ь  свою беспечность не  было времени.  В  настоящий момент мне
вовсе не хотелось быть разорванным на части. Я уже видел судно,  вышедшее на
позицию, и людей на палубе. Великолепно... Я уже почти слышал разрывы. Сзади
загремели тяжелые шаги и легшая мне на плечо рука развернула меня.
     --  ..? -- воскликнул  он,  затем выражение  его лица изменилось, глаза
расширились, и рот раскрылся. -- ..! -- заорал он. Он узнал меня,  наверное,
по фотографии.
     --  Ну  да, бливит, -- сказал  я  и выстрелил  ему в  шею наркотической
иголкой из пистолета, зажатого в ладони. Но раздался еще один крик: "..!", и
один  из его  товарищей  протиснулся  сквозь  ряды солдат. Его тоже пришлось
уложить.  Это,  естественно, заинтересовало  всех  находившихся  поблизости,
раздалось  несколько  испуганных  криков,  и  кое-кто   поднял   оружие.   Я
прислонился  спиной к  парапету  моста  и  подумал,  уж не  придется ли  мне
перестрелять всю французскую армию.
     Не пришлось. Первый  снаряд,  не слишком  точно пущенный майором конной
артиллерии, ударил в мост в каких-нибудь десяти метрах от меня.
     Раздался сильный взрыв, и воздух наполнился свистящими  кусками кирпича
и стали. Я бросился на  землю со всеми остальными. Некоторые из них, правда,
упали  навеки.  Лежа,  я воспользовался  удобным случаем и всадил  иголки  в
каждого  из ближайших  ко  мне  солдат,  которые были свидетелями предыдущей
сцены.
     Тем временем  Дюпон учился владеть  своим оружием, и  следующий  снаряд
ударил в городскую стену. Среди людей на мосту поднялась суматоха, я же орал
и бегал вместе со всеми,  с удовольствием видя, как  очередной снаряд пробил
ворота и взорвался внутри караульной. Теперь, как  и  следовало ожидать, все
бежали от ворот.  Я плюхнулся  на живот и ужом уполз  вперед. Снаряды теперь
взрывались  в самих  воротах  и  поблизости  от них,  основательно  разрушая
укрепления. Я быстро посмотрел  на часы и заметил, что конец обстрела совсем
близок. Сигналом этого  будет еще несколько выстрелов, но уже не по воротам,
а по другим намеченным целям. Я вскочил на ноги и побежал.
     Если после  обстрела кто-то  и выжил,  то  они  давно удрали. Я перелез
через кучу обломков и скользнул за ближайший угол. Единственными свидетелями
моего не слишком деликатного вторжения была пара, выглядывавшая из какого-то
подъезда, --  англичане, судя по  одежде. Увидев меня, они тотчас убежали...
Итак,  несмотря на небольшие  неприятности на мосту, все было  сработано  по
плану.
     Из пушки на реке вновь открыли огонь, но это не входило в мой план. Тут
что-то  не то. Сделав последний выстрел, мои сообщники должны были сойти  на
берег  и укрыться  в надежном убежище.  Раздались  еще два  залпа  --  почти
одновременно, но пушка не могла стрелять так быстро.
     Это стреляло другое орудие.
     Улица, на которой я находился, Аспер-Темз-стрит, шла параллельно стене.
Теперь я был уже достаточно далеко от моста, так что мое присутствие уже  не
ассоциировалось  с тамошними  событиями,  и  к  моим услугам была  лестница,
ведущая  на  вершину   стены  на  наблюдательную  площадку,  сейчас  пустую.
Возможно, благоразумие диктовало последовательное выполнение моих планов, но
я уже много лет подряд не прислушивался к его  голосу и  не собирался делать
этого и сейчас. Я быстро огляделся вокруг -- поблизости никого -- и забрался
наверх. С вершины открывался прекрасный вид на реку.
     Майор  стрелял  по  другой  канонерке,  которая  поднималась вверх  под
полными парусами.  Новоприбывший, хотя и поставленный в невыгодное положение
движением платформы, был  более опытен и точен в обращении с орудием. Снаряд
уже  пробил огромную  дыру в  носу судна моего соратника, и пока  я смотрел,
другой попал  в середину  палубы.  Орудие  замолчало,  задрав кверху  ствол,
стрелок  исчез.  Какая-то  фигура  перебежала через пристань  и  скрылась  в
безвредном теперь судне. Я извлек свой электронный бинокль и направил его на
палубу. Зная, что увижу, еще прежде, чем поднес его к глазам.
