отовых на все гладиаторов.
  Из противоположного конца арены сквозь решетку послышались приветственные
крики наших соперников. Кричали на варнавалийском. Там тоже были
варнавалийцы.
  Прозвучал сухой одиночный выстрел. Яркая вспышка озарила зал, и в решетке,
отделяющей гладиаторов Таранта от арены, появилась огромная дыра. Братья
по несчастью, превратившись из врагов в единомышленников, мгновенно
примкнули к восстанию.
  Да иначе и быть не могло. Гладиаторы - это же не просто рабы, это хорошо
подготовленные, сильные бойцы. И если эти бойцы погибали на аренах ради
чьей-то прихоти, то уж для обретения собственной свободы они тем более
готовы поставить на кон жизнь. К тому же не так много их вернулось бы с
этих боев. А тут все-таки был шанс. Шанс вновь стать свободным.
  Шанс стать свободным или умереть свободным.
  Праздничная публика еще не поняла, что происходит, какая им грозит
опасность. Свет юпитеров еще озарял ложи великих господ, а гладиаторы уже
бежали в первых рядах зрителей. Подставляя друг другу плечи, втыкая ножные
шипы в доски ограждения, цепляясь ручными лагами, они, словно гигантские
насекомые, карабкались по отвесным бортам арены. Ничто в этот момент не
могло их остановить. Четверо охранников, находившихся в верхних рядах
зрительного зала, спохватившись, открыли огонь по взбунтовавшимся
гладиаторам. Яркие разрывы энергозарядов всколыхнули полумрак цирка. Трое
или четверо гладиаторов, разорванные выстрелами охранников, мгновенно
погибли.
  Казалось, взбунтовавшиеся бойцы будут перебиты. Еще несколько точных
выстрелов - и от гладиаторов ничего не останется. Но долго пострелять
охранникам не удалось. Один из них, подбитый варнавалийцем очередью из
автомата Крамера, погиб на месте. Второй замешкался, выискивая в полумраке
цирка цель, и сразу же получил несколько энергозарядов в не прикрытые
броней ноги. Охранник, мгновенно лишившийся обеих ног и выронивший
автомат, покатился по головам зрителей.
  Увидев это, оставшиеся надзиратели бросились наутек, оставив празднично
разодетую публику на растерзание.
  События развивались молниеносно. Все больше и больше бойцов оказывались в
первых рядах зрительного зала. Поднявшиеся первыми сбросили остальным
самодельные веревки, сделанные на скорую руку из дорогих портьер, и вскоре
все гладиаторы рассыпались по рядам зрителей.
  Теперь уже остановить эту разъяренную волну было невозможно. Ненависть,
накопленная за годы рабства, желание отомстить за смерть товарищей,
погибших на аренах гладиаторских цирков, выплеснулись наружу. Продираясь к
выходам сквозь публику, пришедшую посмотреть на их смерть, гладиаторы не
щадили своих врагов - рабовладельцев.
  Словно разряд ирокзанской молнии, промчался один из гладиаторов по толпе,
шарахнувшейся к выходу. Врезался, словно стальная фреза в мякоть арлейской
дыни. На последствия этого было страшно смотреть. Отрубленные головы и
конечности разодетых любителей позабавиться видом чужой смерти полетели в
разные стороны. Боец, пробираясь сквозь толпу, рубя работорговцев своим
страшным оружием, стремился к оброненному охранником автомату Крамера.
Брызги алой крови, куски плоти усеивали путь бойца, и он почти добрался до
заветного оружия. И не дойдя лишь нескольких метров до энергоавтомата, был
убит двойным залпом фрезерских ружей повышенной пробивной мощности.
  В гладиатора стреляли с балкона фамильной ложи Карнава. Самого Карнава уже
не было на балконе. Не было и еще троих стеротаргов. Спасая хозяина, они,
мгновенно сообразив, что происходит, увели экс-герцога подальше от
начавшейся бойни.
  Последний оставшийся стеротарг и открыл огонь по взбунтовавшимся
гладиаторам. Не очень выбирая цели, он принялся безостановочно палить по
зрительному залу. Среди объятой смертельным ужасом публики, и так уже
метавшейся между рядами, словно загнанная в угол варнавалийская лиса-тару,
началась такая паника, которую просто невозможно описать. Разодетые жены
банкиров в окровавленных платьях, знатные работорговцы с белыми как мел
лицами, военные, с которых мигом слетела вся их спесь, словно стадо
иканейских свиней, которых ведут на бойню, метались по зрительному залу
цирка.
