ято вывешивать на домах долго отсутствующих с  указанием  места,
где они в данный момент находятся, но дожди и время сделали свое  дело,  и
Талестра смогла различить только два слова: "В НЕБЫТИИ..."
   "Куда же теперь идти?" - спросила она почти вслух.
   "В Дом Смерти", - ответил резкий голос.
   Любая девушка, несомненно, ужаснулась бы,  но  Талестра  чувствовала  в
себе такую силу, что  казалась  себе  прямо-таки  бессмертной.  И  еще  ей
казалось, что вся Сигма присутствует при этом - с ее  полярными  сияниями,
бурно разросшимися садами, расцвеченными каналами с уютными мостиками. Она
покинула улочку с мостовой из зеленого нефрита и присоединилась  к  толпе,
которая, как всегда, казалась праздничной - а так оно и было в Самарре,  -
и  долго  шла  прямо  вдоль  каналов.  В  воздухе  чувствовалось  какое-то
беспокойство, волнение... Однако, прохожие как всегда  улыбались  девушке,
словно сошедшей со старинной картины... Все они были красивы, их  сходство
с Лесом задевало ее: "Ангелы серийного образца..."
   На бирюзовой башне светящиеся электронные  часы  пробили  арктурианскую
полночь.



29

   Когда Ингмар Кэррол,  великий  адмирал  арктурианских  эскадр  и  почти
самодержавный правитель Сигмы, примерно в  это  же  время  покинул  камеру
приговоренного к смерти, он впервые в своей  жизни,  которая  была  жизнью
человека по-настоящему  благородного,  была  наполнена  борьбой,  великими
намерениями и тяжелыми испытаниями, почувствовал невероятную слабость. Его
разведка работала хорошо, Айрт рассказал  ему  не  так  уж  много  нового,
кроме, конечно, последнего сообщения, самого  ужасного.  Но  он  пришел  в
камеру не для того,  чтобы  получить  какие-то  сведения.  Теперь  он  мог
признаться  самому  себе,   что   спустился   туда,   ведомый   ненасытным
любопытством, которое всегда было-одной из главных движущих сил всего  его
существования. Он хотел  посмотреть  вблизи  на  единственного  землянина,
который, правда, хаотично и неловко, предпринял то, что на его месте  и  в
его возрасте сделал  бы  он  сам.  Он  пришел  туда  раздраженным,  полным
высокомерной предвзятости. Он начал говорить с этим заключенным как судья,
и - странное дело - по мере того, как они  беседовали,  его  предубеждение
исчезало,  туман  рассеивался,  и  старый  командир  эскадр   почувствовал
какую-то особую близость с этим юношей, приговоренным к смерти.
   До сих пор он видел Айрта только мельком, на скамье подсудимых, где тот
выглядел вялым и  высокомерно  грустным,  словно  пойманный  дикий  зверь,
который чувствует себя не то чтобы выше человеческих законов, а  скорее  -
неподсудным им, ничего больше не ждет и не стремится к снисхождению. И это
ему не понравилось...
   Но только что ему удалось поговорить с  обычным  земным  парнем,  каких
много, только более уязвимым и более прямодушным, и Кэррол был сражен. Еще
с большим основанием, чем Лес, этот ангел, вооруженный огненным мечом,  но
неподвижно застывший у  ворот  рая,  готовый  только  к  защите,  а  не  к
нападению, мог бы быть его сыном!
   Он подумал, что его старая земная кровь, уже  подвергнутая  космическим
мутациям,  предала  его,  смешавшись  с  кровью  более   древнего,   более
возвышенного народа. Страстная или покорная дочь  Земли,  изменчивая,  как
времена года этой планеты, как ее суровые зимы или жаркие  летние  месяцы,
как ровные степи и живые моря, могла бы принести  ему  сына,  такого,  как
Айрт. Но он никогда и не встретил  ее.  Ему  завидно  повезло  с  Ларцией,
прекрасной, как ангел, которая и двигалась и жила, как ангел.  Которую  он
обожал. И которая с ангельским  вероломством  выбрала  день  и  час  своей
собственной смерти.
   Ингмар Кэррол понял, почему он до конца не чувствовал Леса своим сыном:
он знал, что тот слишком совершенен. И почему, какими бы ни были напрасные
обвинения в  семейственности  со  стороны  общества,  он  допустил,  чтобы
ослепленный Лес сам выбрал свою дорогу к смерти. Потому что  для  Леса  не
было по-настоящему ни жизни, ни смерти. По духу это был не его сын.
