был. Думал:
   "Поживем - увидим!"
   Ибо он знал другого.
   Другой, Рожэ Бриссо, был его товарищем по лицею. Франк отлично  пони-
мал, что Аннета отдает предпочтение Бриссо. Во  всяком  случае,  пока...
"Ну, а дальше?.. Посмотрим!.." Бриссо был хорош собой: открытое,  краси-
вое, простодушное лицо, веселые карие глаза, правильные, грубоватые чер-
ты, полные щеки, крепкие зубы, чисто выбрит, над умным лбом  по-юношески
густая грива черных волос, расчесанных на боковой пробор. Высок, широк в
плечах; ноги длинные, руки мускулистые; легкая походка, порывистые  дви-
жения. Говорил он хорошо, очень хорошо, голос у него был задушевный, ме-
лодичный, низкий и звучный, который так всем нравился, который  нравился
ему самому. В учении он соперничал с Франком, был на редкость  способен,
схватывал все на лету, привык к тому, что занятия идут у  него  успешно,
однако не меньше наук любил упражнения, развивающие мускулатуру. Бывая в
Бургундии, - земли  его  родителей,  леса  и  виноградники  граничили  с
усадьбой Ривьеров, - ходил без устали, охотился, ездил верхом. И  Аннета
не раз встречалась с ним, гуляя в тех краях. Но тогда она мало думала  о
спутнике, любила бродить одна; да и Рожэ,  попав  на  вольные  просторы,
вырвавшись из Парижа на несколько месяцев,  разыгрывал  юного  Ипполита:
притворялся, будто ему веселее проводить время с конем и собакой, чем  с
девушкой. Встречались молча, обменивались поклоном и взглядами. Но и это
не прошло бесследно.  Осталось  приятное  воспоминание,  бессознательное
влечение двух физически хорошо подобранных существ.
   Родители Рожэ думали об этом не раз. Не только юная пара, - казалось,
и имения были созданы для того, чтобы соединиться. Однако, пока был  жив
Рауль Ривьер, отношения хотя и были добрососедскими, но холодноватыми  и
отчужденными. Презабавно было то, что Ривьер, который никогда не  посту-
пался своим свободолюбием, брал заказы на архитектурные работы  в  арис-
тократических и реакционных кругах, из хитрости кадил им и (на  сей  раз
без метафоры) хаживал к обедне, если было нужно для дела, чтобы обратить
на себя внимание, за что и прослыл среди радикальных  республиканцев,  у
себя в провинции, реакционером, даже клерикалом (что очень  его  потеша-
ло). А Бриссо были столпами радикализма. Все представители рода, принад-
лежавшего к судейскому сословию, - адвокаты и прокуроры - кичились  тем,
что уже больше века род их - приверженец республики (и так оно и было во
времена Первой Республики, но все они по забывчивости не упоминали,  что
их предок, бывший член Конвента, был награжден орденом Лилии, когда вер-
нулись Бурбоны), верили в республику, как иные веруют в господа бога,  и
воображали, будто они - носители всех ее традиций: положение  обязывает!
Поэтому-то Бриссо и считали своим долгом сурово порицать Рауля Ривьера и
держались от него на расстоянии; такое  отношение,  впрочем,  ничуть  не
огорчало Рауля, ибо он не ждал от них заказов. Но вот началось  знамени-
тое дело Дрейфуса, и Ривьер - это было ясно для всех -  очутился  неожи-
данно для себя в прогрессивной партии. И мигом  его  обелили;  поставили
крест на прошлом; открыли в нем высокие общественные  и  республиканские
качества, - он их в себе и не подозревал, но, вероятно, не  преминул  бы
извлечь из них выгоду, если б смерть не спутала все его планы.
