Ни за что. И потом... она говорит дело. Лев  Борисович
Федотов - это, наверное, тот человек, который не очень ищет знакомства с
вами. Вот видите, его даже в вашем списке нет.
   - Расскажите о нем поподробнее, -  заинтересовался  Фролов,  все  еще
глядя осуждающими, невеселыми глазами на своего помощника.
   Либерзон немного помолчал, собираясь с мыслями, от напряжения у  него
шевелились губы, брови и ресницы -  какая-то  огромная  сила,  казалось,
привела его всего в движение. Либерзон глубоко вздохнул и продолжил:
   - Вот я вам называл Сараева. Этого знает весь Киев. Да что Киев!  Вся
империя... простите, Россия! А Лев Борисовичон не броский.  У  него  был
всего лишь один небольшой магазин. И еще сын  -  горький  пьяница.  Это,
знаете, такая редкость в еврейской семье. Сейчас он где-то не то у Дени-
кина, не то у Колчака. Но это так, между прочим... Так вот, Лев  Борисо-
вич не поставлял кольца и ожерелья двору его императорского  величества,
ничем особенно не выделялся среди других ювелиров. И если бы мне в  свое
время не довелось у него работать, я бы тоже не знал, какими  миллионами
он ворочал... Думаю, что и сейчас у него денег чуть побольше, чем у  вас
в карманах галифе и еще в киевском казначействе.
   Фролов и Красильников многозначительно переглянулись.
   - Где он живет? - опять не утерпев, спросил первым Красильников.
   - А все там же, где и жил. Большая Васильковская, двенадцать. Все там
же... - с бесстрастным спокойствием отозвался ювелир.
   Повезло Мирону на этот раз. Едва пришел в Харьков, не успел еще отой-
ти от страха, не успел отоспаться, как ему велели опять собираться в до-
рогу. И не куда-нибудь - в Киев.
   Еще месяц назад ему было все равно куда идти, куда ехать.  А  сейчас,
после того как снова увидел Оксану, что-то перевернулось в его сердце...
С нетерпеливой радостью отправился он по знакомой дороге. Шел  не  один.
Сопровождал какого-то важного и молчаливого чина.
   На окраинах Куреневки он оставил своего спутника в  какихто  развали-
нах, а сам торопливо отправился к дому Оксаны. Прокрался к калитке,  ос-
торожно шагнул в маленький, обсаженный цветущими подсолнухами двор,  ог-
ляделся вокруг, прислушался к тишине. Было тихо-тихо... И Мирон  успоко-
ился.
   Прогремев щеколдой. Мирон вошел в сумрак сеней, и тотчас  из  горницы
выглянула Оксана, одетая по-домашнему, в ситцевый  сарафан,  простоволо-
сая, властная и притягательная. Передник подоткнут, руки - в тесте.  Ос-
тановилась, недружелюбно нахмурилась. Мирон тут же сник, будто его в од-
ночасье сморила страшная, нечеловеческая усталость. Движением  просящего
стянул с головы картуз, провел им по потному, побитому оспой лицу.
   - Мирон? - не выказав ни радости, ни удивления, с  отчужденной  уста-
лостью тихо спросила Оксана. Если бы ее сейчас спросить, каков он собой,
Мирон, - высокий или низкорослый, со шрамами на лице или нет, -  она  бы
затруднилась ответить, потому что забыла всех других людей,  кроме  Пав-
ла... Больше всего она боялась, что проснется однажды и не вспомнит, ка-
ким был Павло - ни единой черточки... И тогда, значит, она его  потеряет
во второй раз и он, живой до сих пор в ее сердце, я  вправду  станет  на
веки вечные мертвым...
   Осадчий бессильно прислонился к дверному косяку и выдохнул:
   - Я, Ксюша! - и быстро, словно хотел разом высказать все наколенное в
душе, заговорил: - А я загадал... я загадал... слышь,  Ксюша,  еще  там,
фронт когда переходили... подумал: ежели днем попаду к тебе и тебя  зас-
тану - к счастью, значит, к счастьицу. - И вздохнул счастливо.  -  И  ты
вот - дома!
   Оксана по-прежнему стояла не двигаясь, даже не шелохнувшись, в безра-
достном оцепенении, стояла, не пропуская его в горницу.
   И тогда он тяжело шагнул к ней, схватил за руки выше кистей, порывис-
то наклонился к ней. Но она, налитая враждебной, непримиримой силой, тут
же отстранилась.
   - Зачем ты... ко мне? - выдохнула она горько. - Не надо!  Не  жена  я
тебе... Домой иди!..
