Страховое общество  оплатит банку убыт-
ки, затем об'явит о меньшей  прибыли за
этот год, выплатит меньше налога прави-
тельству - и в результате  все  то  же,
что и при вашем способе!
   Инскипп с такой логикой  был  хорошо
знаком и  не  удостоил меня ответом.  Я
все еще не решался спросить об Ангелине.
   - Как вы нашли меня?  - спросил я. -
Ведь на корабле не было бага.
   - Наивное дитя природы, - сказал Ин-
скипп.
   Он поднял руки в притворном ужасе.
   - Или ты действительно  думаешь, что
на наших кораблях нет багов?  Они уста-
новлены так,  что их нельзя найти, если
не знаешь,  где искать. Для твоего све-
дения, внешняя дверь космошлюза  содер-
жит сложную  передающую систему,  с по-
мощью которой   мы   точно   определяем
расстояние.
   - Почему же я не слышал его?
   - Потому что он не передавал. Я дол-
жен добавить, что дверь содержит и при-
емник. Передача ведется только в случае
получения соответствующего  сигнала. Мы
дали  тебя  возможность  достичь  места
назначения, а затем отследили. Ты поте-
рялся  на некоторое время во Фрейбурба-
де,  но потом мы напали на твой след  в
госпитале,  где  ты  устроил розыгрыш с
трупами. Мы помогли тебя там. Госпиталь
был глубоко возмущен, но мы их успокои-
ли. После этого мы взяли под наблюдение
хирургов  и  соответствующее оборудова-
ние,  так как следующий  твой  шаг  был
очевиден.  Я  надеюсь,  что  тебе будет
приятно узнать,  что ты носишь микропе-
редатчик в грудине.
   Я посмотрел на грудь,  но ничего  не
сказал.
   - Подвернулась слишком хорошая  воз-
можность, чтобы ее упустить,  - продол-
жал Инскипп.  - Однажды ночью, когда ты
крепко спал  от  снотворного,  а  милый
доктор дорвался до алкоголя, который мы
подсунули в  одну  из продуктовых посы-
лок, наш хирург Корпуса сделал  малень-
кую операцию.
   - И потом вы следили за  каждым моим
шагом?
   - В общем,  да.  Но ты мог бы  вести
себя по-другому,  если бы знал,  что мы
здесь.
   - Тогда  почему же вы пришли?  - ог-
рызнулся я.  - Я ведь не "свистал  всех
наверх".
   Это был для меня  важный  вопрос,  и
Инскипп подумал, прежде чем ответить.
   - Это верно, - сказал он.
   Он потягивал бренди.
   - Я люблю, чтобы у новичка, сидящего
на привязи, была достаточно длинная ве-
ревка, но не настолько, чтобы он на ней
удавился.
   Что я мог сказать?
   Его голос  стал мягким и сочувствую-
щим.
   - Арестовал бы ты ее,  если бы мы не
пришли?
   - Не знаю, - честно ответил я.
   - Хорошо,  что я  сделал  по-своему,
черт возьми.
   Он со злостью ругнулся.
   - А  то  бы сейчас наша мультиубийца
уже сбежала бы.
   - Отпусти ее! - крикнул я.
   Я схватил его за куртку и набросился
на него.
   - Отпусти ее, я тебе говорю!
   - И  ты хочешь вернуть ее к прежнему
образу жизни? - спросил он.
   Хочу ли я?  Я не мог ответить. Я ду-
мал об этом,  а  он  поправлял  складки
своей куртки.
   - Тяжелая для тебя ситуация,  - ска-
зал он.
   Он прикончил содержимое рюмки.
   - Линия между добром и злом,  право-
той и неправотой может быть очень  тон-
кой, а при эмоцмональном возбуждении ее
почти невозможно увидеть.
   - Что с ней будет? - спросил я.
   Он заколебался.
   - Только правду, какая бы она ни бы-
ла, - попросил я.
   - Хорошо,  только правду. Не обещаю,
но психологи попробуют  сделать  что-то
для нее,  если только смогут найти при-
чину, породившую отклонение. Но это да-
леко не всегда удается.
   - Только не в этом случае. Я расска-
жу им.
   Он посмотрел на меня  с  удивлением,
слегка вознаградив мое самолюбие.
   - В таком случае есть шанс.  Я отдам
соответствующие распоряжения, чтобы бы-
ли испробованы все  другие возможности,
прежде чем  поставить вопрос об уничто-
жении личности.  А если придется  пойти
на это,  она останется человеком, каких
много в  галактике.   Приговоренная   к
смерти она станет трупом,  которых тоже
не меньше.
