несколько раз по очереди упасть в обморок, группа нашла просторный крепкий
подвал без нежелательных хозяев. Это был  склад  старых  книг,  в  котором
никому не пришло в голову убивать. Даже Виллис не имела ничего против. Она
медленно прошлась  меж  рядов  призрачных  книг,  думая  о  библиотеке  на
"Летающей Земле", о ее тишине, заселенной гипноснами... В какой-то  момент
ей показалось, что время повернуло вспять, что сейчас  откроется  дверь  и
появится Квик, потом Хелл... Но лицо ее под стеклом шлема словно  застыло:
она разучилась плакать. А ее спутники уже располагались.
   Они не  стали  полностью  отделяться  от  основной  группы,  решили  не
порывать с ней сразу. Немного позднее,  когда  на  площади  созвали  общее
собрание. Виллис и мужчины  пошли  туда.  Долго  спорили,  что  же  делать
дальше.  Разжечь  костры  на  всех  возвышенностях,  как  это  делают  все
потерпевшие крушение? Прекрасная  мысль,  но  где  взять  топливо?  Многие
пассажиры искали в развалинах хоть что-нибудь похожее  на  передатчик  или
приемник. Они нашли только обломки, измельченные скрупулезно и яростно.  К
тому же, любое сообщение выдало бы группу. Если уж Гефестион действительно
был ловушкой, то не следовало добыче самой лезть в  мышеловку  и  ускорять
свой конец.
   И какой конец!
   Никто не осмеливался думать об этом. Предложения были сформулированы  и
подлежали утверждению голосованием.
   Было решено  составить  перечень  имеющихся  запасов  продовольствия  и
создать общий склад.
   Было решено после короткого отдыха предпринять разведку на равнине.
   Было решено  еженедельно  собираться  "на  площади,  где  меньше  всего
призраков" с целью обсуждения очередных задач.
   Было решено сверить все часы и, как водится, установить обычные  земные
сутки в 24 часа. Это  было  единственное  предложение,  которое  сразу  же
приняли...
   На следующее утро лишь несколько мужчин решились появиться на  площади.
Женщины отказались,  сказав,  что  боятся  фантомов.  Это  звучало  вполне
правдоподобно. Пассажиры мужского пола смотрели друг на друга  так,  будто
впервые встретились в этом  проклятом  месте.  Один  из  пассажиров,  явно
страдающий диспепсией, с отвращением осмотрел Слама  с  головы  до  ног  и
заговорил об обжорах, способных  проглотить  множество  порций  консервов.
Слам  попытался  слабо  протестовать,  ведь  у  себя  на  Юпитере  он   не
пользовался такими суррогатами...
   - Ну, конечно, - продолжал наступать тощий мужчина,  -  капиталисты  на
Юпитере всегда _были_ не дураки пожрать.
   Это было равнозначно, моральному уничтожению Слама -  о  его  положении
говорили в прошедшем времени...
   И неожиданно  он  понял,  что  сам  тоже  целиком  остался  в  прошлом:
галактические шахты и склады фиолетовой планеты  стали  теперь  такими  же
бесплотными, как миражи Гефестиона. У него оставалась пачка  кредоров,  на
которые он мог бы купить целую планету, но эти деньги стали ничем  в  этом
мире, где никто ничего не покупал и не продавал...
   Двадцать четыре часа кряду мужчины укрепляли и  обустраивали  подземное
убежище. Рекс нашел даже заброшенный склад: холодильники, естественно,  не
работали, овощи и фрукты давно превратились в кучки черноватой плесени, но
оставались еще консервы -  благодаря  низкой  температуре  Гефестиона  они
хорошо сохранились. Ящики со склада пригодились для возведения перегородок
в подвале. Женщины поселились вместе в импровизированной спальне.  К  ним,
точнее, к Виллис, часто приходили другие женщины.
   - Истерички, - повторял Крис. - Они сошли с ума от  страха.  Вы,  можно
сказать, притягиваете их!
   - Я ничего для этого не делаю, вы же знаете, - отвечала она.
   - Знаю. Это все ваше колдовское могущество. Ведь сами вы спокойны, даже
слишком спокойны.
   ...Очень скоро у нее появилось ужасное ощущение, что живые и мертвые на
площади составляют  одно  целое  и  что  живые...  еще  безжизненнее,  чем
мертвые.