   И, сразу обессилев от страха совсем ее потерять, Мирон беспомощно от-
пустил ее руки.
   - Не гони меня, Ксюша! - горячо забормотал он. - Ежели бы тебя  здесь
не было, на той стороне остался...
   Она молчала. Слова Мирона никак не могли достать ее  сердца.  Выгнать
его? Что-то мешало ей сделать это, навсегда закрыть перед ним  дверь.  С
детства знают друг друга, всегда жалела его. А теперь в чем его вина пе-
ред ней? Что не уберег Павла? Что горькую весть принес? А если  не  смог
уберечь? Не сумел промолчать... Выходит, нет вины, это боль ее виновата,
боль и горе ее. Да не все ли равно - пусть уходит,  пусть  приходит,  ей
все одно...
   Мирон вдруг всполошился - он вспомнив об ожидающем его  в  развалинах
спутнике, просительно заговорил:
   - Я не один пришел... С человеком... Ты на стол собери  чего.  И  вот
это припрячь. - Он суетливо полез в карман,  выволок  небольшой  узелок,
хотел вложить его насильно Оксане в руки, но передумал - добро надо  по-
казывать лицом - и стал так же суетливо разворачивать. - Ты погляди, что
здесь?.. Гляди! на развернутой тряпице лежали, сверкая тяжелыми золотыми
отблесками, - кольца, кресты,  отливали  желтизной  и  казенной  синевой
царские червонцы.
   - Все тебе! Бери! - возбуждаясь от вида золота,  заговорил  Мирон.  -
Когда-то всего капитала моего папаши не хватило бы, чтобы  все  это  ку-
пить. А теперь вот за это, - он благоговейно взял в руки кольцо, - всего
две буханки отдал. А этот крест за полпуда пшена выменял. Всего-то! При-
бери. Еще придет время, и золото будет иметь настоящую цену.  Мы  своего
дождемся.
   Мирон решительно натянул картуз.
   - Пойду за тем человеком. - И не удержался, снова прихвастнул,  чтобы
знала Оксана, с каким добычливым человеком имеет она дело: - За то,  что
я их сюда, в Киев, вожу, тоже золотом платят. Червонцами? - Он  ласково,
тем же взглядом, каким только что смотрел на золото, посмотрел на нее  и
снисходительно добавил: - Дурные! Оки же не знают, что мне в Киев и  так
идти - награда? - Он спустился с крыльца и  тут  же  вернулся,  попросил
смиренно: - Я сказал тому человеку, что ты - жена мне. Так ты это... ну,
чтоб он не догадался. Так лучше будет. Ладно?
   Оксана ничего не ответила, повела взглядом поверх него и ушла в  гор-
ницу. А Мирон все стоял и ждал ответа. Не оборачиваясь, она  бросила  из
горницы:
   - Яичницу сжарю, это скоро.
   Мирон обрадованно закивал головой, принимая ее слова  за  некий  знак
примирения. И бодро, однако не теряя настороженности, двинулся по улице,
держась, по привычке, в тени. В сердце Мирона пела надежда - все-таки не
гонит, привечает.
   - Что бабья душа? Трава - душа ихняя. Приходит пора - и сама под косу
ложится... Вранье, что женщины сильных любят. Сильные - ломкие. А  любят
они, Миронушка, удачливых да настырных. Так-то... - разговаривал  сам  с
собой повеселевший Мирон. Несколько раз оглянулся по сторонам - не  наб-
людает ли кто за ним? - и нырнул в развалины.
   Навстречу Мирону из тени настороженно выступил высокий человек в бре-
зентовом плаще и в парусиновом картузе.
   - Не слишком ли долго вы заставляете себя  ждать?!  -  нетерпеливо  и
резко сказал он.
   - Пока, ваше бла... Сергей Христофорыч, с женой поговорил...
   - Кроме нее, дома никого? - начальственно допрашивал он Мирона.
   - Так точно, никого, - совсем по-солдатски ответил тот, памятуя,  что
это нравится начальству.
   - Жена как?
   - Как за себя ручаюсь, - безбоязненно пообещал Мирон.
   - Ведите! - И зашагал следом за Мироном, держась от него на некотором
расстоянии.
   Они вошли в чистенькую, аккуратную горницу, сплошь завешанную  вышив-
ками, заставленную чуть привядшими  комнатными  цветами.  Оксана  быстро
накрыла на стол, нашелся и графинчик, до половины наполненный мутноватой
жидкостью. Однако гость, выразительно взглянув на Мирона, отодвинул  са-
могон на край стола. И Мирон, сглотнув слюну, подчинился.
