о, что теперь! Придется все начинать заново!
   Опустив голову, Красильников мрачно смолил цигарку.
 
 
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
 
   Много страху натерпелся в тот день Мирон Осадчий. Спрыгнув с воза, он
стремительно метнулся в толпу, затерялся в ней, понимая, что здесь ему в
случае погони будет легче схорониться. Почувствовав себя наконец в безо-
пасности, он нервно Скрутил цигарку, стал размышлять: "Домой?.. Домой не
следует, а ну как чекисты что-то пронюхали и уже ждут меня в  засаде?.."
Оксане он тоже не очень доверял, молчаливая она встала, замкнулась, сло-
ва лишнего не скажет... "И все же переждать у Оксаны спокойнее", - решил
он. Придавив каблуком начавшую жечь пальцы цигарку, нырнул  в  ближайшую
подворотню, юркнул меж времянок и сарайчиков, теснившихся во дворе,  пе-
релез через забор и вышел на соседнюю улицу,  Несколько  раз  оглянулся.
Нет, никто не шел за ним. Окончательно успокоившись, тихими  переулками,
проходными дворами, минуя центр, к вечеру добрался до Куреневки.
   Дернув заскрипевшую калитку и вздрогнув от скрипа, в который  раз  за
этот длинный день огляделся. Но на пустынной улочке в  свете  угасающего
дня не видно было ни души.
   В маленьком дворике по-вечернему пахли цветы, а за  задернутым  зана-
веской окошком теплился мирный свет.  Неслышно  ступая,  вошел  в  сени.
Здесь пахло сухой травой, пылью и молоком.
   Оксана сидела в горнице, что-то шила. Молча и  неприязненно  оглядела
Мирона, запыленные его сапоги, порванные на колене  штаны,  осунувшееся,
почерневшее лицо. Ни о чем не спросила.  В  затянувшемся  молчании  было
слышно, как потрескивает в коптилке огонь и бьются в окно мотыльки.
   - Кинь мне на чердак в сараюшке тулуп, подушку. Пару дней там перебу-
ду, - угрюмо попросил Мирон, боясь встретиться с ее взглядом.
   На чердаке сарая было сумеречно и сухо. Шуршал  по  соломенной  крыше
зарядивший с ночи легкий летний дождь. Время от времени Мирон смотрел  в
щелку, видел кусок двора, мокрых кур и Оксану,  изредка  преходившую  по
двору. От мерного шуршания капель и от отчужденной  молчаливости  Оксаны
на душе было тревожно, муторно.
   Прошло несколько дней, но ничего не случилось. Из дому тоже сообщили,
что все спокойно. Понял Мирон: обошлось.
   А потом сюда, к Оксане, наведался дядька Мирона.  Узнал  о  постигшей
его неудаче. Посочувствовал.
   - Куда ж теперь? - хитровато прищурив угрюмоватые глаза,  поинтересо-
вался у Мирона.
   - Свет велик, - неопределенно ответил Мирон, понимая, что нельзя  ни-
чего выкладывать вот так зря, с бухты-барахты.
   - И деревьев с суками много, это верно, - загадочно сказал дядька Ле-
онтий и неспешно стал ждать, что ответит Мирон.
   - При чем тут деревья? - не понял Мирон.
   - А при том, что на первом же суку вздернут тебя чекисты, а то и  де-
рево искать не будут - к стенке приставят.
   Мирон набычился, промолчал и, подумав, ответил:
   - На ту сторону буду пробираться. На Дон или же на  Кубань.  Мирон  и
сам не знал еще, куда подастся, но понимал, что уходить куда-нибудь  все
равно придется - не век же сидеть на чердаке!
   - А гроши у тебя как? Имеются? - с несокрушимой невозмутимостью поин-
тересовался дядька. - И само собой, документ, бумага?
   - Раздобуду, - неуверенно ответил Мирон.
   - Я тебе вот что, парень, хочу сказать, - лениво тянул свое дядька, -
коль ты и взаправду от красных деру дать собирался, то есть люди, они-то
тебе прямо и укажут куда и к кому. Деньги заплатят и бумаги,  какие  на-
добны, выдадут.
   - Ты, дядя Леонтий, не темни, - начал вскипать Мирон, и глаза у  него
сузились - в непримиримый щелки, - Ты прямо выкладывай.
   - А я и говорю прямо, - обиделся дядька Леонтий или сделал  вид,  что
обиделся. - Людей этих доподлинно знаю, говорил тебе в  прошлые  разы  о
них. Ты - человек, бойкий, сорвиголова, словом, такие им нужны.