   Они еще собирались вместе. Довольно часто. Они  еще  спорили  о  вещах,
которые не имели никакого отношения к нынешней ситуации: деловых интересах
и событиях былых времен на Земле или на Сатурне. Или о своем  общественном
положении. Эти дрожащие от холода призраки, которые утепляли  вышедшие  из
строя скафандры всякими тряпками, рассказывали о своих невероятных успехах
в той, прошлой жизни. Создавались легенды: этот  был  правителем  Плутона,
тот - командиром космической эскадры на астероидах. Особенно неутомимы  на
выдумки были женщины: все были представлены при  старом  дворе,  и  только
немногих из них не отметил в свое время император Христиан...  Виллис  про
себя думала, что это - жалкие попытки оправдать свое пребывание на мертвой
планете: тяжело страдать без вины...
   Консервы подходили к концу, а других складов  в  этом  дотла  сожженном
районе не  было.  Дискуссии  стали  более  ожесточенными.  Они  прекратили
изобретать законы, которые могли бы изменить к лучшему положение на Земле.
Теперь они создали верховный трибунал для всеобщего распределения, но  ему
уже нечего было распределять. И посыпались доносы...
   Виллис часто бродила  по  отдаленным  улицам,  куда  живые  никогда  не
заходили. Она пыталась приблизиться к  призракам  женщин,  которые  искали
своих мертвецов, хотела помочь им. Она  тихим  голосом  говорила  с  ними,
уверяя, что ее жизнь тоже потеряла всякий смысл,  и  что  она  теперь  так
похожа на них. Но мертвецы не  слышали  ее,  они  все  так  же  вели  свое
странное полусуществование. У  Виллис  создалось  сильное  и  таинственное
впечатление, что на самом деле это были не призраки. Только  реально  и  в
такой  ужасной  действительности  могли  существовать  люди,  перенесенные
вместе со своей частотой времени, со своей средой в несуществующий для них
мир, в котором выглядели так реально...
   С частотой времени, сохранившейся до мельчайших  деталей,  где,  как  в
кошмарных снах, уже ничего нельзя было изменить... Да-да, частоты...
   Но вырванные из своего времени, они должны  были  оставить  после  себя
какие-то пустоты?
   А ведь природа не терпит пустоты.
   Ведь  что-то  должно  было  их  заменить,  но  что?  Какое-то  событие,
соответствующее... чему? Геноциду гитлеровцев, конфликтам 2200 года, самым
кровавым переворотам?
   И какая же мощь руководила этими перемещениями и  сама  перемещалась  в
тех же плоскостях...
   Виллис чувствовала себя совершенно безоружной перед этой  тайной.  Если
бы здесь был Хелл, он бы понял и объяснил, но Хелл...
   Самой ужасной, была мысль, что и он теперь превратился в призрака.
   Однажды, возвращаясь в убежище, она увидела сидящего на  снегу  старика
со слезами на  гноящихся  глазах  (в  группе  не  было  окулиста),  шамкая
беззубым ртом (дантистов, конечно, тоже не было), он  предложил  ей  целую
пригоршню _собственных_ медалей и орденов за одну  банку  консервированной
говядины.
   Она расплакалась.
   Вернувшись, она обнаружила, что у Синтии истерика. Среди  причитании  и
криков  она  различила  обвинения  в  адрес  всех  окружающих.  Рекс  стал
невыносимым,  это  больше  не  был  элегантный  арктурианец,  которым  она
восхищалась - он перестал бриться, он стал  таким  грязным!  И  у  нее  не
осталось ни одной смены одежды. Ее стенания усилились, когда она вспомнила
о том, что эта толстуха Лигейя заплатила целую пачку кредоров за  вечернее
платье, которое каким-то  чудом  удалось  провезти  одной  из  пассажирок.
"Платье, которое она и надеть-то не сможет, ведь она сто  кило  весит!  Вы
знаете, почему Сдам  худеет?!  Оказывается,  она  заставляет  его  платить
консервами. Это у них такой обычай на Титане, видите ли! А у нее ведь  нет
никакого шарма, ни капельки вкуса, ну, вот, нисколечко..."
   Неожиданно она  разразилась  рыданиями.  Впервые  Виллис  была  немного
взволнована: и  эта  бедная  идиотка  страдала,  по-своему,  конечно.  Она
погладила ее по голове, и Синтия прошептала:
   - Вот уже третью ночь она ходит в подвал с прибитыми  мертвецами.  И  с
кем бы вы думали?! С Рексом!
   - Ну уж, - сказала Виллис, - это невозможно.  Рекс  любит  вас.  Вы  же
моложе и красивее, Синтия. И эти ужасные трупы...
   - О! Они говорит, что это ее возбуждает!