  Выстрелы стеротарга темными кляксами ложились на обезумевшую толпу. Каждый
выстрел фрезерского ружья косил нескольких рабовладельцев, редко попадая в
гладиаторов. Собственно, стеротарг успел уничтожить лишь троих бойцов,
пока наконец сразу три очереди из автоматов Крамера не сошлись на ярко
освещенном балконе. Броня робота, в которого попало сразу такое количество
энергозарядов, не выдержала. Тело стеротарга, мгновенно накалившись, стало
из черного ярко-красным и внезапно взорвалось. Раздался мощный взрыв,
разметавший балкон.
  Рухнувшие вниз остатки балкона придавили немало рабовладельцев. Взрывной
волной и осколками ложи уложило ближайшую публику, словно тростник градом.
Что тут началось! От взрыва полопалось большинство прожекторов. Взрывной
волной сорвало дорогую хрустальную люстру, и она, рассыпавшись с не
меньшим грохотом, чем только что прозвучавший взрыв, упала на арену цирка.
  На песке арены к тому времени уже не было ни одного бойца. Все гладиаторы
рассеялись по зрительному залу, стремясь через пять просторных выходов
покинуть цирк. Наверх подняли даже покалеченного" мною брата Шар.
  Мне помог выбраться с арены Молот. Я встал на плечи гиганта и, втыкая шипы
ножных лаг в обшивку, цепляясь руками за малейшие выступы, постепенно
добрался до первого ряда. Взобравшись, я увидел труп женщины. Той, с
диадемой и ножичком. Великолепная и, судя по всему, дорогая диадема была
разрублена сильным ударом лаги какого-то гладиатора. Разрублена, так же,
как череп, на котором она находилась.
  Осторожно переступив через бездыханное тело, я оторвал несколько длинных
лоскутов материи от бархатной обивки парапета. Быстро связав их воедино,
бросил конец оставшемуся внизу Молоту. Вытягивая небольшими рывками эту
самодельную веревку, помог тарнейцу выбраться наверх
В этот момент и раздался ужасный взрыв. Балкон, разорванный взорвавшимся
стеротаргом, разметало по всему зрительному залу, прибив осколками
множество рабовладельцев.
  Большой кусок мрамора упал рядом с нами, разметав несколько дорогих кресел
и придавив пожилого господина в ярко-зеленом камзоле. Вероятно,
какого-нибудь средней руки работорговца. Кусок мрамора с полметра
диаметром врезался, словно пушечное ядро, в жирное тело другого
работорговца, пригвоздив того к полу.
  Инстинктивно пригибаясь от разлетавшихся осколков, мы с Молотом бросились
к светившему неподалеку прогалу выхода.
  Тут уж мы дали выход эмоциям. Выместили злость на метавшихся у нас под
ногами, словно корабельные крысы, рабовладельцах.
  Молот, не останавливаясь, рубил правой лагой попадавшихся на нашем пути
разных там владетелей, банкиров и прочую публику, которая сейчас походила
скорее на объятую паникой толпу рабов где-нибудь в распределительном
лагере, когда рабовладельцы, забавы ради, подстреливают загнанных в загон
рабов зарядами дроби, веселясь при виде человеческих мучений и от души
потешаясь над страданиями истерзанных людей.
  У меня на пути внезапно встал один из офицеров его Величества Людвига не
помню там какого. Выхватив свой позолоченный палаш, он с озверевшим от
страха лицом бросился на меня, явно намереваясь снести мне голову. Я же,
не останавливаясь в прыжке и слегка коснувшись горла обезумевшего вояки,
вырвал ему шипом ножной лаги часть гортани. Сильная струя крови брызнула
из разорванного горла офицера его Величества, и он, схватившись за шею,
рухнул в проход между креслами. Я, подняв его палаш, продолжил путь. Путь
к выходу из зала. Путь к свободе.
  В коридорах замка, куда мы с Молотом вскоре попали, было ненамного
спокойней, чем в зрительном зале. Вырвавшиеся из зала гладиаторы,
вооруженные трофейными автоматами Крамера и энергопистолетами, рассеялись
по проходам, вступая тут и там в перестрелки с охранниками, сбегающимися к
цирку со всего замка. Гладиаторы дрались не на жизнь, а на смерть, не
жалея себя, отчаянно борясь за возможность обрести свободу, и вскоре
многие из них пробились к верхним этажам Пандерлийсского замка. Захватывая
все больше и больше энергооружия убитых охранников, гладиаторы упорно
стремились к посадочной площадке. К площадке, расположенной на крыше, в
самом центре замка.