     Это  граф пришел на помощь своим людям, но еще до того, как он  прыгнул
на  борт,  майор, с окровавленным лицом,  поднялся  и снова  стал к  орудию.
Развернул его и послал следующий  снаряд. Отличный выстрел. Пушка замолчала,
и корабль стал погружаться. Когда я снова поглядел на майора, то увидел, что
он перезарядил свою пушку и выпалил в мост, во вражеских солдат на нем. Граф
помогал ему  заряжать. Они оба  улыбались и, казалось,  были  очень довольны
собой. Выстрелы теперь раздавались чаще. Я спустился по лестнице вниз.
     Их  нельзя было винить. Они сами знали, что делали, -- наконец стреляли
по врагу, которого  ненавидели  все  эти  годы,  стреляли из  превосходного,
весьма эффективного орудия. Оба будут продолжать стрелять, пока не погибнут.
Наверное, этого  они и хотели. Чтобы эта жертва принесла  хоть  какие-нибудь
плоды, я должен продолжить свое собственное дело.
     Я  хорошо изучил карту графа. Вперед, по улице  Утиной  Ноги, потом  на
Кэннон-стрит и налево. Там были люди, торопливые, испуганные гражданские,  в
противоположном направлении  беглым шагом  шли солдаты. Никто  не обращал на
меня ни малейшего внимания.
     А там, впереди,  в конце улицы,  возвышались  громадные стены и  купол,
несомненно собор Святого Павла.
     Близится конец еще одной дороги. Мое последнее свидание с НИМ.

        ГЛАВА 14

     Мне  было страшно. Человек, утверждающий, что он  никогда не испытывает
страха, или лжец, или сумасшедший. Я достаточно часто испытывал это чувство,
чтобы  распознать его  "запах". Но никогда  я  не чувствовал  такой железной
тяжести, как сейчас. В  жилах стынет кровь, сердце колотится  в  груди, ноги
словно приросли к земле. Сознательным усилием я пытался привести  свои мозги
в порядок.
     "Отвечай, мозг, -- скомандовал я, -- что это за заячья дрожь? Наложил в
штаны? Тело и душа,  вы уже были в разных переделках. Бывало и похуже, но мы
прорвались через все это. И как правило, с победой. Что же сейчас нового?"
     Ответ пришел очень быстро.
     "Я -- нержавеющий грызун, всегда действовал под  полом общества, всегда
по-своему, на свой страх и риск. На ура!"
     Но теперь на кону стоит слишком многое.
     Слишком много жизней  зависит от моих действий.  Слишком много? Великое
небо! На кону спасение Вселенной. Просто не верится.
     -- Ну и не верь себе, --  пробормотал я, роясь в  аптечке.  Если думать
все время об этой ставке, то не станешь рисковать и не  будешь вообще ничего
делать. Я никогда  в жизни прежде  не прибегал к  искусственным эмоциям,  но
всему  бывает  начало.  Я держал при себе  "таблетки  берсерка", как амулет,
чтобы знать -- они здесь, если когда-нибудь  понадобятся,  и поэтому никогда
ими не  пользовался. До  сегодняшнего  дня. Я  открыл коробочку  и взял одну
пилюлю.
     -- Выходи драться, Джим, -- сказал я и проглотил ее. Эти таблетки всюду
вне  закона.  И  правильно.  Не  только  потому,  что  к  ним  очень  быстро
вырабатывается  и  физическое  и   психологическое   пристрастие,  но  и  по
социальным  мотивам.  В  этой  желатиновой  пилюле заключена особая  формула
безумия  --  состав,  который растворяет совесть  и  мораль  цивилизованного
человека.  Без  морали,  без  совести  --   и  без   страха.  Ничего,  кроме
распущенного "я" и твердой уверенности в своей  мощи и правоте, божественном
позволении  делать  что  угодно,  не  чувствуя при  этом жалости  и  страха.
Политики,  нагрузившись  берсерком,   свергали   правительства  и  управляли
империями. Спортсмены били все рекорды, часто при этом губя и себя,  и своих
противников. Не слишком приятная штука.
     Очень  приятная  штука.  Я  испытывал краткий  укол  совести,  пока  не
почувствовал, как химикалии захватывают  контроль  над моим мозгом,  но  это
произошло очень быстро.
     -- Я пришел за ТОБОЙ, ТЫ! -- сказал я, улыбаясь от неподдельной ярости.