   И Виллис поняла, что их группа пропала.
   Этой тусклой ночью  Сдам  возвратился,  пошатываясь,  его  одежда  была
изорвана, а лицо перепачкано кровью и  грязью.  На  него  напали  какие-то
неизвестные, избили и отняли пояс, набитый кредорами.
   - Тогда, - сказала Синтия, садясь на своем топчане  (сразу  стала  ясно
видна жестокость молодого зверя), - тогда вы больше не  представляете  для
группы никакой ценности. И вы слишком много едите. Рекс  и  Крис  выставят
вас за дверь пинками!
   - Но, - пробормотал он, - Лигейя...
   Она расхохоталась:
   - Лигейя! Она и с поясом-то едва вас  переносила.  Ей  от  вас  блевать
хочется, жирный пустомеля! К тому же, она проститутка, это ее профессия.
   - Не говорите плохо о Лигейе!
   - Конечно, как я смею  коснуться  королевы  девственниц  всего  Титана!
Пойдите лучше поищите ее там, где она сейчас забавляется, старый дурак!  С
Рексом. Ха-ха!
   Конечно же, Лигейя не пришла на раздачу остатков консервов, Рекс и Слам
подрались, и Крис был вынужден стукнуть их как  следует,  после  чего  оба
упали без сознания... Виллис была вне себя, она не могла  утихомирить  эти
страсти. Вся грязь поднималась со дна человеческих  душ  и  затопляла  их,
наступали сумерки... Она смутно чувствовала это и пыталась сопротивляться,
потому что Хелл не захотел бы... Позднее Крис пошел, как обычно, припереть
дверь бруском на ночь и объявил, вернувшись, что дом, стоящий  рядом,  тот
самый, "с прибитыми мертвецами", только что загорелся...
   - Это  уже  не  первая  постройка,  которая  таким  образом  становится
настоящим миражом!
   И тут глухие крики и удары нарушили безмолвие мертвой  планеты.  Кто-то
бился в дверь  подвала,  душераздирающий  женский  голос  умолял  открыть.
Виллис вскочила, но Синтия повисла на ней, кусаясь и завывая:
   - Вы сошли с ума! Не открывайте! Они перебьют всех нас!
   Крис положил руку на плечо девушки и сказал:
   - Успокойтесь, тут уже ничего не поделаешь.
   - Но ведь Лигейю убивают! Ведь мы же земляне! - воскликнула Виллис. - И
мы спокойно смотрим, как люди погибают у нашей двери!
   - Есть люди, которые заслуживают этого. Лигейя поссорила Слама с Рексом
и сделала несчастной эту молодую дурочку. И потом, это же лишний рот.
   - И мы еще считаем себя человечными... и цивилизованными!
   - Разве? Мы здесь уже много дней,  равных  годам,  и  что-то  никто  не
жалуется на отсутствие книг,  музыки,  приличного  общества.  Мы  захотели
спасти наши шкуры. Мы подумали о консервах, об оружии,  о  кредорах...  Мы
расположились в  центре  чудовищного  кладбища,  и  присутствие  призраков
нисколько  не  тревожит  нас.  Может  быть,  причиной  этому  -  атмосфера
Гефестиона? Или, скорее всего, мы были заранее готовы к такому падению?
   Виллис вытерла руку - Синтия укусила ее до крови.
   - Нет, - сказала она, - я знаю, в чем дело: мрак последовал за нами,  а
наша группа оказалась слишком слабой, чтобы бороться...
   - Ну, конечно, он последовал за нами! - крикнула Синтия с  перекошенным
от ненависти лицом. - А что касается борьбы... Вы же не знаете,  что  Слам
занимался продажей наркотиков и гипноснов, Рекс был игроком, высланным  из
своего созвездия. А этот, этот...
   Она указала на  невозмутимого  Кристофера,  потом,  словно  вспомнив  о
чем-то, прикусила язык.
   - А Лигейя была всего лишь старой шлюхой! - продолжала она. - Но ты, ты
хуже всех: Лигейя хоть знала, чего она хочет! А тебе и всей  вселенной  не
хватило бы!
   - Замолчите, Син, - сказал Крис.
   Но она продолжала вопить:
   - Мутантка! Чудовище! Она хочет проглотить весь мир - а ведь  она  даже
не женщина! Посмотри на себя: твой скафандр превратился в лохмотья,  а  вы
сами... скоро ты будешь ходить босиком, но ты даже не  замечаешь  этого...
Колдунья! Плевать я хотела на всех вас, чудовищ и мутантов!
