ы когда-нибудь видели море, Павел  Андрее-
вич? - Имя Кольцова она произнесла на какой-то особой, задушевной ноте.
   - Конечно... - Кольцов чуть было не сказал: "Я вырос на море", но тут
же спохватился: - Я бывал в Севастополе...
   - Вот как? - озаренно взглянула она на Кольцова. - А я училась там...
Это удивительный город...
   Таня еще что-то говорила о Севастополе, но Кольцов теперь  уже  почти
не слушал ее. Он ругал себя за то, что забылся и чуть не произнес  того,
чего наверняка невозможно было бы поправить. Ведь скажи он, что вырос  в
Севастополе, и это было бы равносильно провалу. Он с ужасом  представил,
как Таня с беспечной простотой говорит отцу: "А знаешь, папа, Павел Анд-
реевич вырос в Севастополе,  может,  мы  даже  встречались!"  Представил
взгляд Щукина - цепкий, проницательный... Небольшое сопоставление с  би-
ографией сына начальника Сызрань-Рязанской железной дороги и...
   Чутко уловив внезапную перемену в настроении Кольцова, Таня  оборвала
свой рассказ, сказала:
   - Знаете, я не буду ждать папу! -  и,  озорно,  совсем  по-девчоночьи
тряхнув головой, с вызовом добавила: - Я и заходила-то к папе только за-
тем, чтобы он показал мне вас. - И Таня стремительно направилась к выхо-
ду из приемной.
   Кольцов заспешил ей вслед и, опережая движение Таниной руки,  распах-
нул перед нею дверь, пропуская ее вперед.
   На лестнице Таня замедлила шаги и, полуобернувшись к Кольцову, лукаво
кивнула:
   - На днях мы наконец закончим ремонт дома и попытаемся принимать.  По
пятницам. Буду рада, если вы навестите нас.
   - Благодарю! - учтиво склонил голову Павел и,  немного  помедлив,  от
души добавил: - С удовольствием!
   Уже у самого выхода из здания она еще раз повторила:
   - Смотрите же. - И из глаз ее брызнули веселые солнечные  зайчики.  -
Вы дали слово?.. В пятницу!
   Кольцов еще несколько мгновений постоял  внизу,  у  лестницы,  смутно
предчувствуя важность этой встречи. Ему даже показалось, что он был  об-
речен на эту встречу с Таней. И от этого ощущения неотвратимости  сегод-
няшнего знакомства в сердце Павла вошла  какая-то  печальная  радость...
Чтобы успокоиться и прийти в прежнее, спокойно-настороженное  расположе-
ние, ему нужно было время. Но сколько? Мгновение? День? Павел не знал.
   В приемной Микки многозначительно сказал ему:
   - Ну, Павел Андреевич! Похоже, я присутствовал при историческом собы-
тии... Между прочим, я знаю ее давно, по гимназии. Обычно - само  равно-
душие. И вдруг...
   - Полковник не выходил?! - резко оборвал его Кольцов.
   - Еще нет, господин капитан! - уже официальным тоном  ответил  слегка
обиженный Микки.
 
 
   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
 
   Получив доставленный по эстафете пакет из Харькова, Красильников отп-
равился к Фролову. После двух совершенно бессонных ночей  Фролов  с  час
назад прилег прямо в кабинете на диване,  наказав  разбудить  его,  если
случится что-то важное. Полученный пакет несомненно относился к  катего-
рии наиважнейшего, но, увидев, какое  измученное  у  Фролова  лицо,  как
страдальчески он морщит лоб, как будто и во сне обдумывает что-то  неот-
ложное и трудное, Красильников замялся у порога, заколебался:  стоит  ли
будить, может" подождать немного? Но, подумав, что  вестей  из  Харькова
Петр Тимофеевич ждал с особым нетерпением, решительно прошагал к  дивану
и тихонечко тронул Фролова за плечо.
   Фролов тотчас же сбросил ноги с дивана, сел, провел рукой по лицу  и,
словно бы стерев этим коротким движением остатки сонной расслабленности,
сразу уставился острым взглядом на изрядный потрепанный конверт.
   - По эстафете. Из Харькова, - кратко пояснил Красильников.
   Нетерпеливо разорвав конверт, Фролов вынул несколько бумажек и, пере-
листывая их, стал быстро просматривать. По тому, как размягчалось, слов-
но разглаживалось, его лицо, Красильников понял: пришли очень  радостные
вести.
   - Ну, Семен, все-таки удача! - подтвердил его мысли Фролов. - У Кова-
левского действительно появился новый адъютант... - Он сделал  короткую,
выразительную, паузу, прежде чем продолжить: - Павел Андреевич Кольцов.
