портируют сразу к месту назначения?
- высказал я догадку.
  - Не-е, - не согласился с моим предположением Молком. - Продают рабов в
Проносе на ежедневных торгах, туда весь Пандерлонос съезжается.
  - Хараментаро, - неожиданно вмешался в наш разговор Хара, - хар.
  Парнишка удивленно посмотрел на варнавалийца и, не дождавшись от того
объяснения, спросил меня:
  - Что он сказал, Джаггер?
  - Я не совсем понял, - признался я. - Хара сказал: живущий глубоко внизу,
где Ментаро, - похититель умов.
  - Выходит все-таки, там у рабов высасывают мозги, - предположил паренек.
  - Не знаю, - пожал плечами я.
  - Непонятно все это: мозги - там, органы - в разделочной.
  - В разделочной? - не понял я.
  - Ну да, - удивился моей непонятливости Мол-ком, - так у отработавших свое
или покалечившихся рабов вырезают органы. Сердце или, к примеру, печень.
Потом все это добро в дело идет. Для гладиаторов, скажем, - эти поценнее
нас будут, а раны получают будь здоров. Для придворных рабов - руки, ноги.
Поговаривают, Карнава крут со своими домашними рабами. Чуть что не так,
рубит, не глядя, руки в мелкую крошку. Тесаком рубит, который всегда
таскает с собой. Вспыльчив, говорят, наш господин, как тот вулкан Грови.
Потом, правда, отходит. Вот приходится рабам руки на замену и пришивать.
Опять же приторговывают налево надзиратели, наверное. В третьи миры
куда-то. Такой товар всегда в цене. Может, себе чего оставляют.
  - Неужели это правда?
  - Зубами клянусь! - Парнишка провел рукой по губам. - Сам видел. Точнее,
как-то прибирался в разделочной, такого страху натерпелся. Жуть. Все там в
крови, все стены забрызганы. А посредине стоит стол с захватами. На нем
они нашего брата и разделывают. Все в ход идет. Даже пенисы.
  У меня сразу после слов парнишки пропал всякий аппетит. Картины,
нарисованные говорливым Молкомом, были просто ужасны. С животными и то так
не поступают.
  "В Галактической Федерации не поступают", - поправил я сам себя.
  Есть уже совершенно не хотелось, и, чтобы поддержать разговор, я вновь
спросил:
  - А почему эту камеру называют Кацеуновой?
  - Так это же у нас старший надзиратель Кацеун. Такой мерзкий старикашка.
Он и выбирает, кто пойдет к нему в камеру. Когда на работу в котлован
идем, он у входа стоит и все вынюхивает. Рабы мимо идут, а он, как тот
икенейский ястреб, высматривает добычу. Вдруг цап - хватает раба,
надзиратели тому руки заворачивают, и только и видели беднягу. Почти
каждый день кого-нибудь этот паук утаскивает.
  Я хотел было выяснить, по какому признаку Кацеун выбирает жертвы, но не
успел.
  К нам подсел высокий рыжеволосый крепко сколоченный человек. Он был одет в
форму наподобие той, что была у "опытных", но темно-красного цвета. На
правом рукаве у него виднелась повязка с надписью "старшина механиков".
  Я, насторожившись, замолчал. Я был здесь новеньким, не знал всех правил и
обычаев, сложившихся в среде рабов, поэтому ожидал неприятностей от всего.
Но беспокоился я, похоже, зря. Рыжеволосый добродушно улыбнулся, отчего
его лицо покрылось тысячью морщинок.
  - Конрад Тройский рад приветствовать тебя, Джаггер, в нашей обители, -
сказал старшина механиков, протягивая мне через стол сильную руку.
  - И я рад приветствовать тебя, старшина, - ответил я, пожимая протянутую
руку,
- Хорошо ты осадил "опытных", - усмехнувшись, сказал Тройский, кивнув в
сторону раздаточной тележки.
