Казаки тщетно напрягали силы
                  И все легли, как скошенные, в ряд.
                  Но, впрочем, груда трупов послужила
                  Отличной лестницей, и, говорят,
                  По трупам тем Есуцкого колонны
                  Прошли успешно в город побежденный.

77

                  Сей храбрый муж всех турок убивал
                  Ретиво, но и сам в пылу сраженья
                  Под саблю мусульманскую попал.
                  Всех турок обуяла жажда мщенья.
                  Кто больше в этой схватке потерял,
                  Я не решаюсь высказать сужденье;
                  Оплачивался жизнью каждый шаг,
                  И уступал врагу лишь мертвый враг.

78

                  Вторая наступавшая колонна
                  Не меньше пострадала, нужно знать,
                  Что пред атакой доблестной патроны
                  Не следует солдатам выдавать.
                  Любой солдат, патронами снабженный,
                  К штыку обычно медлит прибегать,
                  Укрытья ищет, держится несмело
                  И по врагу стреляет без прицела.

79

                  На выручку героев подбежал
                  Еще отряд Мекнопа-генерала
                  (Хоть сам-то генерал уже лежал
                  Недалеко от вражеского вала).
                  Никто из смельчаков не замечал,
                  Что смерть на бастионе бушевала:
                  Там сераскир отчаянный засел
                  И ни за что сдаваться не хотел.

80

                  Пощаду, с разрешенья командира,
                  Ему Жуан охотно обещал;
                  Но слов таких не знают сераскиры:
                  Отважный турок их не понимал.
                  С гяурами не признавая мира,
                  Как правоверный, он бесстрашно пал.
                  Один моряк британский попытайся
                  Забрать его живьем, но сам попался.

81

                  Спокойно турок поднял пистолет
                  И уложил противника на месте -
                  Короткий, но внушительный ответ.
                  Тут и свинец и сталь, во имя чести
                  Употребляемые сотни лет,
                  Над смельчаком свершили дело мести"
                  Он умер от четырнадцати ран,
                  А с ним еще пять тысяч мусульман.

82

                  Да, город пал, не уступив ни шагу
                  Ценой дешевой. Каждая стена
                  Оборонялась с дерзостной отвагой.
                  Не только Смерть была утомлена,
                  Напившись допьяна кровавой брагой, -
                  В самой природе, кажется, война,
                  Как в разогретой зноем почве Нила,
                  Чудовищные формы породила.

83

                  Какой-то русский офицер спешил
                  По грудам тел, и вдруг его зубами
                  За пятку кто-то яростно схватил,
                  Как змей, что Еву наградил грехами.
                  Ругался офицер и волком выл,
                  На помощь звал и бил врага ногами -
                  Вцепились зубы в жертву хваткой злой,
                  Как сатана в наш бедный род людской.

84

                  Какой-то умирающий, почуя
                  Пяту врага, тотчас ее схватил
                  И, в изуверской радости ликуя,
                  Две челюсти свои соединил
                  На мякоти, которую зову я
                  Твоим достойным именем, Ахилл,
                  И с тем и умер, на ноге героя
                  Отрубленной поникнув головою.

85

                  И говорят (хоть тут легко солгать),
                  Что офицер хромым потом остался,
                  Поскольку турок челюсти разжать
                  И после смерти даже отказался.
                  Хирурга ли должны мы обвинять,
                  Который этим делом занимался,
                  Иль яростные зубы мертвеца,
                  Державшие добычу до конца?

86

                  Но факт есть факт, и дело только в этом
                  (Я вымыслов не стал бы излагать);
                  Особо я советую поэтам
                  В поэмах измышлений избегать,
                  Следить за каждой рифмой и куплетом
                  И, - что и в прозе следует, - не лгать.
                  Поэты любят ложь, как сахар дети,
                  И попадают в дьявольские сети.

87

                  Да, город пал, но он не сдался - нет!
                  Никто из мусульман не отдал шпаги!
                  Вода Дуная изменила цвет
                  От крови их, но, верные присяге,
                  Они врагу упорному в ответ
                  Являли чудо воинской отваги,
                  И, право, побежденных каждый стон
                  Был стоном победивших повторен!