   Красильников не удержался от возгласов:
   - Скажи, куда вознесся крестничек! Ну, молодцом, братишка! Я и  гово-
рил - вылитый беляк. Видно, не мне одному он так показался!
   А Фролов думал о том, что еще несколько дней назад Лацис снова справ-
лялся о Кольцове, с надеждой спрашивал, не получили ли о нем  каких-либо
вестей. Теперь он может доложить Лацису о том, что вести  есть.  Хорошие
вести!..
   Одно из присланных Кольцовым донесений озадачило Фролова больше  все-
го.
   "В Киеве активно действует контрреволюционная организация,  именуемая
Киевский центр. Ее субсидирует ювелир, фамилию или какие-либо его приме-
ты установить не удалось. По всей видимости, он проживает или  находится
в настоящее время в Киеве.
   В ближайшие дни в Киев направляется сотрудник контрразведки для акти-
визации Киевского центра. По заданию Щукина навестит ювелира...
   Старик.
   И все! Никаких подробностей. Ни фамилии, ни примет, которые  бы  дали
хоть какую-то конкретность началу поиска.
   Ювелиров в городе немало. Некоторые, правда, бежали,  но  иные  оста-
лись. Один из них - самый опасный враг. Как же узнать, кто  именно?  Как
выявить его? Как узнать того неизвестного щукинского  посланца,  который
не сегодня-завтра придет в город? А может быть, уже пришел?
   В маленьком кабинете Фролова стало совсем  сизо  от  табачного  дыма,
можно было и не курить, просто вдыхать этот загустевший,  настоянный  на
дыме воздух. Фролов наконец подошел к окну и распахнул его настежь.
   Угас летний день. Затихал город, и по углам неосвещенных  улиц  копи-
лись, сгущаясь все больше и больше, синеватые  сумерки.  Малиновый  свет
преклоненного к горизонту солнца переливно отражался  в  стеклах  домов,
пропитывал червонными бликами дали. От раскаленных камней тянуло  засто-
явшимся жаром.
   Покончив с дневными заботами, спешили куда-то горожане: одни - домой,
чтобы отдохнуть от суеты и забот, другие - к друзьям поделиться тревога-
ми и сомнениями о том, что происходит вокруг, третьи... Быть может,  вот
в этой толпе идет сейчас по городу тот самый  ювелир,  конечно,  так  же
бедно одетый, стремящийся слиться с нею, затеряться в будничной  сутоло-
ке... Интересно, какой он облик принял? Может быть, вон того человека  в
серой потрепанной шинельке, так браво размахивающего руками? Или вон то-
го, судя по всему, довольного собой господина, что промелькнул на  лиха-
че. Какие они, люди, состоящие в Киевском центре? Эти  незаметные  серые
пауки, неутомимо и расчетливо плетущие нити заговора,  стремящиеся  опу-
тать мелкой, ядовитой паутиной весь город, чтобы в нужный для них момент
неожиданно выскользнуть из своих углов и залить улицы Киева кровью.
   Фролов отошел от окна и, заложив руки за солдатский ремень, стал мед-
ленно прохаживаться по кабинету. И хотя в кабинете стало  темно,  Фролов
не зажигал света. Прикуривал одну от другой тощенькие папиросы. Думал.
   Значит, Киевский центр... О его  существовании  чекисты  догадывались
давно. Чувствовали, что он есть, что он где-то рядом, продуманно законс-
пирированный, укрывшийся за толстыми стенами богатых особняков,  мещанс-
ких домишек, за тяжелыми гардинами окон домов, подслеповатых, с виду бе-
зобидных хаток на тихих городских окраинах.  Как  зверь  перед  прыжком,
враг копил силы и только время от времени, как бы пробуя их, давал о се-
бе знать то взрывом, то поджогом, то убийством из-за  угла.  Но  чекисты
понимали, что все это не главное, что единичные случаи, быть может  спе-
циально рассчитанные на то, чтобы распылить их силы на мелочи и за этими
мелочами скрыть то  главное,  что  готовилось,  что  висело  в  воздухе,
чувствовалось в наэлектризованной обманчивой тишине. Сколько раз  чекис-
там казалось: вот-вот они ухватятся за нить, которая приведет  к  самому
гнезду заговорщиков. И каждый раз эта нить оказывалась непрочной,  обры-
валась, оставляя в руках клочки каких-то  сведений,  событий,  имен.  Но
всего этого было слишком мало для того, чтобы добраться до сердца  заго-
вора.