   Крис  ударил  ее,  она  упала  и  замолчала.  А  Виллис  с   удивлением
разглядывала свой  прохудившийся,  изношенный  скафандр.  Сколько  же  лет
должно было пройти, чтобы сверхпрочный пластик превратился  в  лохмотья?..
Значит, прошло много лет? С тех пор, как Хелл  покинул  ее...  И  все  это
длилось бесконечно.
   Когда крики снаружи утихли, Кристофер позвал ее, и они вышли на  улицу.
Обнаженный труп Лигейи лежал среди трупов-призраков. Мочки ушей у нее были
оборваны, пальцы разбиты. (Виллис вспомнила,  что  в  ушах  и  на  пальцах
Лигейя носила огромные бриллианты). Крис склонился над истерзанным лицом.
   - Ее убили женщины, - констатировал он. - Они обвиняли ее  в  том,  что
она подожгла соседний дом. И многие поддались всеобщему безумию.
   - Это действительно сделала она?
   - Нет, это Синтия подложила заряд.
   - А вы позволили убить Лигейю и не вступились!
   - А что я мог сделать? К тому же, они хотели убить не ее и не Синтию, а
вас.
   - Почему меня?!
   Он устало пожал плечами:
   - Потому что вы и ваши... вы и так уже слишком могущественны на Земле с
ее просторами и ее размахом. А что бы вы сделали  с  Гефестионом?  Ведь  в
беспощадной борьбе вселенная, чтобы залечить свои раны, не  нашла  другого
средства, кроме как создать мутантов. Что же вам еще нужно, если у  вас  и
ваших собратьев такая невероятная слава? Что же вы еще хотите,  ненасытная
мутантка?!
   Виллис с трудом разжала зубы, ее губы кровоточили...
   - Я хочу знать, что они из себя представляют на самом деле,  -  сказала
она.
   - Кто?
   - Мутанты.
   - Это вы должны знать лучше меня.
   - ...И есть ли другие.
   Лицо Кристофера, похожее на маску волка, изобразило что-то  похожее  на
улыбку:
   - Только не на Гефестионе, надеюсь. Пойдемте, поможете мне.
   Снег все падал.
   Неожиданно Виллис поняла: это всего  лишь  кошмарный  сон,  который  не
должен продолжаться... Кто это сделал? И с какой целью? Кто создал этот ад
с накладывающимися друг на друга плоскостями, которые в любой момент могли
опрокинуться, поменяться местами?
   Они перенесли Лигейю в невредимый мираж подвала, где по-прежнему сидели
прибитые мертвецы. Они уложили ее под стеной и засыпали снегом  и  пеплом.
Виднелась только белая нога...
   - Это все ерунда, - сказал Крис. - Если  она  окажется  достойной  этой
планеты, она вернется на панель перед нашей дверью.
   Виллис задрожала.
   - Как это ужасно, - прошептала она еле слышно.
   Крис повернулся к ней перекошенным лицом.
   - Вы просто восхитительны! - сказал он.  -  Вы,  что  же,  впервые  это
поняли? Мы живем  в  настоящем  кошмаре.  Вы  говорили  о  мраке,  который
следовал за нами, но мрак этот в нас самих. Зачем скрывать это от вас?  На
Земле я был тем, кого вы называете Ночными. Это не просто организация и не
какое-то определенное состояние. Следует отметить,  что  я  бы,  например,
тотчас взбунтовался бы против любого закона... Так вот,  мне  здесь  нужна
сила, и вы мне ее дадите. Вам не приходится выбирать.  Только  мы  двое  -
действительно живые существа на Гефестионе.
   И он грубо облапил ее, прямо при почерневших покойниках.
   - Я дал убить Лигейю, - сказал он с сухим смешком, -  чтобы  в  убежище
было больше места. За нею последуют другие.  И  мы  останемся  вдвоем.  Мы
будем здесь жить. И вы дадите жизнь моим  детям.  И  не  останется  никого
другого на всем белом свете...
   А вот этого он не должен был говорить. Он мог заставить ее подчиниться,
мог разорвать ее на куски - ее тело уже ничего не  чувствовало,  оно  было
мертво. Но сама мысль иметь ребенка была для нее  невозможна.  Тем  более,
если она должна умертвить свою душу, сделать так, как будто Хелла  никогда
не было... Да, Крис был сильным, а она слабой.  Но  в  то  время,  как  он
сжимал ее в своих объятиях, она сняла у него с пояса тот самый миниатюрный
дезинтегратор, с которым он никогда не расставался, приставила к его груди
и нажала на спуск...
