ый и усталый
                  Недавние страданья отражал;
                  И только на щеках румянец алый,
                  Как грустный отблеск вечера, пылал,
                  А спутанные кудри увлажненные
                  Блестели моря свежестью соленою.

148

                  Гайдэ над ним склонилась ниже. К ней
                  Он, как младенец к матери, прижался.
                  Как ива, он поник и, мнилось ей,
                  Как дремлющее море, наслаждался.
                  Расцветшей розы мягче и нежней,
                  Он лебедем измученным казался;
                  От бед он, правда, пожелтел, - а все ж,
                  Ей - богу, и таким он был хорош!

149

                  Глаза открыл он и заснул бы снова,
                  Но нежный женский образ помешал
                  Ему закрыть глаза; хотя больного
                  Глубокий сон по-прежнему прельщал,
                  Но мой красавец нрава был такого:
                  Он и во храме взоры обращал
                  Не на святых косматых лица злые,
                  А лишь на облик сладостный Марии.

150

                  На локоть опираясь, он привстал.
                  Она смутилась, очи опустила,
                  В ее лице румянец заиграл,
                  И ласково она заговорила;
                  Красноречиво взор ее сиял,
                  Когда слова она произносила,
                  И понял он, не понимая слов,
                  Что лучший завтрак для него готов.

151

                  Да, мой Жуан не понимал ни слова
                  По-гречески, но это не беда.
                  Он голоса прелестного такого
                  Не слыхивал нигде и никогда;
                  Мелодия божественно простого
                  Звучанья, величава и горда,
                  Таилась в этих звуках непонятных,
                  И сладостных, и мягких, и приятных.

152

                  Ему казалось, он проснулся вдруг
                  От музыки таинственного звука,
                  Не зная сам - не греза ль этот звук
                  И не рассеется ль она от стука
                  Какого-нибудь сторожа, а стук -
                  Противнейшая вещь и даже мука
                  Для тех, кто утром спит, а по ночам
                  Любуется на звезды и на дам.

153

                  Итак, Жуан внезапно пробудился
                  От сна, который бреду был сродни;
                  В нем аппетит могучий появился.
                  Приятный запах Зоиной стряпни
                  Над ним туманным облаком кружился,
                  И этот запах, как в былые дни,
                  В нем возбудил желанье пообедать.
                  Точней - бифштекса сочного отведать.

154

                  Говядины на этих островах,
                  Где нет быков, понятно, не водилось;
                  Одних овец и коз во всех домах
                  Зажаривать на праздник приходилось.
                  Случалось это редко: на скалах
                  Лишь несколько домишек там ютилось.
                  Но остров, о котором речь идет,
                  Имел сады, и пастбища, и скот.

155
                  Я вспомнил, о говядине мечтая,
                  Про Минотавра странный древний миф:
                  Все наши моралисты Пасифаю
                  Сурово осуждают, заклеймив
                  За то, что лик коровий приняла и
                  Носила, но заметим, рассудив, -
                  Она лишь поощряла скотоводство,
                  Чтоб на войне дать Криту превосходство.

156
                  Мы знаем: англичане искони
                  Любители говядины и пива,
                  Но пиво всякой жидкости сродни,
                  И суть не в пиве, говоря правдиво,
                  Но и войны любители они,
                  А это стоит дорого; не диво,
                  Что бритт и Крит обожествляют скот,
                  Пригодный для убоя круглый год.

157
                  Но к делу! Ослабевший мой герой,
                  На локоть опершись, глядел устало
                  На пышный стол: ведь пищею сырой
                  Он подкреплялся в море и немало
                  Благодарил всевышнего порой
                  За крысу, за ремень; на что попало
                  Он с жадностью набросился 6 теперь,
                  Как поп, акула или хищный зверь.

158
                  Он ел, ему подкладывала снова
                  Она, как мать, любуясь на него, -
                  Для пациента милого такого
                  Она не пожалела б ничего
                  Но Зоя рассудить могла толково
                  (Хотя из книг не ведала того),
                  Что голодавшим надо осторожно
                  И есть и пить - не то ведь лопнуть можно.

159
                  И потому решительно весьма
                  За дело эта девушка взялась:
                  Конечно, госпожа ее сама
                  Заботливо о юноше пеклась, -
                  Но хватит есть. Нельзя сходить с ума,
                  Своим желаньям слепо подчинясь:
                  Ведь даже лошадь, если б столько съела,
                  На следующий день бы околела!

