Былые затянувшиеся раны
                  И кровь его последних, свежих ран
                  На мертвом теле выглядели странно, -
                  Я все стоял, раздумьем обуян.
                  До самой смерти я не перестану
                  Допрашивать усопших! Но туман
                  Непроницаем, неподвижно - серый, -
                  И для сомнений наших, и для веры.

39

                  Выл человек, и нет его - смотри!
                  Что жизненный процесс остановило?
                  Какого - то свинца кусочка три.
                  Вода, земля, огонь, любая сила -
                  Все разуму подвластно! Мы - цари!
                  Не плохо нас природа защитила:
                  Любое вещество не то что в час -
                  В одно мгновенье истребляет нас.

40

                  Но где ж мои герои? Евнух черный
                  Их погрузил в каик, уселся сам,
                  Гребцы взмахнули веслами проворно,
                  И лодка полетела по волнам.
                  Как узники, бесчувственно - покорны,
                  Друзья молчали. Негр велел гребцам
                  Причалить у стены глухой и сонной,
                  Рядами кипарисов осененной.

41

                  Угрюмый негр в калитку постучал,
                  Железная калитка отворилась,
                  Он дал им знак идти я зашагал.
                  Тропинка чуть заметная змеилась
                  Сквозь заросли густые. Негр молчал.
                  Ночная мгла давно уже спустилась,
                  И по такому странному пути
                  Лишь ощупью могли они идти.

42

                  Для чащи экзотических растении -
                  Жасминов, лавров, пальм et cetera -
                  Я мог бы вам придумать тьму сравнений;
                  Но нынче много этого добра
                  Разводят в парниках своих творении
                  Поставщики базара и двора, -
                  А все затем, что одному поэту
                  Пришла причуда странствовать по свету!

43

                  И вот в глубокой мгле и тишине
                  Возникла мысль у моего героя
                  (Она могла прийти и вам и мне!):
                  "Старик, наверно, слаб, а нас - то двое!
                  Мы можем безнаказанно вполне
                  Освободиться от его конвоя..."
                  "Пристукнем негра!" - другу он шепнул
                  И даже руку было протянул.

44

                  "Да, - отвечал британец, - а потом?
                  Подумайте: ведь если вас поймают,
                  Нас освежуют попросту живьем!
                  Варфоломея участь не прельщает
                  Меня ни в коей мере. И притом
                  Я голоден. Желудок мой страдает,
                  И за бифштекс охотно, как Исав,
                  Я откажусь от первородных прав.

45

                  Мы, верно, очень близко от жилья -
                  Старик идет спокойно и бесстрастно;
                  Он знает, что вокруг - его друзья
                  И что тропинка эта безопасна!
                  Догадка подтверждается моя:
                  Вы видите на небе отблеск красный?
                  Мы повернули вправо наконец.
                  Черт побери! Смотрите-ка - дворец!"

46

                  И в самом деле - ярко освещенный,
                  Глазам моих друзей предстал дворец,
                  Причудливый, цветистый, золоченый,
                  Безвкусицы турецкой образец.
                  Родник искусств Эллады угнетенной
                  В чужих руках, увы, иссяк вконец:
                  Раскраска вилл на берегу Бесфора
                  Напоминает ширмы или шторы!

47

                  Подливок и пилава аромат
                  Их оживлял по мере приближенья.
                  Хорошему жаркому всякий рад,
                  И моего героя настроенье
                  Исправилось. Участливый собрат
                  Ему шепнул: "Оставьте все сомненья!
                  Поужинаем плотно, а потом
                  О вылазке подумаем вдвоем!"

48

                  Тот действует на чувство, тот - на страсти,
                  Порою даже доводы умны,
                  Иному нужен кнут, иному - сласти,
                  Иному даже правила нужны;
                  Но я чужой не подчиняюсь власти:
                  Рассудку рассужденья не страшны!
                  К тому же и ораторы, признаться,
                  Никак не могут кратко выражаться.

49

                  Но я не собираюсь отрицать,
                  Что сила слова, красоты и лести,
                  Как сила денег, может возбуждать
                  Все чувства - от предательства до чести.
                  Но что способно так объединять
                  Все ощущенья радостные вместе,
                  Как звонкий гонг, который в должный час
                  К принятью пищи приглашает нас?