   На планах Бриссо это не отразилось. Эти убежденные республиканцы, ко-
торые на протяжении века умело сочетали благоговейное отношение к  своим
принципам с благоговейным отношением к своим выгодам, были богаты и, ра-
зумеется, стремились стать еще богаче. Было известно, что Ривьер оставил
дочери изрядное состояние. Недурно было бы присоединить  бургундское  ее
имение к владениям Бриссо. Правда, единомышленники Бриссо  отводят  вто-
ростепенное место расчету на богатство, хотя это - первое, что  приходит
им в голову: когда речь идет о браке, утверждают они, прежде всего  сле-
дует принимать в соображение, что представляет  собой  сама  девушка.  В
данном случае девушка удовлетворяла всем требованиям. То, что  было  из-
вестно о ней, укрепляло Бриссо в их мнении: и ее положительный характер,
и то, что говорили о  ее  преданности  отцу.  Изумительные  способности,
простота. Превосходно держится в обществе. Уравновешенна. Неглупа.  Здо-
рова. Правда, находили что-то неестественное в ее занятиях в Сорбонне, в
ее исследованиях, диссертации. Но полагали, что образованная,  скучающая
девушка придумала себе такое развлечение и что все это до первого ребен-
ка. Кстати, неплохо показать всем, что они, Бриссо, поклонники просвеще-
ния, даже просвещения женщин, лишь бы оно не было помехой. Аннета, слава
богу, была бы не первой образованной женщиной в семье. Г-жа Бриссо, мать
Рожэ, и его сестра, мадемуазель Адель, слыли - для этого были  известные
основания - и не только сердечными, но и умными женщинами, участвовали и
в духовной и в деловой жизни мужчин Бриссо. Образование  Аннеты  служило
порукой, что по крайней мере тут нечего опасаться веяний клерикализма, а
это так важно! Вообще в новой семье ее нежно опекали бы, и это оберегало
бы ее от всяких пагубных увлечений. Их дорогой девочке так  легко  будет
слиться воедино с теми, чью фамилию она будет носить, - она осиротела  и
как же будет счастлива, когда попадет под крылышко второй матери и сест-
ры постарше, которые только одного и хотели: руководить  ею.  Ведь  дамы
Бриссо - а были они весьма наблюдательны - находили, что Аннета  пресим-
патична, благовоспитанна, мягка, вежлива, сдержанна, робка (по  их  мне-
нию, это не являлось недостатком), холодновата (а  это  уже  было  почти
добродетелью).
   Итак, Рожэ с согласия всего своего семейства - вопрос  предварительно
обсудили - стал ухаживать за Аннетой. Он ничего  не  утаивал  от  своих,
всегда был уверен, что его одобрят. Все близкие обожали этого  взрослого
ребенка. Платил он тем же. В семье Бриссо царило  взаимное  преклонение.
Правда, некоторая иерархия соблюдалась, но каждый  расценивался  высоко.
Право же, нельзя было не признать,  что  все  они  наделены  незаурядным
умом, приятной внешностью, богатством. И они - люди  благовоспитанные  -
признавали это, даже весьма охотно, но не показывали этого людям,  кото-
рых считали недостойными себя. Впрочем, кто мог бы сомневаться  во  всем
этом, видя, какой спокойной уверенностью дышат их лица! Они были уверены
в себе и всего увереннее в Рожэ. Он был их любимцем, гордостью и,  пожа-
луй, не без оснований. Никогда еще древо рода Бриссо не приносило такого
сочного плода. Рожэ был наделен лучшими чертами своего рода,  а  если  и
обладал его недостатками, то они не раздражали: он был так мил, так  мо-
лод, что их не замечали. А талантов у него была пропасть: все ему  легко
давалось, особенно ораторское искусство. Красноречие было ленным  владе-
нием Бриссо. В их роду уже прославился один адвокат, у них у  всех  была
врожденная склонность к витийству.  Было  бы  несправедливо  утверждать,
будто им нужно говорить, чтобы думать,  как  говорунам-южанам.  Но  одно
бесспорно - говорить им было нужно. В пышных  фразах  словно  расцветали
все их способности - Бриссо зачахли бы от молчания. Отец Рожэ, в прошлом
один из знаменитейших болтунов, прославивших трибуну палаты депутатов, -
избиратели сыграли с ним плохую шутку, не избрав вторично,  -  задыхался
от красноречия, замкнувшегося в своей скорлупе, и Рожэ,  которому  в  ту
пору было шесть лет, наивно говорил, когда они вдвоем сидели у камина:
   - Папа, произнеси-ка для меня речь! Теперь он делал это  сам.  Первые
же выступления молодого человека на собраниях адвокатов и в суде создали
ему блестящую репутацию. Под стать всем Бриссо, он отдал свои  дарования
на службу политике. Превосходным трамплином были для него митинги по по-
воду дела Дрейфуса; он бросился в бой, он наговорился всласть. Юношеский
пыл, смелость, красивые слова, лившиеся потоком, прекрасная внешность  -
все привлекало к нему симпатии восторженных дрейфусисток и молодежи. Се-
мейство Бриссо, - а оно только и думало, как бы  не  отстать  по  дороге
прогресса, и больше всего боялось, как бы не сделать слишком рано лишний
шаг вперед, - осторожно разведав  почву,  наставило  своего  наследника,
свою гордость и надежду, на путь социализма, однако весьма  благомыслен-
ного. Впрочем, и самого Рожэ чутье влекло на этот путь. Он, как все луч-
шие представители молодежи того времени, подпал  под  обаяние  Жореса  и
старался перенять приемы великолепного оратора, речи которого были полны
пророческих предначертаний и всяческих  иллюзий.  Он  провозгласил,  что
долг народа и интеллигенции - сблизиться. И это стало темой весьма крас-
норечивых его выступлений. Если народ, у которого просто не  хватало  на
это досуга, многого и не понял, зато это скрасило досуг молодых предста-
вителей буржуазии. Рожэ - ему помогла подписка и узкий круг друзей - ос-
новал кружок, газету, партию. Сам же он потратил на это уйму  времени  и
немножко денег. Все Бриссо умели рассчитывать, умели и тратить с толком.