160

                  Затем, поскольку был он, так сказать,
                  Почти что гол, - штанов его остатки
                  Сожгли, Жуана стали одевать
                  В турецком вкусе. Но, ввиду нехватки
                  Чалмы с кинжалом, можно посчитать -
                  Он был одет как грек. Про недостатки
                  Не будем говорить, но подчеркнем:
                  Шальвары были чудные на нем!

161

                  Затем Гайдэ к Жуану обратилась;
                  Ни слова мои герои не понимал,
                  Но слушал так, что дева оживилась,
                  Поскольку он ее не прерывал"
                  И с протеже своим разговорилась,
                  В восторге от немых его похвал,
                  Пока, остановившись на мгновенье,
                  Не поняла, что он в недоуменье.

162

                  И вот тогда пришлось прибегнуть ей
                  К улыбкам, жестам, говорящим взорам,
                  И мой Жуан - оно всего верней -
                  Ответствовал таким же разговором
                  Красноречивым. Он души своей
                  Не утаил, и скоро, очень скоро
                  В его глазах ей как бы просветлел
                  Мир дивных слов - залог прекрасных дел.

163

                  Он изъяснялся пальцами, глазами,
                  Слова за нею робко повторял,
                  Ее язык и - вы поймете сами -
                  Ее прелестный облик изучал.
                  Так, тот, кто наблюдал за небесами
                  По книге, часто книгу оставлял,
                  Чтоб видеть звезды. Взор ее блестящий
                  Был азбукой Жуана настоящей.

164

                  Приятно изучать чужой язык
                  Из женских уст, когда нам горя мало,
                  Когда и ментор юн и ученик
                  (Со мной такое в юности бывало!).
                  Улыбкой дарит нежный женский лик
                  Успехи и ошибки поначалу,
                  А там - сближенья уст, пожатья рук, -
                  И вот язык любви усвоен вдруг!

165

                  Вот потому - то я случайно знаю
                  Испанские, турецкие слова,
                  По-итальянски меньше понимаю,
                  А по-английски лишь едва-едва
                  Умею изъясняться: изучаю
                  Я сей язык по Блеру, раза два
                  В неделю проповедников читая,
                  Но их речей не помню никогда я.

166

                  О наших леди мне ли говорить?
                  Ведь я изгнанник общества и света:
                  И я, как все, был счастлив, может быть;
                  И я, как все, изведал боль за это.
                  Всему удел извечный - проходить,
                  И злость моя, живая злость поэта
                  На ложь друзей, врагов, мужей и жен,
                  Прошла сама, растаяла как сон!

167

                  Но возвратимся к нашему Жуану.
                  Он повторял слова чужие, но
                  Как солнце все обогревает страны,
                  Так чувство зажигает всех одно
                  (Включая и монашек). Я не стану
                  Скрывать: он был влюблен - не мудрено! -
                  В свою благотворительницу нежную,
                  И страсть его была не безнадежною.

168

                  Когда герой мой сладко почивал,
                  К нему в пещеру утром, очень рано,
                  Взглянуть, как сей птенец беспечно спал,
                  Она являлась словно бы нежданно;
                  Так бережно, что он и не слыхал,
                  Разглаживала кудри Дон-Жуана,
                  Касалась губ его, и лба, и щек,
                  Как майской розы южный ветерок.

169

                  Так с каждым утром выглядел свежей
                  Мой Дон-Жуан, заметно поправляясь:
                  Здоровье украшает всех людей,
                  Любви отличной почвою являясь;
                  Безделье же для пламени страстей
                  Любовных лучше пороха, ручаюсь!
                  Притом Церера с Вакхом, так сказать,
                  Венере помогают побеждать...

170

                  Пока Венера сердце заполняет -
                  Поскольку сердце нужно для любви, -
                  Церера вермишелью подкрепляет
                  Любовный жар и в плоти и в крови,
                  А Вакх тотчас же кубки наливает.
                  Покушать любят все, но назови,
                  Кто - Пан, Нептун иль сам Зевес нас балует
                  И яйцами и устрицами жалует.

