скорее  лю-
бопытство, чем жалость.
   Среди женщин, которые, как и она, вели борьбу  с  обществом,  пытаясь
вырвать у него хотя бы скудные средства к существованию, было много  за-
губленных не столько жестокостью жизни, сколько собственной слабостью  и
самоотречением. Почти все жертвовали собой ради  какой-нибудь  привязан-
ности и не могли без этого жить. Можно было подумать, что в  самоотрече-
нии весь смысл их жизни, но оно же сводило их в могилу...
   Одна жертвовала собой ради старой матери или эгоистичного отца.  Дру-
гая - ради пошляка-мужа или неверного любовника. Третья ("Вот как  я!  -
думала Аннета) - ради ребенка, который ее совсем не любит, который забу-
дет ее, который завтра, быть может, от нее отвернется... "Ну так что же?
Если даже быть обманутой, брошенной, забытой им -  для  меня  радость!..
Если мне приятно получать от него колотушки!.." О  насмешка,  о  самооб-
ман!.. "А другие женщины, те, которым не для кого жить, как еще нам  за-
видуют! Им семью заменяют собака, кошка, птичка - у каждой  свой  кумир!
Уж если им непременно нужно кому-нибудь поклоняться, так лучше богу!  По
крайней мере высшее существо... У меня тоже есть свое божество,  неведо-
мый бог, моя собственная правда, и эта страсть, которая заставляет  меня
ее искать, может быть, тоже самообман? Но это я узнаю только тогда, ког-
да приду к цели. Если  даже  это  обман,  то  возвышенный,  -  он  стоит
жертв..."
   Аннета восставала против бессмысленности некоторых жертв. "Нет,  при-
рода не хочет, чтобы лучший приносил себя в жертву менее  достойному!  А
если она этого и хочет, зачем я буду ей подчиняться? Нет, нет, она этого
не требует! Она учит нас отрекаться от себя во имя  лучшего,  высшего  и
сильнейшего..."
   Жертвовать собой во что бы то ни стало, ради достойного или недостой-
ного - пожалуй, даже лучше ради недостойного, потому что тогда эта жерт-
ва значительнее, тогда это жертва ради  жертвы...  Да,  это  согласно  с
представлением некоторых людей о боге... Credo quia absurdum... [49] Ка-
ков господин, таковы и слуги!.. Это тот самый бог, что  уже  на  седьмой
день почил от трудов, считая, что сделал все и сделал  хорошо.  Если  бы
люди его слушались, воз жизни остановился бы после первого оборота коле-
са. Весь прогресс в мире происходит против воли этого бога... Fiat [50].
Будем толкать вперед свой воз! И даже под страхом, что он нас  раздавит,
я хочу, чтобы он двигался!
   Одно печальное знакомство еще усилило возмущение Аннеты против  бесс-
мысленных жертв (что она знала о них?),  которые  люди  более  достойные
приносят менее достойным.
   Хлопоча в свое время о месте преподавательницы на курсах для иностра-
нок в Нейи, она оказалась конкуренткой одной молодой женщины, и ей  пон-
равилось лицо этой женщины, грубоватое, но энергичное. Аннета  пробовала
завязать разговор, но та отнеслась к ней недоверчиво и,  видимо,  думала
только о том, как бы устранить соперницу с дороги. В то время Аннета еще
не привыкла к такого рода борьбе, глубоко ей противной, и не умела защи-
щаться. Желая расположить к себе соперницу и  приобрести  нового  друга,
она даже уступила ей место. Та не выразила никакой благодарности, все ее
мысли были заняты погоней за заработком. Она напоминала муравья, который
вечно спешит, хлопочет, занят только накоплением. Аннета  ее  ничуть  не
интересовала.
   После этой встречи Аннета потеряла ее из  виду.  А  когда  шесть  лет
спустя случай снова столкнул их, обе были уже не те, что прежде.  Аннета
теперь не склонна была проявлять великодушие к конкурентам или  излишнюю
щепетильность. Она говорила себе: "Такова жизнь, и я не  могу  ее  изме-
нить. Я хочу жить и в первую очередь должна думать о себе..."
