дел, что он хрипит, закатывает глаза, намерения вскочить и  бежать дальше
не проявляет...
     Он  умер.  Не там, на дороге,  а  уже утром,  в монастырском  лазарете.
Излияние  крови  в мозг. Иными словами, к  присяжному поверенному явился тот
самый господин Кондратий, о котором предупреждал фиолетовый Фауст.
     Как  по-вашему, владыко, кто убил бедного обжору - я  или Черный Монах?
Даже если и он, то все равно я получаюсь соучастник.
     Прямо из лазарета, когда милосердные братья (бородатые, в белых халатах
поверх черных ряс) унесли  покойника  на  ледник,  я отправился  в лечебницу
доктора  Коровина и, хоть час был ранний,  потребовал немедленной встречи со
светилом нервно-психических  болезней. Сначала ни в  какую не хотели пускать
без рекомендаций, но вы  меня знаете: если нужно, я в игольное ушко пролезу.
У  меня имелось  к  светилу  два  вопроса.  Первый:  возможна  ли  групповая
зрительно-слуховая галлюцинация? Второй: не сошел ли я с ума?
     Коровин  сначала озаботился вторым вопросом и ответил на него не ранее,
чем  через час. Задавал мне вопросы про папеньку, маменьку и прочих пращуров
вплоть  до  прадедушки  Пантелеймона   Ленточкина,  скончавшегося  от  белой
горячки. Потом  светил мне в зрачки, стучал молотком по суставам и заставлял
рисовать  геометрические  фигуры.  В конце  концов  объявил: "Вы  совершенно
здоровы, только сильно  чем-то  напуганы  до  истероидного состояния.  Ну-с,
теперь можно послушать  и про  галлюцинации".  Я  рассказал. Он  внимательно
выслушал, кивая,  а потом предложил  следующее  объяснение,  на  тот  момент
полностью меня удовлетворившее.
     "В  осенние  ночи  на  островах,  -  сказал  Коровин,  -  из-за  особой
озонированности  воздуха  и эффекта  водяного  зеркала нередки всякого  рода
оптические обманы. Иной раз, особенно в лунном освещении, можно увидеть, как
по  озеру движется черный столб, который поэтической или религиозной натуре,
пожалуй,  напомнит  монаха в  схимническом  одеянии. На самом  же  деле  это
обыкновенный смерчок". "Что?" -  не понял я.  "Смерчок,  маленький смерч. Он
может  быть  локальным: повсюду  безветрие,  а  в одном месте из-за прихотей
давления вдруг образовался воздушный поток,  и довольно быстрый. Подхватит с
берега опавшие листья, сор, закружит их, завертит конусом - вот вам и Черный
Монах. Особенно если вы уже ожидаете его увидеть".
     Я вышел от доктора почти совсем успокоенным и только жалел злополучного
Кубовского, но  чем  больше  удалялся от лечебницы, тем громче во мне звучал
голос сомнения. А неземной свет? А слова, которые я расслышал так явственно?
Да и не мог то быть вихрь - и двигался медленно, всего на несколько шагов, и
контуры были очень уж четки.
     Дальнейшие события  подтвердили, что смерч и  озонированность воздуха к
делу касательства не имеют.
     Загубив человека, Василиск словно с цепи сорвался и  пределами  Постной
косы ограничиваться перестал.
     Следующей ночью он явился брату Клеопе, лодочнику, который единственный
из всех араратских жителей может наведываться в  Василисков скит: раз в день
отвозит  схимникам  необходимое  и забирает  сделанные  четки. Ночью,  когда
Клеопа  брел  в  монастырь  от какого-то  своего приятеля, Василиск предстал
перед ним прямо  у братского кладбища. Мощно  толкнул лодочника в грудь, так
что тот  грохнулся оземь, и  громовым  голосом воспретил плавать на Окольний
остров, ибо "место то проклято".
     Сенсационность события  была несколько  ослаблена в  силу общеизвестной
невоздержанности брата  Клеопы  к вину - он и в ту ночь  возвращался в келью
пьяненький.  Даже  и  сам  очевидец  не  мог побожиться, что святой  ему  не
привиделся. Тем не менее, слух сразу же распространился по всему Ханаану.
     А еще  через две ночи  произошло событие  уже несомненное, повлекшее за
собой самые тяжкие, даже трагические последствия.
