из ванной, -  все
равно сестры говорили, говорили, говорили, и раз начатый разговор  велся
целыми часами, даже целыми днями. Они забывали, что пора ложиться спать;
напрасно тетка сердилась, покашливала, стучала наверху в пол; они стара-
лись говорить потише, задыхаясь от смеха, но через пять минут  -  взрыв!
Снова гобоем звенел тоненький голосок Сильвии, а ему  вторили  радостные
или возмущенные восклицания Аннеты, как всегда  закусившей  удила,  -  у
этой девчонки, Сильвии, был особый дар по пустякам выводить ее из равно-
весия. Сверху тетка стучала еще сердитей. Тогда  решали:  пора  "вздрем-
нуть". Но они тянули время, пока раздевались. Комнаты у них  были  смеж-
ные, сестры не затворяли дверей и, то и дело переступали порог,  болтали
- и в одних нижних юбках и сняв нижние юбки; они переговаривались  бы  и
со своих кроватей всю ночь напролет, если б сон, как это бывает в  моло-
дости, вдруг не застигал их и не прекращал болтовни. Он  слетал  на  них
мигом, будто ястреб на цыпленка. Они падали на подушки, полуоткрыв  рот,
не договорив фразы. Аннета лежала на постели разметавшись, сон у нее был
тяжелый, часто неспокойный,  горячечный,  полный  видений;  она  сбивала
простыни, она говорила во сне, но никогда не просыпалась. Сильвия  спала
чутко, тихонько похрапывая (если б вы сказали ей об этом,  она  оглядела
бы вас с видом оскорбленного  достоинства),  просыпалась,  вслушивалась,
посмеиваясь, в бессвязные речи сестры, иногда  вставала,  ходила  вокруг
кровати, где лежала распростертая  Аннета  и  горой  поднимались  сбитые
простыни. Сильвия склонялась над ней и при свете ночника (Аннета не мог-
ла спать без огня) с любопытством вглядывалась в отяжелевшие, непроница-
емые черты, в необычайно страстное, подчас трагическое лицо спящей,  по-
тонувшей в океане снов. Сильвия ее не узнавала.
   "Аннета? Ты ли это, сестра?.."
   "Ей хотелось сейчас же разбудить ее, обвить руками ее шею.
   - Волчонок, ты тут?..
   Но она была уверена, что волчонок тут, и не пробовала будить  сестру.
Она была не так чиста душой, как старшая неистовая сестра, была  зауряд-
нее ее, играла с огнем, но не обжигалась.
   Они подолгу разглядывали друг друга, когда одевались  и  раздевались:
любопытно было делать сравнения. У Аннеты были приступы дикой стыдливос-
ти, забавлявшие Сильвию, более вольную и вместе с тем какую-то более по-
нятную. Часто Аннета становилась холодной, чуть ли не надменной;  иногда
на нее находила вспыльчивость, иной раз она плакала без причин. Завидное
лионское равновесие, которым она прежде так гордилась,  изменило  ей.  И
всего важней было то, что она об этом и не жалела.
   Теперь они во многом откровенно признавались друг другу.  Воспроизво-
дить все это не стоит. Девушки, подружившись, в своих беседах  -  и  это
совершенно естественно - преспокойно договариваются до самых невероятных
вещей, но в их устах все звучит почти невинно; когда же об этом  расска-
зывают другие, вся невинность теряется. В бессвязных разговорах проявля-
лось различие их натур: добродушная, безвредная аморальность  и  беспеч-
ность одной и глубокий, страстный, неспокойный, заряженный  электричест-
вом строгий мир другой. Бывали столкновения: легкомыслие и веселая игри-
вость, с какими Сильвия, смакуя, говорила о любовных делах, сердили  Ан-
нету. Она была смелой в душе, сдержанной на словах:  казалось,  ей  было
неприятно слышать то, что отвечало ее собственным мыслям. Иногда она за-
мыкалась в угрюмом молчании и сама плохо понимала, отчего Сильвия  пони-
мала все гораздо лучше. За две недели совместной жизни она узнала Аннету
глубже, чем Аннета знала себя.
   Однако это не означало, что ее умственные способности были выше сред-
него уровня самой простой девушки-парижанки. У нее был на редкость трез-
вый и дальновидный практический ум; только она не извлекла из  него  то,
что могла бы извлечь, предпочитав подчиняться своим прихотям; во всем же
остальном она ничем не отличалась от девушек своего круга.  Правда,  все
ее занимало, но ничто глубоко не интересовало, если не  считать  мод,  а
где уж модам быть глубокими! К искусству же - музыке, живописи,  литера-
туре - она относилась, как относится человек самый посредственный; иног-
да до нее просто ничего не  доходило.  Аннету  часто  коробил  ее  вкус.