   - Где они, эти люди? - неприязненно спросил Мирон, донимая, что ника-
кого другого выхода у него все равно нет. На следующий день дядька  поз-
накомил Мирона с Бинским. Бинский объяснил, что он будет работать у него
связным, сказал ему пароль, дал адреса людей, которые  проведут  его  по
цепочке до Харькова, растолковал, к кому надобно будет Мирону там  обра-
титься. Под вечера с запрятанным в подметку сапога письмом  повеселевший
и все же настороженный Мирон отправился к линии фронта...
   В пути Мирон в новой мере хлебнул хлопот  и  понял,  для  чего  нужен
связному острый слух, далекий глаз и быстрые ноги. Все пришлось испытать
ему - и прятаться, и убегать, и притворяться та слабоумным, то  увечным.
И все же удача не обошла его и на сей раз - он благополучно добрался  до
Харькова.
   Капитан Осипов, получив от Мирона письмо, тут же отправился для  док-
лада к полковнику Щукину.
   - Вести из Киева, господин полковник! - без стука, что означало чрез-
вычайность сведений, войдя в кабинет, доложил он. -  Получено  сообщение
от Сперанского. У них провал. Чекисты арестовали штабс-капитана Заглади-
на, но в перестрелке он погиб. Так что более или менее все обошлось бла-
гополучно.
   - Что означает эта туманная формулировка - более или менее? - не под-
нимая головы от срочных бумаг, иронично и строго спросил Щукин.
   - Провал не коснулся Киевского центра, - невольно подтянулся  Осипов.
- Ведь со смертью Загладина нить, ведущая от него к Центру, оборвалась.
   - А как чекисты вышли на Загладина? - все так же не поднимая  головы,
продолжал задавать вопросы Щукин.
   - Сперанский пишет - случайно. Во время транспортировки оружия, - по-
чувствовав тяжелое настроение своего начальника, внес в доклад слова ус-
покоения Осипов.
   Щукин настороженно постучал костяшками пальцев по столу, оторвал  на-
конец взгляд от бумаги и, сурово посмотрев на Осипова,  сказал,  отделяя
каждое слово:
   - В случайность не верю.
   Осипов растерянно молчал. Он, как это часто бывало с ним, почти мгно-
венно принял точку зрения полковника, ощутив холодок опасности.
   - Что еще сообщают? - спросил Щукин.
   - Напоминают о деньгах.
   - Они могли бы обойтись и собственными средствами, -  недовольно  вы-
молвил полковник. - Пусть тряхнут мошной киевские рябушинские и терещен-
ки, которых там осталось немало. Ювелиры, например.
   - Да, но им нужны долговые гарантии, - осмелился возразить Осипов.
   - Гарантии?.. Если они пишутся на бумаге, а не на чистом  золоте,  мы
можем их давать сколько угодно и кому угодно! - жестко отчеканил Щукин.
   - Понял, господин полковник! - Осипов повернулся, чтобы уйти.
   Но Щукин поднял руку, останавливая его:
   - Минуточку, Виталий Семенович! Садитесь! Я просил вас навести обсто-
ятельные справки о капитане Кольцове и ротмистре Волине. Вы это сделали?
   - Я располагаю только теми сведениями, которые имел честь  уже  доло-
жить вам, Николай Григорьевич, - тихо произнес Осипов. -  А  родословную
Кольцова проверить сейчас нет никакой возможности. Сызрань  пока  еще  у
красных... - Он выжидательно помолчал и затем с  едва  заметной  иронией
спросил полковника: - В чем, собственно, вы  его  подозреваете,  Николай
Григорьевич? Не в большевизме же?..
   Щукин плотно сжал  губы,  так  что  обозначились  кругляши  желваков,
встал, нервно поворошил на столе бумаги и затем негромко,  но  убежденно
заговорил:
   - Верей и правдой служат большевикам сейчас многие боевые офицеры. Но
дело не в этом. Я просил досконально проверить Кольцова  и  Волина  лишь
потому, что они оставлены у нас на ответственной работе. Вы представляе-
те, какая это находка для разведчика - попасть в штаб армии?
   - Кольцов - агент большевиков? - хмыкнул Осипов. - Это, право  слово,
смешно, Николай Григорьевич! Вы же читали аттестацию Кольцова,  написан-
ную генералом Казанцевым...
   - А разве я сказал, что Кольцов агент? - с холодным возмущением спро-
сил Щукин. - Я только предполагаю... понимаете, предполагаю, что он  мог
бы им быть. Может, это Волин. Может, еще кто-нибудь... В нашем деле нуж-
но предусмотреть все, казалось бы, немыслимые варианты.