   Началась борьба. Она была недолгой. После первого же выпада противни-
ца Аннеты получила нокаут... Как она постарела за эти шесть лет!  Аннету
поразило столь быстрое разрушение. Она помнила брюнетку с розовыми щека-
ми, на которых две-три родинки чернели, как изюминки в  булке,  крепкую,
коренастую крестьянку с резкими, торопливыми движениями, с тонкими,  су-
ховатыми чертами, которые были бы довольно приятны, если  бы  не  хмурое
выражение и упрямый лоб. А теперь она увидела худое,  морщинистое  лицо,
суровый взгляд, горькие складки у рта, впавшие щеки  -  молодая  женщина
увяла, как спаленная солнцем трава.
   Обе - и Аннета и Рут Гильон - добивались места секретаря у одного ин-
женера. Здесь нужно было работать два дня в неделю -  разбирать  деловую
корреспонденцию и принимать посетителей. Аннета застала Рут в  прихожей,
они обменялись враждебными взглядами. Рут спросила:
   - Вы насчет места? Оно обещано мне.
   Аннета ответила:
   - Мне оно не обещано, но я пришла предложить свои услуги.
   - Напрасно. Место достанется мне.
   - Напрасно или нет, но я поговорю. А там пусть берут, кого захотят.
   Через несколько минут Аннету позвали в кабинет, и инженер выбрал  ее.
Ее уже знали как добросовестную и толковую работницу.
   Выходя, она наткнулась на Рут и с холодным видом прошла мимо. Та  ос-
тановила ее, спросила:
   - Приняты?
   - Да.
   Аннета видела, как вспыхнуло лицо Рут, и ожидала резких слов. Но  Рут
ничего не сказала. Она вышла вслед за Аннетой, спустилась вниз. На улице
Аннета обернулась и бросила быстрый  взгляд  на  побежденную  соперницу.
Убитый вид побежденной тронул ее. И, вопреки своему решению  быть  жест-
кой, она подошла к Рут и сказала:
   - Мне очень жаль... Но что делать, жить-то надо!
   - Ну, конечно! - отозвалась Рут. - Другим везет, а мне нет.
   Она говорила уже совсем другим тоном - уныло, но без всякой  неприяз-
ни. Когда Аннета хотела взять ее за руку. Рут отодвинулась.
   - Полно, не огорчайтесь! Сегодня не повезло, завтра повезет.
   - Нет, мне никогда не везет.
   Аннета напомнила ей об их первой встрече, когда работу получила  Рут.
Рут молчала и с мрачным видом шла рядом с Аннетой.
   - Не могу ли я чем-нибудь вам помочь? - спросила Аннета.
   Снова краска залила лицо Рут. От оскорбленного самолюбия или от  вол-
нения? Она сказала сухо:
   - Нет.
   Аннета настойчиво продолжала:
   - Я была бы очень рада...
   И дружески взяла ее под руку. Рут, захваченная врасплох, нервно  при-
жала к себе ее руку и отвернулась, закусив губу. Потом сердито вырвалась
и ушла.
   Аннета дала ей уйти, но долго еще следила за ней глазами. Она понима-
ла эту женщину. Да, мы не имеем права навязывать свою жалость тому,  кто
ее не просит...
   Через несколько дней, войдя в молочную, Аннета  увидела  Рут  Гильон,
что-то покупавшую, и протянула ей руку. На этот раз Рут Гильон подала ей
свою, но с ледяным видом. Впрочем, она пыталась быть  любезной,  сказала
несколько обычных фраз. Аннета, довольная уже и этим  скромным  успехом,
поддержала разговор. Они говорили о ценах на продукты. Аннета в душе бы-
ла удивлена тем, что Рут истратила больше, чем она,  на  свежие  яйца  и
сгущенное молоко. Рут, точно хвастаясь, платила деньги у нее на  глазах.
Выходя, Аннета заметила:
   - Как все стало дорого! И, как бы оправдываясь в  том,  что  покупает
яйца, добавила:
   - Это для моего мальчика.
   Рут все с тем же оттенком хвастовства отозвалась:
   - А я покупаю для мужа.
   Аннета, ничего не зная о жизни Рут, спросила:
   - Что, он хворает?
   - Нет, но у него очень слабое здоровье.
   И с гордостью стала объяснять, как много заботы требует  здоровье  ее
мужа. Зная, что она подозрительна и самолюбива, Аннета не задавала ника-
ких вопросов и ждала, пока Рут сама станет откровеннее.  Но  Рут  больше
ничего не рассказала, и они уже стали прощаться, как вдруг Аннета вспом-
нила, что может предложить  Рут  работу  -  редактирование  книги  одной
иностранки. Работу эту поручили ей, но у нее не было свободного времени.