   Вот уже несколько дней Фролов казнил себя за оплошность с Загладиным.
Не понял сразу, насколько это серьезно. Не  допросил  сам,  доверил  все
Красильникову. В результате еще одно подтверждение существования крупно-
го антисоветского заговора - и ничего больше.
   Размышляя над донесением Кольцова о ювелире,  Фролов  понимал,  какой
отчетливой логики, продуманности и осторожной  изворотливости  потребует
проверка этих сведений. Он чувствовал, что благодаря Кольцову  держит  в
руках самую главную нить, но как ко всему  этому  подступиться,  еще  не
знал. Вот и морил себя табачным дымом, нервно вышагивал по кабинету, со-
поставлял факты, размышлял.
   ...Половину следующего дня Красильников занимался выявлением прожива-
ющих в Киеве ювелиров. Пришел к Фролову в кабинет  только  после  обеда,
присел, положил на колени фуражку и, отчего-то тяжело вздохнув,  пригла-
дил седеющие волосы.
   - Ну так сколько ювелиров осталось в Киеве? - приступил к  делу  Фро-
лов.
   - Вроде двадцать семь. По реестру шестнадцатого года было  шестьдесят
два, но которые померли, которые драпанули, - стал обстоятельно доклады-
вать Красильников, положив перед Фроловым исписанный крупными каракулями
список.
   Фролов стал внимательно просматривать фамилию за фамилией и тихо, по-
хоже сам с собой, разговаривать.
   - "Самсонов... Фесенко... Сараев..." Кого же из них можно считать вне
подозрений? - невозмутимо называл он фамилии ювелиров, и это было похоже
на перекличку.
   - А никого. Предлагаю всех подозревать и за всеми установить  слежку,
- не раздумывая  сказал  преисполненный  ретивой  решительностью.  Семен
Алексеевич. - К кому-то же он придет, гость с той стороны!
   - Придет, конечно. К одному из двадцати семи. Это верно. "Будченко...
Черевичин... Полищук... Шагандин..." - продолжал читать список Фролов.
   - Гм-м... А куда ему деваться? - Красильников не понял, одобряет  или
нет его план Фролов. - Так ведь?
   - Так, конечно. Только пассивно это очень, Семен. Допусти мы малейшую
ошибку - и все, и опять, как с Загладиным... - Фролов снова уставился  в
список: - "Шварц... Доброхотов... Либерзон..."
   - А что ты предлагаешь? - нетерпеливо спросил Красильников.
   - То же, что и ты: установить за всеми слежку. Это правильно, -  сухо
сказал Фролов, не желая дискутировать напрасно. - Но не ждать, пока рыба
попадет в сети, а самим ее искать.
   - Как? - С прежней решительностью Красильников пытался докопаться  до
сути.
   - Если бы я знал... - вздохнул Фролов. - Вот, к  примеру,  Шварц  или
Доброхотов. Что за люди? Как жили, как живут сейчас? Какие  у  них  были
доходы?
   Семен Алексеевич заглянул в список через плечо Фролова.
   - Шварц? Парализованный. Его петлюровцы избили, второй год не  подни-
мается с постели. А Доброхотов - это штучка. Когда-то  ворочал  крупными
капиталами. У него даже была своя гранильная мастерская.
   - Вот видишь, Шварц нас может намного меньше интересовать, чем,  ска-
жем, Доброхотов... Либерзон - этот  что  за  ювелир?  -  раздумывая  над
чем-то, спросил Фролов.
   - Та боже, это самый никудышный из всего списка! - с  простодушной  и
нетерпеливой досадой воскликнул Семен Алексеевич.
   - Как это понимать? - поднял строгие глаза на Красильникова Фролов.
   - А вот так и понимать: самый что ни на есть замухрышистый. У него  и
магазина-то своего отродясь не было - всю жизнь в найме  работал...  Не,
этот как раз отпадает!..
   Фролов ненадолго задумался, потом, прищурив глаза, -  значит,  что-то
придумал! - произнес:
   - Вот к нему для начала нам и надо пойти!
   Либерзон жил в конце Миллионной улицы, где с утра  до  вечера  лениво
купались в пыли куры. Замкнутый колодец грязного двора был опоясан гале-
реями и переходами. В этом-то колодце и находилось жилище  ювелира.  Бо-
гатству и благополучию сопутствует скрытность и тишина. А настоящая без-
надежная нищета обычно не прячет своих бед, хотя и не  любит  выставлять
их напоказ. На ветхих галереях  протекала  вся  жизнь  обитателей  дома.