  Несколько гладиаторов засели в баре неподалеку от одного из выходов и,
когда взбешенные охранники появились в проходе, открыли по ним
безостановочный огонь. Боец, спрятавшийся за стойкой, несколькими длинными
очередями уложил сразу троих неосторожно появившихся охранников.
Разорванные энергозарядами тела надзирателей остались лежать среди
поваленных столиков. Двое оставшихся в живых опомнились и выстрелами из
гранатометов разнесли стойку бара вместе со спрятавшимся за ней
гладиатором. Бойцы не остались в долгу, и вот уже эти прихвостни
работорговцев корчатся на мраморном полу с отстреленными ногами. Не
прикрытыми полуброней ногами. Точнее, тем, что от этих ног осталось.
  Ободренные этой небольшой победой восставшие гладиаторы, подобрав
трофейное оружие, устремились дальше. Дальше к свободе.
  Мы с тарнейцем, стараясь не попасть под перекрестный огонь, переступая
через обугленные трупы, попадающиеся на каждом шагу, медленно, но верно
пробирались наверх. Чем больше мы удалялись от арены цирка, тем спокойнее
становилось. Все тише и глуше становились звуки выстрелов.
  Мы, успокоенные наступившей тишиной, выбежали в какой-то зал и сразу же
поплатились за свою беспечность. Невесть откуда взявшийся охранник с
автоматом Крамера на изготовку встретил нас, едва мы, выскочив из
полутемного коридора, оказались в ярко освещенном зале.
  Охранник целился в меня. Я, вооруженный офицерским палашом, показался ему
опасней раненого, истекающего кровью Молота. Секунду понаблюдав за нами,
надзиратель вскинул автомат и выстрелил. Он стрелял явно в меня, но
тарнеец внезапно кинулся наперерез, заслоняя мое тело от энергозаряда
охранника. Молота выстрелом отбросило на меня, и мы упали, свалившись на
пол. Я целый и невредимый, он с большой обугленной раной в правом боку. С
вырванным куском плоти из его большого тела.
  Я едва успел сообразить, что произошло, едва успел выбраться из-под
придавившего меня тарнейца, как понял, что сейчас погибну. Охранник вновь
целился в меня. Секунды замерли. Время остановилось. Я отчетливо видел
палец надзирателя на спусковом крючке автомата. Видел, как он начал
нажимать его.
  В тот самый момент, когда казалось, все - сейчас я отправлюсь в мир иной,
произошло невероятное. Надзиратель сам отправился к праотцам. В ад
отправился прихвостень работорговцев. Сгусток плазмы огненным кулаком
врезался в тело охранника, и он, закричав от ужасной боли, рассыпался на
тысячу ярких угольков.
  Человека, выстрелившего в охранника из плазменного пистолета, человека,
спасшего мою жизнь, я знал. Роджер Стоун собственной персоной приближался
к нам На его бесстрастном лице не было и намека на волнение. Казалось,
выстрелил он скорее инстинктивно, не думая о том, кого спасает, стараясь
по-армейски уничтожить врага прежде, чем тот уничтожит его солдата.
  Быстро подойдя к нам и наклонившись, он осмотрел Молота. Затем уставившись
своим стальным взглядом мне в глаза, чуть заметно покачал головой.
  "Не выживет", - был молчаливый приговор Стоуна.
  Я же отказывался в это верить. С отчаянием тряс за плечи потерявшего
сознание недавно обретенного друга. На мгновение мне удалось привести его
в чувство.
  - Вот мы с тобой и квиты, Тутанканара, - с трудом выговаривая слова,
произнес тарнеец. - Беги и больше никогда не попадай в рабство.
  Я хотел ободрить его, сказать ему, что мы вместе покинем замок, но не
успел. Взгляд краснокожего жителя планеты Тарна остекленел. Дыхание
перестало вырываться из искалеченного тела. Молот умер.
  Я закрыл глаза человеку, спасшему мне жизнь, и встал. Слезы душили меня, и
тут у тела своего друга я поклялся, что выполню его последнюю волю. Я
вырвусь из рабства. Я вырвусь для того, чтобы навсегда покончить с
рабством на этой трижды проклятой богом планете.