Рут сразу стала с живостью благодарить ее, сказав, что деньги  ей  очень
нужны. Аннета спросила ее адрес на случай, если для нее найдется еще ка-
кая-нибудь работа. Рут, казалось, была в нерешимости, ответила  уклончи-
во. Тогда Аннета уже с раздражением сказала:
   - Ведь это для вашей же пользы! Ну хорошо, тогда запомните на  всякий
случай, где живу я...
   И она сказала ей свой адрес. Рут очень неохотно сообщила свой.  Анне-
та, задетая за живое, решила больше не хлопотать о ней.
   Однако спустя несколько недель Рут сама пришла к ней. Сначала извини-
лась за свою нелюбезность. И в  этот  день  рассказала  кое-что  о  себе
(правда, немного).
   Она была дочь богатого крестьянина, но с отцом поссорилась,  так  как
он противился ее желанию уехать  в  Париж  и  стать  учительницей.  Отец
больно задел ее самолюбие, и она поклялась, что, никогда  не  примет  от
него никакой помощи. Она хотела жить своим трудом. И надорвалась.  Энер-
гии у нее было много, но умственная работа ее  утомляла.  Она  трудилась
над книгами, как лошадь на пахоте. Кровь приливала к голове,  стучала  в
висках, часто приходилось бросать занятия. В конце концов у  нее  разви-
лась неврастения, помешавшая ей держать экзамены. Пришлось  ограничиться
частными уроками. Она с трудом ухитрялась зарабатывать ими столько, что-
бы кое-как прожить. Потом она влюбилась и вышла замуж за человека, кото-
рый стал для нее лишней обузой. Впрочем, об этом она и словом не  обмол-
вилась. Аннета узнала это позднее и не от нее, но была достаточно  умна,
чтобы уже во время первого посещения Рут угадать часть правды. Осторожно
расспросив новую знакомую, она узнала, что ее муж - человек без  опреде-
ленных занятий. Рут объясняла, что он  "интеллигент",  "артист",  "писа-
тель", но так и осталось неясным, что же именно он пишет. Стихи? В  поэ-
зии Рут понимала не больше, чем любая провинциальная мещаночка, но отно-
силась к ней с почтением.
   Рут не стремилась познакомить Аннету со своим "артистом". Она держала
его взаперти. Сама же с этого дня стала бывать у Аннеты чаще, даже слиш-
ком часто. В конце концов она начала надоедать ей доказательствами своей
дружбы, приносила цветы, оказывала  всякие  знаки  внимания,  далеко  не
всегда удачные и только раздражавшие Аннету. Страстная душа Рут в  своих
чувствах не знала меры: все или ничего! У нее никогда не  было  подруги,
она никогда никому до сих пор не открывала сердца. И решив подружиться с
Аннетой, совершенно ею завладела. А той эта привязанность скоро стала  в
тягость, и она поняла, что и для мужа любовь Рут, должно быть,  нелегкое
бремя.
   Наконец ей неожиданно удалось узреть сокровище Рут:  в  этом  жалком,
бесцветном субъекте с мутными голубыми  глазами  она  сразу  заподозрила
тайного любителя абсента. Очень тщеславный, но не  уверенный  в  себе  и
весьма недалекий, он явно волновался, не зная, какое впечатление  произ-
вел на гостью. Жену он совсем не любил, но  находил,  что  очень  удобно
быть предметом нежных забот, и, делая унылую мину,  томно  жаловался  на
здоровье, с горечью распространялся о своем непризнанном таланте, о чер-
ной зависти собратьев по перу... Аннета своими  проницательными  глазами
видела его насквозь. С нею он был осторожен и, уловив иронию в ее молча-
нии, быстро умерил свои иеремиады. Но Рут внимала ему с  открытым  ртом,
неспособная ни на какую критику, гордая, как Артабан... "Пусть себе  те-
шится своими иллюзиями! Ей нужно кого-нибудь любить,  нужен  муж,  чтобы
нянчиться с ним. У нее душа преданной служанки, она готова лежать у  его
ног..." Однако между Рут и ее мужем  происходили  иногда  бурные  ссоры.
Раз, поднимаясь по лестнице, Аннета услышала плачущий голос "поэта".  Он
стонал и охал, а Рут била его по щекам.
   Аннета уже не сомневалась, что этот  бездельник  проматывает  большую
часть заработков Рут. Он пил, играл на скачках. Но Рут никогда не  жало-
валась. Она отказывала себе во всем, чтобы  накопить  денег  на  издание
книжки его стихов. Но он не очень-то спешил их написать. И однажды, сос-
читав свои сбережения, Рут обнаружила, что Жозе украл три  четверти:  он
сам себя обокрал!