Им льстило, что их чадо - вожак нового  поколения.  И  они  подготовляли
почву для приближающихся выборов. Для Рожэ было намечено местечко в  бу-
дущей палате депутатов. И он об этом знал, Рожэ привык, что в него с са-
мого детства верят все близкие, и уверовал в себя; он  толком  не  знал,
какие же у него убеждения, однако нисколько в них не сомневался. Никако-
го высокомерия. Он был полон самодовольства и ничуть не  скрывал  этого.
Ему везло во всем; он привык к этому, ему казалось, что это  вполне  ес-
тественно; он и не думал этим гордиться и был бы потрясен, если бы удача
ему изменила: устоям, которые он свято чтил,  был  бы  нанесен  сокруши-
тельный удар. Он был такой славный! Эгоистом он был, сам того не  ведая,
и отнюдь не закоренелым, а каким-то наивным,  был  добряком,  красавцем,
мог бы давать другим, но намеревался от других только брать и не  предс-
тавлял себе, что кто-то может ему в чем-либо отказать; простой, славный,
сердечный, требовательный юноша все ждал, что к  его  ногам  падет  весь
мир. Право же, он был весьма привлекателен.
   И Аннета увлеклась. Хотя она и составила о нем довольно верное сужде-
ние, но оно не помешало ей полюбить его еще сильнее. Ее умиляли его сла-
бости, они были ей бесконечно дороги. Ей казалось, что именно изза них в
нем столько ребяческого, - больше, чем мужественного. И  эта  двойствен-
ность радовала ее сердце. Ей нравилось, что  Рожэ  ничего  не  скрывает:
сразу было видно, какой он. Его наивное восхищение собою говорило о том,
какая у него непосредственная натура.
   С Аннетой он был особенно откровенен оттого, что влюбился в нее. Пыл-
ко, безудержно. Он не знал половинчатости в чувствах. А  вот  видел  все
лишь наполовину.
   Любовь к ней вспыхнула как-то вечером, в одной из гостиных, - он  был
в ударе и блистал красноречием. Аннета не проронила ни слова. Но она бы-
ла чудесной слушательницей. (Так по крайней мере ему казалось.) В ее ум-
ных глазах он читал свои собственные мысли и находил, что они стали  еще
яснее, еще возвышеннее. Ее улыбка радовала его - значит, он хорошо гово-
рил, а еще более глубокую радость доставляло ему сознание, что она  раз-
деляет его мысли. А как прекрасна была его слушательница! Какой  замеча-
тельный ум, какая возвышенная душа светилась в ее пристальном и  вырази-
тельном взгляде, в ее проникновенной улыбке! Он говорил один, а ему  ка-
залось, что он разговаривает с нею. Во всяком случае, теперь он  говорил
только для нее и чувствовал, что этот мысленный диалог  -  таинственный,
безмолвный - возвышает его...
   Аннета, по правде говоря, и не слушала. Она была так умна, что быстро
схватила главную мысль Рожэ и с привычной рассеянностью следила лишь  за
красивыми, гладкими фразами. Но она воспользовалась тем, что он был пог-
лощен собственными речами, и решила получше его рассмотреть: глаза, рот,
руки и как, когда он говорит, у него двигается подбородок, как  раздува-
ются красивые ноздри, словно у заржавшего жеребца, и какая милая у  него
манера произносить некоторые буквы, и что же все это выражает - и внешне
и внутренне...
