й для
подвешивания человека,  что особенно нравилось Анжелине, и мастерски  освоил
этот  фокус.  Я  даже постиг искусство читать записки из  зрительного  зала,
прижимая их неразвернутыми ко лбу.
     Научившись, я  был на седьмом небе от счастья. Раньше, видя это диво на
сцене,  я  неизменно  приходил  в восторг. А  все оказалось так  просто!  Вы
прижимаете  ко лбу  сложенный  клочок  бумаги,  произносите  имя приславшего
записку зрителя, и он откликается. Ответив на его вопрос, вы  разворачиваете
записку  и  читаете  ее  вслух  для  сверки,  затем  отбрасываете  и  берете
следующую. Отвечаете и на нее, а  затем разворачиваете и прочитываете  вслух
под аханье  публики. Дело в том. что первый зритель  -- подсадка,  и никаких
записок он вам  не  присылал.  Зато  благодаря ему вы  получили  возможность
прочитать настоящую записку. Вы  постоянно обгоняете публику на один вопрос.
Чудо? Отвлечение внимания!
     Прошла  неделя, и  вот наши чемоданы уложены,  билеты  куплены. Пора  в
путь-дорогу.  И пора снова зарабатывать деньги.  С  тех  пор как Кайзи Ткнул
меня  носом  в микроскопический  параграф  контракта,  я  нес убытки,  и это
причиняло невыразимые мучения.
     Когда мы прощались, Великий Гриссини вовсе не выглядел великим.
     --  А все-таки славно  было вновь  постоять  на сцене, --  сказал он  с
тяжелым вздохом.
     -- Остаюсь навеки вам благодарен. Вы  уж простите, что  все так  быстро
кончилось. -- Я отвернулся, чтобы не видеть тоску в его глазах.
     -- Берегите себя, -- сказала Анжелина.
     Он скривился.
     -- Пускай меня берегут  "Счастливые  Гектары". -- Особой радости в  его
голосе я не услышал.
     У меня рука не поднялась нанести задуманный удар.
     -- Послушайте, -- сказал я, --  мне выпала великая честь  поработать  с
вами  и  чуточку  скрасить  вашу  жизнь.  Поверьте, вам  не придется об этом
жалеть.
     -- Что вы имеете в виду?
     -- Деньги. Еженедельно вы будете получать чек. Хватит и на еду получше,
и  на  выпивку поприличней, и на все  маленькие  радости, ради которых стоит
жить. Его это потрясло. Он сощурился.
     -- В чем подвох? Почему вы это делаете?
     -- Потому что он хороший человек, -- ответила Анжелина.
     --  Так  уж  и  хороший,  --   пробормотал   я.   --  Признаюсь,  столь
исключительная щедрость  не входила  в мои планы. Скажем  так: я внял голосу
сердца.
     -- О,  черт!  --  Анжелина была  растеряна. --  Джим,  о  чем мы вообще
говорим?
     --  Видишь  ли,  я  собирался  платить  и  дальше,  но  лишь  за  тайну
"Исчезающего бойспраута". А сегодня вдруг понял: в моем послужном списке нет
ни одного  случая шантажа. И я уже слишком стар, чтобы за него браться.  Так
что живите  на пенсии в свое удовольствие и поминайте  меня добрым словечком
по вечерам, в час коктейля.
     Я свистнул. Загудели моторчики, чемоданы поехали за нами.
     -- Не верю! -- крикнул Великий Гриссини нам вслед.
     -- Поверьте,  -- сказала  Анжелина. --  Старина диГриз  только  с  виду
кремень, а сердце у него нежное.
     -- Если не прекратишь меня нахваливать, я покраснею.
     Я поцеловал жену в щеку.
     Когда я подошел к такси, позади отворилась дверь коттеджа.
     -- Я вам скажу, -- произнес факир. -- Я решился.
     -- Лайнер ждать не будет, -- предостерегла Анжелина.
     -- Это и минуты не займет. Вы бы сами могли догадаться, когда я сказал,
что  мальчик  заходит мне за спину.  На секунду он  исчезает с глаз публики.
Отвлекай внимание!
     -- И тут кое-что происходит. --Я обрадовался. -- Но что?
     -- Он останавливается. Его скрывает моя  крылатка. Вот  почему я всегда
оставляю этот номер  на конец  представления. Когда он заканчивается, падает
занавес.  Но прежде, чем  он поднимется снова,  мальчик успевает убежать  за
кулисы. Я кланяюсь.
     -- Но если не он поднимается по веревке, то кто?