   - Волин?.. Николай Григорьевич, Волин - жандармский офицер. Работая в
охранке, он столько большевиков перевешал, что, попади он к ним, его  на
первом же суку вздернули бы... без суда, как говорится, и следствия... -
убежденно раскрывал цепь своих доказательств Осипов.
   В этом, казалось бы, обычном, деловом  разговоре  сталкивались  между
собою инстинктивная настороженность Щукина, любящего проверять и  переп-
роверять любой факт, если он может иметь отношение к делу, и  житейская,
страдающая некоторой неопределенностью сметка Осипова. И вместе они  оба
- Щукин и Осипов, - составляли одно целое. Они дополняли друг  друга.  И
полковника вполне устраивало такое их сочетание.
   Вот почему Щукин сейчас позволил себе усмехнуться:
   - Виталий Семенович! Я и вас подозреваю... ну, скажем, в легкомыслии.
- И тут же Щукин погасил свою улыбку. Осипову на  мгновение  показалось,
что полковник ее перекусил, как что-то живое. - Возьмите наконец во вни-
мание следующее немаловажное обстоятельство. Большевистская контрразвед-
ка все больше и больше переходит в наступление.
   - Убежден, Николай Григорьевич, вы переоцениваете способности больше-
виков, - вежливо отпарировал Осипов.
   - А вы, как и очень многие, недооцениваете, - сухо ответил Щукин,  не
привыкший оставаться в долгу. - Давайте порассуждаем! Аппарат  Чека  су-
ществует всего лишь полтора года, и за это время они провели ряд удачных
операций, как ни прискорбно нам это признавать. В прошлом году перед ни-
ми спасовали даже такие боги британской разведки, как Сидней Рейли и ка-
питан Кроми. В чем тут дело? Откуда у  них  взялись  эти  необыкновенные
способности? Ну вот вы, например, можете ответить? - Осипов молча  пожал
плечами, и полковник продолжил: - У Дзержинского, к сожалению, блестящий
талант организатора: он создал Чека на голом месте, если так можно выра-
зиться, из ничего. Опыт, стиль работы,  структуру  ему  негде  было  за-
имствовать: подобной организации еще никогда не было. И что предпринима-
ет Дзержинский? Он подбирает  группу  людей,  имеющих  многолетний  опыт
большевистского подполья и, значит, имеющих  огромный,  даже  уникальный
опыт борьбы с жандармской агентурой. Они прошли самые  невероятные  про-
верки ссылками и тюрьмами...
   Щукин открыл ключом ящик стола, достал какие-то бумаги и  многозначи-
тельно стал листать их. Потом взглянул поверх головы  Осипова  и  поучи-
тельно произнес:
   - Вот, к примеру, наш непосредственный противник Мартин Лацис,  возг-
лавляющий Всеукраинскую Чека. В прошлом он тоже профессиональный револю-
ционер - подпольщик, очень опытный человек, не случайно он является  од-
новременно и членом коллегии Всероссийской Чека. Такая биография вырабо-
тала в нем особые качества борца. А что у нас, если честно положить руку
на сердце? Все в прошлом - благополучные
   - Люди, чиновники, заседатели и прочая... Думаю, вам нелишне знать  и
о его заместителе Фролове... - Здесь Щукин для внушительности сделал па-
узу. - Послушайте, что это за человек... "Фролов Петр  Тимофеевич,  член
партии большевиков с 1903 года, партийная кличка-Учитель... помог бежать
из ссылки Феликсу Дзержинскому и сам бежал дважды...  В  1906  году  был
арестован, приговорен к смертной казни через расстрел и совершил дерзкий
побег из одиночной камеры..." - Щукин отложил бумаги в  сторону.  -  Те-
перь, Виталий Семенович, я надеюсь, вы понимаете, что, имея  таких  про-
тивников, нужно постоянно быть готовым ко всему, к любым неожиданностям.
   Посерьезневший Осипов утвердительно кивнул головой.
   - Ладно! Мы еще вернемся к этому разговору, - отпуская Осипова,  ска-
зал Щукин и тут же добавил: - Теперь о деньгах. Долговую гарантию мы  им
подготовим. Кого вы предполагали послать в Киев?
   - Поручика Наумова.
   - Нет-нет! Только не Наумова. Здесь нужен человек не  только  смелый,
но и осторожный. - Полковник помолчал, раздумывая. - Я думаю, не послать
ли подполковника Лебедева?