  Там как раз в это время происходило небольшое столпотворение. Пятеро или
шестеро рабов в черной форме "опытных" подбирали с пола своих
раскоряченных сотоварищей. По взглядам, бросаемым в мою сторону, я решил,
что сейчас будет продолжение схватки, и внутренне приготовился к драке, но
продолжения не последовало. "Опытные", подобрав с пола подбитых приятелей,
удалились восвояси, даже не подойдя к нам. Оставили на потом выяснение
отношений. До лучших времен оставили.
  - Говорят, ты чемпион по диоке? - спросил рыжеволосый.
  - Правильно говорят, - подтвердил я.
  - Послушай, Джаггер, хоть ты и чемпион, но одному тебе здесь не выжить.
Тем более, если на тебя точат зуб "опытные". Вступай в нашу общину
"механиков", и никто тебя не тронет, никакие "опытные", - неожиданно
предложил Тройский. - Один в поле не воин - это все знают.
  - Тутанканара! - внезапно выдал старик варнавалиец и тут же повторил: -
Тутанканара!
  Старшина недоуменно посмотрел на Хару и вновь предложил:
  - Ты подумай, Джаггер.
  - Я подумаю, старшина, - серьезно ответил я. Едва старшина, понимающе
кивнув, ушел, как Молкома тут же прорвало.
  - Соглашайся, Джаггер! - затараторил паренек. -
И харч у "механиков" отменный, и никакие "опытные" тебя не тронут. Это же
чудо - на второй день перейти в "механики"! Новичка и в "механики" -
такого еще не бывало!
  - Тутанканара! - вновь с выражением произнес Хара.
  Молком недоуменно уставился на варнавалийца.
  - Ты что, Хара, совсем на линке говорить разучился? По-человечески не
можешь сказать! Заладил Тутанканара да Тутанканара. А что это значит?
  Так и не дождавшись ответа от старика, сосредоточенно дожевывающего свой
завтрак, Молком выжидательно посмотрел на меня, всем своим видом
спрашивая: мол, что хотел сказать старик?
  - Ну, не знаю, что Хара имеет в виду, - чистосердечно признался я. -
Буквальный перевод звучит так - тот, кого остановить невозможно.
Тутанканара - зовут еще варнавалийского волка. Надо сказать, это не
простой волк. Хищник, какого еще поискать. Около метра в холке, лапы
мощные, что у падейского медведя. Запросто один разделывается со стаей
мешавских гиен. А гиены эти, знаешь, с лошадь величиной и злые, как сто
удавов Рокка. Только не спасает это их. Этот волк, словно боевая машина,
словно молния, врезается в толпу гиен, и отгрызенные лапы и вырванные
сердца пожирательниц падали летят в разные стороны. Живет один-одинешенек,
лишь на период спаривания подыскивает себе подружку. Никаких стай не
признает. Действует всегда один. В общем, волк-одиночка. Но волк не
простой. Необычайно выносливый. Может сотни миль преследовать добычу. При
этом не есть, не пить, не спать по нескольку суток. До тех пор, пока не
настигнет добычу или врага. А настигнув, первым делом вгрызается своей
страшной пастью, всеми шестью рядами острых, как лезвия, зубов в грудь
противнику. Вгрызается и одним движением вырывает сердце. Причем
остановить его действительно практически невозможно. Я сам видел, как
варнавалийский волк с перебитым позвоночником, с отстреленной передней
левой лапой и раненой правой упорно и очень быстро полз, цепляясь зубами
за землю, стремясь к своему врагу - охотнику, убившему его
подружку-волчицу. И он таки дополз. Непонятно, каким чудом дополз и вырвал
сердце у опрометчивого охотника.
  Я сделал небольшую паузу, посмотрев в сторону Хары. Старик удовлетворенно
кивнул.
  - Варнавалийцы издревле приручали Тутанканара, - продолжал я рассказывать
внимательно слушающему меня Молкому. - Точнее сказать, приручить
Тутанканара невозможно. Слишком уж он гордый и свободолюбивый. В неволе не
живет. Так что дрессировке не поддается. Можно лишь подружиться с
варнавалийским волком. Стать его другом. Сделать это, конечно, нелегко,
но, подружившись с человеком, Тутанканара становится преданным ему до
конца. Это не та щенячья преданность собак. Это преданность настоящего
друга. Друга, который не оставит в беде. Который будет с тобой до конца.