   Ел гость сосредоточенно, молча, и чувствовалось, что он весь насторо-
же.
   Оксана входила в горницу лишь за тем, чтобы убрать посуду или что-ни-
будь принести. Молча, не глядя ни на кого, входила и так же молча  выхо-
дила.
   - Может, ва... Сергей Христофорыч, сегодня уже  никуда  не  пойдем?..
Переночуем. А завтра... как говорится, утро вечера мудренее, - попытался
убедить гостя Мирон, встревоженный окаменелым молчанием  Оксаны  и  тем,
что - не ровен час - ночью же придется уйти обратно.
   Гость ничего не ответил. Деловито доел. Отложил в сторону нож и  вил-
ку. Промокнул вышитым рушником губы, встал.
   - На перины потянуло? - ядовито и угрюмо спросил он  Мирона,  и  щека
его нервно задергалась. - За-щит-нич-ки отечества!.. Пока мы тут с  вами
яичницу ели, тысячи человек захлебнулись кровью на поле  брани!..  -  Он
сердито шагнул к вешалке, стал натягивать плащ.
   Мирон тоже покорно надел поддевку, нахлобучил картуз:
   - Куда прикажете?
   - На Никольскую! - Гость мотнул головой, как бы прогоняя нервный тик,
и достал из кармана брюк золотые часы. Мирон  с  жадностью  взглянул  на
них. - Мы должны быть там ровно в девять!
   - Успеем! - с наигранной веселинкой произнес Мирон, а про себя  выру-
гался: "Черт бы тебя побрал с твоей спешкой!"
   Проскрипела дверь, гость вышел в сени. Мирон,  идущий  сзади,  по-хо-
зяйски осмотрел скрипящие дверные петли,  качнул  головой.  Обернулся  к
стоящей в горнице Оксане, сказал:
   - Ты, Ксюша, не жди. Вернемся - три раза стукну!
   С Куреневки до Никольской - путь не близкий. Молча шли  по  пустынным
улочкам, сторонясь освещенных мест и одиноких прохожих. Ступали  медлен-
но, вкрадчиво, - каменные мостовые Гулки! - чтобы ничем не нарушить нас-
тороженной тишины. В ней Острее и явственнее  ощущается  опасность,  все
чувства напрягаются до предела. Иногда, заслышав стук копыт или  громкие
шаги патруля, подолгу пережидали в каких-то нишах,  в  тени  заборов,  в
глухих закоулках.
   Чернота ночи поблекла - взошла луна, белая, летняя, сочная,  и  в  ее
свете улицы стали шире, просторней...
   На Никольской, напротив дома Сперанских, они замедлили шаг. Мирон пе-
решел через улицу, остановился у калитки. Позвонил: два  частых,  три  с
паузами звонка.
   Калитку отворил Викентий Павлович, недоверчиво оглядел с ног до голо-
вы Мирона, посмотрел, нет ли кого еще неподалеку.
   - Чем могу быть полезен? - спросил он, еще беспокойнее вглядываясь  в
лицо Мирона: лунный свет вырывал из темноты рябое, порченное лицо.
   - Вам привет, товарищ Сперанский, - сказал Мирон, и по лицу его  мед-
ленно расползлась тусклая улыбка.
   - Простите, от кого? - удивленно спросил Викентий Павлович,  невольно
отступая перед нагловатой улыбкой незнакомца.
   - От Николая Григорьевича! - внушительно произнес Мирон.
   Сперанский гостеприимно посторонился:
   - Входите.
   - Я не один. - Мирон поднял руку.
   Человек, которого он сопровождал, торопливо пересек улицу,  юркнул  в
калитку. На ходу протянул Викентию Павловичу руку:
   - Здравствуйте, господин Сперанский. Я - подполковник Лебедев.
   - Проходите, все уже в сборе! - обрадованно произнес Викентий  Павло-
вич.
   Возле крыльца Лебедев властно бросил Мирону:
   - Никуда не отлучаться! Караулить дом! Ждать!
   Мирон молча кивнул и, усевшись на крыльце, стал задумчиво  скручивать
цигарку.