   Айрт же...
   При выходе из подземной  тюрьмы,  где  охранники  расступились,  словно
тени, великий адмирал прислонился к стене. На висках у него выступил  пот,
и он неожиданно почувствовал себя стариком,  обезоруженным  судьбой.  Этот
юноша, если бы он мог спасти его! Но Айрт был прав  -  сначала  надо  было
закончить с этим: _комбинация Валеран  -  Ночные  -  Центр  Мутаций_  была
слишком ужасна, чтобы забыть ее хотя бы на  миг.  Айрт  мог  подождать  до
рассвета, его реабилитация будет еще обоснованней. Рассвет... Каким  вдруг
далеким он показался ему! Великий адмирал  выпрямился:  теперь,  когда  он
знал корень зла - во всяком случае, здесь, на  Сигме  -  он  сделает  все,
чтобы нейтрализовать его. Он быстро поднялся по лестницам  своей  походкой
молодого лейтенанта, обходящего боевые отсеки своего первого  космического
корабля. Он возвратился во дворец через крытый  переход  и  быстро  прошел
через блестящие залы, где  были  выставлены  древние  иконостасы  Земли  и
золотые сигмийские мозаики из золота и ляпис-лазури, где на пышных коврах,
вытканных лазурью  и  розами,  почивали  длинноногие  позолоченные  борзые
Бунгала и Аккрукса, а в вазах с росписью по эмали с Центавра  распускались
бледные венерианские лотосы...
   Все теперь было ясно, и его  долго  сдерживаемая  ярость  не  вышла  из
берегов. Уже несколько лет таинственное зло подтачивало великое созвездие.
Заговоры множились, Сигма и весь Арктур жили  как  во  сне,  оглушая  себя
удовольствиями и наркотиками: ведь развязка была близка, а Язва  -  уже  в
самом городе!
   На пути великого адмирала слуги-андроиды дрожали и прятались.  Херувимы
с Альтаира, вольготно расположившиеся  в  прихожих,  дрожали  и  хлопаньем
крыльев старались отогнать мысли, которые их ужасали. И если бы кто-нибудь
спросил у них, какова причина их страха, и что  они  почувствовали  своими
органами слуха, настроенными на тот момент, когда Ингмар Кэррол должен был
выйти из подземной тюрьмы, они, возможно, не осмелились бы  ответить,  что
это сама смерть...
   Да, он нес с собой смерть. Это было заметно по его искаженному лицу, по
застывшим глазам,  которые  смотрели  куда-то  вдаль,  по  его  неожиданно
изменившейся походке, ставшей энергичной,  как  у  молодого  человека.  Он
возвращался молодым лейтенантом Кэрролом, который жил  и  любил  когда-то,
который яростно сражался, и которого больше не было  с  тех  пор,  как  он
превратился в сурового правителя, ответственного за жизнь тысяч звезд.  Он
возвращался молодым Ингмаром, который, казалось, давно умер. И тот Ингмар,
возмущавшийся любым предательством, готовый к любым нападениям,  и  сейчас
готовился действовать как тогда, рискуя, бросаясь  в  лоб  на  неприятеля,
готовый разбиться и сгореть вместе со стоящим перед  ним  препятствием.  И
разве не было ему все это безразлично, потому что тот Ингмар был мертв?..
   Андроиды не осмеливались следовать за  ним.  Они  остались  в  стороне,
когда он вошел в комнату, которую в течение многих лет делил с Ларцией,  и
где остался неизгладимый присущий ей терпкий запах  амбры,  ее  чешуйчатый
гребень на столике с выгнутыми ножками из красного  мрамора,  может  быть,
даже ее отражение в зеркалах... Они  не  решились  приблизиться  и  когда,
сбросив свой темный плащ, он  надел  летный  комбинезон  из  замши,  такой
затертый и легкий, что походил на пластиковый, и который был ему тем более
дорог, что пришел с ним из тех времен...
   И только его собака осмелилась  приблизиться  к  нему,  длинная  земная
такса, которая украдкой кружила  по  комнате,  с  беспокойством  обнюхивая
ковры. Она положила свою  остроносую  голову  на  колено  хозяину  и  тихо
заскулила...