Который вырвет сердце врагу, убившему его хозяина-друга.
  - И которого остановить невозможна, - эхом отозвался вслед за мной Молком.
  Я хотел еще что-то добавить, но в этот момент завыла сирена, и по всему
пространству барака пронеслось: "Свиньи, на работу!"
Все вокруг засуетились. Заспешили.
  - Давай быстрей, Джаггер, к выходу, - сказал Молком, торопливо запихивая в
рот последние макаронины. - Не дай бог, опоздаем к погрузке, надзиратели
так уделают, мать родная не узнает.
  Протараторив это и залпом допив остывший чай, паренек стремительно
двинулся по направлению к выходу. Я старался не отставать от юркого
парнишки, и вскоре мы, усиленно работая локтями, пробираясь сквозь
копошившихся рабов, оказались у дверей. У конца очереди к выходу из барака.
  У дверей стояли два надзирателя. Рабы проходили мимо них с вытянутыми
руками, и надзиратели, при помощи дистанционного управления активировали
ручные браслеты энергонаручников. Процедура эта была отработана до
мелочей, заминок не возникало, и вскоре мы с Молкомом, а следом за нами и
Хара проскочили сквозь выходное отверстие. Миновав уже знакомые мне
тройные решетчатые двери, попали в коридор. Здесь еще несколько
надзирателей строили рабов в колонны по трое. Собрав отряд человек в
пятьдесят, они отправляли их дальше по коридору к общему выходу из
бараков. Я оказался с Харой и Молкомом в одном отряде, и нашу группу,
конвоируемую двумя охранниками, повели по зигзагам длинного коридора. Мимо
камеры пыток, мимо разделочной, мимо Кацеуновой камеры. А также мимо
дверей женского барака, который сейчас был заперт. Попала ли туда моя
Майя, я не знал, но очень надеялся на это. Уже одна возможность того, что
моя девочка может находиться так близко от меня, придавала мне силы и
уверенности, что и из этой передряги я выберусь целым и невредимым.
  Выберусь вместе с моей Майей.
  О том, что Майя сейчас может находиться и на другом конце планеты, и на
другом конце Галактики, я старался не думать.
  По коридору шли ровно, строем, четко чеканя шаг, словно солдаты на параде.
За порядком бдительно следили охранники, и при малейшем подозрении на
расхлябанность виноватые тут же наказывались. Небольшим разрядом
электрошокера или просто пинком. Рабы, стараясь не сбиться с ритма, рядами
по трое, наконец, вышли на крытую платформу.
  Вдохнув глоток свежего воздуха и зажмурившись от лучей яркого светила
Голосе, я огляделся. Монопоезд, состоящий из десятка вагонов и видавшего
виды топ-локомотива, стоял на единственном пути платформы. Все вагоны в
составе, кроме последнего, были битком набиты рабами.
  "Свиньи, в вагон!" - раздалась команда одного из надзирателей, и наш отряд
без лишних разговоров принялся грузиться в свободный вагон.
  Платформа располагалась внутри огороженной высоким пластобетонным забором
территории. Кроме огромного ангара, в котором находились бараки рабов и
откуда нас вывели, на территории лагеря имелись также здание энергоблока,
длинная одноэтажная серая казарма надзирателей с пристроенной к ней
столовой, школа гладиаторов и маленький, аккуратный, из красного кирпича
домик старшего надзирателя - Кацеуна. В дальнем от платформы конце лагеря
размещалась посадочная площадка, предназначенная для небольших валолетов.