   Я отобрал у него фляжку,  пока он не
убрал ее в карман.
   - Я знаю вас, Инскипп. Вы прирожден-
ный рекрутант.  Когда вы кого поймаете,
вы его вербуете.
   - Это верно,  - сказал он. - Она бу-
дет отличным агентом.
   - Мы составим суперкоманду, - сказал
я, и мы подняли бокалы.
   З а   п р е с т у п л е н и я!













            К О Н Е Ц.




   Гарри Гаррисон.
   Стальная крыса поет блюз


 Harry Harrison "The Stainless Steel Rat Sings the Blues."
 перевод 1997 Г.Л. Корчагин


Глава 1

     Непростое  это  занятие  --  ходить по стенам, а уж прогулка по потолку
казалась и вовсе невозможной. До тех пор, пока я не сообразил, что выбрал не
тот способ. Стоило чуточку пошевелить извилинами, и все прояснилось. Держась
руками  за  потолок,  я  не  мог  передвигать  ноги,   а   посему   отключил
молекусвязные  перчатки  и  свесился  макушкой  вниз.  Теперь только подошвы
ботинок притягивали меня к штукатурке. В голову  сей  же  момент  с  напором
хлынула кровь, и сопутствовали ей тошнота и ощущение превеликого неудобства.
     Что  я  тут  делаю,  зачем свисаю с потолка вниз головой, наблюдая, как
станок подо мной штампует монеты в  пятьсот  тысяч  кредитов,  и  внимая  их
упоительному   позвякиванью   при   падении   в   корзины?  По-моему,  ответ
самоочевиден. Я чуть не свалился на станок, когда отключил питание на  одном
ботинке.  Взмахнув  ногой  в  великанском  шаге,  я снова грохнул подошвой о
потолок и тотчас включил питание; поле, испускаемое генератором в ботинке --
то самое поле, что соединяет молекулы труг с другом, -- превратило мою  ногу
в часть потолка. Разумеется, на время работы генератора.
     Еще  несколько  огромных  шагов -- и я над корзинами. Тщетно не замечая
головокружения, я ощупал громадный до безобразия пояс и  вытянул  из  пряжки
бечеву  с  фишкой  на конце. Сложившись пополам, дотянулся до потолка рукой,
прижал фишку к штукатурке, включил. Молекусвязное поле вцепилось  в  потолок
бульдожьей  хваткой  и  позволило  мне  освободить  ногу  -- чтобы повисеть,
качаясь, правым боком  вверх,  и  дождаться,  пока  от  багровой  физиономии
оттечет кровь.
     -- Действуй,  Джим,  --  посоветовал я себе, -- нечего тут болтаться. В
любую секунду может подняться тревога.
     Словно уловив намек, засверкали  лампы,  и  стены  затряслись  от  рева
сирены,  которому  позавидовал  бы  Гаргантюа. Я не объяснял себе, что и как
надо делать -- не было  времени.  Палец  сам  вдавил  кнопку  на  пряжке,  и
невероятно  прочная,  практически  невидимая  мономолекулярная  леска быстро
опустила меня к корзине. Как только мои загребущие лапы со звоном утонули  в
монетах,  я  застыл  в  воздухе, распахнул атташе-кейс и зачерпнул им, точно
ковшом экскаватора, целую гору кругленьких сияющих милашек.  Пока  крошечный
мотор  выбирал  леску,  поднимая  меня  к  потолку, я захлопнул "дипломат" и
щелкнул замком. Наконец моя подошва снова намертво прилипла к штукатурке,  и
я отключил подъемное устройство. В этот момент внизу отворилась дверь.
     -- Сюда кто-то совался! -- закричал охранник, тыча оружием перед собой.
-- На двери сигнализация вырублена!
     -- Может, ты и прав, да только я никого не вижу, -- изрек его напарник.
     Они глянули под ноги и по сторонам. Но не вверх. Я надеялся на лучшее и
готовился  к  худшему,  ощущая,  как  от подбородка ко лбу струится пот. И с
ужасом смотрел, как о шлем охранника разбиваются капли.
     -- В другой цех! -- выкрикнул он, заглушив щелчок очередной капли пота.
     Они рванули вон, дверь хлопнула, я прошел по потолку, съехал по стене и
обмяк в изнеможении на полу.
     -- Десять секунд, -- предупредил я себя.
     Выживание --  суровая  школа.  Идея,  показавшаяся  мне  в  свое  время
недурной,  возможно,  и  впрямь  была  недурной.  В  свое время. Но сейчас я
испытывал раскаяние -- дернула же меня нелегкая посмотреть те новости!