     Это  было самое восхитительное из испытанных мной когда-нибудь ощущений
--  чувство  неограниченной мощи,  очистительный  ветер,  гулявший  по  всем
пыльным уголкам  моего мозга.  Делай что хочешь, Джим, что пожелаешь, потому
что ты единственная настоящая сила в этом мире. Как слеп я был все эти годы!
Уродливые   предрассудки  морали,  крошечные  привязанности,  разрушительная
любовь  к  ближнему. Каким калекой я был! Теперь  я люблю себя, потому что я
Бог.  Наконец  я  понял значение Бога,  о  котором всегда бормотали  древние
религии.
     Я -- это я, единственная сила во Вселенной. А ОН, в этом здании, думает
с тщеславием смертного, что может превзойти меня, остановить  и даже  убить.
Что ж, посмотрим, что случится с такими идиотскими планами.
     Прогуляться вокруг. Достаточно  прочное здание,  вероятно,  без охраны,
наверняка  нашпиговано различными  детекторами.  Пробраться  окольным путем,
тайно?  Неразумно.  Единственное  мое  преимущество  --  это  внезапность  и
способность  быть  совершенно  безжалостным.  Я хорошо  вооружен --  ходячая
машина  смерти, и  никто  не может остановить  меня. Войти  будет достаточно
просто, люди непрерывно  входят  и выходят, все в  таких  же,  как и у меня,
мундирах.  Изнутри, как  из  улья,  доносится деловое  жужжание  и  гул.  Их
встревожило  нападение   на  ворота.  Я  должен  ударить  сейчас,  пока  они
растревожены. Все оружие в порядке и наготове, я завершаю свой ленивый обход
здания и направляюсь к белым каменным ступеням парадного входа.
     Собор  был громаден. Теперь, с вышвырнутыми скамьями и всем религиозным
оборудованием,  он казался еще  больше. Я зашагал  вперед  по  длинному нефу
храма,  как будто все вокруг принадлежало мне -- да  так  оно и было. Оружие
наготове,  прямо  под руками. Все  сосредоточилось  на его дальнем конце,  в
апсиде, где обычно находился  алтарь. Сейчас его  не  было. Вместо него  был
установлен разукрашенный трон.  На троне сидел ОН. Высокомерный от  сознания
своей власти. ОН наклонялся вперед  своим гигантским красным телом и отдавал
распоряжения стоящим внизу помощникам. В трансепте храма стоял длинный стол,
заваленный  картами  и бумагами  и окруженный офицерами.  Они,  по-видимому,
слушались приказов человека  в простом синем мундирном сюртуке. Он был очень
маленького  роста,  лоб пересекала черная блестящая  прядь  волос.  Судя  по
описанию,  это  был  тиран  Наполеон.  Как я  и  думал, он просто  передавал
подчиненным ЕГО инструкции. Улыбаясь, я взялся за оружие.
     Знакомые  переливы  света  привлекли  мое внимание  к  меньшей  апсиде,
расположенной  справа. Там  стояла  аппаратура темпоральной спирали,  вокруг
суетились занятые своими делами техники. Скоро они умрут, как и все здесь. У
меня будет транспорт, чтобы вырваться  из  этой  варварской эпохи.  Придется
перед уходом оставить здесь небольшую атомную бомбу. Конец совсем близок.
     Когда  я  подошел к  столу, никто  не  обратил  на  меня  ни  малейшего
внимания.   Придется  сначала   использовать  сонный  газ,  потому  что   он
подействует на всех одновременно. Потом, когда  я  расправлюсь  с  хозяином,
будет сколько угодно времени, чтобы заняться рабами.
     Одна  ударная  граната и две  термитных.  Я  активизировал  их  большим
пальцем  и  швырнул -- раз,  два, три -- по широкой дуге ЕМУ на колени. Пока
они были еще  в воздухе, я  стал  бросать  на стол пригоршню  за  пригоршней
газовые гранаты. Они еще шипели и лопались, а я уже развернул и пустил в ход
игольчатый пистолет -- не дай бог повредить аппаратуру, -- чтобы разделаться
с техниками у темпоральной спирали.
     Все  было кончено  за несколько  секунд. Упало последнее бесчувственное
тело, и наступила тишина. Прежде чем отвернуться, я швырнул несколько гранат
ко входу, чтобы каждый входящий падал в газовое облако. Потом я посмотрел на
НЕГО.
     Чудесненько! Колонна  ревущего огня, а в  середине нечто,  которое было
человеком. Трон также горел,  и столб  жирного дыма,  растекался, поднимаясь
вверх, к гигантскому куполу.