     --  Никто.  Нет никакой веревки  над корзиной, это изображение.  В  тот
момент, когда мальчик заходит мне за спину,  я включаю проектор. Передо мной
тотчас  появляется  голографическое изображение  веревки. Помните, настоящий
мальчик скрывается от публики за моим плащом. А  в  следующий миг из-за меня
выходит    голографическое    изображение   мальчика   и   поднимается    по
голографической веревке. И исчезает, как может исчезнуть лишь изображение. А
изображение веревки падает в корзину. И остается только настоящая веревка на
дне.
     -- И  тут опускается  занавес,  -- со смехом  добавила Анжелина,  --  и
довольные зрители расходятся по домам.
     -- Пора  и  нам  честь  знать, дорогой  магистр.  Великий  Гриссини, вы
действительно великий.
     На сем мы и расстались. Он -- кланяясь, мы -- смеясь. Под занавес жизни
он дал великолепное представление.

        ГЛАВА 5

     Как  только мы  оказались  на  борту  лайнера,  которому  выпала  честь
доставить  нас  в Феторрскорию, эйфория от последнего представления Великого
Гриссини испарилась. Мы так и не решили одну из серьезнейших проблем. Должно
быть, Анжелина увидела  мой злобный оскал. Она попыталась  меня развеселить,
но ничего путного из этого не вышло. В моей черепной коробке плясали мысли о
свинобразах.  Да разве могу я допустить, чтобы исчезло одно из этих чудесных
созданий, даже будь оно в моем распоряжении?
     -- Что скажешь о бокале шампанского перед ленчем?
     Из моего пересохшего горла вырвался хрип, и  Анжелина похлопала меня по
руке.
     -- Да, милый.
     -- Тогда -- в "Звездный бар"!
     Тут пискнуло сигнальное устройство коммуникатора и засветился экран.
     -- Ну, конечно,  -- фыркнул я и состроил кислую мину своему отражению в
зеркале. Это было несложно -- я как раз причесывался. --  Сейчас нам прочтут
нуднейшую лекцию о применении спасательных средств.
     -- Ошибаешься,  --  возразила подошедшая к экрану Анжелина.  -- Это  от
Джеймса.  Ниже все подробности.  Он  договорился, чтобы  нас  встретили, как
только пройдем таможню. Некто  Игорь, владелец грузовика.  Игорь знает, куда
нам надо ехать. Еще Джеймс желает удачи и всего наилучшего.
     Она нажала кнопку принтера, и машина выдала распечатку.
     -- Он подготовил для нас полное расписание.
     -- Наш мальчик! -- с  любовью и воодушевлением отозвался я. -- А сейчас
-- шампанского!
     "Звездный  бар"  вполне оправдывал  свое  название.  Потолочным  сводом
служил  огромный  хрустальный купол,  за  ним раскинулась космическая тьма в
желтую  крапинку. Впрочем,  я очень  сомневался,  что  в корпусе  звездолета
прорубили  окно   только  для  того,   чтобы  пассажиры  имели  удовольствие
посмотреть на  космос. Нет,  это  был  фокус,  и не из  плохих.  Мы попивали
шампанское и строили планы. Я делал заметки на листе с посланием от Джеймса.
Если  звездолет  не  выбьется из расписания,  а законы  космической механики
позволяют на это  рассчитывать, мы  прилетим  на Феторр  всего  за  день  до
открытия циркового сезона. Свинобразье ранчо  примерно в пятистах километрах
от  космопорта, еще  двести километров  до Феторрскории.  Если и  успеем, то
впритык.
     -- Твоя правда, но что поделаешь?
     -- Ничего. А потому давай отложим тревоги на потом.
     Я сунул лист в карман, осушил бокал и отодвинул бутылку.
     --  Надо  извлечь   из  полета  максимум   пользы,  то  есть  постоянно
упражняться. Без похмельной дрожи в руках.
     -- А как же стаканчик перед сном?
     -- Это святое. Я не намерен записываться в абстиненты.
     Дни  проходили  быстро.  Я  упражнялся,  пока мои  пальцы  не приобрели
змеиную изворотливость. В последние дни перед отлетом Анжелина взяла на себя
все  покупки.  Тогда я не  осознавал,  сколь  хлопотное  это дело -- все мое
внимание было  отдано  фокусам.  Однажды она появилась из  спальни,  когда я
отрабатывал очень сложную карточную манипуляцию.
     -- Ну, как тебе? -- спросила она.
     Я обернулся.
     -- Ух ты!
     Карты  порхнули  во  все  стороны.  На Анжелине  был  настоящий  шедевр
швейного искусства --  сногсшибательное алое  платье с высокими разрезами на
бедрах, глубоким декольте  и облегающее везде, где только можно. Я  бросился
обнять ее, но застыл, как вкопанный, от ласкового удара кулаком в челюсть.