     Брата Клеопу призрак напугать не смог, так как тот плавает в скит среди
бела  дня, а  к  ночи, когда является  Черный Монах,  обыкновенно бывает уже
нетрезв и ничего не страшится. Но кроме этого в пролив, отделяющий Ханаан от
Окольнего  острова,  еще  частенько  наведывается  бакенщик,  в  обязанности
которого входит  расставлять фарватерные вехи, часто перемещаемые течением и
ветром. Бакенщик  этот не монах, а  мирянин.  Живет он в  маленькой избе  на
северном,  почти  не  населенном  берегу  Ханаана, с  молодой женой,  сильно
беременной. Вернее, жил, так как теперь изба стоит пустая.
     Позавчера за полночь бакенщик и его жена проснулись от громкого стука в
стекло. Увидели в  залитом лунным светом  окне черный куколь и сразу поняли,
кто к ним  пожаловал. Ночной гость погрозил окаменевшим  от  ужаса  супругам
пальцем и потом тем же перстом, с душераздирающим скрежетом, начертал что-то
на стекле (как после выяснилось, крест - старинный, восьмиконечный).
     Затем призрак исчез, но  у женщины от  потрясения случился выкидыш,  и,
пока муж бегал  за помощью, несчастная истекла кровью. Бакенщик же рассказал
монастырским властям о ночном видении и принялся сколачивать два гроба: один
жене, второй себе, ибо твердо сказал,  что жить далее  он не желает. Вечером
сел в лодку, выплыл на простор и, привязав к шее камень, бросился в воду - с
берега  это многие видели.  Утопленника искали, но  не нашли, так что второй
гроб остался невостребованным.
     Город  теперь  не узнать. То  есть днем он  такой же  многолюдный,  как
прежде -  никто  из паломников  бежать  с  острова  не  торопится, поскольку
любопытство и тяга к таинственному в людях сильней благоразумия и страха, но
ночью улицы совершенно вымирают. Про Василисков скит говорят нехорошее. Мол,
нет страшнее места, чем то, где раньше благость была,  а потом прохудилась -
будь  то брошенная  церковь,  либо  оскверненное  кладбище, и  уж  тем более
спасительный  скит. Среди  братии  и местных жителей  крепнет суждение,  что
заступника надо послушать и схимников  с Окольнего  увезти  -  не то  Черный
Монах осерчает еще пуще.
     Архимандрит  прошел  по  всему  Ханаану с  крестным  ходом,  а  избушку
бакенщика окропил святой  водой, но все равно  к  тому месту теперь никто не
ходит.  Я, впрочем, наведался (правда, утром, при  солнечном  сиянии). Видел
пресловутый крест, накарябанный на стекле. Даже потрогал пальцем.
     Вы только  не подумайте, кудесник Мерлин,  что ваш  рыцарь окончательно
перетрусил. Я  готов  рассмотреть  версию, что  вселенная  не  исключительно
материальна,  но это означает  не капитуляцию, а перемену методики. Кажется,
придется снять  одни доспехи и надеть  другие. Но сдаваться я не намерен и о
помощи вас пока не прошу.
     Ваш Ланселот Озерный.


        "x x x"

     Это  во всех  отношениях  удивительное  письмо произвело  на участников
совещания неодинаковое впечатление.
     -  Храбрится, а сам  до смерти напуган, -  сказал  епископ. -  По  себе
помню, как это страшно, если мир с ног на голову переворачивается. Только  у
меня  наоборот было:  я  с детства  верил,  что миром  владеет дух, и  когда
впервые заподозрил, что Бога никакого нет, а есть одна только материя, то-то
мне  тоскливо, то-то бесприютно сделалось. Тогда и в монахи пошел,  чтоб все
обратно с головы на ноги поставить.
     - Как?  - поразился Бердичевский.  -  Это у  вас,  у вас такие сомнения
бывали? А я полагал, что... Он смешался и не договорил.
     -  Что  только  у  тебя?  -  закончил  за  него Митрофаний с  невеселой
усмешкой. - А  что  у  меня одна  лишь  святость внутри?  Нет, Матвей,  одна
святость  только у  скучных  разумом  бывает,  а  человеку  мыслящему тяжкие
искушения в испытание ниспосылаются. Благ не  тот, кто не искушается, а тот,
кто преодолевает. Никогда и ни в чем не сомневающийся мертв душой.
     -  Так  вы,  отче, верите  в эти  чудеса?  -  спросила сестра  Пелагия,
отрываясь от вязания. - В привидение, в хождение по воде и прочее? Раньше вы
иначе говорили.