Здесь они пекли и варили, сорились и мирились, открыто любили и  открыто
ненавидели. Это была жизнь на виду у всех.  Здесь  обсуждались  новости,
праздновались негромкие свадьбы, устраивались поминки. Бедность спаяла в
этом дворе в единый коллектив людей разных национальностей,  людей  раз-
ных, но чутких к чужим: радостям и чужому горю и готовых прийти в  самый
трудный момент на помощь соседу, поделиться с ним последними крохами.
   Богатых в этом дворе не было, ибо, как только к кому-то приходил дол-
гожданный достаток, тот торопился сразу же и навсегда покинуть этот  дом
и этот двор.
   Вот в таком, затхлом, отгороженном от солнечного света дворе жил юве-
лир Либерзон, по словам Красильникова,  "самый  замухрышистый"  из  всех
ювелиров.
   Появление чекистов привлекло внимание обитателей двора. На Фролова  и
Красильникова со всех сторон уставились десятки глаз: любопытных, беспо-
койных, безучастных, грустных и веселых.
   - Скажите, - обратился Фролов к  замершей  в  обнаженном  любопытстве
старухе, - в какой квартире проживает гражданин Либерзон?
   - Либерзон? Ювелир, что ли? - переспросила старуха  и  махнула  рукой
куда-то вверх: - Во-она ихняя дверь!
   Фролов и Красильников стали пробираться наверх по бесконечным галере-
ям, замысловатым переходам, покачивающимся лесенкам и обшарпанным  зако-
улкам, за которыми виднелись до скуки похожие друг на друга грязные ком-
наты, колченогая, давно состарившаяся мебель,  неэастелееные  постели  с
лежащими навскидку потертыми одеялами, остатки еды на столах.  Мимо  них
сновал полуодетые торговые женщины и безучастные мужчины, грязные,  неу-
мытые дети. Однообразный и невеселый  шум  людского  бедного  общежития,
утих на время, вспыхнул с новой силой. Появилась новая темка для  разго-
воров, толков и догадок.
   - К кому? - понеслось из двери? - в дверь  поползло  по  бесчисленным
закоулкам.
   - К ювелиру! К ювелиру! - побежало впереди них.
   - С наганами, видать, из Чеки, - звучало слева и справа.
   - Наверное, с обыском, - раздались, прозорливые голоса.
   - Нет, понятых не берут.
   Фролов повернул ручку пружинного звонка.  Дверь  осторожно  приоткры-
лась, однако цепочку хозяин не снял - изучающе глянули острые  глаза-бу-
равчики.
   - Ну-ну, открывайте! - суховато потребовал Семен Алексеевич.
   - А вы, собственно, к кому? - раздался певучий старческий Голос.
   - К вам, если вы гражданин Либерзон. Из Чека, - снова сухо бросил Се-
мен Алексеевич.
   - Странно, - пробормотал за дверью человек и загремел запорами. Осто-
рожно открыв дверь, встал перед ними, как бы преграждая путь в  комнату.
Был он низенький, щуплый, со свалявшимися на  затылке  седыми,  тусклыми
волосами и воинственно торчащими ключицами. Пошарив рукой на груди,  хо-
зяин наконец нащупал висящее на нитяном шнурке пенсне, на дел его и лишь
после удивленно спросил:
   - Так вы правда ко мне? Чем могу быть полезен? - я впился взглядом  в
стоящего впереди Красильникова.
   - Может быть, все же разрешите войти? - спросил Фролов.
   Либерзон после этого готовно отстранился, пропустил чекистов в комна-
ту. В углу, возле стены, зябко кутаясь в платок, стояла  худая,  похожая
на подростка пожилая женщина.
   Фролов окинул беглым, но внимательным взглядом комнату. Ничего приме-
чательного здесь не было: старинный буфет,  овальный  стол  в  окружении
стульев с протертыми сиденьями, диван под чехлом,  кадки  ";  увесистыми
фикусами.
   - Разрешите присесть? - спросил Фролов у хозяина.
   - Да, очень прошу. Садитесь! - Либерзон суетливо пододвинул стулья.
   Ни к кому не обращаясь, женщина сказала:
   - Вот и у Горелика так. Пришли двое, посидели. А теперь  Горелик  уже
два месяца в - Чека сидит.
   Либерзон всплеснул руками:
   - Слушай, Софа! Не загоняй меня в гроб! Оставь, пожалуйста, эти наме-
ки!