50

                  У турок для обеденного часа
                  Ни гонга, ни звонков, понятно, нет,
                  Поклоны слуг по правилам танцкласса
                  Не возвещают, что несут обед,
                  Но, чуя запах жареного мяса,
                  Жуан и друг его узрели свет
                  И сразу огляделись деловито
                  В пророческом экстазе аппетита.

51

                  Итак, пока решив не бунтовать,
                  Они за негром поспешили смело.
                  Не знал он, что недавно, так сказать,
                  На волоске судьба его висела.
                  Он им велел немного подождать;
                  Большая дверь на петлях заскрипела,
                  И взору их торжественно предстал
                  Во всем восточном блеске пышный зал.

52

                  Я был когда - то мастер описаний,
                  Но в наши дни - увы! - любой болван
                  Отягощает публики вниманье
                  Красотами природы жарких стран.
                  Ему - восторг, издателю - страданье,
                  Природе ж все равно, в какой роман,
                  Путеводитель, стансы и сонеты
                  Ее вгоняют чахлые поэты.

53

                  Халатами пестрел огромный зал.
                  Кто занят был беседою с друзьями,
                  Кто собственное платье созерцал,
                  Кто попросту размахивал руками,
                  Кто трубку драгоценную сосал
                  И любовался дыма завитками,
                  Кто в шахматы играл, а кто зевал,
                  А кто стаканчик рома допивал.

54

                  На евнуха и купленную пару
                  Гяуров поглядели стороной
                  Гулявшие как будто по бульвару
                  Беспечные лентяи. Так иной,
                  Рассеянно блуждая по базару,
                  Увидя жеребца, его ценой
                  Рассеянно займется на мгновенье,
                  Не придавая этому значенья.

55

                  Они, однако, миновали зал
                  И много комнат маленьких и странных.
                  В одной из них печально бормотал
                  Фонтан, забытый в сумерках туманных
                  И женский взор внимательный блистал
                  Из-за дверей узорно - филигранных,
                  Настойчиво допрашивая тьму:
                  Кого ведут" Куда? И почему?

56

                  Роскошные, но тусклые лампады
                  Над арками причудливых дверей
                  Неясно освещали анфилады
                  Высоких золоченых галерей
                  В вечерний час для сердца и для взгляда
                  Нет ничего грустней и тяжелей,
                  Чем пышного безлюдного покоя
                  Молчанье неподвижно - роковое.

57

                  Кому бывать случалось одному
                  В лесу, в толпе, в пустыне, в океане -
                  В великом одиночестве, - тому
                  Понятно все его очарованье.
                  Но кто знавал немую полутьму
                  Пустых, огромных, величавых зданий,
                  Тот знает, что на камне хладных плит
                  Походка смерти явственно звучит.

58

                  Спокойный час домашнего досуга,
                  Вино, закуска, славный аппетит,
                  Камин и книга, друг или подруга -
                  Вот все, чем англичанин дорожит;
                  В осенний вечер от такого круга
                  И рампы блеск его не отвратит.
                  Но я по вечерам в пустынном зале
                  Брожу один и предаюсь печали!

59

                  Великое творя, мы подтверждаем
                  Ничтожество свое: огромный храм
                  Стоит века, но зодчих мы не знаем,
                  Бессмертным воскуряя фимиам
                  Гробницы мы и домы воздвигаем
                  Вотще с тех пор, как согрешил Адам,
                  И оставляем все - таки преданье
                  О Вавилонской башне без вниманья!

60

                  Нас Вавилон пленяет до сих пор:
                  Там роскошь небывалая дарила.
                  Там царь варев Навуходоносор
                  Травой питался, Святость Даниила
                  Там усмиряла львов, умильный взор
                  Там на Пирама Фисба обратила;
                  Там, совершая громкие дела,
                  Семирамида славная жила!

61

                  Историки царицу упрекали
                  В неблаговидной нежности к коню.
                  Конечно, чудеса всегда бывали,
                  Но все же я историков виню;
                  Не конюха ль они предполагали?
                  Пресечь ошибку надо на корню.
                  А впрочем, прихоти не знают меры
                  Любовь впадает в ереси, как вера!