     -- ТЫ  разбит! ОН! РАЗБИТ!  -- завопил я, наклоняясь через стол,  чтобы
лучше разглядеть. ОН не пережил этого нападения.
     Наполеон поднял голову от стола и сел.
     -- Не будьте идиотом, -- сказал он.
     Не тратя  времени на  размышления, я  постарался его убить.  Но он  был
наготове и выстрелил из трубкообразного оружия, спрятанного в ладони, раньше
меня.  В  лицо  мне брызнул  огонь, потом  оно онемело,  онемело все тело, я
потерял контроль над ним и рухнул лицом  вниз на стол. Не чувствовал я и рук
Наполеона, когда он перевернул меня  на  спину. Он смотрел на  меня  сверху,
улыбаясь и победоносно хохоча. И в его смехе была значительная доля безумия.
Он глядел мне в лицо, в глаза, которыми я по-прежнему мог управлять, ожидая,
что они расширятся, когда я наконец пойму.
     --  Поразительно!  --  закричал  ОН.  --  Ты  только  сейчас  сообразил
правильно. Он --  это Я.  Ты  проиграл. Ты сжег,  уничтожил этого  чудесного
андроида.  Его  единственное   назначение  было   обмануть  тебя,  заставить
действовать  именно так.  Все здесь  -- само  существование этого  мира, эта
петля времени нужны только как ловушка для тебя. Неужели ты забыл,  что тело
-- просто скорлупа  для меня,  для вечного МЕНЯ?  Мой мозг  победил смерть и
живет вечно. Теперь он -- имитация безумного императора. Он никогда не знал,
что такое настоящее безумие.
     Ты проиграл, а Я -- навеки победил!

        ГЛАВА 15

     Это была только временная неудача.
     Полагаю,  что  в  обычных  условиях  я  чувствовал  бы  себя  разбитым,
испуганным, разозленным,  раздираемым множеством бесполезных эмоций.  Теперь
же я просто ждал удобного случая снова убить ЕГО. Это стало уже утомительным
-- после  двух попыток ОН  по-прежнему жив.  Я решил, что третья должна быть
окончательной.
     Он  наклонился  и стал  рвать  мою  одежду,  обыскивая  меня  с  грубой
тщательностью.  Разрывая  ее на мелкие  кусочки, он собирал  все снаряжение,
укрепленное на мне: нож с лодыжки, пистолет с пояса, гранаты из волос. Через
несколько секунд я лишился своего  оружия. То  немногое,  что осталось, было
вне  досягаемости. Очень  тщательно  обыскав,  он бросил меня,  швырнув  мое
бессильное тело на стол, лицом вверх.
     -- Я все подготовил  для этого момента, все! -- Разговаривая, он пускал
пузыри, по подбородку текла  слюна. Я услышал звон цепей, и  он  поднял  мои
запястья  и  защелкнул  на  них  тяжелые  металлические  обручи, соединенные
коротким  отрезком  массивной  цепи.  Когда  кандалы  замкнулись,  сверкнула
короткая  вспышка света, и их концы сплавились. Хотя я ничего не чувствовал,
но увидел, как  под  металлом  моментально  покраснела  моя  кожа.  Не имеет
значения. Когда все это было сделано, он приложил к моему запястью иглу.
     Чувствительность  стала возвращаться,  но сначала  была  дикая  боль  в
запястьях. Оказывается, возвращение чувствительности приносит острую боль. Я
не  обращал  на  это внимания,  хотя ее спазмы  потрясали все тело.  В конце
концов я даже непроизвольно скатился со стола и тяжело упал на пол. Он сразу
нагнулся  и,  подхватив  меня, потащил через широкое  пространство огромного
собора. Даже в этом маленьком теле его сила была чудовищной.
     В то короткое мгновение, что я лежал на полу, мои пальцы  успели что-то
ухватить.  Не знаю,  что  это было, что-то  маленькое,  металлическое,  но я
крепко сжимал найденное в кулаке.
     Примерно  в  пяти метрах от  приборов  управления темпоральной спиралью
стояла крепкая  металлическая колонна, достигавшая мне  до  пояса. Она  тоже
дожидалась  меня. Он широко развел  мои руки и вложил  соединявшую их цепь в
канавку  на   вершине   колонны.   Еще  одна  вспышка,  и  цепь  срослась  с
металлическим монолитом.  Он отпустил меня, я качнулся, но не упал. Мое тело
вновь обретало  чувствительность,  и я снова  овладел  им,  пока  он пошел к
приборам и произвел какие-то манипуляции. В громадном соборе царила тишина.
