Он смотрел не на Виллис, а на ее руки, в которых  маленькое,
истерзанное болезнью тело на глазах оживало,  а  страдальческое  выражение
лица переходило в довольное...
   Этот главарь, этот  угловатый  уродец,  состоящий  из  одних  костей  и
мускулов, чье лицо было иссечено преждевременными морщинами,  открыл  рот,
хотел что-то сказать, но не произнес ни слова. Неожиданно он наклонился  к
ногам чужеземки и положил туда все свое достояние:  нож  из  полированного
камня и личную бляху какого-то земного космонавта.
   После этого "клан" принял ее. Так она прожила... месяцы?.. годы?..  Кто
знает... в этом лишенном четких граней пространстве, которое  состояло  из
глубоких подземелий, образующих целый подземный  город,  об  его  истинных
размерах у них не было даже представления. Несомненно, это были  старинные
водостоки,  противоатомные  убежища  и  галереи  метро.  И  все  это  было
неразрывно связано между собой. Во всяком случае, атмосфера там была более
подходящей, чем на поверхности.
   Очень   скоро   между   Виллис   и   детьми   установилось    настоящее
взаимопонимание. Они были очень чувствительны к ее голосу,  к  интонациям,
похожим на пение, к плавным движениям. Для общения с  Виллис  они  сначала
использовали жесты, потом Виллис выучила несколько слов их языка и поняла,
что это был искаженный межгалактический. Маленькие  существа  говорили  на
этом  языке  очень  быстро,  применяя  любопытные   словосочетания.   Так,
например,  они  обожали  сложносоставные   слова,   выражающие   несколько
значений. Например, "быть голодным", что случалось очень часто, выражалось
по-разному: голод,  в  результате  которого  кто-то  заболевал,  назывался
"больголод";  голод,  который  раздражал,   толкал   на   немотивированные
поступки, назывался "бешголод". А охотиться,  чтобы  утолить  этот  голод,
было  "голодохотиться";  охотиться  для  собственного  удовольствия   (что
случалось очень редко), то есть просто побегать  и  подурачиться,  издавая
боевой клич, называлось "смехотиться". И так  далее.  По  образу  жизни  и
мышления эти дети  были,  бесспорно,  гуманоидами,  но  скорее  всего,  не
землянами.
   Случилось ли так, что на Гефестионе потерпел крушение корабль,  который
вез одних детей? Как "Летающая  Земля",  например.  Или  они  появились  в
результате контактов между потерпевшими крушение  космонавтами  и  местным
населением?.. Каким населением? Во всяком случае, банда состояла из  живых
существ, которые не имели ничего общего с призраками.
   Большинство из них были безобразны, с серой кожей, вздутыми животами, с
тонкими, как спички, руками и ногами, но попадались и блестящие  глаза,  и
тонко  очерченные  губы...  Они  объяснили   Виллис,   что   прозвали   ее
"Дамой-из-Поднебесья",  что  их  родители  погибли  в  "страшострофе"   (в
страшной катастрофе, очевидно). Учитывая, что  самому  старшему,  главарю,
было не более 14 лет, можно было предположить, что это случилось  недавно,
это опрокидывало все расчеты пассажиров  из  группы  Виллис.  Позднее  она
подумала, что на Гефестионе катастрофы должны случаться  часто.  Виновники
последней - были они выходцами с  этой  планеты  или  пришли  из  космоса?
Неясно. Девочки - Элла, Маша, Ирина - которые казались  более  суровыми  и
выдержанными, чем мальчики, звали этих существ "тенеротыми"  -  это  могло
означать, что у них были темнокожие лица или что возникали они из ночи.  С
другой стороны, дети имели представление о космических кораблях, наблюдали
за ними, за их посадкой, но  не  приближались  к  ним.  Мальчики  называли
потерпевших крушение "толстопопыми" или  "плаплаплакальщиками",  что  было
одинаково нелестно... По их лохмотьям Виллис догадалась, что они раздевали
мертвецов. Но все это не имело никакого отношения к  ужасу,  который  дети
выказывали при упоминании о "тенеротых".
   Их жизнь была такой тяжелой, что любое  отношение  к  окружающему  миру
было оправдано.