Сейчас она была пуста. По всему периметру лагеря виднелись наблюдательные
вышки с вооруженными охранниками. Пластобетонный забор сверху был покрыт
несколькими рядами силовых разрядников. Перепрыгнуть, а тем более
перелезть через такой забор невозможно. Любой предмет, оказавшийся в
радиусе действия разрядников, то есть в радиусе десяти-пятнадцати метров,
мгновенно превращался в горсточку пепла. Пепла, тотчас развеянного
пандерлоносским ветром по лагерю господина Карнава.
  Кроме того, периметр лагеря круглосуточно охранялся кибернетической
охраной, которая, как известно, не спит, не ест и от экранов следящих
мониторов не отрывает взгляд ни на секунду. А вмонтированные в наши
ошейники индивидуальные сигнализаторы наверняка подадут сигнал охране,
если даже каким-то чудом и удастся покинуть территорию лагеря.
  В общем, о побеге из лагеря пока стоит позабыть. Оставался шанс покинуть
гостеприимного господина Карнава с изорениумных разработок, куда нас всех
и направили. Небольшой, но шанс.
  Внутри лагеря рабов особо не охраняли. Лишь несколько вооруженных
энергоавтоматами охранников в броне класса "Правопорядок" прохаживались по
краю платформы, изредка бросая ленивые взгляды в сторону рабов.
Беспечность вполне понятная. Все рабы были в энергонаручниках. Которые
хоть и не находились сейчас в состоянии активации, могли быть мгновенно,
любым из охранников активированы. Активированы сигналом "общая опасность".
И тогда все рабы, находящиеся в радиусе сотни метров, попадали бы с
конечностями, скованными мощным силовым полем ближнего действия.
Связанными шанхайским узлом.
  Мне досталось место рядом с небольшим решетчатым окном. Скамеек в вагоне,
переоборудованном из пассажирского, не было. Как не было и потолка, вместо
которого имелась решетка из стальных в палец толщиной прутьев. В центре
решетки были проложены мостки, по которым проходили охранники, когда им
нужно было добраться из одного конца состава в другой. Рабы, держась за
приваренные к стенам поручни, расположились вдоль стен вагона. Все стояли
- сидеть не разрешалось. Те, кому не досталось места у поручней, стояли
посередине, ухватившись за потолочную решетку.
  Погрузка прошла быстро, без заминок, лязгнула запираемая дверь вагона, и
монопоезд, секунду подумав, тронулся в путь.
  На прииски.
  Медленно набирая скорость, он пополз сначала по территории лагеря, затем,
миновав открывшиеся большие металлические ворота, тяжелой гусеницей выполз
наружу. Мелькнула надпись над воротами "Лагерь его Высочества господина
Карнава, экс-герцога Пандерлийского", и поезд, набирая обороты и с каждой
секундой все более удаляясь от мрачных стен лагеря рабов, помчался вперед.
  - А что за фрукт этот господин экс-герцог Карнава? Ты, Молком,
когда-нибудь его видел? - спросил я стоявшего рядом паренька.
  Молком, оглянувшись и убедившись, что нас никто не подслушивает, ответил:
  - Да, видал. Пару раз. Со спины. Его высочество не очень жалует нас,
свиней, он все больше наведывается к бойцам, к гладиаторам. Они у него в
любимчиках. За хорошего бойца господин Карнава готов выложить целое
состояние. Да и то сказать, несколько сотен гладиаторов приносят ему
больше дохода, чем все остальные тысячи простых свиней.
  - Почему свиней? - спросил я.
  - А мы для них свиньи и есть, - вновь оглянувшись, тихо ответил парнишка.
- Безотходное производство. Пашем много - едим мало. Еда два раза в день:
утром завтрак, который ты уже видел, второй раз только поздним вечером,
после десятичасового рабочего дня. А работа-то будь здоров. Надорваться
раз плюнуть.
  - Так ведь и загнуться недолго, - покачал головой я.
  - Да кому мы нужны? - удивился паренек. - Через два-три года мы и так
пойдем в утиль. Или под нож в разделочную камеру, или налево куда-нибудь
перепродадут по дешевке. А там сам загнешься. После Изорениума долго не
живут. Вот Хара - пример. Ему и пятидесяти нет, а выглядит, как
семидесятилетний старец. Он уже три года на приисках вкалывает, скоро на
описание пойдет. Да что там! Все мы пойдем на списание! Рано или поздно.