88

                  Штыки кололи, сабли рассекали,
                  Людей рубили с маху, как дрова,
                  Тела убитых почву устилали,
                  Как осенью опавшая листва,
                  И, как осенний ветер, завывали
                  Оставшиеся жить. Почти мертва
                  Была твердыня, но, теряя силы,
                  Как подсеченный дуб, - еще грозила.

89

                  Ужасна эта тема. Никогда
                  Не взял бы я столь страшного сюжета.
                  Существованье наше, господа, -
                  Обычно смена сумрака и света,
                  И трудно петь о сумраке всегда,
                  Хоть высшее достоинство поэта
                  Суметь изгнать и клевету и лесть
                  И мир изобразить таким, как есть!

90

                  Но добрый подвиг в море преступленья
                  (Употребляя фарисейский слог
                  И вычурно-пустые ухищренья
                  Любителей элегий и эклог)
                  Росою благодатной умиленья
                  Мне освежил октаву, видит бог,
                  Победным опаленную сраженьем,
                  Что эпос почитает украшеньем.

91

                  На бастионе среди бела дня
                  Валялись трупы женщин. Их застала
                  Врасплох бесчеловечная резня.
                  Они лежали грудой, как попало,
                  А девочка лет десяти, стеня,
                  По этим трупам ползая, рыдала
                  И призывала в ужасе родных,
                  Ища защиты от врагов у них.

92

                  Два казака огромных с пьяным гиком
                  Гонялись за ребенком. Ни с одним
                  Животным хищным, мерзостным и диким,
                  Мы человека-зверя не сравним.
                  Но в этом унижении великом
                  Кого мы справедливо обвиним?
                  Натуру их иль волю государя,
                  Которому нужны такие твари?

93

                  От ужаса совсем изнемогал
                  Ребенок и, под трупы подползая,
                  Спасенья и убежища искал,
                  Когда Жуан мой, мимо пробегая,
                  Увидел это. Что он тут сказал,
                  Я повторить при дамах не дерзаю,
                  Но то, что сделал он, на казаков
                  Подействовало лучше всяких слов.

94

                  Плечо он разрубил у одного,
                  А у другого ногу. Призывая
                  Чертей и санитара своего,
                  Солдаты убежали, завывая.
                  Остывший после подвига сего,
                  Мой Дон-Жуан, опасность сознавая,
                  Свою добычу за руку схватил
                  И от кровавой груды оттащил.

95

                  На личике несчастного созданья,
                  Смертельно бледном, яркой полосой
                  Горел багровый шрам - напоминанье,
                  Что смерть его затронула косой,
                  Когда сметала все до основанья.
                  Как птичка, оглушенная грозой,
                  Глаза раскрыв, от страха бездыханна,
                  Турчаночка взглянула на Жуана.

96

                  Одно мгновенье и она и он
                  В глаза друг другу пристально глядели,
                  И мои герой был сильно потрясен;
                  И боль, и гнев, и гордость овладели
                  Его душой. Ребенок был спасен;
                  Еще несмелой радостью блестели
                  Глаза на бледном личике; оно
                  Казалось изнутри освещено.

97

                  Но тут явился Джонсон. Не хочу я
                  Назвать его бесцеремонно Джеком:
                  Осаду городов живописуя,
                  Не спорю я с обычаем и с веком
                  Итак, явился Джонсон, негодуя:
                  "Жуан, Жуан! Да будь же человеком!
                  Я ставлю доллар и клянусь Москвой:
                  "Георгия" получим мы с тобой!

98

                  Ты слышал? Сераскира доконали,
                  Но держится последний бастион.
                  Там старого пашу атаковали;
                  Десятками убитых окружен,
                  Под грохот канонады, мне сказали,
                  Задумчиво покуривает он,
                  Как будто пуль и ядер завыванье
                  Он оставляет вовсе без вниманья.

99

                  Идем скорее!" - "Нет! - Жуан сказал. -
                  Я спас ребенка этого: смотри ты!
                  У смерти я ее отвоевал
                  И не смогу оставить без защиты!"
                  Британец головою покачал,
                  Потеребил свой галстук деловито:
                  "Ну что ж, ты прав! Ни слова не скажу!
                  Но как тут быть - ума не приложу!"