   Анг'Ри, молодой вождь, объяснил Виллис, что в этих  местах  было  много
шаек, живущих под  землей  в  чанах  или  в  котельных,  которые  особенно
ценились. Чтобы не умереть, дети  охотились.  На  кого?  Ну,  на  каких-то
огромных крыс, ужасных, должно быть, если судить  по  глубоким  шрамам  на
руках и ногах детей. А еще на местных тушканчиков, на летучих мышей. Когда
лед наверху таял (в течение трех-четырех гефестионских месяцев), небольшие
группы поднимались на поверхность поискать корешки и лишайники. При  такой
жизни - в полусогнутом состоянии и абсолютно недостаточном питании - самые
высокие были не выше метра, кроме Анг'Ри.
   Виллис жила среди них, утешая, ухаживая за больными,  -  сама  она  уже
почти не страдала при этом - залечивая открытые раны, укусы и кариесы. Она
научилась  понимать  и  любить  их.   Они   были   очень   жестокими,   но
впечатлительными,  нежными  и  беззащитными  в  глубине  души.  Они  легко
забывали зло и становились,  как  только  представлялся  случай,  обычными
земными ребятишками, играющими погожим летним днем на земных лужайках.  Но
в то  же  время,  они  были  хитры  и  бесчувственны,  не  имели  никакого
предоставления о моральных ценностях,  притерпелись  к  страданиям.  Позже
Виллис узнала, что сначала  они  сговорились  убить  ее,  чтобы  завладеть
скафандром, который был им абсолютно ни к чему...  и,  может  быть,  чтобы
съесть ее!
   Анг'Ри защищал ее с новым каменным топором и старым  дезинтегратором  в
руках (дезинтегратор, конечно же, уже никого не мог дезинтегрировать).  Он
объяснил возмущенной девушке, что идея была не такой уж абсурдной. "Мы  не
раз видели, как толстопопые дерутся из-за женщин. Особенно из-за таких,  у
которых белая кожа - как у тебя. Они их очень ценят". А  звучало  все  это
примерно так: "М'вдли толпые дратьжен. Кож бел'цнят..."
   - Но Анг'Ри, - воскликнула  Виллис,  раздираемая  отвращением  с  одной
стороны и смехом с другой, - это же не для того, чтобы их съесть!
   - Ну конечно, у  этих  женщин  должны  быть  и  другие  достоинства,  -
согласился мальчик с серьезным  видом.  -  Именно  это  я  и  сказал  моим
"голодиотам". Например,  ты  умеешь  залечивать  раны.  Это  очень,  очень
хорошо. Там, наверху, Джелт, которого ты вылечила  первым,  наделал  много
шума. Он так долго катался по земле, рычал, что откусит нос  первому,  кто
только дотронется до тебя, что остальные "страхумали"...
   - Что-что?
   - Ну, начали думать, что им откусят нос. И уши.  Это  я  пообещал,  что
откушу уши. А что, ведь они не так  уж  плохо  пошли  бы  с  горько-кислым
лишайником...
   - Но, Анг'Ри, - воскликнула Виллис, - вы же каннибалы!
   - Канни... как?
   - Вы что же, едите друг друга?! Анг'Ри, это ужасно!
   Он посмотрел на нее в упор, не мигая. Под его покрасневшими  веками,  в
лихорадочно блестящих глазах, была вся вселенская скорбь...
   - Нет, мы не едим друг друга, это сделало бы нас несчастными. И  потом,
многие привязаны к телам своих друзей, даже мертвых.  Но  в  самые  долгие
зимы, когда не удается поймать ни одной крысы, ни тушканчика и  когда  уже
приходится есть белую  глину,  от  которой  вздуваются  животы,  некоторые
поднимаются на поверхность и вырезают куски из тел мертвецов. Не у  своих,
конечно, а у чужих.
   - Только у мертвецов, Анг'Ри?
   Он улыбнулся беззубым стариковским ртом.
   - А тебе-то что до этого? Ну конечно, мертвецы же не могут  защищаться.
Видишь  ли  (он  подыскивал  слова,  стараясь  избегать  слишком   сложных
сочетаний), ты часто беседуешь с нами о добре и зле.  Когда  речь  идет  о
том, что надо или не надо делать, чтобы спасти  наши  шкуры,  твои  советы
хороши, и мы следуем им. "Не есть гниль, не царапаться, промывать раны"  -
все это очень правильно. Но когда говоришь "хорошо" или "плохо"  о  вещах,
которые для нас не имеют смысла, наши начинают  сердиться,  а  я  вынужден
объяснять им, что все это -  ваши  дурацкие  табу,  и  что  сам  я  в  них
нисколько не верю. Я тебе вот что скажу. Мы - "беспризорные".  Это  земной
термин, он такой жесткий, но мне нравится, я слышал, плаплаплакальщики так
нас называли - знаем только одно зло:  подохнуть.  И  только  одно  добро:
выжить. И именно поэтому, - добавил он уже доброжелательнее,  -  никто  из
этой банды не тронет тебя: благодаря тебе многие выживают.