     Торжественное открытие  нового  монетного  двора  на  Пасконжаке  --
планете,   частенько   именуемой   Монетным   Двором...   Первые  в  истории
человечества  монеты  достоинством  в  полмиллиона  кредитов...   Приглашены
знаменитости и пресса.
     На  меня  это  подействовало,  как  на  спринтера  -- хлопок стартового
пистолета.  Через  неделю  я  прошел  таможенный   контроль   пасконжакского
космодрома  с чемоданом в руке и удостоверением репортера ведущего агентства
новостей в кармане. Армия вооруженных охранников и уймища защитных устройств
не охладили мою психопатическую одержимость. С  таким  чемоданом  я  мог  не
бояться  никаких  датчиков  -- чем ты его ни просвечивай, он все равно будет
демонстрировать ложное содержимое. Оттого-то поступь моя  была  воздушна,  а
улыбка -- широка.
     Но  теперь  мое лицо обзавелось пепельным оттенком, а ноги предательски
дрожали, когда я заставил себя встать на них.
     "Ты должен выглядеть спокойным и собранным, -- проговорил я в уме. -- И
думать о чем-нибудь невинном".
     Я проглотил успокаивающе-собирающую  таблетку  мгновенного  действия  и
направился   к   двери.   Шаг,   другой,   третий...  И  вот  глаза  лучатся
самоуверенностью, походка обретает чинность, а сознание -- чистоту.  Надеваю
очки   в   оправе,   густо  усаженной  "алмазами",  и  гляжу  сквозь  дверь.
Ультразвуковое изображение идеально четким не назовешь, но можно  разглядеть
силуэты  спешащих  мимо  людей,  а  больше  ничего  и  не  требуется.  Когда
промелькнул последний силуэт, я отпер дверь, проскользнул в нее  и  позволил
ей затвориться за моей спиной.
     Невдалеке охранники, вопя и размахивая оружием, гнали по коридору толпу
моих коллег-журналистов.   Я   отвернулся   и   твердым   шагом  двинулся  в
противоположном направлении. Свернул за угол... Постовой опустил ружье, дуло
уперлось в пряжку моего пояса.
     -- La necesejo estas ci tie? -- Я изобразил чарующую улыбку.
     -- Че ты вякнул? Ты че тут делаешь?
     -- Вот как? --  Я  фыркнул  распяленными  ноздрями.  --  Весьма  низкий
уровень образования. В частности, знание эсперанто оставляет желать лучшего.
Правильно?
     -- Пра-ально. А ну, вали отсюдова!
     -- О, вы так любезны!
     Я  повернулся  и  скромненько  удалился  на  три шага, прежде чем смысл
ситуации проник в его вялые синапсы.
     -- Эй, ты! А ну назад!
     Я остановился, повернулся и показал мимо него.
     -- Что, туда?
     Газовый баллончик,  спрятанный  у  меня  в  ладони,  коротко  прошипел.
Охранник  закрыл  глаза  и  повалился  на  пол.  Я  выхватил  ружье  из  его
обессилевших рук... и сразу положил на мерно вздымающуюся грудь. На что  оно
мне? Я отошел от охранника, открыл дверь на аварийную лестницу, закрыл ее за
собой, привалился спиной к створкам и очень глубоко вдохнул. Затем извлек из
репортерского  бювара карту и водрузил палец на значок, отмечающий лестницу.
Так. Теперь вниз, в  кладовку...  Но  внизу  кто-то  ходит!  Значит,  вверх.
Тихо-тихо,  благо  подошвы  мягкие.  Все  нормально,  в  плане  есть и такой
вариант. Конечно, лучше всего -- двигаться к выходу вместе с толпой, но  раз
уж  выбирать  не  приходится,  можно и вверх... на пять или шесть маршей, на
последнюю площадку перед дверью с табличкой "КРОВ", что на  языке  туземцев,
вероятно,   означает   "крыша".   Непростая   дверка,   целых  три  охранных
устройства... Обезвредив их, я раздвинул створки  и  проскочил  между  ними.
Огляделся.  Крыша  как  крыша, со всем, что положено крыше: резервуарами для
воды, вентиляционными шахтами, кондиционерами  и  солидной  дымовой  трубой,
выдыхающей грязь. Лучше и быть не может.
     Я  со  звоном  ссыпал  деньги  в  мешок,  а следом за ними побросал все
снасти, способные меня скомпрометировать.  Переломил  пряжку  ремня,  извлек
катушку с моторчиком и молекусвязной фишкой. Сунул ее в мешок, вытянул фишку
наружу,  затянул горловину мешка и завязал. Опустил его в дымоход на глубину
руки и прикрепил изнутри к трубе подъемное устройство.