     -- Я победил! -- завизжал он неожиданно, слегка  пританцовывая и брызжа
слюной.  -- Понимаешь ли,  что  теперь  ты  в  петле  времени,  которого  не
существует,  которое  я  создал, чтобы заманить тебя, которое исчезнет,  как
только я его покину?
     -- Я это подозревал. В наших учебниках Наполеон проиграл.
     --  Здесь он победил.  Я дал  ему  оружие и помощников, чтобы завоевать
мир. Потом,  когда было готово мое новое тело,  я убил его. Петля во времени
появилась,  когда я  сделал  это.  И  ее  существование  воздвигло временной
барьер, который  исчезнет вместе с ней.  Это случится, когда  я уйду,  но не
моментально, --  это  было бы слишком легким  для тебя.  Мне  будет  приятно
думать, что ты торчишь здесь один, понимая, что проиграл, и что твое будущее
никогда не будет  существовать.  В этом  здании  есть  фиксатор времени. Оно
будет здесь и когда Лондон исчезнет со всем остальным миром, даже дольше чем
ты. Раньше чем  он выключится,  ты  можешь умереть  от  жажды. Можешь  и  не
умереть. Я победил!
     Последние  слова он выкрикнул,  снова  поворачиваясь к пульту. Я разжал
кулак,  чтобы посмотреть, какое же оружие, лежащее у меня в ладони,  поможет
разбить его в последний момент.
     Это был маленький латунный цилиндр, весивший всего несколько граммов. В
одном его конце  были  проделаны маленькие дырки, и когда я  перевернул его,
оттуда  посыпался мелкий белый песок.  Песочница, применявшаяся для просушки
чернил при письме.  Можно желать  и  большего,  ко придется довольствоваться
этим.
     -- Я ухожу, -- сказал Он, включая механизм.
     --  А  как  же  эти  ваши  люди?  --  спросил я,  выгадывая  время  для
размышлений.
     --  Безумные  рабы. Они исчезнут  вместе  с тобой, сослужив мне службу.
Меня ожидает целый мир  таких, как они. Скоро таких миров будет много. Скоро
все будет моим.
     К этому нечего было добавить. Он прошел по каменным  плитам, чудовище в
образе  маленького  человека, коснулся ручек сверкающего конца  темпоральной
спирали и был мгновенно охвачен ее сверкающим зеленым пламенем.
     -- Все мое! -- сказал он, и в его глазах горел такой же зеленый огонь.
     -- Я так не думаю.
     Я  несколько  раз подбросил на  руке  песочницу,  испытывая  ее  вес  и
оценивая  расстояние  до пульта:  добросить  я  смогу  запросто. Регулировка
временной  шкалы представляла  из себя ряды клавиш, очень похожих на клавиши
музыкального инструмента.  Теперь  некоторые  из них были  вжаты.  Если  мне
удастся нажать хотя бы еще одну из них, регулировка изменится. Он прибудет в
другое  место  и  время,  а может  быть, и  не прибудет  вовсе.  Я  медленно
замахнулся,  оценивая  расстояние  и траекторию, по которой должен пролететь
крохотный цилиндрик, чтобы попасть в нужное место.
     Должно  быть,  он увидел,  что я  собираюсь  сделать,  потому что  стал
завывать  от  бешенства,  пытаясь  вырваться  из  временного  поля,  которое
аккуратненько приковывало его к  концу спирали. Я  хладнокровно  прицелился,
пока не убедился, что все правильно.
     -- Вот так, -- сказал я и запустил песочницу к пульту по высокой дуге.
     Она   взлетела  вверх,   ярко  блеснула  в   столбе  солнечного  света,
врывавшегося сквозь затемненное окно, и упала вниз.
     Она ударила по рядам клавиш и, гремя, упала на пол.
     Темпоральная спираль освободилась, его яростные крики оборвались,  и он
исчез из виду. В тот же самый момент свет  переменился, стал сумеречным.  За
окнами  все стало  серо.  Я  уже  видел  такое  в  самом  начале,  во  время
темпоральной  атаки   на  Корпус.  Лондон,  весь  мир   снаружи   больше  не
существовал. Не  существовал в этой точке пространства и времени, был только
кафедральный собор, кратковременно удерживаемый фиксатором времени.
     Он  победил?  Я  почувствовал  первый  признак  тревоги,  должно  быть,
проходит действие  наркотика. Я внимательно вглядывался, но в полутьме  было
почти невозможно разглядеть  показаний индикаторов. Изменились  ли показания
одного  и