100

                  Жуан сказал: "Себя не пожалею,
                  Но не рискну ребенком!" - "Это можно! -
                  Ответил бритт немного веселее. -
                  Здесь жизни не жалеть совсем не сложно;
                  Но ты карьерой жертвуешь своею!"
                  "Пусть! - возразил Жуан неосторожно. -
                  За девочку в ответе был бы я:
                  Она ничья, а следственно - моя!"

101

                  "Да, - молвил Джонсон, - девочка прелестна,
                  Но мы не можем времени терять;
                  Приходится теперь, сознайся честно,
                  Меж славою и чувством выбирать,
                  Меж гордостью и жалостью. Нелестно
                  В подобный час от армии отстать!
                  Мне без тебя уйти чертовски трудно,
                  Но опоздать на приступ - безрассудно".

102

                  Британец друга искренне любил.
                  Сочувствуя упорству Дон-Жуана,
                  Он нескольких из роты отрядил
                  И отдал им ребенка под охрану,
                  Притом еще расстрелом пригрозил,
                  Коль с нею что случится. Утром рано
                  Доставить в штаб они ее должны
                  И будут хорошо награждены.

103

                  Он обещал им пятьдесят целковых
                  И полное участие в разделе
                  Полученной добычи. Это слово
                  Солдаты хорошо уразумели,
                  И вот мой Дон-Жуан помчался снова
                  Туда, где пушки яростно гремели.
                  Не все ль равно, добыча иль почет, -
                  Всегда героев выгода влечет.

104

                  Вот - суть побед и суть людских сердец
                  (По крайней мере девяти десятых).
                  Что думал бог - разумный их творец, -
                  Не нам судить, и мы не виноваты.
                  Но возвращаюсь к теме наконец.
                  Итак, в редуте, пламенем объятом,
                  Держался старый хан, неукротим,
                  И сыновья держались вместе с ним.

105

                  Пять сыновей (заслуга полигамии,
                  Отчизне поставляющей солдат
                  Десятками!) - такими сыновьями я
                  Гордиться вместе с ханом был бы рад.
                  Невольно вспоминаю о Приаме я!
                  Не верил старый хан, что город взят;
                  Седой, отважный, верный, стойкий воин,
                  Он, право, уваженья был достоин.

106

                  Никто к нему приблизиться не мог,
                  Но смерть героя трогает героя:
                  Он полу зверь, но он же полубог;
                  Преобладает все-таки второе.
                  Увидя, что противник изнемог,
                  Враги его жалели: ведь порою
                  Дикарь способен к жалости - весной
                  И дуб шумит приветливо листвой.

107

                  На предложенья сдаться старый хан
                  Косил сплеча с отвагой непреклонной
                  Вокруг себя десятки христиан,
                  Как шведский Карл, в Бендерах окруженный,
                  Не слыша пуль, не замечая ран.
                  Но русские в борьбе ожесточенной
                  В конце концов разгорячились так,
                  Что в них источник жалости иссяк.

108

                  Хотя Жуан и Джонсон применили
                  Все лучшие "восточные сравненья,
                  Когда его изысканно просили
                  Не доводить солдат до исступленья, -
                  На них бросался он в слепом бессилье,
                  Как богословы в буре словопренья
                  На скептиков, и, тратя праздный пыл,
                  Своих друзей, как дети нянек, бил!

109

                  Он даже их поранить умудрился.
                  Тут протрезвились Джонсон и Жуан:
                  Жуан вздохнул, а Джонсон рассердился:
                  Мол, черт возьми упорство мусульман!
                  Теперь уже никто не заступился
                  За храброго противника, но хан
                  И сыновья его под страшным градом
                  Еще мгновенье простояли рядом.

110

                  Сперва погиб, сраженный наповал,
                  Второй из сыновей, неустрашимый,
                  Под саблями неверных третий пал,
                  А пятый (самый смелый и любимый)
                  Заколот был штыками. Защищал
                  Отца четвертый сын неутомимо,
                  Хоть хан его стыдился - ибо он
                  Был от гречанки-пленницы рожден.

111

                  Неверных презирающий жестоко,
                  Неукротимый турок, старший сын,
                  Был настоящий мученик пророка
                  И чернооких гурий паладин.
                  В сады аллаха, к роскоши Востока,
                  Был райский шелк пленительных перин,
                  Как всякая красавица, лукавы,
                  Они его манили солнцем славы.