   Но Ингмар Кэррол был мысленно слишком далеко, чтобы  обратить  внимание
на древние земные предзнаменования, он не остановился у разбитого  зеркала
в зимнем саду, он не заметил  последнюю  луну  слева.  Спокойно  отстранив
собаку, он  по  интеркому  приказал  подать  вертолет,  потребовал  самого
лучшего пилота, а также последнюю сводку погоды. Но  роботы,  занимавшиеся
техническим обслуживанием, были озадачены. Они были  настроены  только  на
тембр его голоса, который был уже тусклым и мертвым, надтреснутым, а  речь
мало понятной, местами бессвязной, и они не узнавали его.
   Но сам он готовился к бою. В кабинете хранилось оружие, привезенное  им
из всех известных созвездий, оружие, каждый вид  которого  хранил  в  себе
свое мрачное могущество. Здесь было оружие простое и варварское, магнитные
клинки из созвездия Змеи,  которые,  поразив  жертву,  парализовали  ее  и
медленно превращали в камень... Было здесь оружие  массового  поражения  -
мощные дезинтеграторы,  а  также  клинки,  украшенные  чернью  и  золотом,
которые слегка поблескивали в полумраке, иголки  из  гибких  кристаллов  и
длинные прозрачные трубки, которые излучали смертоносные зеленые лучи.  Из
всех этих видов оружия, которыми  были  увешаны  стены  его  кабинета,  он
выбрал самое известное и самое разрушительное, которое не щадит - короткий
карманный излучатель. Он вынул его из футляра и положил  в  карман.  Криво
усмехнувшись, Ингмар Кэррол подумал, что похож сейчас на  своего  любимого
корсара...
   Затем он направился на самую верхнюю террасу  дворца,  которая  служила
взлетно-посадочной полосой, и в этот час, безмолвный и  торжественный,  за
которым следует  рассвет  на  Сигме,  ни  роботы,  ни  живые  существа  не
сопровождали его. Но сам он  уже  успокоился,  снова  обрел  свою  обычную
надменность и силу воли, он нес в себе не чью-то  определенную  смерть,  а
много смертей...
   Лес и Морозов,  даже  Айрт,  могли  заколебаться,  поискать  какое-либо
другое решение, постараться победить зло на других фронтах. Но на  них  не
лежало такой ответственности, как на нем. В течение всей  своей  жизни,  в
бесконечных просторах космоса, великий адмирал  вырывал  зло,  как  сорную
траву. Точно так же он готовился поступить и  на  этот  раз,  и  каким  бы
земным принцем Валеран ни был, он должен был почувствовать  на  себе,  что
значит быть союзником Язвы...
   На террасе его ждал  гелико  -  красивая  птица,  послушная  и  гибкая.
Прогнозы  были  удовлетворительными,  видимость   -   совершенной,   и   в
неопределенном небе Сигмы Центр Мутаций  вырисовывался  гигантской  свечой
белого воска. Они взлетели в-тот момент, когда исчезла последняя  луна,  и
только над садами синих и красных эвкалиптов пилот  повернулся  к  Ингмару
Кэрролу лицом с густыми бровями и широкими восточными веками, покрытым  не
маской, а мертвенно-бледной сыпью. И вдруг адмирал обнаружил,  что  смерть
поднялась с ним в воздух, и едва успел удивиться, как она была  похожа  на
Валерана...
   ...Красный болид покатился к зениту, разорвал его центр,  и  взрыв  его
был похож на огромный распустившийся цветок...
   В тот же момент в ста различных районах столицы  грянули  сто  взрывных
устройств,  с  ужасающим  грохотом  подняв  на  воздух  контрольную  башню
космодрома,  бедный  квартал   в   порту,   баптистскую   часовню,   крыло
адмиральского  дворца  и  галактическую  библиотеку,  содержащую  миллиард
книжных единиц, начиная с папирусов поэта Пентуэра, который жил  в  Египте
во времена XVIII династии, и кончая последними  микрофильмами  современных
трудов по логистике. И другие точно рассчитанные по времени взрывы  должны
были вот-вот раздаться в разных концах города, в основном - на космодроме.
   Вся Самарра взлетела на воздух, как взрывающаяся граната,  пурпурная  и
кровавая.
   Адмирал Ингмар Кэррол  не  мог  бы  желать  лучшей  смерти:  красной  и
золотой.


   И только клочок неба на востоке  сохранял  свой  обычный  темно-зеленый
оттенок. Несомненно, восход был близок,  но  кто  мог  знать?..  Остальная
часть горизонта была черной  и  пурпурной,  и  скорее  всего,  где-то  там
бушевала гроза, так как гром гремел, почти не умолкая. Да, это должна была
быть именно гроза, и сады Самарры, казалось, стали какими-то воздушными  и
слегка фосфоресцировали. Несколько капель теплого и тихого дождя упали  на
плиты и, словно поцелуй, коснулись обнаженной руки Талестры.