   Подполковник Лебедев стремительно прошел в гостиную, где его уже жда-
ли человек пятнадцать. На отшибе от других сидел полный смуглый  человек
с надменным и чуть брезгливым выражением лица. Его Сперанский представил
Лебедеву в первую очередь. Это был бразильский консул  граф  Пирро.  Ма-
ленький Щуплый человек с красными воинственными глазами оказался заведу-
ющим оружием Киевских инженерных курсов Палешко. Были  здесь  Бинский  и
Прохоров, и еще какие-то люди, одетые в  простенькие  сюртуки,  пиджаки,
неуклюжие свитки. Но в каждом чувствовалась военная выправка.  Лица  они
имели сосредоточенные, отрешенные, на некоторых  просвечивал  жертвенный
румянец. Лебедев поздоровался с каждым в отдельности. Пожимая  руки,  он
внимательно выслушивал, кто где и кем работает. Обойдя всех присутствую-
щих, Лебедев занял предназначенное ему за столом место и  начал  строгим
деловым тоном:
   - Господа! Времени у нас мало, поэтому будем  тратить  его  экономно.
Две недели назад я вернулся из Москвы и хочу вкратце изложить  столичные
новости, представляющие для нас с вами несомненный интерес. Не так давно
в Москве произошло объединение почти всех антибольшевистских групп и ор-
ганизаций... Создан Тактический Центр, в который вошли Союз  возрождения
России, Национальный центр и Совет общественных деятелей. - Здесь  Лебе-
дев сделал небольшую паузу, дабы присутствующие оценили  в  полной  мере
значение сказанного им, и продолжил: - Итак, образовался  единый  фронт,
включающий в себя разные политические группировки, начиная с монархистов
и кончая меньшевиками-оборонцами и  правыми  эсерами.  Военная  комиссия
Тактического центра и штаб Московского района разработали план вооружен-
ного выступления и захвата Кремля. В день восстания предполагается овла-
деть Ходынской радиостанцией и оповестить весь мир  о  падении  Советов.
Вот, господа, масштабы, которыми надо жить!
   - У нас, собственно говоря, в какой-то мере  такое  объединение  тоже
произошло, - не скрывая гордости, сказал Сперанский, с достоинством  ог-
лядывая присутствующих.
   - Вот я и попрошу обстоятельно информировать меня,  какими  силами  и
возможностями располагает ваш центр! - в упор наведя свой взгляд на Спе-
ранского, оборвал его Лебедев. - Это крайне необходимо знать  командова-
нию.
   - А вы не предлагаете нам объединиться с петлюровцами? - вдруг  спро-
сил Бинский, желая, чтобы и его заметил и отличил представитель ставки.
   Все с интересом смотрели на "гостя" в почтительном ожидании,  что  он
ответит.
   В гостиную вошла Ксения Аристарховна, она принесла поднос  с  чашками
горячего чая.
   - Я ничего не предлагаю, - продолжил Лебедев,  когда  она  вышла,  не
обернувшись к Бинскому и не повысив голоса. - Но время  мелких  диверсии
прошло. Поджоги складов, диверсии на железной  дороге,  саботаж  -  это,
скажем, хорошо, господа. Но не это главное!..
   - В таком случае, может быть, вы скажете, что же главное?  -  спросил
верткий заведующий оружием инженерных курсов Палешко и торжествующе  ог-
ляделся по сторонам: вот, мол, какие вопросы нужно  задавать.  -  Может,
вам там со стороны виднее?
   - Скажу! - торжественным взглядом оглядел всех подполковник  Лебедев.
- Надо готовить вооруженное выступление по примеру  Московского  центра.
Надо как можно шире вербовать людей, а  может  быть,  и  объединиться  с
людьми, у которых общие с нами интересы.
   - Значит, все-таки с петлюровцами? - вновь подал голос Бинский. -  Но
в борьбе с большевиками у петлюровцев иные задачи, они дерутся за самос-
тийную Украину, а у нас другие цели.
   На этот раз подполковник, бросив на Бинского короткий взгляд,  досад-
ливо поморщился: он не любил людей, торопливых на выводы.
   - Важен, господа, конечный результат - свергнуть  большевиков.  И  не
будем сейчас заботиться об остальном. Придет время - разберемся, кто что
заслужил... Николай Григорьевич недавно встречался с руководителями пет-
люровского заговора Стодолей и Корисом. Сожалею, что этого не сделали вы
прежде. У них есть силы, есть оружие. Кроме того, им оказывает поддержку
атаман Зеленый. А как известно из арифметики, сила, умноженная на  силу,
дает двойную силу!
   - Николай Григорьевич поддерживает объединение? - почтительно  привс-
тав с места, спросил Прохоров. - Так надо вас понимать?
   - Полковник Щукин считает, что важна конечная цель,  средства  же  не
имеют значения. Такой же точки зрения придерживаются Владимир  Зенонович
Ковалевский и Антон Иванович Деникин, - сослался на авторитеты  для  еще
большей убедительности Лебедев.