     -- А тебе не кажется, что для женщины в моем возрасте оно слишком много
открывает?
     -- Ты в самом  подходящем возрасте! -- воскликнул я. -- Ты  шикарная  и
желанная, и любой зритель мужского пола,  достигший половой  зрелости, будет
пялиться не  на меня, а на тебя.  Я уже слышу шипение перегретых  оргонов2 в
зрительном зале.
     -- А изумрудная тиара -- это не чересчур?
     -- В самый раз. Подчеркивает осиную узость твоей талии.
     -- Не  уверена. --  Она  проделала перед  зеркалом  изящный пируэт.  --
Может, лучше зеленый цвет?
     -- У тебя есть еще наряды вроде этого?
     -- А как же?
     -- Доставь мне удовольствие! Давай устроим дефиле.
     Я отложил карты,  пододвинул кресло, зажег сигару, налил себе бокальчик
белого вина. Анжелина запаслась  костюмами  для всех  фокусов.  Зеленый -- в
пару бурому, как ржавчина, окрасу  нашего предполагаемого свинобраза. Черное
с  красным  платье -- чтобы ассистировать, когда я буду показывать карточные
фокусы. Полуночно-черное -- для  левитации. Мы  чудесно провели время,  пока
гонг не возвестил начало обеда.
     В  подобном духе  истекли  последние дни полета. Пока я пестовал в себе
таланты  фокусника,  супруга  доводила  до  совершенства  наряды. Мы  хорошо
питались, прекрасно высыпались, и я  позволял себе лишь бокал-другой вина за
обедом.
     Мы уже  знали, что по прибытии на место назначения свободного времени у
нас почти не  будет. А значит, надо избежать лишнего стаптывания  подметок и
распихивания  локтями  остальных  пассажиров.   Иными  словами,  меня  ждала
дружеская встреча с корабельным экономом.
     Им оказался слащавый тип с привычкой то  и дело вытирать влажные ладони
и скалить в улыбке белоснежные зубы.
     -- И чем же я могу служить вам, дорогой сэр?
     -- Советом  насчет багажа. Если мы уложим чемоданы заранее, вы возьмете
на себя их выгрузку?
     -- С превеликим удовольствием.
     -- Значит, если вы получите наш багаж вечером накануне прибытия,  ничто
вам не помешает выгрузить его в первую очередь?
     С этими словами я сунул ему пятьдесят кредитов.
     --  Сэр, считайте,  что  это  уже  сделано.  Даю слово,  вам не  о  чем
беспокоиться.
     --   Тогда,  если  не  возражаете,   я  попрошу  вас  о  дополнительной
информации.   С  кем  бы  мне  поговорить,  чтобы  мы  с  супругой  получили
возможность первыми покинуть этот гостеприимный корабль?
     -- Со мной, сэр. Высадка пассажиров -- в моем ведении.
     В его потливой ладошке исчезла вторая банкнота.
     -- Судя по всему, вы часто летаете этим рейсом. Не поделитесь ли опытом
ускоренного прохождения через таможенный контроль?
     -- Как кстати, сэр, что вы завели об этом речь!
     Мой кузен -- сотрудник таможни в космопорте, и я...
     У  меня основательно полегчало не только в кармане, но  и  на душе. И я
отправился в каюту собирать вещи.
     Встреча с  бесстыжим взяточником  дала  плоды --  мы  первыми  сошли по
трапу, первыми преодолели таможню, где царил любезный кузен нашего мздоимца,
и  получили  свой багаж нетронутым  и непросвеченным. У выхода нас дожидался
коренастый субъект в промасленной и мятой спецовке,  державший лист бумаги с
надписью "Мистюр Догрыз". Я помахал рукой, и он приблизился.
     -- Это вы -- Догрыз?
     -- Это я -- диГриз. С кем имею честь?
     -- Игорь. Поехали.
     Я свистнул, и багаж последовал за нами, а мы -- за Игорем на  пыльную и
дымную улицу. Анжелина фыркнула.
     --  Мне не  нравится это место. А  еще  мне не нравится наш односложный
приятель Игорь.
     -- Боюсь, вся планета такая. Тут первую скрипку играют добыча природных
ресурсов  и тяжелая промышленность. Ты разве не  заметила в последнем письме
Джеймса легкий тон отчаяния?
     -- Заметила. Пошли поглядим, па чем нас собираются везти. О-о!