   "Беспризорные". Этот термин что-то  смутно  напоминал  Виллис,  но  она
слишком устала от всего этого, чтобы заниматься еще и лингвистикой.


   Пришла короткая и такая трогательная гефестионская весна.
   Виллис поняла это, когда  увидела  порозовевшее  небо  и  мягкие  тени.
Огромное и далекое солнце Лебедя  больше  не  садилось,  и  небесный  свод
озарялся расплывчатыми полярными сияниями.  Выбравшись  из  подвала  через
проход, который выходил  в  центр  равнины,  девушка  не  смогла  сдержать
радостного возгласа: покрывавший землю толстый слой льда внезапно  растаял
и теперь растекался тысячами ручьев и серебристых речушек, все они  бежали
к югу. Это было феерическое зрелище - сеть из серебра и алмазов  покрывала
всю землю.  И  так  же  совсем  неожиданно  поднималась  на  берегах  этих
маленьких каналов хрупкая растительность: голубой прозрачный мох, какие-то
восковые венчики, похожие на молочай; стрелолист и  рябина  -  скороспелая
флора полярной  весны.  "Ах,  Синтия!  -  прошептала  Виллис.  -  Как  это
прекрасно!" Она остановилась, ошеломленная, она  обращалась  к  Синтии,  к
девушке, которая ей не нравилась, но которая, скорее всего, была еще жива,
а не к Хеллу и не к Крису...
   Вместе с ней вылезли наружу и ее подземные гномы. Они бешено  поскакали
по  равнине,  перепрыгивая  через  ручьи,  кувыркались  в  жесткой  траве.
Слышались громкие выкрики, но  они  вскоре  затихали  -  дети  привыкли  к
шепоту, и  нагрузка  на  связки  была  слишком  велик?..  Множество  почти
обнаженных девочек образовали круг.  И  с,  вытоптанной  травы  поднимался
тонкий аромат раздавленных цветов дикого нарцисса.
   Этой ночью никто  не  пошел  спать  в  подземелья.  Маленькие  девочки,
уставшие от танцев, так и уснули на лишайниках и мхах, завернувшись в свои
длинные волосы, а мальчики отправились петь хором на холмах. Их  тонкие  и
чистые голоса разносились далеко в прозрачном воздухе, который  умыл  весь
Гефестион и слабо розовел на западе. Виллис  случайно  присела  над  ясным
зеркалом одного из ручьев и увидела свое отражение. Она  не  узнала  себя.
Уже давно она сбросила скафандр, превратившийся в лохмотья, и  накидку  из
лебединого пуха, задубевшую от грязи. Как и большинство  старших  девочек,
она  носила  кое-как  сшитый  из  мешковины  комбинезон   и   подобранные,
специально для нее снятые -  с  кого?..  -  сапожки.  Ее  гладкие  волосы,
когда-то золотые, а теперь почти белые, спускались до колен. Долгие месяцы
под землей сделали ее похожей на белого ужа...
   Когда  через  некоторое  время  она  подняла  голову,   все   еще   под
впечатлением от своего собственного отражения, оказалось, что на Гефестион
опускается ночь. И тут яркая золотая игла появилась  на  небосводе,  в  ее
хвосте искрилась масса рубинов, карбункулов,  раскаленных  роз...  Это  не
было похоже  ни  на  полет  тяжелой  "Летающей  Земли",  ни  на  геранские
звездолеты.  Все  небо  окрасилось  в  розовый  цвет.  Поднятые   какой-то
неведомой силой на ноги, гномы и эльфы Гефестиона воздели к небу раскрытые
ладони в едином, чисто рефлекторном порыве. Игла пересекла темный небосвод
планеты, следуя своей эллиптической орбите, пронзила  линию  горизонта  и,
казалось, утонула в ней...
   - Комета! - воскликнул Джелт.
   - Ну и что?  -  отозвалась  какая-то  девчушка.  -  Так  бывает  каждый
месяц...
   - Неправда, неправда! Это голуб'звезда! Давайте танцевать!
   И все пустились в пляс. Танец кометы!
   Случилось ли это сразу же, на другой день, когда Анг'Ри  пришел  к  ней
чем-то озабоченный? Или прошли  недели  между  тем,  что  Виллис  называла
"ночью кометы" и "днем расставания"?