   Вечером старенький "бенц" остановился на Жилянской улице, откуда было
рукой подать до Большой Васильковской. Человек десять чекистов прошли на
Большую Васильковскую, окружили дом, в котором проживал ювелир  Федотов.
Красильников и еще трое поднялись на третий этаж, постучали.  Им  открыл
грузный Лев Борисович Федотов, оглядел всех сонными, недоумевающими гла-
зами, проводил в богато обставленную старинной мебелью комнату,  предло-
жил сесть. Сам тоже опустился в мягкое кресло, переплел на животе пальцы
рук. Своей обстоятельной неторопливостью, всем своим видом и фигурой  он
выражал полное, даже добродушное, спокойствие.
   У Красильникова на мгновение даже мелькнула мысль, что  они  напрасно
поверили Либерзону и потревожили этого, такого Домашнего и обстоятельно-
го, человека. За свою недолгую службу в Чека он видел много разных людей
в подобных обстоятельствах. Виноватые, едва им показывали  мандат  Чека,
хоть чемнибудь, да выдавали себя: суетливостью ли, заискивающей  улыбоч-
кой или льстивыми интонациями в голосе. Лев Борисович же  был  предельно
спокоен и в то же время не скрывал неприязни К столь поздним гостям.
   - Напрасно сами тревожитесь и людей тревожите по ночам, -  исподлобья
глядя на Красильникова, сухо сказал он. - Как приказ Советов...  ваш  то
есть приказ, вышел, я все сдал. У вас там, в Чека, должно быть все запи-
сано, проверили бы. Золотишко кое-какое было, бриллианты... - не  спеша,
жалуясь на судьбу, объяснялся с чекистами Федотов.
   - Значит, сдали? - с тихой иронией спросил Красильников.
   - А попробовал бы не сдать - сами бы забрали. - Федотов прямо  взгля-
нул на Красильникова из-под насупленных бровей,  и  такая  безнадежность
была во взоре ювелира, что Красильников опять заколебался. - Я знаю  та-
ких, кто не сразу сдал. По пять обысков было.
   - А у вас? - продолжал спрашивать Красильников, зная, что  именно  на
таких, с виду пустых, вопросах многие поскальзываются.
   - Три обыска. Только ничего не нашли. А приезжали специалисты по час-
ти обысков, - с горькой иронией над самим собой и своим  утраченным  бо-
гатством продолжал Федотов.
   - И выходит, что никакого золота у вас и в помине  нет?  -  исподволь
допытывался Семен Алексеевич.
   - А откуда ж ему взяться? Я не алхимик. Изготовлять золото из воздуха
пока не научился, - сказал Федотов, всем видом показывая, что этот визит
ему не нравится и что он изрядно устал.
   - Я вам, в общем-то, верю, - похоже, даже  посочувствовал  Красильни-
ков. - Но работа у нас, Лев Борисович, такая, что  приходится  иногда  и
проверять. Так сказать, доверяя, проверяй. Так что  не  обессудьте!  Вот
ордер на обыск!
   Федотов слегка скосил глаза на ордер, пожал плечами: дескать,  хотите
проверять - проверяйте - и снова принял скучающе-безразличный  ко  всему
происходящему вид. Лишь большие пальцы рук, помимо воли хозяина, разомк-
нулись и стали выделывать замысловатые фигуры. И это не  ускользнуло  от
внимания Семена Алексеевича.
   - Приступайте! - повернувшись к чекистам, решительно кивнул он  голо-
вой.
   Поначалу чекисты вершок за вершком прощупали валики  дивана,  спинку,
сиденье, заглянули в старинные часы с кукушкой, просмотрели граммофон  -
это был привычный "ритуал" при обысках.  Молоденький  чекист  подошел  к
кадке с фикусом, остановился в нерешительности,  вопросительно  взглянул
на Красильникова. Федотов перехватил этот взгляд, великодушно бросил:
   - Рвите, чего там! Его уже три раза вырывали, может, ив четвертый раз
приживется.
   Но Красильников рассудил по-своему. Если и есть у Федотова золото, то
не такой он простак, чтобы прятать его на виду у всех в кадке с цветком.
И поэтому сказал чекисту:
   - Оставь пока!
   Двое других тем временем досконально простучали стены, оконные переп-
леты. Сняли с гвоздей картины в толстых золоченых рамах, просмотрели ра-
мы. Ничего.
   Затем чекисты подошли к буфету, в котором за крупными стеклами тускло
отсвечивал хрусталь.
   На лице Льва Борисовича появилось подобие саркастической  улыбки.  Он
продолжал все так же сидеть в кре