Сильвия замечала это и говорила:
   - Уф! Опять я попала впросак... Ну, скажи, что сейчас модно в свете?
   (О картине она говорила, как говорят о шляпке.)
   - Чем нужно восторгаться? Мне бы только это узнать, а там все  пойдет
не хуже, чем у других...
   Но Сильвия не всегда была так миролюбиво  настроена:  случалось,  что
она с пеной у рта отстаивала героя какого-нибудь бульварного романа  или
пошлый романс, видела в нем последнее  слово  в  области  искусства  или
чувств. Она все же вынудила старшую  сестру  признать  достоинство  или,
скорее, признать будущее за одним из тех жанров, которые Аннета  до  сих
пор упорно отрицала, хоть и совсем не знала: Сильвия была без ума от ки-
но и смотрела все фильмы без разбора.
   Случалось, что Сильвия не могла понять красоту книги, которую они обе
читали, но иные страницы воздействовали на нее сильнее, чем на Аннету, -
ведь Сильвия лучше знала жизнь, сестру же ее неприкрытая правда приводи-
ла в замешательство. А жизнь и есть Книга Книг. Не всякому дано прочесть
ее. Каждый носит ее в себе, и написана она вся, от первой  до  последней
строчки. Но разберешься ты в ней лишь в тот день, когда суровый учитель.
Опыт, научит тебя ее языку. Сильвия училась ему с малолетства  и  читала
бегло. Аннета начала учиться поздно. Усваивала она медленно, зато знания
ее были глубже.
   Лето в том году стояло на редкость знойное. К середине августа пышные
деревья в саду пожелтели. Душными ночами Сильвия вытягивала губы, всасы-
вая воздух. Силы у нее восстановились, но была  она  еще  бледненькой  и
плохо ела. Она всегда была плохим едоком, и если б ей дали волю, не обе-
дала бы, а довольствовалась в иные дни мороженым и фруктами.  Но  Аннета
была начеку. Но Аннета сердилась. Много забот было у Аннеты. И вот она в
конце концов решила отправиться в горы, хоть и откладывала поездку с не-
дели на неделю, в глубине души надеясь, что удастся ее избежать. Ей  хо-
телось, чтобы сестра принадлежала только ей все лето.
   Отправились они на курорт в Гризон. О нем Аннета  сохранила  чудесное
воспоминание, была там давнымдавно - прелесть  какая  гостиница,  совсем
простая, а вокруг умиротворяющие душу пейзажи в пасторальном  стиле,  от
всего веет старой Швейцарией. Правда, за несколько лет  все  изменилось.
Появился рой гостиниц. Возник целый городок вычурных отелей. В луга вре-
зались автомобильные дороги, а в лесах слышно было лязганье трамвая. Ан-
нете хотелось бежать. Но ведь они целые сутки проторчали в душном  ваго-
не, утомились; не знали, куда теперь поехать; хотелось  одного  -  вытя-
нуться, лежать не двигаясь: хоть и все  здесь  изменилось,  зато  воздух
по-прежнему был чист, словно хрусталь, и Сильвия лакомилась им, как  ла-
комилась мороженым, которое слизывала из стаканчика, стоя у тележки про-
давца среди гомона парижских улиц. Решили так:  останутся  на  несколько
дней, пока не спадет жара. А потом привыкли. И нашли, что тут хорошо.
   Сезон был оживленный. Посмотреть игру в теннис слеталась  неугомонная
молодежь разных национальностей. Устраивались вечера с танцами, спектак-
ли. Жужжащий улей бездельничал, флиртовал, щеголял. Анне га обошлась  бы
без этого. Но Сильвия веселилась от всей души, сияла от удовольствия,  и
это передалось Аннете. Настроение у сестер было отличное, и не  хотелось
отказываться от развлечений, до которых так падка молодежь.