171

                  Итак, Жуан, проснувшись, находил
                  Купанье, завтрак и к тому ж сиянье
                  Прекраснейших очей - живых светил,
                  Способных вызвать сердца трепетанье
                  В любом. Но я об этом уж твердил,
                  А повторенье - хуже наказанья.
                  Ну, словом, искупавшись, он спешил
                  К своей Гайдэ и с нею кофе пил.

172

                  Так был он юн и так она невинна,
                  Что он ее купаньем не смущал;
                  Ей мнилось - он мечта или картина.
                  Ее ночные грезы посещал
                  Уж года два, как будто беспричинно,
                  Заветный милый образ, идеал,
                  Сулящий счастье, - а при полном счастье
                  Двоих персон желательно участье.

173

                  Она влюбленно восхищалась им,
                  С восторгом целым миром любовалась,
                  От нежных встреч всем существом своим
                  Восторженно и смутно волновалась;
                  Готовая навек остаться с ним,
                  При мысли о разлуке ужасалась.
                  Он был ее сокровищем; она
                  Была впервые в жизни влюблена.

174

                  Красавица Жуана посещала
                  Весь месяц ежедневно и притом
                  Была так осторожна поначалу,
                  Что догадаться не могли о нем.
                  Но вот ее папаша снял с причала
                  Свои суда, спеша не за руном
                  И не за Ио, а за кораблями,
                  Груженными товаром и рабами.

175

                  Тут наступил ее свободы час:
                  Ведь матери Гайдэ давно не знала
                  И, проводив отца, могла сейчас
                  Располагать собою как желала.
                  Так женщины замужние у нас
                  Запретом не стесняются нимало
                  (О христианских странах говоря,
                  Где под замком не держат женщин зря).

176

                  Теперь ее дневные посещенья
                  И разговоры стали подлинней;
                  Он мог уже составить предложенье:
                  "Пойдемте погулять!" Немало дней
                  Он пролежал в пещере без движенья,
                  Как сломленный цветок, но рядом с ней
                  Он оживал и, вместе с ней гуляя,
                  Закаты созерцал, луну встречая.

177

                  А остров был безлюден и уныл:
                  Вверху - скалистый, а внизу - песчаный.
                  Его конвой утесов сторожил,
                  И лишь местами пристанью желанной
                  Он моряка усталого манил.
                  Прибои ревел упорный, непрестанный;
                  Лишь в летний длинный день, истомой пьян,
                  Как озеро был ясен океан.

178

                  И, окаймляя брег лишь легкой пеной
                  Шампанского, клубилась рябь волны.
                  Когда вином, души росой священной,
                  Бокалы ослепительно полны,
                  Что лучше этой влаги драгоценной?
                  Пускай твердят про трезвость болтуны, -
                  Пью за вино, за женщин, за веселье,
                  А проповедь послушаем с похмелья.

179

                  Разумный человек обычно пьет, -
                  Что в нашей жизни лучше опьяненья?
                  Всечасно упивается народ
                  Любовью, славой, золотом и ленью.
                  Без опьяненья жизни сладкий плод
                  Казался б просто кислым, без сомненья.
                  Так пей же всласть на жизненном пиру,
                  Чтоб голова болела поутру.

180

                  Затем, проснувшись, прикажи лакею
                  Подать холодной содовой воды.
                  Сам Ксеркс, великий царь, сию затею
                  Одобрил бы; ни южные плоды,
                  Ни ключ в пустыне не сравнится с нею
                  Разгула, скуки, праздности следы
                  Смывает разом, как поток могучий,
                  Глоток воды прохладной и шипучей.

181

                  А берег - я ведь, помнится, писал
                  Про берег - он, что изредка бывало,
                  Как небеса, спокойно отдыхал:
                  Песок и даже волны - все дремало.
                  Лишь чайки крик молчанье нарушал,
                  Да плеск дельфина, да, дробясь о скалы,
                  Сердилось море, что ему невмочь
                  Ничтожную преграду превозмочь.

182

                  Красавица папашу проводила
                  И, ничьего надзора не страшась,
                  Теперь к Жуану чаще приходила,
                  А Зоя, беспрестанно суетясь,
                  Вставала с солнцем, воду приносила,
                  Ей заплетала косы и подчас
                  За это получать бывала рада
                  Поношенные шали и наряды.