     Готово! Остается лишь выждать, пока уляжется суматоха, и  вернуться  за
добычей. Можно, если хотите, назвать это вкладом до востребования.
     Затем, вооруженный одной невинностью, я вернулся к лестнице и спустился
на первый этаж.
     Дверные  створки  медленно  и беззвучно раздвинулись и сошлись. За ними
стоял охранник -- спиной ко мне и так близко, что  можно  дотянуться  рукой.
Что  я  и  сделал,  да  еще  похлопал  его  во  плечу. Он с визгом отскочил,
развернулся и вскинул ружье.
     -- Простите, не хотел вас побеспокоить, --  вежливо  сказал  я,  --  но
боюсь, я потерял своих коллег. Вы не знаете, где сейчас все журналисты?
     -- Сержант,  я  тут  сцапал  одного,  --  пробормотал  он  в  микрофон,
укрепленный на плече. -- Ага, это я, рядовой Измет, одиннадцатый  пост.  Так
точно. Есть задержать. -- Он навел на меня ствол. -- Не вздумай рыпаться!
     -- Уверяю вас, это совершенно не входит в мои намерения!
     Я  полюбовался  ногтями,  снял  с пиджака несколько пылинок и засвистал
веселый мотивчик, стараясь  не  обращать  внимание  на  подрагивающее  дуло.
Наконец  раздался  частый  топот  множества  ног,  и  нас атаковал взвод под
предводительством мрачного сержанта.
     -- Добрый день, сержант. Вас не  затруднит  объяснить,  почему  в  меня
целится этот солдат? Нет, лучше скажите, почему вы все в меня целитесь?
     -- Изъять  "дипломат"!  Надеть  наручники!  Увести!  Немногословный  он
парень, этот сержант. На картах, розданных журналистам, не был отмечен лифт,
в который меня затолкали. Как и не было на них даже намека на многочисленные
ярусы под первым этажом. Подземелье Бог знает на  какую  глубину  уходило  в
планетное  чрево.  По  моим  барабанным  перепонкам  шарахнуло давлением. Мы
проезжали ярус  за  ярусом,  и  вскоре  я  сбился  со  счета,  но  их  числу
определенно  позавидовал бы любой небоскреб. От мысли, что я откусил гораздо
больше,  чем  способен  прожевать,  мой  желудок  съежился.   Наконец   меня
вышвырнули  из  лифта,  провели  по коридору, перегороженному на каждом шагу
решетчатыми воротами, и втолкнули в помещение особенно мрачного  вида  --  с
традиционно  голыми  стенами,  лампами  без абажуров и жесткой табуреткой. Я
тяжко вздохнул и сел. Мои попытки завязать разговор остались  без  внимания,
как  и  предъявление  репортерского  пропуска.  Впрочем,  его у меня забрали
вместе с ботинками, а следом за ними отправилась и одежда. Я  накинул  халат
из черной колючей мешковины и более не старался разговорить охранников.
     Честно говоря, мой боевой дух в те минуты пребывал не на высоте и падал
все ниже   по   мере  того,  как  слабело  действие  успокаивающе-собирающей
таблетки.  Как  раз  в  тот  миг,  когда  он   шлепнулся   на   самое   дно,
громкоговоритель неразборчиво пробулькал несколько приказов, и меня в спешке
препроводили  по  коридору  в  другой  кабинет  --  с точно такими же голыми
лампами и табуретом. Но здесь обстановку дополнял металлический стол, и  еще
больше металла было в глазах офицера, который восседал за ним. Вперив в меня
весьма   красноречивый   взгляд,  он  указал  на  мою  расчлененную  одежду,
"дипломат" и обувь.
     -- Меня зовут полковник Неуредан, и я тебе не завидую.
     -- Вы  со  всеми  журналистами-межпланетниками   обращаетесь   подобным
образом?
     -- Никакой  ты  не  журналист,  --  изрек  он с теплотой двух жерновов,
трущихся друг о друга.
     -- Документы липовые. Кроме  того,  у  тебя  в  ботинках  молекусвязные
генераторы.
     -- Разве их ношение запрещено законом?
     -- Здесь,  на  Пасконжаке,  запрещено.  Наш  закон  карает  за все, что
угрожает  безопасности  Монетного  Двора  и  выпускаемых   им   межпланетных
кредитов.
     -- Но ведь я ничего плохого не сделал!
     -- Все,  что  ты сделал, плохо. Подделка документов -- раз. Нелегальное
проникновение на охраняемую территорию -- два. Усыпление охранника  --  три.