   Смотреть она умела. Видела, как ему хочется,  чтобы  им  восхищались,
видела, как ему нравится, что он нравится, и то,  что  она  считает  его
красивым, умным, красноречивым, удивительным. Она не  находила,  -  нет,
пожалуй, чуть-чуть, совсем чуточку! - что он смешон. Напротив, была пол-
на умиления.
   ("Да, милый, ты хорош собой, ты чудный, умный, красноречивый,  удиви-
тельный... Тебе хочется, чтобы я улыбнулась? Вот, милый, я даже два раза
тебе улыбнулась... и смотрю на тебя так ласково... Ты доволен? ")
   И в глубине души она смеялась, видя, как он счастлив, как  торжеству-
ет, - еще громче заливается, словно вешняя пташка.
   Он смаковал похвалы, пил их, не разбавляя, не подбавляя к ним ни кап-
ли собственной иронии, жаждал еще, никогда не  пресыщался.  И,  упиваясь
своим пеньем, сливал с ним и ту, которая им  любовалась.  Он  вообразил,
что она - воплощение всего, что было в нем самого лучшего, чистого,  ге-
ниального, и стал обожать ее.
   А та, чьей души с первых же взглядов коснулась любовь, почувствовала,
что тонет в его обожании, и совсем перестала сопротивляться. Исчезла да-
же ласковая ирония, которой она прикрывала, будто латами, свое  трепещу-
щее сердце, и она подставила страсти свою незащищенную грудь. Как жажда-
ла она  любви!  Как  сладостно  утолить  жажду  (она  предвкушала  это),
прильнув к губам того, кто ей так нравился! А то, что он предвосхитил ее
желание и так пылко тянулся к ней губами, наполняло ее какой-то  востор-
женной благодарностью.
   Пламя разбушевалось. Каждый воспламенялся от страсти другого и  питал
ее своею страстью. И чем пламеннее было чувство влюбленных, тем большего
они ждали друг от друга и тем больше старались превзойти взаимные ожида-
ния. Это очень утомляло. Но у них в запасе были нерастраченные силы  мо-
лодости.
   А пока силы Аннеты дремали в бездействии. Им не давали воли.  На  нее
нахлынуло чувство Рожэ. Она тонула. Он не позволял ей передохнуть. Нату-
ра у него была общительная, безудержная, и  его  потребностью  было  все
высказать, всем поделиться: мыслями о будущем, о настоящем,  о  прошлом.
Как пространно он говорил! Это было его свойство. А к тому же  он  хотел
все узнать, все присвоить. Он вторгался в тайны Аннеты.  Аннета,  отсту-
пая, напоследок с трудом защищалась. Все это ее отчасти  возмущало,  от-
части радовало и забавляло; не раз пыталась она рассердиться на Рожэ  за
этот натиск, но завоеватель был так мил! И она с наслаждением шла на ус-
тупки; она не сопротивлялась насилию чужой воли ("Et cognovit lam  -  он
совсем ее не знал!..), а втайне подчас вся горела то от негодования,  то
от удовольствия.
   Да, не очень благоразумно  без  сопротивления  отдать  себя  целиком.
Иногда, забыв обо всем на свете, поверишь свои тайны, а потом тот,  кому
ты доверился, обернет их против тебя же. Но Аннета и Рожэ мало  об  этом
заботились. В ту пору их любви ничто друг в друге не могло  им  разонра-
виться, ничто не могло поразить. Все то, что поверял любимый, не  только
ничуть не удивляло любящую, но, казалось, совпадало с  ее  невысказанным
мнением. Рожэ теперь не следил за собой - следил еще меньше, чем прежде,
и Аннета слушала его откровенные признания снисходительно, однако, поми-
мо воли, все запоминала до мелочей.