  Я сделаю это.
  Подобрав автомат убитого охранника, я последовал за Стоуном, надеясь
поскорее добраться до посадочной площадки. Но в планы офицера это, похоже,
не входило. Он, не обращая на меня внимания, двигался к одному ему ведомой
цели. Бежал по длинным темным коридорам замка, спускался по витым
лестницам, пересекал богато отделанные залы дворца. Пару раз мы натыкались
на охранников и, быстро разделавшись с опешившими от неожиданности
надзирателями, продолжали путь.
  Стрелял Стоун из своего, неизвестно каким образом раздобытого плазменного
пистолета ничуть не хуже меня. Мастерски стрелял офицер. Уж я в этом
разбираюсь. Не целясь, навскидку, с одного раза мог уложить парочку
охранников. Охранников, так и не понявших, откуда на них свалилась такая
напасть.
  Мы все больше углублялись внутрь замка, стремясь к его центру. Вместо
того, чтобы пробираться на крышу, к посадочной площадке, мы двигались вниз
- к подвалам дворца. Стоун шел уверенно, словно точно знал дорогу. Он не
ошибся ни одним коридором, ни разу не зашел не в ту дверь. Быстрыми шагами
он мерил пространство древнего замка. Я же как зачарованный, не задавая
лишних вопросов, двигался следом за офицером. Стоун настолько уверенно
продвигался к неведомой цели, что и я заразился этой уверенностью и,
полностью отдавшись чутью моего товарища, безоговорочно следовал за ним.
  Казалось, одинаковым коридорам не будет конца, и мы будем вечно бродить по
сырым подвалам замка. Однако вскоре мы пришли. Цель, к которой мы
стремились, была достигнута. Но тут перед нами встало новое, последнее
препятствие.
  Мы вбежали в небольшую комнату, в центре которой на невысоком основании
находился абсолютно круглый - около двух метров диаметром - и полностью
прозрачный люк. Люк шахты, отвесно уходившей вниз. Уходившей неизвестно на
какую глубину.
  То, что это и было целью нашего путешествия, я понял, взглянув на Стоуна.
По обычно непроницаемому лицу офицера можно было без труда догадаться -
этот люк и есть то, к чему он так стремился.
  Внезапно короткая очередь энергозарядов разорвалась в полуметре от нас, и
мы бросились в разные стороны. Я, не целясь, выстрелил в один из трех
коридоров, ведущих в эту комнату. В тот, из которого, по моему мнению, нас
обстреляли. Скорее всего я угадал. И наверное, не промахнулся, потому что
ответных выстрелов не последовало. Вот только я на долю секунды
замешкался, откатываясь в сторону ближе к укрытию, ближе к люку, и тот,
кто нас обстрелял, успел бросить игольчатую гранату.
  Граната, перекатываясь на острых шипах, заскакала, словно шишка дерева
Лам, по мраморному полу древнего замка. Успев досчитать до двух, я одним
прыжком спрятался за мраморным основанием люка.
  Раздался оглушительный грохот, долгим эхом промчавшийся по подземельям
замка. Тысячи иголок гранаты испещрили стены комнаты. Я, спасенный люком,
почти не пострадал. Лишь один осколок-иголка впился мне в лодыжку.
Оперение иголки торчало из ноги, и я, стиснув зубы, одним рывком выдернул
осколок. Осторожно держа автомат наготове, встал.
  Несмотря на множественные ранения, Стоун был еще жив. Взрывом у него
оторвало ступню правой ноги, и осколками раскрошило левую руку. Но это
было пустяком по сравнению с теми иголками, что впились В его левый бок.
Вся левая половина Стоуна представляла одну сплошную кровавую рану. И,
несмотря на это, он все еще был жив. Оставляя за собой широкий кровавый
след, офицер упорно полз к прозрачному люку.
  Я быстро подскочил к Стоуну, надеясь облегчить его страдания, сказал, что
сейчас ему лучше не двигаться, что надо остановить кровотечение, но он
лишь отмахнулся здоровой рукой от моих причитаний. На лице офицера была
написана такая решимость выполнить задуманное, что я невольно спасовал
перед его упорством.
  Я помог Стоуну добраться до люка, и он, опираясь на мраморное основание,
попросил помочь ему.
  - Прострели люк, - произнес Стоун слабеющим голосом.