     -  Что  мальчик  имеет  в  виду  под  переменой  доспехов?  - задумчиво
пробормотал преосвященный, будто не расслышав. -  Непонятно... Ах, до чего ж
интересны и многосмысленны пути Господни!
     Пелагия же высказала замечание психологического свойства:
     - По  прошлому  письму  я предположила, что  ваш  посланник увлекся той
соблазнительной  дамой  и  про  поручение  ваше  забыл, оттого  и  перерыв в
корреспонденции. Здесь же про нее всего одно упоминание, мимоходом. Не знаю,
правду  ли Алексей Степанович  пишет про призрака,  но совершенно  ясно, что
молодой человек и в самом деле перенес сильнейшее потрясение. Иначе он ни за
что не забыл бы о такой привлекательной особе.
     -  У женщин одно на уме, - досадливо поморщился  архиерей. -  Вечно  вы
преувеличиваете   свое  воздействие  на  мужчин.   На  свете  есть   загадки
потаинственней,  чем романтичные незнакомки в  вуалетках. Ох, выручать  надо
мальчугана. Помощь ему нужна, хоть он и отказывается.
     Тут  Матвей Бенционович, слушавший рассуждения  владыки и его  духовной
дочери с удивленно поднятыми бровями, не выдержал:
     - Так вы  это серьезно?  Право, отче,  я  на вас удивляюсь!  Неужто  вы
приняли  эти  басни  за  чистую  монету? Ведь  Ленточкин  водит вас за  нос,
разыгрывает  самым   бесстыдным   образом!  Разумеется,   все   эти  дни  он
проволочился за  своей "принцессой",  а  теперь  выдумывает сказки, чтоб над
вами потешиться. Это же очевидно! Я  одного не возьму  в толк - как вы могли
послать с ответственной миссией беспутного  молокососа?  С вашим-то  знанием
людей!
     В словах товарища окружного прокурора были  и логика,  и здравый смысл,
так  что Митрофаний  даже  смутился,  а Пелагия хоть и  покачала головой, но
спорить не стала.
     Так  и разошлись, не приняв  никакого решения.  Драгоценное  время было
упущено  попусту.  Это стало  ясно двумя днями позднее, когда  пришло третье
письмо.
     Из-за  осенних  ливней  дороги  были размыты,  почтовая  карета  сильно
запоздала, и епископу  доставили конверт уже на ночь глядя. Невзирая на это,
владыка немедленно послал за Бердичевским и Пелагией.

        "x x x"

        "Третье письмо Алексея Степановича"

     Эврика! Метод найден!
     Самое трудное было отказаться от материалистической  системы координат,
ошибочно  двухмерной.  Она  игнорирует  третье измерение,  которое я условно
назову  мистическим  -  уверен,  что  со  временем  подыщется другой,  менее
эмоциональный термин.  Но сначала нужно разработать  систему исследования  и
измерительную технику.  Современная  наука этим  совершенно  не  занимается,
будучи  полностью  согласной  с  вашим  обожаемым  Экклесиастом,  сказавшим:
"Кривое не  может сделаться прямым и  чего  нет, того  нельзя  сосчитать". А
между  тем,  основоположник  научного  прогресса Галилей  полагал  иначе. Он
сформулировал  главный догмат  ученого  так:  "Измерить все,  что  поддается
измерению, а что не поддается - сделать измеряемым".
     Стало быть, необходимо сделать измеряемым мистическое.
     Пускай материалистическая  наука  такой  задачи  не  признает,  но ведь
прежде,  до наступления  Эпохи  Разума,  была  и другая  наука,  магическая,
которая в  течение  веков  пыталась  исчислить  то,  что  принято  именовать
сверхъестественным.  И,  насколько  мне известно, кое-чего  на  этом поприще
достигла!
     Эта  предпосылка, до которой  я додумался  лишь третьего дня, и  вывела
меня к решению задачи.
     Кажется,  я  уже  писал, что в  монастыре  есть библиотека, где собрано
множество  новых  и  старинных книг религиозного  содержания. Я бывал  там и
ранее, перелистывая от нечего делать какой-нибудь "Алфавит духовный", Иоанна
Лествичника, Ефрема Сирина или "Ново-Араратский патерик", но теперь принялся
искать с толком и целью.