   Были они молоды, веселы, каждая была по-своему привлекательна,  и  их
сразу окружили поклонники. Анкета похорошела. Спортивные игры на воздухе
подчеркивали ее прелесть. Она была прекрасно сложена, сильна, любила хо-
дить, увлекалась спортом, была блестящей партнершей в теннисе  -  верный
глаз, сильные ноги, проворные руки, молниеносные ответные удары.  Обычно
жесты ее были скупы, но в нужную минуту она горячилась, и ее отдачи оше-
ломляли. Сильвия приходила в восторг, хлопала  в  ладоши,  когда  видела
прыжки Аннеты, гордилась сестрой. Она восхищалась искренне - ведь в этой
области она даже не пыталась состязаться с ней: хрупкая парижанка не бы-
ла создана для спортивных игр, да они и мало ее привлекали - столько на-
до было двигаться! Она находила, что куда приятнее - и, главное,  благо-
разумнее, - оставаться зрительницей. Времени она даром не теряла.
   Она создала вокруг себя кружок придворных и царила там с такою непри-
нужденностью, будто только это и делала всю жизнь.  Лисичка  переняла  у
молодых светских дам, за которыми наблюдала,  высокомерие,  жеманство  и
все, что легко заимствовать. На вид - недотрога, очаровательная рассеян-
ность, а ушки на макушке: ничто не ускользало от ее внимания. Но  лучшей
ее моделью по-прежнему оставалась Аннета. Чутье у нее было верное, и она
умела не только перенимать многие и многие мелочи, но, перенимая, прида-
вать им блеск, чуть видоизменяя и даже иногда доводя их до противополож-
ности - о, только чтобы показать, как изысканно такое пустячное  отступ-
ление от светских правил! Она была неглупа и никогда не выходила за пре-
делы той области, где чувствовала под ногами твердую почву.  Ее  манеры,
поведение, тон были просто  безукоризненны.  Благовоспитанная  девица  с
изысканной оригинальностью речи и манер, Аннета не могла  удержаться  от
смеха, слушая, как сестра с очаровательной самоуверенностью  выкладывает
перед своими поклонниками сведения, обрывками которых  она  накануне  ее
напичкала. Сильвия хитро ей подмигивала: не стоит углублять беседу. Нес-
мотря на ум и хорошую память, Сильвия могла нечаянно попасть впросак, но
она не допускала этого, бдительно следила за своими границами. К тому же
она умела выбирать партнеров.
   Почти всех их, молодых спортсменов-иностранцев, - англосаксов, румын,
- гораздо больше коробили ошибки в игре, чем ошибки  в  языке.  Любимцем
женского кружка был один итальянец. Он носил звонкую фамилию,  был  отп-
рыском старинного ломбардского рода (род угас давным-давно, но ведь  фа-
милия не исчезает); он принадлежал к тому типу, который так часто встре-
чается среди золотой молодежи Апеннинского полуострова  и  для  которого
характерны не столько национальные черты, сколько черты эпохи: в нем ви-
дишь любопытную помесь американца с Пятой авеню  и  итальянца-кондотьера
XV века, что, в общем, иногда придает внешности величавость (величавость
оперного артиста). Туллио, красивый малый, высокий, статный, хорошо сло-
женный, с пламенным взглядом, круглой головой  и  бритым  лицом,  жгучий
брюнет с крупным, хищным носом, раздувающимися ноздрями  и  тяжелой  че-
люстью, ходил мягкой походкой, расправив плечи. Надменность,  заискиваю-
щая учтивость и грубость - все это смешалось в  его  манерах.  В  общем,
мужчина неотразимый. Женские сердца падали к его ногам  -  наклоняйся  и
подбирай. Но он не давал себе труда наклоняться. Он ждал,  чтобы  сердца
эти ему поднесли.
   Вероятно, именно потому, что Аннета не предложила ему своего  сердца,
Туллио и остановил на ней свой выбор. Он  -  первоклассный  теннисист  -
оценил физические качества сильной девушки, а разговаривая с нею, узнал,
что она вообще любит спорт; их вкусы сходились - верховой ездой, греблей
Аннета увлекалась до страсти, которую она вносила во все свои  поступки.
Он крупным своим носом почуял, что избыток энергии  переполняет  девичье
тело, и возжелал им овладеть. Аннета, угадав его намерения, была и  пле-
нена и оскорблена. Силы плоти, стесненные годами полузатворнической жиз-
ни, пробуждались в пламени чудесного лета, в кругу молодежи, помышлявшей
лишь об удовольствиях, в азарте спортивных игр. Последние недели, прове-
денные с Сильвией, их вольные беседы,  какая-то  безграничная  нежность,
переполнявшая Аннету, - все это повергало в смятение и тело ее  и  душу,
которые она сама так плохо, так мало знала. Ненадежно был защищен ее дом
от налета страстей. Аннета впервые ощутила, что такое острота  чувствен-
ного влечения. Стыд, возмущение охватили ее, будто она получила  пощечи-
ну. Но влечение не стало от этого меньше. Надо было бежать, она же гордо
шла вперед с холодным видом и трепещущим сердцем. А  он  прикрывал  свое
вожделение безукоризненной почтительностью, стал еще обаятельнее  и  ув-
лекся еще сильнее, когда увидел, что она поняла его, что она  противится
ему. И вот начался другой матч, поиному азартный! Они бросили друг другу
дерзкий вызов, они вступили в ожесточенное единоборство, хотя никто это-
го не замечал. Когда он и учтиво и властно склонялся перед нею и целовал
ей руку, когда она улыбалась ему надменно и обольстительно, - она читала
в его глазах:
   "Ты будешь моей".