   Лебедев был опытнейший разведчик.  Недавно  он  вернулся  из  Москвы,
удачно выполнив задание. Ясно, что и в Киеве он ошибок не допустит - вы-
держан, осторожен. Высоко развито чувство ориентировки в необычных  обс-
тоятельствах. И все же... Вот это "и все же" сейчас очень беспокоило Щу-
кина, потому что в случайность ареста Загладина он не мог поверить.  Че-
кисты, очевидно, вышли на него после пожара на Ломакинских  складах.  Но
на одного ли Загладина они вышли? Сейчас этого никто не знает. И поэтому
посылать в Киев Лебедева очень рискованно. Но  тогда  кого?  Кто  сможет
сразу и точно определить, что же там произошло?
   - Да, решено! Пошлем Лебедева! - еще раз, теперь уже  твердо,  сказал
Щукин. - Мне нужны точные данные о численности и о реальных возможностях
Киевского центра. Приблизительные сведения меня ни в коем случае не уст-
раивают. Во время наступления на Киев нам необходимо будет  скоординиро-
вать действия армии с выступлением Центра.
   ...Несколько позже полковник Щукин  зашел  в  приемную  командующего.
Спросил у Кольцова, холодно и испытующе глядя на него:
   - Владимир Зенонович у себя?
   - Да, господин полковник, - учтиво склонил голову Кольцов,  несколько
уязвленный высокомерным и холодным взглядом Щукина.
   Полковник скрылся в кабинете. А Кольцов  несколько  раз  прошелся  по
приемной, мягко и укоризненно сказал сидевшему в другом конце своему по-
мощнику:
   - Микки! Вы опять забыли принести телеграммы.
   Подпоручик готовно вскочил и вскоре принес стопку телеграмм.  Кольцов
разложил их у себя на столе и затем деловито поспешил в жилые апартамен-
ты командующего.
   - Я сейчас, Микки! - сказал он на ходу.
   В гостиной он осторожно подошел к двери, ведущей в  кабинет,  остано-
вился, прислушался. Голос Щукина доносился из кабинета глухо - Кольцов с
трудом разбирал слова:
   - ...В район восьмой и девятой армий красных продолжается  переброска
войск с Туркестанского и Северного фронтов, - докладывал Щукин.
   Потом он еще что-то сказал, но Кольцов не расслышал...  И  вот  опять
явственно прозвучал голос Ковалевского:
   - По моим предположениям, этого не должно быть. На что  они  в  таком
случае рассчитывают там?
   - Не знаю. Вероятно, Москва для них важнее,  -  с  холодной  проница-
тельностью произнес Щукин.
   - Откуда у вас эти сведения? По линии Киевского центра?
   - Нет. Это информация... Николая Николаевича, - выразительно  понизил
голос Начальник контрразведки.
   - Да. Источник надежный. Известите об этом Антона Ивановича Деникина.
   Какое-то время Кольцов снова не мог разобрать ни одного слова, хотя и
слышал голоса. Затем прозвучали шаги, и Щукин совсем близко произнес:
   - Совсем даже наоборот, Владимир Зенонович! Киевский центр действует,
и довольно активно. Постигшая его неудача почти не отразилась на  боевом
ядре... Днями пошлю туда своего человека и после этого доложу вам  более
подробно.
   Вероятно, Щукин расхаживал по кабинету, потому что  голос  его  опять
медленно удалился. Тогда Кольцов слегка приоткрыл дверь  -  из  кабинета
этого не могли увидеть, так как ее скрывала тяжелая портьера.
   - ...И надо помочь! - в ответ на какую-то фразу Щукина с директивными
нотками в голосе сказал Ковалевский. - Будем помогать - сможем и  требо-
вать. А требовать надо одного - всемерной активизации действий.  Всемер-
ной активизации! Я вас прошу, Николай Григорьевич, доведите до  генерала
Деева мою точку зрения: пусть на этом не экономит!.. Сколько просит  Ки-
евский центр?
   - Переправлять деньги через линию фронта нет необходимости, -  отчет-
ливо произнес полковник. - Я прошу вас,  Владимир  Зенонович,  подписать
это письмо.
   Сухо прошелестела бумага, и наступила  пауза:  вероятно,  Ковалевский
водружал на нос пенсне.
   - Кому оно адресовано? - спросил командующий.
   - Одному ювелиру. Он уже передавал крупные суммы денег на нужды Цент-
ра. Но ему нужны гарантии, - с усмешкой в голосе сказал Щукин.
   - Он что, в Киеве?.. - не то усомнился, не то удивился Ковалевский.