112

                  Зачем в раю им нужен юный хан, -
                  Красавицы, наверно, лучше знают;
                  Наверно, седовласым женихам
                  И гурии юнцов предпочитают.
                  В объятьях дев не место старикам, -
                  И вот поля сражений устилают
                  Десятки тысяч юных мертвецов,
                  Красивейших и бравых молодцов.

113

                  Известно мне, что гурии охотно
                  Супругов похищают молодых,
                  Когда медовый месяц мимолетный
                  Цветами счастья украшает их,
                  Когда мечты о жизни беззаботной
                  И холостой не привлекают их...
                  Оспаривают фен, без сомненья,
                  У смертных это краткое цветенье.

114

                  О четырех подругах юный хан
                  Забыл, на гурий устремляя очи:
                  Отвагою и страстью обуян,
                  Он помышлял о первой райской ночи.
                  Так подвиги младых магометан
                  Безумье окрыляет. Между прочим
                  Он знал, что рай один назначен всем,
                  А ведь небес-то шесть, а может - семь.

115

                  Он так спокойно верил, умирая
                  Что, ощутив клинок в своей груди,
                  Он прошептал: "Алла!" - и кущи рая
                  Прекрасные увидел впереди
                  К нему, герою, руки простирая,
                  Бесплотные воскликнули: "Приди!"
                  Он солнцу правоверных улыбнулся,
                  Увидел вечный свет - и задохнулся!

116

                  И старый хан с восторженным лицом
                  (Хоть он уже давно не видел гурий)
                  Склонился над прекрасным мертвецом.
                  Как молодые кедры, сильной бурей
                  Сраженные, лежали пред отцом
                  Все сыновья. Седые брови хмуря,
                  Прервав сраженье, головой поник
                  И любовался первенцем старик.

117

                  Заметив это, русские солдаты
                  Остановились, думая, что он,
                  Увидев столь ужасные утраты,
                  Сообразит, что сдаться принужден.
                  Но он молчал, отчаяньем объятый,
                  И вздрагивал и, подавляя стон,
                  Глядел на сыновей, и ужасался,
                  Что он один в живых еще остался.

118

                  Но этот приступ старческой тоски
                  Недолго продолжался; с болью страстной,
                  Опомнившись, на русские штыки
                  Открытой грудью бросился несчастный,
                  Как на огонь ночные мотыльки.
                  Любая смерть была теперь прекрасной;
                  Отчаяньем, как счастьем, окрылен,
                  От страшных ран мгновенно умер он.

119

                  Но, как ни странно, - грубые и хмурые
                  Солдаты, не щадившие детей,
                  Глядели как бы с жалостью понурою
                  На старика и мертвых сыновей:
                  Суровые геройские натуры их
                  Его геройство трогало живей,
                  Чем вопли слабых, а его презренье
                  К опасности внушало уваженье.

120

                  Еще один, последний бастион
                  Отстреливался стойко; там держался
                  Паша, своим отрядом окружен,
                  И с русскими отважно расправлялся.
                  Раз двадцать отступить заставил он
                  Штурмующих, пока не догадался
                  Спросить о ходе битвы и узнал,
                  Что под ударом русских город пал.

121

                  Тогда послал он бея к де Рибасу
                  По поводу условий, а пока
                  Курил он равнодушно больше часу
                  С холодным стоицизмом смельчака,
                  Храня величья важную гримасу,
                  Разглаживая бороду слегка.
                  Кто три хвоста на бунчуке имеет,
                  Тот и тройною силою владеет.

122

                  Но так или иначе - город пал,
                  Как муэдзин пророку ни молился
                  И как паша его ни защищал.
                  Сребристый полумесяц закатился,
                  И алый крест над полем засиял.
                  Не кровью искупленья он светился,
                  Нет - эта кровь по улицам текла,
                  Как от луны, от зарева светла.

123

                  Все то, чем леденит и мысль и тело
                  Глухих легенд причудливая тьма,
                  Что даже бред рисует нам несмело,
                  На что способен черт, сойдя с ума;
                  Все ужасы, которые не смела
                  Изобразить фантазия сама, -
                  Все силы ада здесь кипели страстью,
                  Разнузданные в буре самовластья.

124

                  И если состраданье хоть на миг
                  В какое-нибудь сердце проникало,
                  Когда младенец милый и