   И ее сомкнутые губы отвечали:
   "Никогда!"
   Зорким взглядом следила Сильвия за поединком, она забавлялась, но го-
рела желанием принять в нем участие. Какое участие? Право, она и сама не
знала. Ну" просто хотелось поразвлечься и, конечно, - само собой разуме-
ется, - выручить Аннету. Он - прелесть. Аннета - тоже прелесть. Как кра-
сит ее сильное чувство! Какая испепеляющая гордость! Бычок, готовый  ри-
нуться в бой; то вдруг зальют ее щеки  волны  румянца,  то  отхлынут,  и
Сильвия словно видела,  как  они  пробегают  по  всему  ее  телу,  будто
дрожь... А мужчина с головой ушел в игру...
   "Ничего не выйдет, мой мальчик, - твоей она не будет, да, да, не  бу-
дет, если не захочет!.. А может быть, хочет? Или не хочет? Решайся,  Ан-
нета! Он увлечен. Добивай его! Глупышка! Не знает, как... Хорошо, мы  ей
поможем..."
   Похвалы, которые Сильвия расточала Аннете, сблизили ее с Туллио.  Они
вдвоем восхищались ею. Итальянец был бесспорно влюблен в Аннету. Сильвия
сияла и, сверкая глазами, все больше входила в роль. Она искусно расхва-
ливала Аннету и не менее искусно пускала в ход свои чары и уже не  могла
остановиться. Напрасно она уговаривала себя:
   "Теперь угомонимся. Довольно. Слишком далеко зашли..."
   Все было тщетно; оставалось одно: предоставить им свободу действия...
Это было презабавно! И, конечно, этот болван  тотчас  воспламенился.  До
чего же глупы мужчины! Он воображал, что с ним любезны из-за  его  прек-
расных глаз... Правда, глаза у него были прекрасные... Как же он  теперь
поступит? Рыбешка мечется между двумя крючками. Уж не хочет ли он  прог-
лотить обеих сразу? На что он решится? "А ну, приятель, выбирай!"
   Она ничего не делала, чтобы облегчить ему  выбор,  она  стушевывалась
перед Аннетой. Аннета-перед ней. Но Аннета инстинктивно удвоила  усилия,
чтобы затмить Сильвию. Сестры нежно любили друг  друга.  Сильвия  горди-
лась, что Аннету расхваливают, Аннета гордилась тем,  какое  впечатление
производит Сильвия. Они советовались друг с  другом.  Следили,  чтобы  у
каждой был туалет к лицу. Умело, по контрасту, выделяли лучшее во  внеш-
ности друг друга. На вечерах в гостинице привлекали всеобщие  взоры.  Но
эти взоры невольно разжигали соперничество между ними. И хоть они запре-
щали себе это, но во время танцев одна сестра невольно оценивала  успех,
которым пользовалась другая. Особенно у того,  кто,  право,  занимал  их
мысли теперь гораздо больше, чем им хотелось... Он стал занимать их мыс-
ли гораздо больше с тех пор,  как  сам  перестал  понимать,  которая  же
больше занимает его мысли. У Аннеты портилось настроение, когда она  ви-
дела, как Туллио увивается вокруг сестры. Обе прекрасно танцевали,  каж-
дая в своем стиле. Аннета старалась утвердить свое превосходство. И, ко-
нечно, танцевала лучше - на взгляд знатоков. Но Сильвия держалась непри-
нужденней, танцевала с большим увлечением, а когда она поняла  намерение
Аннеты, то стала просто неотразимой. И Туллио не устоял. Аннета увидела,
что покинута, и ей было больно. В одну  прекрасную  летнюю  ночь  Туллио
протанцевал несколько раз подряд с Сильвией, а потом оба вышли, болтая и
смеясь. Аннета не владела собой. Она тоже вышла из зала. Она не решилась
пойти следом за ними и попыталась разглядеть их из окна  галереи,  выхо-
дившей в сад; и она увидела их; увидела, что они идут по аллее,  прижав-
шись друг к другу, что они целуются.