   Она увидела открытые ворота и поняла, что должна войти.  Да,  это  было
здесь. Высокая стена с черными и красными фресками окружала парк,  который
был в то же время кладбищем. "Странно, -  подумала  она,  -  что  у  таких
цивилизованных арктурианцев места вечного отдохновения находятся в  центре
города. Это негигиенично." Но присмотревшись, она поняла,  что  речь  идет
скорее о кладбище воспоминаний: здесь  были  длинные  аллеи  фиолетовых  и
желтых мимоз - мрачных арктурианских цветов, холмики газонов,  но  никаких
надгробий. Только стена из порфира, где были выгравированы  имена,  тысячи
имен. Талестра вспомнила, что легкий  скелет  арктурианцев  растворялся  с
такой быстротой, что они полностью исчезали через какие-нибудь часы  после
своей смерти.
   Она подошла к стене и прочитала в мерцающем свете:

   Здесь радость и отдых Хольды.
   Жизнь + смерть = мечте. Здесь Стайора.
   Мы успешно преодолели притяжение плоти. Вег и Лира
   Здесь Ларция, ставшая Бессмертной.

   - Смерть, повсюду смерть! - раздраженно воскликнула Талестра. -  И  они
наслаждаются ею, они обсасывают ее, как конфетку. У них такая  планета,  о
которой ни один землянин не мог бы и мечтать, настоящий рай, столько  лун,
аметистовые океаны, цветы... И все это предназначено мраку.  Чтобы  пришли
Ночные, и эта планета сама упала им в лапы, как спелый плод!
   Однако новая мысль остановила ее:
   "Нет,  Ночные  -  это  земная  Язва.  Ведь  Лес  говорил:  "Арктурианцы
нечувствительны к этой болезни".
   И все ее силы вернулись к ней. Она отказывалась слышать, видеть...
   Но чей-то зов вел ее. Она пошла по аллее и в  самом  ее  конце  увидела
павильон  с  открытыми  дверями.   Пустой   и   слишком   роскошный,   для
местопребывания,  например,  сторожа.  Опаловые  стены  были  прозрачны  и
идеально гладки. Ложа и кресла придавали какую-то странную гармонию  этому
сооружению в форме раковины с его пастельными оттенками. В стенах  кое-где
виднелись неглубокие ниши с фарфоровыми амфорами и  разноцветными  вазами.
Крошечные пузырьки были выточены, как она поняла, из драгоценных  и  очень
твердых камней.
   Раскаты грома не были слышны  за  звуконепроницаемыми  стенами.  Царила
полная тишина. Плеск фонтанчика доносился из небольшого бассейна. И  вдруг
Талестре стало  ужасно  страшно.  В  тысячу  раз  страшнее,  чем  в  каюте
звездолета, во дворце Валерана или на горящей равнине Антигоны.
   Холодный страх, состоявший из  тысяч  тихих  отчаяний,  тысяч  спокойно
вычисленных агоний...
   И голос заговорил:
   - Садитесь. Я направила вас сюда потому, что сейчас это единственное не
потревоженное место на Сигме. Только  не  углубляйте  свое  восприятие:  я
знаю,  что  вы  чувствуете,  это  не  очень  приятно.  И  ни  к  чему   не
прикасайтесь: цветы в этом саду более ядовиты, чем аконит и белладонна,  а
флаконы содержат сильные яды.
   - ...?
   - Да-да, они безболезненно  убивают.  Это  и  есть  "Сад  воспоминаний"
Ларции Кэррол, которая хотела, чтобы ее с друзьями вспоминали как "умерших
добровольно и славно".
   - Самоубийцы?
   - Именно. Самоубийство очень ценится в созвездии Арктура. Это  основной
ущерб и самая большая слабость.  О!  Все  происходит  с  самым  изысканным
достоинством: стараются  урегулировать  все  свои  дела,  даже  устраивают
праздник, дают бал... Потом уединяются  здесь,  в  Доме  Радостей  Смерти.
Ложатся, выбирают самую нежную музыку и свой любимый запах. Все  здесь,  в
амфорах: это вербена или водоросли,  летучее  благоухание  молодой  лесной
поросли или фимиам из таинственного храма... Но я здесь не для того, чтобы
излагать вам нюансы самоубийства в качестве одного из видов искусства...
   - Потому, что вы здесь?