   В тот день гордость ее была сломлена, и она откровенно рассказала Ан-
нете о своем горе. Она не стала бы жаловаться, если бы дело  шло  о  ней
одной. Но столько лет она выбивалась из сил ради него (она сказала "ради
его славы"), а он своими руками все разрушил!..
   Одно признание влечет за собой другое. Скоро Аннета узнала почти  все
о тяжкой жизни Рут. Здоровье ее было надорвано, она таяла с каждым днем.
Она уже не могла больше скрывать от Аннеты свои мысли. Перед  смертью  у
нее открылись глаза, она поняла, что этот человек - ничтожество, что  он
никогда не любил ее. Жозе теперь почти не бывал дома, он старался  улиз-
нуть - общество больной и печальной жены не доставляло ему никакого удо-
вольствия.
   Когда настали ее последние дни, Рут уже больше  себя  не  обманывала.
Все-таки она с искренней гордостью уверяла, что ни о чем не жалеет,  что
готова была бы все пережить снова...
   - Это меня убило. Но я этим жила.
   Она ни во что не верила, ничего не ждала ни на этом, ни на  том  све-
те...
   Рут умерла от кровоизлияния в мозг. Аннета была одна у постели умира-
ющей.
   Жозе, увидев, что конец близок, убежал и только через некоторое время
с испуганным видом появился в комнате. Огорчение  его  длилось  недолго.
Похныкав, он первым делом оказал:
   - Господи, что же теперь будет со мной? Аннета ответила:
   - Найдете себе другую, которая будет вас содержать...
   Жозе посмотрел на нее с ненавистью.
   Тем не менее он не возражал, когда Аннета из своего кармана заплатила
за похороны.
   Сидя у изголовья умершей, Аннета думала:
   "Вот! Сколько в ней было гордости, силы воли, аскетической самоотвер-
женности!.. А для чего? Что за нелепость!  Отдать  все  такому  скоту!..
Бедная Рут! В ней было мало жестокости... Надо быть жестче!.."
   То была реакция против обольщений сердца, проклятого сердца,  которое
только и делает, что обманывает нас!.. Ум и тело знают,  чего  хотят,  а
сердце слепо. Аннета говорила себе, что должна быть его поводырем... Она
восстала против любви, против самоотречения, против доброты...
   В жизни каждого из нас, как и в жизни  общества;  сменяются  моды  на
чувства. Они не повторяются - можно сказать, что их неодинаковость явля-
ется основным законом. Пока господствует та или  иная  мода,  все  свято
следуют ей и с презрением относятся к нелепым устаревшим  модам,  твердо
веря, что та, которой они следуют, есть и всегда будет самая лучшая. Ан-
нета в этот период увлекалась модой на жестокость...
   Но по какой моде ни одевайся, человек всегда  остается  тем,  что  он
есть. Он не может обходиться без других людей. Самый гордый нуждается  в
привязанности. И чем неутолимее обстоятельства вынуждают его  замыкаться
в себе, тем скорее коварная злодейкамысль готова его предать.
   Аннета казалась себе очень сильной. Сильной жизненным  опытом,  твер-
достью и умом, трезвой практичностью. Теперь она была уверена, что живет
именно так, как хотела; конечно, приходится трудиться, но ведь и на  это
она пошла по доброй воле. Она больше не боялась остаться без работы,  не
нуждалась ни в чьей помощи. И ей было решительно все равно, нравится это
людям или не нравится.
   В последнее время Аннете приходилось конкурировать уже не с  женщина-
ми, а с мужчинами, потому что она стала давать уроки мальчикам, готовить
их к вступительным и переходным экзаменам в  лицее.  С  этим  делом  она
справлялась хорошо, но вместе с ее успехами росла и вражда  к  ней  тех,
кто из-за нее оставался за бортом. Эти люди считали себя  обворованными.
Тут уж было не до рыцарской галантности! Бесцеремоннее и  грубее  других
были женатые мужчины: их подзуживали жены. Против Аннеты пускали  в  ход
всякую клевету: чего только про нее не выдумывали, объясняя, какими спо-
собами она захватывает самые выгодные уроки!  А  она  улыбалась  строгой
пленительной улыбкой и шла своей дорогой, презирая мнение людей.