   А погода стояла превосходная. На небе появлялись перламутровые  облака.
Дети почти не покидали поверхность, они охотились и ловили  рыбу.  Девочки
собирали съедобные лишайники и выкапывали под  утесом  молодые  корешки  и
клубни, похожие на грибы. Пища стала обильнее  за  счет  слепых  карпов  и
угрей, которые, подпрыгивая, пересекали пространство между ручьями. Анг'Ри
больше не было нужды заботиться о самом важном для своей  маленькой  орды:
животы округлялись. Надо сказать, что у некоторых девочек они даже слишком
округлялись. "Ну конечно, - думала  Виллис,  вспоминая  некоторые  детали,
отмеченные ее памятью во время пребывания на борту "Летающей Земли", -  им
по 12-13 лет. Они играют здесь, как молодые животные. Это  сама  жизнь.  А
потом, позднее, в подземелье, они размножаются в крови и страданиях..."
   Но не это тревожило Анг'Ри. Он отвел Виллис в сторону, на холм, который
возвышался меж двух глубоких ручьев, и сказал ей:
   - Я думаю, теперь ты должна покинуть нас, Дама-из-Поднебесья.
   У Виллис перехватило дыхание.
   - Я сделала вам что-нибудь плохое? - спросила она.
   - Нет, - ответил Анг'Ри важно, - ты всегда приходила нам на помощь.  Мы
очень дорожим тобой, и другие шайки нам завидуют. Поэтому  я  так  говорю.
Скоро начнется сезон большой охоты.
   - А разве сейчас вы не охотитесь?
   - Это другое дело. Не мы будем охотиться.
   Он нагнулся, сорвал какой-то злак, как будто ему надо было собраться  с
мыслями.  Виллис  чувствовала,  что  он  крайне  растерян   и   расстроен.
Несомненно, он говорил все это не по своей воле.
   - Понимаешь, - сказал он, - однажды  наши  мальчики  дошли  до  большой
воды. Да, есть такое место, туда надо идти много  часов.  Там  есть  очень
вкусная рыба и много играющих угрей-прыгунов. Там раньше  был  один  клан,
еще больше, чем наш, и жил он в скалах. Так вот - наши ребята нашли только
черные сожженные скалы...
   - А этот клан?
   - Говорю тебе, там больше ничего не  было.  Так  они  действуют,  когда
появляются здесь. Взрослых они уводят с собой, а малышей сжигают...
   - Я что-то не понимаю. Кто же этим занимается?
   Анг'Ри сделал неопределенный жест рукой:
   - Э... девочки зовут их "тенеротыми"...
   - Это те, кто уничтожил город-призрак? - спросила Виллис, холодея.
   Анг'Ри кивнул.
   - Они... обычно они появляются не так уж часто, я хочу сказать, в одном
и том же месте. Их появление предвещает, скорее всего,  та  самая  комета.
Ведь это звездолет. А в нем - зем'люди, очень могущественные. И  звездолет
не разбился, он может снова взлететь. Так вот, тенеротые  должны  спешить.
Никто не должен уйти'т'сюда...
   - Почему?
   - Эта часть неба принадлежит им...
   - Но их совсем не видно на Гефестионе!
   - Ты еще плохо понимаешь меня, - сказал Анг'Ри. - А я не могу объяснить
лучше. Никогда не знаешь - может быть, нас кто-то подслушивает. Ведь здесь
пролегает оживленный путь в другие места неба. И вокруг много всего, и все
так перемешалось... А за всем  этим  стоят  тенеротые,  которые  стараются
заманить пролетающие корабли. Ты должна понимать все это лучше меня... Они
ищут не нас именно, просто они уничтожают любую жизнь, которую им  удается
обнаружить. Единственное, что нам остается - рассредоточиться: может быть,
такие ничтожные проявления жизни не заинтересуют их ра-да-ры.
   Он заботливо выделял каждую букву, каждый слог.
   - Что касается тебя, ты можешь  добраться  до  своих,  там,  на  другом
берегу большой воды. Мне очень жаль, добрая дама. Прощай, да поможет  бог.
И спасибо.
   - Прощай, Анг'Ри, - ответила Виллис растерянно.
   Она   смотрела,   как   они   исчезают,   словно   играя,    постепенно
рассредоточиваясь  по  равнине,  среди  журчащих  ручейков  и  скороспелых
злаков, которые почти с головой скрывали самых маленьких. И снова она была
одна. Может быть, это было не так уж плохо - она уже начала  привязываться
к  этим   преждевременно   состарившимся   существам,   таким   абсурдным,
безответственным, хрупким...