     И  правда,  о-о!  Нас ждало  огромное, обшарпанное,  грязное кубовидное
нечто о  четырех  колесах.  Когда-то его, несомненно,  по ошибке покрасили в
розовый  цвет.  На  боку я с трудом  прочел под слоем грязи: "Грузоперевозки
Игоря. Куда захочешь, туда и доставим".
     Я надеялся, что это не  пустые слова.  Игорь открыл дверцу и затолкал в
кузов наш багаж. Потом по лестнице забрался в установленную наверху  кабину.
Зарычал,  залязгал  двигатель,  выхлопную  трубу стошнило  зловонным  черным
дымом.  Мои  слезящиеся   глаза  увидели,  как  из  кабины  вынырнула  рука,
приглашающе махнула нам один-единственный раз и снова исчезла.  Мы залезли в
кабину,  уселись  на обшарпанное  залатанное сиденье,  уставились  в грязное
ветровое  стекло.  Где-то  внизу  скрежетали шестеренки.  Грузовик дернулся,
затрясся и наконец с грохотом покатил вперед.
     -- Вы  знаете, куда нам надо? --  спросил я, стараясь не  кривиться при
виде унылого ландшафта.
     -- Угу, --ответил Игорь. Или что-то вроде этого.
     -- Мы едем в Лортби, верно? На свинобразью ферму "Бекон и иголки"?
     Очень  нескоро  дождался   я  от  Игоря  утвердительной  фонемы.  Затем
последовала целая речь:
     -- Грязь возить -- вдвойне платить.
     Я решил,  что это следует  перевести примерно  так:  если  вы  намерены
погрузить в мое транспортное средство нечистоплотное  животное,  вам следует
учесть, что и без того возмутительно высокая плата будет удвоена.
     В свою  очередь  я невнятно буркнул,  и на сем наш разговор  окончился.
Постепенно  и с великой неохотой фабрики, дымовые  трубы и закопченные стены
уступили место невзрачным  пустошам. В  основном болотистым,  декорированным
свалками обочинам дороги. Мы с Анжелиной попытались завести  легкую  беседу,
но  из этого ничего  не вышло. Оставалось  лишь  подскакивать  и качаться на
сиденье и отупело разглядывать чахоточные пейзажи. Спустя несколько часов, а
может, веков мы свернули с  шоссе и разухабистым грейдером миновали дорожный
знак,   который   гласил:  "Бекон  и   иголки".  Его   дополнял  не  слишком
отвратительно  намалеванный  геральдический   свинобраз.  Надпись   под  ним
предупреждала:  "Нарушителей  права  частной собственности расстреливаем  на
месте".
     Ободренный  сим посулом  теплого  приема, я  дождался,  когда  грузовик
остановится, и  сполз на землю. Со стоном потянулся и направился  к большому
приземистому строению. Когда я отворял дверь, звякнул колокольчик и  сидящий
за  столом  человек  поднял  голову. Телосложением  и манерами он был  ровня
Игорю. Я хотел  сказать "Доброе утро!", но вовремя одумался и  лишь хмыкнул.
Он точно так же хмыкнул в ответ.
     -- Нужен свинобраз, -- сказал я.
     -- Туша? Или разделанный?
     -- Зачем мне труп? Я приехал за живым свинобразом. Целым и невредимым.
     Это застигло  его врасплох, и  лоб избороздили  непривычные морщины.  В
конце концов он выдал:
     -- Живьем не продаем.
     -- А сейчас продадите.
     Я катнул к нему по столу монету в сто кредитов.
     Он ее сцапал и буркнул:
     -- Противозаконно.
     -- Я этот закон отменяю.
     Вторая монета покатилась следом за первой.
     С  чудовищным  усилием улыбка исказила его  гранитные черты. Он с шумом
поднялся  на  ноги  и направился к двери.  Снаружи  ждала Анжелина, ее глаза
метали молнии.
     --  Еще  минута  в обществе Игоря, и я  бы его прикончила.  И в налитых
кровью  глазках  я  читала взаимную  любовь.  Его  счастье,  что  нам  нужен
водитель. У тебя все готово?
     -- Искренне надеюсь, -- ответил я с натужной бодростью. -- Я повстречал
еще одного балагура, он отведет нас к свинобразу.
     Предвкушая встречу с этим чудесным существом, я снова повеселел. Мы  не
должны забывать,  что  свинобразы  вместе с  человечеством покоряли  звезды,
защищали нас и кормили.  Эти гибриды, потомки смертоносно-колючих дикобразов
и могучих кабанов, настоящие красавцы.
     --  Ах,  --  сказал я,  входя в  хлев  и  оказываясь  липом, к  морде с
гигантским хряком.
     У Анжелины дрогнули ноздри. Она не разделяла моей любви к свинобразам.