  Я тотчас выполнил просьбу офицера. Одним точным, малой мощности
энергозарядом пробил отверстие размером с кулак в толстом стекле люка.
  Стоун, отвернувшийся на мгновение выстрела от люка, оглядел дыру, из
которой дохнуло тысячелетней затхлостью, и вновь попросил;
- Ломай, Джаггер, - сказал офицер, протягивая мне всю изорванную взрывом
левую руку.
  - Что ломать? - не понял я.
  - Мое левое предплечье, - сквозь зубы, морщась от боли, пояснил Стоун. -
Одним движением. Ты же чемпион, Джаггер, тебе это раз плюнуть.
  - Но, Стоун, послушай... - начал я.
  - Ломай, - скрипнув зубами от невыносимый боли, вновь приказал офицер. -
Именем Галактического Совета я тебе приказываю - ломай!
  Видя мою нерешительность, Стоун добавил: "От этого, Джаггер, зависят
сейчас судьбы миллионов людей".
  И я ударил. Зажмурившись, резким ударом перебил искалеченную руку Стоуна.
Когда я открыл глаза, Стоун уже пришел в себя. А может, этот стальной
человек и не терял сознания. Здоровой рукой он вытаскивал кость из обрубка
левой, покалеченной руки. Поморщившись не от своей боли, я, приглядевшись,
заметил, что это вовсе не кость. Предмет, заменявший кость левого
предплечья Стоуна, был явно искусственного происхождения. Темный металл
испачканного в крови и неведомого мне прибора внезапно распался на две
половинки. Зажав во рту одну из них, Стоун, собрав остатки сил, опустил
другую часть прибора в пробитую мною пробоину в люке. Он еще хотел нажать
слегка выступающую на поверхности цилиндра кнопку, но слабеющий палец
соскочил с поверхности цилиндра. Стоун потерял сознание, и темный
цилиндрик беззвучно упал в пропасть люка.
  Я попытался привести в чувство Стоуна, но напрасно. Казалось, жизнь
покинула отважного офицера, и лишь по еле заметному дыханию можно было
определить, что Стоун жив. Поняв, что Стоун надолго потерял сознание, я
решил действовать самостоятельно.
  Первым делом выдернул кожаные ремни из своих налокотников. Перетянул ими
искалеченные ногу и руку Стоуна. Потом освободился от ненужных теперь
ножных лаг. Скинул неудобный шлем. Забросил за спину автомат Крамера.
Подобрал выпавшую вторую половинку загадочного прибора и сунул ее за пояс.
Осторожно, стараясь не навредить и так уже порядком искалеченному телу
Стоуна, взвалил его на плечо и пошел к выходу.
  Без раздумий выбрал из трех коридоров единственно возможный - тот, из
которого никто по нам не стрелял, и тот, где мы еще не были, пошел по
длинному с низкими сводами туннелю. В общем-то, идти можно было в любом
направлении. Все равно я понятия не имел, где нахожусь и как отсюда
выбраться. А если не знаешь, куда идти, не все ли равно, в какую сторону
направить свои стопы?
  Решив так, я, к моему большому удивлению, не ошибся. Не прошел и тридцати
метров по мрачному подземелью, как наткнулся на дверь лифта. Лифта,
ведущего вверх.
  Бой на крыше был в самом разгаре. Выжившие в схватках, развернувшихся в
коридорах замка, гладиаторы добрались до посадочной площадки. Почти все
они были вооружены трофейными энергоружьями и автоматами. Здесь, наверху,
охрана подготовилась к встрече со взбунтовавшимися бойцами и встретила
гладиаторов шквальным огнем. В основном стреляла турельная установка,
расположенная на вышке в центре посадочной площадки. Из бронированного
купола длинными очередями бил крупнокалиберный пулемет. Он буквально не
давал поднять головы выскочившим на крышу гладиаторам. Потеряв пятерых
бойцов, восставшие залегли по всей площадке, прячась за малейшим выступом
от шквального огня.
  Охранники сосредоточились в правом крыле посадочной площадки. Ободренные
огнем пулемета, перебегая от одного валолета к другому, надзиратели
постепенно приближались к залегшим гладиаторам.
  Казалось, восстанию пришел конец, и гладиаторы один за другим погибнут
здесь, на крыше, всего в нескольких метрах от заветной свободы. Но,
наконец, ситуация изменилась. Од