   Но это не так огорчило ее, как то, что случилось потом. Аннета подня-
лась в свою комнату и села, не зажигая света; внезапно к ней вбежала ра-
достная Сильвия, разахалась, увидев, что сестра сидит одна  в  потемках,
принялась гладить ей руки, чмокать в щеки; как всегда,  наговорила  уйму
всяких милых пустячков; когда же Аннета, сказав, что ей  пришлось  уйти,
потому что у нее вдруг началась мигрень, спросила сестру, как прошел ве-
чер и гуляла ли она с Туллио, Сильвия с невинным видом ответила, что  не
гуляла, что понятия не имеет, куда делся Туллио, что  вообще  Туллио  ей
надоел, к тому же она не любит слишком красивых мужчин, а он еще и фато-
ват, да и смугловат... И она стала укладываться спать, напевая вальс.
   Аннета не сомкнула глаз. Сильвия спала отлично. Она и не  подозревала
о буре, которую сама же вызвала. Аннета  очутилась  во  власти  демонов,
сорвавшихся с цепи. Все, что произошло,  было  катастрофой.  Катастрофой
вдвойне. Сильвия стала ее соперницей. И Сильвия  ей  лгала.  Любимая  ее
Сильвия! Сильвия-радость ее, надежда!.. Все рухнуло. Она больше не может
ее любить... Не может любить? Но разве может, разве может она не  любить
ее? О, как внедрилась в нее эта любовь, сильнее, чем она думала! Но раз-
ве можно любить то, что презираешь? Ах да, предательство Сильвии еще  не
все! Что-то еще случилось... "Что-то еще... еще... Но что же это такое?"
А! Тут замешан человек, которого Аннета не уважала, которого  Аннета  не
любила и которого теперь любит. Любит?  Нет!  Которого  хочет  покорить.
Гордость и ревность терзали ее, требовали, чтобы она пленила его,  чтобы
вырвала из рук другой, а главное, чтобы не позволила той,  другой,  выр-
вать его из ее рук... (Другая - вот чем стала Сильвия для Аннеты!)
   И часа не спала Аннета в ту ночь. Простыни жгли кожу.  А  с  соседней
кровати доносилось легкое посапывание - там спали сном невинности.
   Когда утром они очутились лицом к лицу, Сильвия  сразу  увидела,  что
все изменилось, но она не поняла, что же произошло.  Аннета,  с  кругами
под глазами, бледная, суровая, надменная, но до странности  похорошевшая
(и похорошевшая и подурневшая - будто на призыв вдруг поднялись все  за-
таенные ее силы). Аннета, в броне гордости, холодная, враждебная,  замк-
нутая, посмотрела на Сильвию, послушала, как та болтает, по обыкновению,
о всяких пустяках, невнятно поздоровалась и вышла из комнаты...  Сильвия
запнулась на полуслове и тоже вышла, не сводя глаз с Аннеты, спускавшей-
ся по лестнице.
   Она все поняла. Аннета увидела Туллио, сидевшего в холле, и  направи-
лась прямо к нему. Он тоже понял, что положение изменилось. Она села ря-
дом с ним. Заговорила о вещах, самых незначительных.
   Высоко держа голову, полная презрения, Аннета смотрела в одну точку и
старалась не встречаться с ним взглядом. Но у него не было сомнения:  ее
взгляд стремился к нему. Словно избегая слишком яркого света, ее  глаза,
полузакрытые голубоватыми веками, спрашивали:
   "Хочешь, чтобы я была твоей?"
   А он рассматривал свои ногти, с самодовольным видом говорил  какие-то
глупости и, поглядывая, как кот, на ее тело, на упругие  груди,  допыты-
вался:
   "Ты ведь тоже этого хочешь?"
   "Я хочу, чтобы хотел ты", - был ответ.
   Сильвия не колебалась. Покружила по холлу, подошла и села между Анне-
той и Туллио. Аннета была возмущена, взгляд выдал ее - один взгляд:  его
было достаточно. Она посмотрела на сестру в упор, и Сильвия прочла в  ее
взгляде презрение. Она прищурила глаза и прикинулась,  будто  ничего  не
заметила, но ощетинилась, как кошка, через которую  пропустили  электри-
ческий ток: она улыбалась, а готова была кусаться.  Начался