   Радостно было, что у них столько общего в прошлом, а  еще  радостнее,
что и настоящее и прошлое утопают в мечтах о будущем, - их будущем,  ибо
хотя Аннета и ничего еще не сказала, ничего не обещала, но на ее  согла-
сие так полагались, так рассчитывали, так его требовали, что она в конце
концов и сама вообразила, будто уже дала его. Полуприкрыв свои  счастли-
вые глаза, она слушала, как Рожэ (он принадлежал к тем, кто наслаждается
завтрашним днем больше, чем нынешним) с неиссякаемым воодушевлением опи-
сывал блистательную жизнь, богатую мыслями,  заполненную  полезной  дея-
тельностью, приуготовленную... Кому? Ему, Рожэ. Ну и ей, разумеется, то-
же, ведь она отныне - частица Рожэ. И она не сердилась, что от  ее  лич-
ности ничего не остается, она слишком была поглощена чудесным своим  Ро-
жэ, - не могла его наслушаться, на него  наглядеться,  нарадоваться.  Он
много говорил о социализме, справедливости, человеколюбии,  об  освобож-
денном человечестве. Поистине был великолепен. На  словах  душевное  его
благородство было безгранично. Это волновало Аннету. Ей казалось  отрад-
ной мысль, что и она примет участие в его деятельности во имя всесильно-
го добра. Рожэ никогда не спрашивал ее, что она об этом думает. Подразу-
мевалось, что она думает так же, как и он. Да и не могла она думать ина-
че. Он говорил за нее. Он говорил за них обоих - ведь он говорил  лучше.
Он ронял:
   - Вот что мы сделаем... У нас будет...
   Она ничего не оспаривала. Напротив, чуть ли не благодарила. Планы бы-
ли так необъятны, так расплывчаты, так бескорыстны, что просто  не  было
причин считать себя обделенной. Рожэ стал для нее светом, стал  для  нее
свободой... Пожалуй, в этом было что-то неопределенное. Аннете, пожалуй,
и хотелось, чтобы все было поточнее. Но ведь все это придет позже,  ведь
сразу всего не выскажешь. Продлим же удовольствие. Будем сегодня наслаж-
даться неоглядными планами на будущее...
   Больше всего она наслаждалась,  глядя  на  его  очаровательное  лицо,
чувствуя, как жадно тянутся друг к другу их влюбленные тела, по  которым
внезапно пробегали электрические токи, огонь  желаний,  пылавший  в  них
обоих, сильных силою непорочной молодости, здоровых, крепких, горячих.
   Всего красноречивей был Рожэ, когда внезапно умолкал. И тогда  слова,
отзвучав, рисовали перед ними упоительные картины, а глаза  встречались:
им казалось, будто они вдруг прикоснулись друг к  другу.  Налетал  такой
порыв  страсти,  что  захватывало  дыхание.  Рожэ  больше  не  думал  ни
обольщать, ни говорить. Аннета больше не думала ни о будущем человечест-
ва, ни даже о своем будущем. Они забывали обо всем, обо всем, что их ок-
ружало: о том, что они в гостях, о том, что вокруг люди. В  эти  секунды
они сливались в единое целое, словно воск на огне. Ничего не существова-
ло, кроме их влечения друг к другу - этого закона природы, единого, все-
поглощающего и чистого, как огонь. У Аннеты темнело в глазах, щеки у нее
вспыхивали, а немного погодя, поборов головокружение, она с трепетной  и
томительной уверенностью думала о том, что придет день и  она  поддастся
соблазну...
   Ни для кого их страсть уже не была тайной. Они не могли ее  скрывать.
Пусть Аннета молчала - глаза говорили за нее. Они так красноречиво выра-
жали согласие и без слов, что, по мнению всех, да и самого Рожэ, она как
бы уже безмолвно связала себя обещанием.
   И лишь семейство Бриссо не теряло из виду, что Аннета еще  далека  от
этого. Признания Рожэ Аннета выслушивала с явным удовольствием, но отве-
та не давала, уклонялась, ловко переводила разговор на какуюнибудь  воз-
вышенную тему, а простачок Рожэ приносил добычу в жертву ради миража  и,
очертя голову и млея,  пускался  в  рассуждения.  Аннета  отмалчивалась.
Бриссо - люди, умудренные опытом, - два-три раза подмечали ее  маневр  и
решили сами взяться за дело. Конечно, они ничуть не сомневались в согла-
сии Аннеты: ведь для нее такая блестящая партия-счастье. Но, знаете  ли,
надо считаться с прихотями взбалмошных девиц! Бриссо знали жизнь.  Знали
все ее ловушки. То были хитрые  французские  провинциалы.  Если  решение
вопроса задерживается, надо пойти навстречу - так советует  предусмотри-
тельность. И обе дамы Бриссо пустились в путь.
   Существовала особая улыбка, которую в кругу их  знакомых,  в  Париже,
звали улыбкой Бриссо: умильная и елейная, приветливая и снисходительная,
шутливая, вместе с тем осторожная, все предугадывающая, изливающая  бла-
говоление, но совершенно безразличная; он