   Удар был таким сильным, что мираж на какое-то мгновение  исчез,  и  она
осталась наедине с трупами Криса и Лигейи, среди дымящихся развалин.



10

   Она убежала,  даже  ни  разу  не  оглянувшись.  Ей  казалось,  что  она
разбудила и потрясла весь город - но ничуть не  бывало.  Живые  залегли  в
свои берлоги,  а  мертвые  -  влачили  свое  призрачное  существование.  С
холодным ужасом в сердце она спрашивала себя, будет ли Крис лежать рядом с
Лигейей под охраной прежних  мертвецов,  или  же  он  будет  теперь  вечно
бродить по улице бок о бок с ее обнаженным трупом. И будет ли рядом с  ним
ее собственный призрак, помогающий ему. "Но я еще не мертвая!" -  подумала
она впервые со дня гибели Хелла. И еще: "А ведь я чудовищное создание.  Но
я, наверняка, не единственная и создана не напрасно. Эта страшная  пустота
у меня в душе, та пустота, в которую я погрузилась с тех пор, как не стало
Хелла, ничем не может быть заполнена. Если уж я должна  жить  дальше,  мне
нужно привыкнуть сосуществовать с этой бездной во мне  и  идти  дальше,  к
определенной цели. И этому  должны  научить  меня  другие  люди  такой  же
породы. Мне Надо найти своих".
   Она заметила, что забрела далеко от своей  группы,  от  центра  города.
Теперь  она  была  на  другом  его  конце,  в  безмолвном  и  безжизненном
пригороде. Вдруг до нее дошло, что она убила человека, и безграничный ужас
охватил ее...
   В этот момент волна страдания, достигшая ее мозга, вернула ее к  жизни.
Это был зов о помощи. Она стояла перед группой зданий, с виду  невредимых.
Зов шел оттуда. Она с трудом спустилась  в  какое-то  подземелье,  где  по
острому, совсем свежему запаху, можно было сделать вывод, что  раньше  это
был цех выделки кож. Тут  была  просторная  зацементированная  площадка  с
неглубокими выемками, которые в былые времена, должно  быть,  служили  для
вымачивания  кож.  Зеленоватые  фосфоресцирующие  колонны,  поддерживающие
купол, растворялись вверху в неверном свете белой ночи Гефестиона,  и  тут
Виллис увидела.
   Группа каких-то крошечных существ окружила  один  из  чанов.  Они  были
похожи на бесцветные тени, но были, несомненно,  живыми.  Дети,  одетые  в
лохмотья;  обезображенные  экземой  и   язвами.   А   в   середине   толпы
агонизировало точно такое же крошечное существо.
   Именно его страдание и привело Виллис в подвал.
   С трудом, словно лунатичка,  она  проложила  себе  дорогу  через  толпу
существ, которые, ворча,  отступали  перед  ней.  Некоторые  нагибались  и
поднимали камни. Но спокойная сила Виллис действовала на малышей.
   "Они не злые, - решила она, - они страдают".
   Она уже чувствовала, как ее охватывает  болезненная  лихорадка  малыша,
вызванная кошмарами и ужасом, исходящим от группы. Она с трудом дотащилась
до чана. С крошечного серого личика на нее смотрели  два  блестящих  глаза
раненого зверя. Она протянула руки, слегка коснулась слишком большого  для
его возраста черепа.
   - Где у тебя болит? - спросила она, забыв, что больной может не  понять
ее. Но он уловил интонацию, застонал, и его руки пришли в движение.  Рука,
похожая больше на птичью лапку, еле заметно указала на лоб, на  грудь,  из
которой вырывались свист и хрипение,  на  живот.  Девушка  дотронулась  до
кожи, натянутой на  тонкие  кости,  и  невиданное  страдание  пронзило  ее
тысячами иголок.
   Потом она села и уложила маленького заморыша у себя на коленях.  Что-то
похожее на вздох  пронеслось  по  подвалу,  и  детские  лица,  похожие  на
обезьяньи,  птичьи,  беличьи  мордочки,  застыли  в  уважительном  испуге.
Напряженное тельце расслабилось, спокойное дыхание пришло на смену  хрипу.
И через несколько минут - Виллис,  парализованная  страданиями,  не  могла
сдвинуться с места - ребенок уже заснул, улыбаясь...
   Тогда произошло нечто странное: самый большой  из  скелетиков,  ростом,
примерно, метр тридцать, очевидно, главарь банды,  выступил  на  несколько
шагов вперед.