   - В той мере, в какой мои способности мне это позволяют. Ведь я Астрид.
   - Я догадалась.
   - Тем лучше - у меня нет времени на намеки. Гелико  упал  на  Центр,  у
меня повреждены соединения.  А  Айрт  должен  быть  дезинтегрирован  через
час...
   - Айрт - дезинтегрирован?!
   - Однако, я не ожидала  такого  изумления.  Вообще-то,  мы  искали  вас
большую часть ночи. Нужно собрать в батарею всех  мутантов,  чтобы  помочь
ему бежать...
   - Да вы сошли с ума! - воскликнула Талестра.  -  Это  просто  несносно!
Айрт вот-вот умрет, а мы здесь спокойно пытаемся выполнить наши  маленькие
мутантские трюки, в которых мы до конца не уверены!
   - А что бы вы могли еще предложить? - спросил голос скептически.
   - Еще не знаю. Но надо действовать, надо двигаться!
   - Прекрасная мысль! Что ж, двигайтесь,  возмущайтесь.  Вот  координаты:
Айрт заключен в подземной тюрьме, стены которой непроницаемы для излучения
ПСИ. И стены сверхпрочны - если только напасть с голыми руками...
   - Мы должны связаться с Ингмаром Кэрролом!
   - А, вы тоже об этом подумали? К сожалению, он мертв.  Это  его  гелико
свалился на  Центр.  А  этот  гром  означает,  что  Ночные  берут  Самарру
приступом. К тому же, Валеран уже взял власть в свои руки.
   - Ах так? - сказала Талестра. Ее голос стал вдруг холодным и  жестоким.
- В таком случае нельзя терять времени. Мне нужно увидеть Валерана.
   Она тут же стала энергичной, решительной и бдительной и настроила  свои
мысленные антенны. Нет, Валерана больше не было в  его  старой  обители  с
сиренами. Он находился в другом месте, может быть, в адмиральском  дворце.
Она снова полностью овладела своими знаменитыми способностями, и теперь ей
было легче  найти  выход  из  создавшегося  положения.  И  машинально,  по
привычке старого бойца, она стала искать глазами какое-нибудь  оружие;  не
важно, какое, лишь бы она могла воспользоваться им. Парадокс:  Дом  Смерти
предлагал на выбор только тайные яды... Талестра  выругалась  по-своему  -
как космонавт. И, почувствовав недоумение Астрид, сказала:
   - Ба! Я знаю, что делать! Вы не понимаете? Ведь Айрт - наш брат!
   Тогда произошло невероятное событие, которое Морозов квалифицировал  бы
"странным, более, чем странным". Талестра увидела, как в двух шагах от нее
из пустоты возникло и  засветилось  нечто  вроде  запутанной  вертикальной
электрической схемы и искусственных клеток с управляющей  ими  электронной
кибернетической системой. Все это висело в  воздухе  на  уровне  бассейна,
предназначенного для самоубийц, вскрывающих себе вены  собственным  ножом,
прямо напротив голубого фонтанчика. А сверху, в футляре  из  органического
прозрачного  вещества,  трепетала  отвратительная  живая  масса,  серая  и
кровоточащая...
   - Не бойся, - сказал очень ясный голос, который шел из этого кошмара. -
Я знаю, что на меня неприятно смотреть. Но...  пусть  могущество  великого
космоса ведет тебя, сестричка.
   И Талестра почувствовала на лбу легкое прикосновение...



30

   - Ты считаешь, что мы можем потребовать  отмены  карантина?  -  спросил
Лес.
   И Морозов:
   - Это займет немало времени.
   - Да...
   - Они напали на твоего отца...
   - Мой отец слишком велик,  чтобы  снизойти  до  защиты!  Это  был  крик
души... - И Сигма, такая справедливая, совершенная. Как же они могли?!
   Морозов не стал объяснять Лесу, что один факт был  следствием  другого,
что Сигма не была чисто арктурианской планетой, состоящей из одной  только
справедливости и ангельской логики. Что она была  наименее  арктурианской,
а, значит, самой уязвимой в созвездии Волопаса. Что в действительности она
была отражением Земли - то есть самим субъективизмом, несправедливостью  и
жизнью, тогда как все на совершенных планетах Арктура  было  математически
правильным, призрачным и мертвым.  Что  поэтому  Сигму  переполняли  силы,
бунты, и отовсюду выпирали  противоречия,  которые  были  ее  сущностью  с
большой буквы, что у нее была цель...
   Однако он любил Сигму, как можн