     -- Поистине, я вижу свинью моей мечты!
     При виде  нас хряк  вздыбил  рыжеватые иглы,  крошечные  глазки сердито
заблестели. С клыка скатилась капля слюны.
     -- Фью-фью-фью, -- тихо позвал я. -- Ах ты, славная хрюшечка!
     Я  просунул  руку  между прутьями  решетки и почесал  его  за ушами. Он
загремел иглами, довольно заурчал. Свинобразы обожают чесаться, а до затылка
им  не  достать.  Анжелина  уже  видела  меня за  этим  занятием  и никак не
отреагировала,  зато  свинмейстер  выпучил   глаза  и  побагровел,  как  при
закупорке коронарной артерии.
     -- Берегись! Это убийца!
     -- Не сомневаюсь.  Но он суров лишь с теми,  кто этого заслуживает. Для
всех  остальных, то  есть  для прогрессивного  человечества,  свинобразы  --
верные, надежные и даже почтительные друзья. Хо-орошая свинка,  -- сказал я,
любуясь огромной зверюгой.
     Ужасно не  хотелось уходить,  но  время поджимало. Как ни  красив  этот
кабан, он не годится для циркового номера. Нам нужен актер поминиатюрнее.
     Мы  пошли дальше,  минуя  настороженных свиноматок  с поросятами, минуя
сотни неуемных пятачков и тысячи острых игл. Когда свернули за угол, я ахнул
и замер. Передо мной в загоне стоял самый очаровательный подсвинок на свете.
Добродушно  блестели  глазки-пуговки,  дыбом  стояли  тонкие  иглы.  Самочка
побежала на мой зов,  стуча копытцами, и захрюкала от удовольствия, когда  я
почесал, где нужно.
     Мы быстренько поладили с ее хозяином. В  его руки перешло еще несколько
сотен кредитов, в мои --  кусок  веревки. Свинка  спокойно приняла поводок и
послушно засеменила перед нами к машине.
     -- Чудо-свинка, -- сказал я. -- Назовем ее Глорианой.
     --  Это в честь кого  же? -- вмиг насторожилась  Анжелина.  -- Одной из
подружек твоей юности?
     -- Да Бог с тобой! Это имя из легенды, из мифологии. Глориана -- богиня
скотного двора, ее часто изображали с поросенком на коленях.
     -- Ты выдумал!
     -- Ну, что ты!
     -- Джим диГриз,  если  бы я  не знала тебя так  хорошо, приняла  бы  за
скрытого зоофила.
     -- Маленьким я дружил с этими симпатичными зверушками.
     --  Сейчас ты большой, так что изволь  держать  свои симпатии в узде. И
вообще, поехали-ка в цирк.
     Я  выдвинул из кузова сходни,  и  Глориана бодро взбежала  по  ним.  Из
кабины кузов просматривался через оконце, и я поглядывал на нашу покупку. Но
Глориане было не занимать самообладания, и вскоре она уснула.
     О  том, как мы  добрались  до Феторрскории, рассказывать  особо нечего.
Бывают  впечатления, которые лучше  поскорее  выбросить  из  клеток  памяти,
развеять,  как  страшный  сон.  Когда мы  пересекли  городскую  черту,  наше
настроение подпрыгнуло... по крайней  мере, чуточку  приподнялось. Уже  в су
мерках мы добрались  до цели  --  большого здания. Игорь сбросил  в  сточную
канаву наш багаж и скривился при виде семенящей мимо Глорианы.
     -- В кузове свинячье пу. Еще двадцать кредитов.
     Я заглянул в кузов и отрицательно покачал головой:
     -- Нет пу, нет и кредитов.
     И вручил ему оговоренную сумму.
     Он   медленно  сосчитал  деньги,  убрал   в  карман.  Затем  его   чело
пробороздили глубокие  складки.  Очевидно, мышление не входило в  число  его
привычных занятий.
     -- Я вижу пу. Плати.
     -- А я не вижу пу, и ты не увидишь денег.
     Он замахнулся гранитным кулаком и ринулся вперед. Анжелина улыбнулась:
     -- Моя очередь, если не возражаешь.
     Ответить я не успел. Анжелина махнула ногой и врезала Игорю по лодыжке.
Пока он падал, она сомкнула  руки и треснула  его  по шее.  Он восхитительно
шмякнулся оземь.
     Пока он, исторгая грязные ругательства, поднимался на ноги, я указал на
грузовик и предупредил:
     -- Езжай отсюда. А то хуже будет.
     Я  слегка  надеялся, что Игорь не уймется.  Он  оскорбил мою  обожаемую
Анжелину, а я т