   То, что можно было назвать гефестионским днем, подходило к зениту. Было
совсем тепло, от переливающихся вод поднимался пар. Звезда Лебедя  застыла
прямо на горизонте, огромная, как земная Луна, но более бледная.
   И Виллис пошла к ней.


   Анг'Ри был прав: за голубой  линией  аквамариновых  утесов  открывалось
темное пространство, где кончались все ручейки и речки равнины. Вода  была
фиолетовой, непроницаемой, она казалась  тяжелой,  застывшей.  На  берегах
скороспелая растительность достигала размеров земного кустарника. Это были
все те же длинные гибкие  злаки  и  розовые  кусты,  увенчанные  какими-то
бархатистыми на ощупь цветочками. Виллис  подумала,  что  все  это  должно
напоминать земной пейзаж.
   Она не знала, сколько часов шла. У времени на Гефестионе была, конечно,
другая структура и длительность, чем на Гере или  на  "Летающей  Земле"  -
единственных мирах, которые она знала. Уже давно она сняла с руки и отдала
играть детям сложное и  мертвое  устройство,  которое  называлось  часами.
Несколько раз в своем долгом пути она чувствовала голод и  утоляла  его  в
традициях клана - съедобными лишайниками  и  злаками.  Она  пила  воду  из
бесчисленных ручьев, даже выстирала свой комбинезон. Иногда  она  ложилась
под какой-нибудь скалой и засыпала. И ни разу не видела снов.
   Уже отчаявшись встретить какое-нибудь создание,  похожее  на  человека,
она была почти рада, когда из какой-то расселины вылезло животное,  смутно
напоминавшее  гуманоида,  и  пошло  следом  за  ней.   Существо   вызывало
отвращение: это было нечто похожее на жирную крысу, цвета свежего мяса,  и
к тому же - трипод. Оно подпрыгивало, издавая звук, похожий на  клокотанье
кипящей воды в котле; что-то вроде:  "гло-кло-па!",  за  которым  следовал
резкий свист. Довольно долго животное бегало вокруг  Виллис  кругами,  как
собака, которая загоняет стадо. Молодая женщина  попыталась  заговорить  с
ним, но  в  ответ  добилась  от  него  лишь  несколько  невнятных  звуков,
преимущественно: "Я! Меня! Меня! Я!" И без того  уставшая  Виллис  кончила
тем, что перестала обращать на него внимание.
   Между тем, она вышла на берег. Это было озеро или небольшое  внутреннее
море, безбрежная, спокойная, переливающаяся гладь. Очень далеко,  казалось
- прямо под звездой Лебедя, вырисовывался невзрачный островок.  С  пологих
берегов  к  воде  волнами  спускались  ковры   из   голубовато-серебристых
лишайников. Зловещим покоем веяло от  этого  пейзажа  на  краю  вселенной.
Виллис неожиданно поняла, что все это было задумано не зря:  только  почти
мертвая планета могла предоставить питательную среду и  идеальные  условия
для всех этих странных -  частот  времени  без  структуры  и  взаимосвязи,
которые могли в любой  момент  вторгнуться  в  другие  вселенные.  Мертвые
времена...
   Она была на пороге осознания тайны. Виллис уселась на камень в зарослях
камыша, похожего на струны арфы - трепетные, блестящие, словно соединяющие
землю с небосводом... Так она и сидела, наполненная этой эоловой  музыкой,
не обращая внимания  на  призывы,  крики,  не  в  состоянии  противостоять
вселенской скорби или бросить хотя бы взгляд-на толстое нелепое  животное,
что топталось вокруг нее. Она закрыла глаза. А когда открыла - поняла, что
ее звали. Зов этот был раздирающим, натянутым, как струна, и многоголосым.
Прямо перед собой она увидела скалистую  стену,  испещренную  выбоинами  и
провалами, и в каждой прогалине светились испуганные  детские  глаза.  Что
это,  новый  клан,  который  нуждается  в  ней?..  Да,  толпа  испуганных,
отчаявшихся детишек... Когда она поднялась к ним, они начали бросать в нее
камнями, но очень быстро успокоились. По зарослям вибрирующего камыша  она
проникла в пещеру, где в невидимых щелях прятались и  выглядывали  из  них
малыши. Этот клан состоял из совсем  маленьких  детей,  большие,  конечно,
были уничтожены. Щуплые тела, покрытые страшными ранами, кровоточили...
   - Кр-рысы! - крикнуло настырное жи