Любое  из  этих  преступлений  учтено нашим уголовным кодексом. Четырнадцать
пожизненных сроков -- вот что тебе светит! -- От  его  голоса,  и  без  того
угрюмого, повеяло могильной жутью. -- И даже кое-что похуже.
     -- Шутите? Что может быть хуже четырнадцати пожизненных сроков?
     Как ни силился я держать себя в руках, голос мой прозвучал надтреснуто.
     -- Смертная казнь. Кража на Монетном Дворе карается смертью.
     -- Но ведь я ничего не украл! Проклятый голос! Дрожит, чтоб его!
     -- Очень  скоро мы это выясним. Приняв решение чеканить пятисоттысячные
монеты, мы  надлежащим  образом  позаботились  об  их  защите.  Подсыпали  в
материал  микроскопические  приемники,  улавливающие особый сигнал на особой
частоте. А еще -- звуковые устройства, выдающие их местонахождение.
     -- Ну и глупо! --заявил я с ничем не обоснованной  бравадой.  --  Здесь
это не сработает. Столько монет...
     -- Все  они  уже  в  надежном хранилище под десятью футами свинца. Если
хоть одна монета -- снаружи, мы ее услышим.
     Будто  в  подтверждение  его  слов  вдали  раздался  колокольный  звон.
Железную физиономию моего инквизитора украсила ледяная улыбка.
     -- Это они, -- вымолвил он.
     Мы  просидели  в  молчании  несколько  долгих минут. Наконец раскрылась
дверь и знакомые охранники бросили на стол знакомый мешок. Офицер  взял  его
за уголок, медленно приподнял, и на стол со звоном посыпались монеты.
     -- Так вот они какие! А я и не...
     -- Молчать!  -- громыхнул полковник. -- Они похищены из чеканного цеха.
Найдены в трубе плавильной печи вместе с орудиями преступления.
     -- Ничего не доказывает.
     -- Все доказывает!
     Он метнулся ко мне с проворством змеи, схватил за руки и хлопнул ими по
прозрачной пластине на  столе.  Над  ней  тотчас  возникла  голограмма  моих
отпечатков.
     -- На  монетах  нашлись  "пальчики"?  --  спросил он, оглядываясь через
плечо.
     -- Сколько угодно, --  ответил  призрачный  голос.  На  столе  отъехала
крышка  ящичка,  явив  нашим  глазам  что-то  вроде  фотоснимков.  Полковник
рассмотрел снимки и, опуская их в щель возле  пластины,  снова  согрел  меня
улыбкой  айсберга.  В  воздухе  образовалась  вторая  голограмма. Подчиняясь
прикосновению офицерского пальца к пульту управления, она подплыла к  первой
и наложилась на нее.
     Изображения померцали и слились воедино.
     -- Совпадают! -- торжественно заключил Неуредан. -- Если хочешь, можешь
представиться, чтобы мы правильно высекли на обелиске твое имя.
     -- При чем тут обелиск?! И при чем тут смертная казнь? Это противоречит
галактическим законам!
     -- Здесь галактические законы не действуют, - произнес он назидательным
тоном  кладбищенского  сторожа.  --  Здесь действуют только законы Монетного
Двора. Его приговор обжалованию не подлежит.
     -- А как же суд... --  промямлил  я,  и  в  голове  заплясали  видения:
адвокаты, присяжные, кассации, апелляции...
     В его голосе не было и тени сочувствия, а с яйца бесследно исчезла даже
улыбка айсберга.
     -- На   Монетном  Дворе  кража  карается  на  месте  преступления.  Суд
проводится после исполнения приговора.


Глава 2

     Я еще совсем молод но вряд ли состарюсь. Вступая на  преступную  стезю,
человек подчас здорово сокращает свой жизненный срок.
     ...И  вот я здесь, и хотя мне нет и двадцати, я успел повоевать на двух
войнах, побывать в плену и под ружьем, пережить  трагическую  кончину  моего
лучшего  друга  Слона  и  познакомиться  с впечатляющей личностью -- великим
искусственным разумом по имени Марк Четвертый. Неужели это  все?  Неужели  в
моей жизни больше ничего не случится?
     -- Черта с два! -- выкрикнул я.
     Два  охранника  еще крепче сжали мои руки и поволокли меня по коридору.
Третий вооруженный конвоир прошел вперед и отпер камеру, а тот, что  замыкал
шествие,  двинул  меня  стволом  по  почкам.  Они были хорошо натасканы и не
считали ворон. И смотрелись весьма внушительно -- рослые такие, упитанные. А
я был невысок и худощав и вдобавок съежился от страха.
     Как только отворилась дверь камеры, охранник с  ключами  повернулся  к