     И что же? На второй день, то есть вчера, нашел книгу 1747 года издания,
перевод с латинского:  "Об  умилостивлении духов  добрых  и  одолении  духов
злых". Стал читать и затрепетал! То  самое, что мне нужно! В  точности! (Это
совпадение,  кстати  говоря, является еще одним  доказательством  реальности
мистического измерения.)
     В  старой книге  черным по белому написано: "А ежели дух бесплотный где
плотное [то есть, выражаясь по-современному, материальное] поминание по себе
оставит,  то сей  знак  подобен  хвосту,  ухвативши за  коий,  духа возможно
уловить  и  из  бесплотности   на  свет  вытянуть".  Пространные  и  наивные
рассуждения  о  погрешимости  Сатаны,  который,  в  отличие  от  вездесущего
Господа, иногда  делает упущения, а  потому может и должен быть побеждаем, я
пересказывать не стану и перейду к сути.
     Итак, если некая субстанция, принадлежащая к мистическому измерению, по
неосмотрительности  оставила в  нашем материальном  мире  некий вещественный
знак своего  присутствия,  то этот физический след  может  быть  использован
человеком,  чтобы  вытянуть  фантом  в  вещный  мир,  воспринимаемый  нашими
органами чувств. Вот что главное!
     Дальше,  на нескольких  страницах,  в трактате обстоятельно излагается,
что для этого нужно сделать.
     Ровно в полночь, когда третье измерение совмещается  с двумя первыми, в
результате  чего,  очевидно,  происходит  трансформация времени  (то есть  в
земном  смысле оно как  бы  останавливается),  нужно  встать  перед  знаком,
сотворить крестное знамение  и произнести  слова магической формулы  "Приди,
дух нечистый  (или "дух  святый"  - это смотря по надобности),  на след, иже
оставил, на то у Гавриила с Лукавым уговор есть". При этом взыскующий должен
быть совершенно наг  и не  иметь на себе ни колец, ни нательного креста,  ни
каких-либо  иных посторонних  предметов,  ибо  каждый  из  них,  даже  самый
маленький, в миг трансформации многократно утяжеляется и сковывает движения.
     Формула не только заставит неосмотрительного духа  немедленно предстать
перед взыскующим, но и убережет его от опасности. А если дух все же пожелает
отомстить (правда, такое случается только со злыми духами, а  Василиск, судя
по всему, принадлежит к категории  духов добрых), то защититься от нападения
можно простым  восклицанием:  "Credo,  credo, Domine!"  (Полагаю, сгодится и
русское "Верую, верую, Господи!" - тут ведь не в звуках дело, а в смысле.)
     Материальный знак имеется: крест, начертанный на  окне избы  бакенщика.
Ночью  там поблизости ни души,  так  что  наготой я никого не эпатирую (да и
потом, можно  же  сначала войти  внутрь, а  раздеться уже после). Магическую
формулу я выучил, молитву запомнить тоже нетрудно.
     Попробуем,  ведь  попытка  не  пытка.  В худшем  случае  выставлю  себя
болваном - ничего, не страшно.
     Не выйдет - буду дальше искать, как сделать неизмеряемое измеряемым.
     Нынче  ночью пойду. Не поминайте лихом,  отче. А если  что, то  пусть в
ваших молитвах хоть изредка будет поминаться любивший и уважавший вас
     Алеша Ленточкин.

        "x x x"

     Ехать в  Новый  Арарат,  и немедленно -  это  владыка  объявил сразу по
прочтении  письма  как уже принятое  и обдуманное решение, даже не предложив
своим советчикам высказаться. Впрочем,  Бердичевский и  Пелагия, кажется, от
растерянности не очень-то и знали, что говорить.
     Зато Митрофаний, пока дожидался их прихода, все уже придумал.
     - Мальчик  совсем  заплутал в  тумане, - сказал  он. -  Каюсь, виноват.
Хотел в нем духовное зрение пробудить, да вспышка получилась слишком яркой -
от  нее он  вовсе ослеп. Надо Алешу оттуда забирать, хоть бы даже и силком -
это самое первое. А  уж потом разбираться в  ново-араратских  чудесах. Здесь
потребен человек  военного  склада:  решительный,  без фанаберии и излишнего
воображения. Ты, Матвей, не годишься.
     Матвей Бенционович  себя человеком военного склада отнюдь не считал, но
все равно немного обиделся.
     - Это кто ж у  нас, владыко, человек без воображения? - поинтересовался
он с самым легчайшим оттенком язвительности, уверенный, что архиерей имеет в
виду самого себя.