   А Семен Алексеевич, любящий, чтобы все было по  форме,  нахмурившись,
попросил:
   - Вы вот что, гражданка! Тут у нас, откровенно говоря, мужской разго-
вор предвидится, так что давайте-ка быстренько выйдите!
   Женщина, еще плотнее закутавшись в платок, сердито повела глазами  по
Красильникову, словно выискивая в его облике какой-нибудь изъян, и  выш-
ла.
   - Мужской разговор, - тихо сказал Либерзон. - Какой может быть  мужс-
кой разговор при таком пайке. Смешно.
   Фролов улыбнулся и какое-то время  молча  рассматривал  ювелира,  его
тонкие длинные, как у пианиста пальцы, синие прожилки на руке. Тот молча
вытирал вспотевшее лицо, не не казался испуганным.
   - Товарищ Либерзон, мы к вам по делу, - наконец сказал Фролов, стара-
ясь быть приветливым с этим всклокоченным и сразу к  себе  расположившим
человеком.
   - Вы знаете, я догадываюсь, - понятливо улыбнулся Либерзон.
   - Нам нужна небольшая справка. Вы, наверное, знаете всех  ювелиров  в
городе?.. - басовито поддержал своего начальника Красильников,  все  еще
пытаясь найти нужный тон в общении с ювелиром.
   Либерзон грустно покачал головой:
   - Сорок лет - не один год. За сорок лет можно  кое-чему  научиться  и
кое-что узнать. Покажите мне на секундочку любой драгоценный камень, и я
скажу вам, какой он воды, сколько в нем карат; сколько он стоит... Назо-
вите мне любого ювелира, и я вам скажу... сколько он стоит.
   Фролов задумался, не зная, как дипломатичней,  чтобы  не  встревожить
старика и не раскрыть своих карт, задать интересующий его вопрос. А юве-
лир, коротко взглянув на него своими остренькими вопросительными  глаза-
ми, продолжил:
   - Я понимаю, в вашем департаменте не покупают и не продают. Вы  прямо
говорите: в чем состоит ваш интерес?
   Фролов положил перед Либерзоном список:
   - Здесь ювелиры, которые живут сейчас в Киеве. Расскажите о каждом из
них.
   - Извиняюсь, но я так до конца и не понял, в чем состоит ваш интерес?
- въедливо переспросил Либерзон, искоса просматривая список.
   - Что вы о каждом из них знаете? - снова повторил свой вопрос Фролов.
   - Хорошо. - Ювелир ненадолго задумался, побарабанил по столу  тонкими
костлявыми пальцами, словно под ними должны  были  быть  клавиши,  потом
как-то решительно тряхнул головой: - Хорошо. В таком случае я  попытаюсь
сам догадаться о том, кто может вас интересовать. - Он с грустной  улыб-
кой всматривался в список: - Самсонов - нет. Этот все сдал,  да,  откро-
венно говоря, у него и было не так много... Фесенко. Хороший ювелир. Зо-
лотые руки. Но он всегда уважал закон. При царе уважал царские законы, а
пришли вы - уважает ваши... Сараев! Кто не знает фирму "Сараев  и  сын"!
Москва, Петербург, Киев, Нижний Новгород, Варшава, Ревель! Лучшие  мага-
зины - его! Поставщик двора его императорского величества! Но...  -  Ли-
берзон развел руками и с легкой иронией усмехнулся, - все, как  говорит-
ся, в прошлом. Восемь обысков - это кое-что значит, боюсь, я сегодня бо-
гаче, чем он, хотя у меня, кроме Софы, ничего нет.
   - Так-таки ничего? - сощурил глаза Красильников.
   - Так вы пришли ко мне? - снисходительно поглядел на него ювелир.
   - Нет. Мы посоветоваться по поводу списка, - успокоил его Фролов.
   - Так! Кто тут у нас еще? - Либерзон вел окуляром пенсне по  строчкам
списка. Он ушел в свои мысли, и лицо его ожило. Он  то  хмурился,  то  с
сомнением кривил рот, то отрицательно качал головой.
   Дверь в комнату внезапно приоткрылась, из-за нее нетерпеливо выгляну-
ла жена Либерзона.
   - Исаак, не валяй дурака! Им же Федотов нужен!
   Все трое даже вздрогнули от неожиданности. Но дверь тут же  захлопну-
лась.
   - Вот чертова баба! - не удержался Красильников, но, увидев  осуждаю-
щий взгляд Фролова, виновато потупился.
   Ювелир тоже укоризненно покачал головой и тихо, словно вслушиваясь  в
себя, сказал:
   - Между прочим, у этой "чертовой бабы" полгода назад петлюровцы убили
сына. Просто так.