   Но на дне души незаметно скоплялась усталость от долгих лет беспощад-
ного труда и борьбы. Ей давно пошел четвертый десяток.  Годы  протекали,
ничто не могло удержать их. И глухое возмущение поднималось в душе Анне-
ты... Пропала жизнь, прошла без любви, без настоящего дела, без красоты,
без могучей радости!.. А ведь она была создана для того, чтобы всем этим
наслаждаться!..
   Но к чему об этом думать? Слишком поздно!
   Так ли это? Поздно ли?
 
 
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
 
   У Соланж было круглое, простодушное личико, как у мадонн на старинных
картинах, немного старообразное и в то же время детское. Смеющиеся  гла-
за, окруженные морщинками, милый носик  и  губки  бантиком,  тяжеловатый
подбородок, нежная кожа и яркий румянец на щеках. Она любила  рассуждать
о серьезных вещах с усиленным глубокомыслием,  таким  забавным  на  этом
добродушном смеющемся лице, с которого Соланж усердно старалась  согнать
веселое выражение. Говорила она всегда быстро, боясь потерять нить своих
важных мыслей. И действительно, случалось, что она  вдруг  умолкала,  не
докончив фразы, с ощущением пустоты в голове:
   "Что я хотела сказать?.."
   И слушатели редко подсказывали, потому что они ее совсем не  слушали.
Но болтовня ее никого не раздражала. Соланж была не  из  тех  говорунов,
которые настойчиво требуют внимания к своим нудным рассуждениям. Она бы-
ла не спесива и готова даже кротко извиняться перед другими, что нагоня-
ет на них скуку. Неспособная продумать до конца ни одной мысли, она име-
ла наивную склонность к умствованиям и отличалась огромным усердием.  Из
ее усилий ничего путного не выходило:  мысли  застревали  на  полдороге,
серьезные книги - Платон, Гюйо, Фулье - неделями, а то и месяцами лежали
раскрытыми на той же самой странице. Книги, в которых  излагались  прек-
расные и великие мысли, идеальные альтруистические проекты  общественной
помощи или новые системы воспитания, были для Соланж игрушками, которыми
она тешила ум. Она быстро о них забывала, и они валялись по углам и  под
стульями, пока случайно не попадались ей опять на глаза. Эта добрая  ме-
щаночка, всегда приветливая, милая и хорошенькая, рассудительная и урав-
новешенная, чуточку чопорная, но никого этим не  стеснявшая,  -  словом,
очень приятная, искренне воображала себя женщиной с широкими умственными
запросами, на самом же деле она только любила рассуждать  об  идеалах  и
тому подобных вещах в одних и тех же выражениях, всегда  одинаково  спо-
койно, тактично, благопристойно, гладко и совершенно бессодержательно.
   Соланж была на три-четыре года моложе Аннеты и когда-то питала к  ней
ту необъяснимую симпатию, которая влечет людей безобидных  и  простых  к
опасным  натурам.  Правда,  это  обычно  бывает  любовь  на  расстоянии.
Действительно, в лицее Соланж мало общалась с Аннетой, так как они  учи-
лись в разных классах. Но достаточно было встреч в коридоре и  некоторых
отголосков жизни "старших", доходивших до маленькой  Соланж,  чтобы  она
стала издали робко обожать Аннету. А та об этом и не подозревала. По вы-
ходе из лицея Соланж совершенно забыла Аннету. Она вышла  замуж  и  была
счастлива - ей для счастья немного было нужно: только, чтобы муж не  был
ни уродом, ни человеком с сильными страстями,  а  Виктор  Мутон-Шевалье,
благодаря богу, не был ни тем, ни другим. Он был скульптором по  профес-
сии, но, имея ренту и богатую жену, отводил немного места в жизни  мукам
творчества. Не лишенный вкуса, он не испытывал, однако,  особой  потреб-
ности воплощать в своем искусстве что-либо иное или в  иной  форме,  чем
это делали его знаменитые собратья всех эпох. Ему чужды были  честолюбие
и мелкие чувства (а быть может, и всякие другие),  и  потому  он  вполне
удовлетворялся сознанием (во всяком случае, льстил себя  надеждой),  что
его идеи с такой полнотой и совершенством выражены другими - Микеландже-
ло, Роденом, Бурделем или менее крупными мастерами (он  был  эклектик  и
заимствовал от всех понемногу). При такой счастливой судьбе, в сущности,
не стоило бы утруждать себя и творить самому, но лестная иллюзия, что  и
он -