     Ответ был неожиданным:
     -  Не думай, не я.  Я духовное лицо  и могу оказаться непротивителен  к
мистическим  впечатлениям.  Если  уж Ленточкин  не  устоял...  -  Митрофаний
покачал  головой, как бы вновь  удивляясь непрочности Алешиного нигилизма. -
Лагранж поедет.
     Этот выбор на  первый взгляд был не  менее неожиданным, чем предыдущий,
когда     епископ    надумал    отправить    по     внутрицерковным    делам
мальчишку-безбожника.
     То есть,  с одной стороны, заволжский полицмейстер Феликс Станиславович
Лагранж  по  самой  своей  должности  мог  бы  показаться  вполне   уместной
кандидатурой для произведения быстрой и решительной операции, но это если не
знать подоплеки. А  подоплека была такая, что  господин полковник числился у
преосвященного в  штрафниках и еще совсем недавно по  настоянию владыки чуть
даже не  угодил  под  суд  за кое-какие не слишком авантажные дела. Однако в
самое  последнее время Лагранж  был  почти  что прощен и даже стал  ходить к
архиерею на исповедь.  Тут, надо полагать, снова взыграло  уже  поминавшееся
честолюбие Митрофания, которому  не  столь интересно было пастырствовать над
душами просветленными,  а непременно хотелось достучаться  до душ черствых и
глухих.
     Матвей Бенционович открыл было рот, чтобы возразить, но тут  же сомкнул
губы  обратно.  Ему  пришло в голову,  что, на  второй  взгляд,  объявленный
избранник не  столь уж и плох,  потому что... Но об этом как раз заговорил и
владыка:
     -  Феликс Станиславович хоть и ходит ко мне на исповедь, но делает это,
как в  караул  заступает  или на  развод,  словно  бы  исполняя  предписания
артикула. Отрапортует мне со всей дотошностью, сколько раз матерно выругался
и  у  каких непотребных девиц  побывал,  получит  отпущение грехов,  щелкнет
шпорами, поворот кругом  и марш-марш. Он из той редкой породы людей, которым
вера совершенно  ни  к чему. Впрочем, -  улыбнулся Митрофаний,  - полковник,
верно, очень оскорбился бы, если б кто назвал его материалистом - пожалуй, и
в морду бы дал. А служака  он исполнительный, свое полицейское  дело знает и
храбрец, каких мало. Завтра вызову его, попрошу съездить - не откажет.
     Так  владыка  и поступил:  вызвал, проинструктировал, и  полицмейстеру,
конечно, в голову не пришло упрямиться  - он принял пожелание преосвященного
беспрекословно,  как  принял  бы   приказ  от   губернатора  или   директора
полицейского департамента.  Пообещал прямо с утра,  передав дела  помощнику,
отправиться в путь.
     Но  прежде  того,  вечером, особый нарочный доставил из  Нового Арарата
новое письмо,  которое совершенно потрясло владыку, Бердичевского и Пелагию,
хотя в то же время многое и разъяснило.
     Да, впрочем, что пересказывать своими словами, только путать.  Вот  он,
этот документ. Как говорится, комментарии излишни.

     Ваше преосвященство,
     Не уверен, что Вы именно тот, кому следует адресовать это письмо, но ни
местожительство,   ни   родственные    обстоятельства   молодого   человека,
остановившегося в ново-араратской гостинице "Ноев ковчег" под именем Алексея
Степановича  Ленточкина,  никому  здесь не известны. В  нумере,  который  он
занимал,  на  столе  обнаружен   конверт  с   надписью  "Преосвященному   о.
Митрофанию, Архиерейское подворье,  Заволжск" и рядом чистый  листок бумаги,
как если  бы  Ленточкин  намеревался  написать  Вам  письмо,  но  не  успел.
Потому-то  я и обращаюсь  к  Вам, владыко,  в надежде, что  Вы  знаете этого
юношу,  сумеете известить родственников о  приключившемся с ним  несчастье и
сообщите мне любые подробности о его предшествующей жизни, так как это очень
важно для выбора правильной методы лечения.
     Г-н Ленточкин (если это его настоящее имя)  страдает  острейшей  формой
умственного  помешательства, исключающей возможность  его  транспортировки с
острова. Нынче на рассвете  он прибежал в принадлежащую мне  психиатрическую
лечебницу, пребывая в столь плачевном состоянии, что я был вынужден оставить
его  у себя.  На