   Дальнейших слов Кольцов не мог расслышать, так как сзади до него  до-
несся радостный голос Микки:
   - Павел Андреевич! Павел Андреевич!
   Кольцов поспешно отпрянул от кабинетной двери, торопливо - как  ни  в
чем не бывало - прошел в приемную.
   Микки был в приемной не один. Рядом с  ним  стояла  очень  миловидная
стройная девушка лет восемнадцати в широкополой соломенной шляпке; каза-
лось, она только-только вернулась с пляжа.
   - Познакомьтесь, Павел Андреевич! - излучая галантность, сказал Микки
Кольцову. - Дочь полковника Щукина.
   - Таня, - солнечно улыбнулась  Кольцову  девушка  и  сделала  изящный
книксен.
   Уверенные жесты, стройная, но не хрупкая  фигура,  крепкие  плечи-все
это сразу бросилось в глаза Павлу. Таня решительно не походила на  изне-
женную барышню, какой, по его мнению, должна была быть  дочь  полковника
Щукина. В лице ее, еще очень юном, но с  явно  определившимися  чертами,
проглядывала устойчивая уверенность; темные глаза  под  густыми  черными
бровями излучали дружелюбие, и взгляд их был, как у Щукина, нетерпеливый
и прямой - в упор... В затянувшейся паузе, пока Кольцов рассматривал де-
вушку дольше, чем позволяли приличия, она не отвела в  сторону  взгляда,
только что-то словно дрогнуло в глубине ее зрачков  и  померкло,  но  не
сразу.
   Наконец Павел отвел глаза и запоздало представился:
   - Павел Андреевич... Кольцов. Право, если бы я знал,  что  у  Николая
Григорьевича такая дочь, я бы непременно попросился под его начало.
   - Уверена, что вы бы прогадали. Здесь у вас  всегда  люди  и,  должно
быть, интересно. А у папы на окнах решетки и  затворническая  работа,  -
открыто, с интересом рассматривая Кольцова смутными глазами, сказала Та-
ня. - Я о вас много слышала, Павел Андреевич. От папы.
   Кольцову понравилось, как Таня  просто,  не  жеманно  вела  разговор.
Обыкновенно в ее возрасте стараются казаться умней и значительней,  под-
лаживаются под других. А здесь - простота без вызова, без надумки.
   - Я так недавно здесь, что смею надеяться: папа не  говорил  обо  мне
плохо, - с мимолетной улыбкой сказал Кольцов.
   - Он рассказывал о ваших подвигах. Мне они показались  намного  инте-
реснее подвигов Козьмы Крючкова.
   - Папа все преувеличил, мадемуазель.
   - Ну что ж, в таком случае я рада, - тоже с легкой ироничной  велико-
душностью ответила Таня. - У папы склонность преувеличивать все  плохое,
хорошее - редко.
   - Профессиональная склонность, мадемуазель, - на этот раз с  открытой
приязнью улыбнулся Кольцов.
   Ему все больше нравилась Танина манера держаться свободно,  непринуж-
денно, говорить без колебаний то, что хотелось сказать, смотреть  прямо,
не отводя глаз. Предельная раскованность чувствовалась в каждом  Танином
жесте, в каждом слове, пленительная естественность, свойственная  обычно
натурам собранным, сильным и цельным.
   Бившее в окно солнце обливало Таню, обрисовывая с  подчеркнутой  чет-
костью ее Силуэт, а лицо, затененное полями шляпы, казалось немного  та-
инственным, в глубине же глаз что-то переливалось, мерцало.
   "Необычная девушка, - подумал Кольцов. - Да, необычная, солнечная..."
   Несколько мгновений они смотрели друг на  друга.  Кольцову  казалось,
что взгляд Таниных глаз медленно втекает в его глаза. "Что это со мной?"
- встревоженно подумал Павел. А Таня отвела, вернее, заставила себя  от-
вести глаза в сторону Микки и, мило улыбнувшись, спросила:
   - Что с вами, Микки? Вы уже графин воды выпили.
   - Слишком жарко сегодня - смутился Микки, и  рука  его,  потянувшаяся
было за графином с водой, остановилась на полпути.
   - Пожалуй, да, - великодушно согласилась Таня и посмотрела в окно.  -
Вероятно, гроза будет. Смотрите, какие на горизонте  тучи.  -  Прищурив-
шись, она помолчала, потом сказала тихо, мак будто одному Кольцову, сто-
явшему рядом: - В детстве я жила у тети под Севастополем и любила встре-
чать грозу на берегу моря... В