183

                  Был тихий час, когда спокойно - алое
                  Садится солнце за грядою гор,
                  И вся земля, притихшая, усталая,
                  Молчит и ждет, вперяя в небо взор,
                  И полукругом дремлющие скалы, и
                  Немого моря ласковый простор -
                  Все спит, и в небе розовом, широком
                  Одна звезда сияет светлым оком.

184

                  Безмолвно и задумчиво блуждали
                  По берегу песчаному они.
                  Ракушки, камни пестрые блистали
                  Под их ногами в ласковой тени,
                  Прибрежные пещеры открывали
                  Им свой приют, готовый искони,
                  И, за руки держась, они в молчанье
                  Дивились неба алому сиянью.

185

                  Они смотрели в розовую высь,
                  В пурпурном океане отраженную,
                  Смотрели вдаль, где облака вились,
                  Всплывающей луной посеребренные.
                  И ветер стих, и волны улеглись.
                  В глаза друг другу, как завороженные,
                  Они взглянули: их сердца зажглись,
                  И в поцелуе губы их слились.

186

                  О, долгий, долгий поцелуй весны!
                  Любви, мечты и прелести сиянье
                  В нем, словно в фокусе, отражены.
                  Лишь в. юности, в блаженном состоянье,
                  Когда душа и ум одним полны,
                  И кровь как лава, и в сердцах пыланье,
                  Нас потрясают поцелуи те,
                  Которых сила в нежной долготе.

187

                  Я разумею длительность; признаюсь -
                  Свидетель бог, - их поцелуи был длительным,
                  Но он им показался, я ручаюсь,
                  Мгновеньем небывало ослепительным.
                  Они молчали оба, наслаждаясь
                  От всей души мгновеньем упоительным
                  Слияния, так пчелка чистый мед,
                  Прильнув к цветку прекрасному, сосет.

188

                  Они уединились - не уныло,
                  Не в комнате, не в четырех стенах:
                  И море, и небесные светила,
                  Безмолвие песков, и гротов мрак -
                  Все их ласкало, нежило, томило.
                  Они, обнявшись, наслаждались так,
                  Как будто были в этот час блаженный
                  Бессмертными одни во всей вселенной.

189

                  Они одни на берегу глухом
                  Ничьих ушей и глаз не опасались,
                  Лишь друг для друга внятным языком
                  В полунамеках нежных изъяснялись.
                  Язык живой любви нам всем знаком:
                  Его слова во вздохах выражались
                  С тех пор как Ева пала в первый раз,
                  Язык любви привычен стал для нас.

190

                  Гайдэ и не клялась и не просила
                  Ответных клятв, еще совсем не зная
                  Супружеских обетов, и любила,
                  Опасностей любви не понимая
                  Неведенье в ней так безгрешно было,
                  Что к другу, словно пташка молодая,
                  Она прильнула без докучных слов,
                  Вся - преданность и верная любовь!

191

                  Она любила и была любима,
                  Как вся природа диктовала ей;
                  Боготворя, была боготворима.
                  Их души в этом пламени страстей
                  То задыхались, то неутолимо
                  Взмывали снова к радости своей,
                  Сердца влюбленных бились, пламенели,
                  Как будто розно биться не умели.

192

                  Ах, в этот светлый одинокий час
                  Они так юны были, так прекрасны,
                  Так далеки от посторонних глаз,
                  Так им сердца подсказывали властно
                  Извечное решенье, каждый раз
                  Влекущее геенны дождь ужасный
                  На головы влюбленных, сиречь - тех,
                  Кто друг для друга кладезь всех утех!

193

                  Увы, Жуан! Увы, Гайдэ! Едва ли
                  Кто знал прекрасных грешников таких!
                  Лишь наши прародители вначале
                  В раю чуть - чуть напоминали их.
                  О страшном Стиксе многие слыхали,
                  Слыхала и Гайдэ, но в этот миг -
                  Как раз, когда бы вспомнить нужно было
                  Она про эти страхи позабыла.

194

                  Мерцает лунный свет в глазах у них,
                  На шее у него ее рука
                  Белеет, а в кудрях ее густых
                  Его рука, несмелая пока,
                  Блуждает и трепещет. Сладкий миг!
                  Они, как два влюбленных голубка,
                  Казались парой самою античного:
                  Полунагие, нежные, лири