62

                  Скептические люди в наши дни
                  Твердят упрямо, но довольно вяло,
                  Что это все побасенки одни,
                  Что Вавилона вовсе не бывало.
                  Евреям верить не хотят они,
                  Но им евреи тоже верят мало.
                  Однако ведь нашел же Клавдий Рич
                  На месте Вавилона свой кирпич!

63


                  Прекрасными и краткими стихами
                  Гораций хорошо изобразил,
                  Что строящие забывают сами
                  О беспощадной близости могил.
                  Мы все идем различными путями,
                  Но цель одну нам рок определил:
                  Что "at sepulchri immemor struts domos"* -
                  Могила ожидает за углом нас!

                  {* "И, забыв о могиле, строишь дома" (лат.).}

64

                  Но вот они пришли в покой пустынный,
                  Дивясь его роскошной пестроте.
                  Казалось, ткани, вазы и картины
                  Соперничали в редкой красоте;
                  Все, чем искусство тешит господина,
                  Покорное причуде и мечте,
                  Все было здесь - самой природы сила
                  Здесь ремесла искусству уступила.

65

                  Здесь было все, что смертному дано:
                  Диваны драгоценные такие,
                  Что сесть на них, казалось бы, грешно;
                  Ковры необычайно дорогие,
                  Сверкавшие, как сказочное дно,
                  Где ярко блещут рыбки золотые;
                  Чтоб чудную их ткань не повредить,
                  По ним бы надо плыть, а не ходить.

66

                  Сапог ступать не смел и не хотел
                  На эти звезды, луны и растенья,
                  Но равнодушный евнух не глядел
                  На роскошь, причинявшую волненье
                  Моим друзьям. Он молча повертел
                  Какой - то ключик в темном углубленье
                  И, дверцу потянув что было сил,
                  Глубокий шкаф пред ними отворил.

67

                  И в глубине явилось их очам
                  Роскошное скопленье одеяний,
                  Какие, сообразно должностям
                  И положенью, носят мусульмане.
                  Отличный гардероб, скажу я вам, -
                  Великолепный выбор пестрых тканей:
                  Но негр вопрос заранее решил
                  И перед бриттом платье положил.

68

                  Тот мог и облачиться и обуться:
                  Он получил роскошные штаны,
                  Которые не лопнут, не протрутся
                  Из-за своей восточной ширины,
                  И туфли, в коих трудно не споткнуться;
                  Кафтан, кинжал значительной цены -
                  Все прелести надменного эфенди,
                  Турецкого изысканного денди!

69

                  Пока он эти вещи надевал,
                  Его приятель новый, негр Баба,
                  Обоим намекал и пояснял,
                  Что в Турцию их привела судьба;
                  Что тот, кто упираться бы не стал,
                  Мог избежать бы участи раба,
                  Себе открыв дорогу к процветанью
                  При помощи обряда обрезанья!

70

                  Он намекнул, что был бы очень рад
                  Их видеть правоверными. Понятно,
                  Их не заставят совершить обряд;
                  Но прозелиты, очень вероятно,
                  Высоких удостоятся наград.
                  В ответ британец молвил деликатно,
                  Что чтит он сам, как все мы чтить должны,
                  Обычаи столь праведной страны.

71

                  "Подобное решенье, - он сказал, -
                  Серьезно, и его обдумать надо.
                  Я, впрочем, никогда не порицал
                  Столь древнего почтенного обряда,
                  И, может быть..." Но тут его прервал
                  Жуан, метавший пламенные взгляды;
                  "Нет, нет! Уж за себя я постою!
                  Скорей отрежут голову мою!

72

                  Я сам отрежу тысячи голов..."
                  "Позвольте мне, - заметил англичанин, -
                  Хотя бы досказать десяток слов:
                  Сэр, добрый ваш совет немного странен,
                  Однако я принять его готов...
                  Но в данный миг мой разум затуманен;
                  Поужинав, я обещаю вам,
                  Что свой ответ немедля передам!"

73

                  Затем спокойно негр неторопливый
                  Перед Жуаном платье положил,
                  Достойное принцессы, но строптивый
                  Жуан не склонен к маскараду был.
                  Ногою христианской, горделивой
                  Он сей наряд с презреньем отстранил.
                  Когда же негр велел поторопиться,
                  Он