Только на стимуляторах и держимся. Их вечером всем вкалывают. Правда,
говорят, что бойцам не делают биостимуляции.
  - Бойцам? - переспросил я. - Ну да, бойцам. Гладиаторам. Тем, что дерутся
на потеху публике. До смерти дерутся. Ставки на этих боях, знаешь, какие?
Бешеные ставки! Поэтому Карнава и любит бойцов своих проведывать, а к нам,
простым свиньям, не очень-то вхож.
  - Что, так прямо и приходит? Прямо на выработки?
  - Да! Сам видел! Правда, с ним четверо стеротаргов всегда неотлучно
находятся. Следят, чтобы никто Не смел покуситься на жизнь их драгоценного
господина. Бдительно следят. В прошлый раз один раб случайно
поскользнулся, падать стал и махнул рукой. Ну, тарги, видно, и посчитали,
что он что-то имеет против Карнава, и до земли долетели лишь ошметки от
раба. Из четырех энергоружей разом пальнули. Хотя насчет того, что сам
Карнава на выработках бывает, я сомневаюсь. Голограмма все это. Станет еще
Карнава - солнце на земле и тому подобное - своим бесценным здоровьем
рисковать. Голограмма, наверное, вместо него путешествует по приискам.
  - Тогда зачем стеротарги? - недоуменно спросил я.
  - Как зачем? А голограмму охранять! Чтобы никто не смел даже на голограмму
великого Карнава покуситься. Да и для солидности тоже. Как это такой
господин, пусть и голограммный, и без охраны? Непорядок.
  Ответив мне, Молком замолчал, задумавшись; Наш поезд к этому времени
миновал череду возделанных полей и с ходу влетел в укутанный прохладой
высокий лес. Широкие кроны вековых деревьев вмиг погасили палящие лучи
светила Голосе. Сразу стало намного прохладней. Холодный ветерок приятно
обдувал лицо. Кругом защебетали птицы. Беззаботные создания. Одна из них,
весело чирикая, села на прутья потолочной решетки.
  "Вот вольное создание, - подумал я, глядя на крохотное существо. - Не
знает ни забот, ни тревог. Летает где хочет и куда хочет. И никто ей не
указ. Никакой господин Карнава. Летает и не ведает, что обладает самым
бесценным даром во Вселенной. Даром, который дан богом всем, но не все
вольны им распоряжаться. Даром, который зовется простым словом - свобода".
  - Бойцы, свиньи. А еще кто есть? - отвлекшись : от невеселых мыслей, вновь
спросил я Молкома.
  - Свиньи - это самый низ, дно, хотя и среди них есть разделение. Всякие
там козлы, опущенные и тому подобные. Тех зовут швалью или мразью. Над
свиньями командуют бригадиры. Бугры, если короче. Из свиней выбирают кого
получше и определяют: одних в "механики" - это те, что работают с
техникой, других в "головастые" - это инженеры, а особо отличившихся - в
"опытные". Это, которые уже сами присматривают за рабами. На разработки
надзиратели не ходят. Излучение все-таки. Жить хотят. А за порядком
следить надо. Вот "опытные" и следят.
  - Понятно, - сказал я и, секунду подумав, вновь спросил: - А женский
барак? Что ты, Молком, про него знаешь?
  - Почти ничего, - ответил парнишка. - От Тоскана знаю, что есть такой, но
самих женщин из него ни разу не видал. Говорят, не гоняет Карнава их на
разработки, для своего гарема бережет. Очень он озабоченный в этом плане,
наш великий господин. Вот человекоподобных видал, и не однажды. Их на
неделю увозят в глубь леса, на дальнюю выработку. Там этого изорениума как
грязи. Ну и излучение соответственно побольше, чем на нашей выработке.
Поэтому мрут человекоподобные как мухи. Больше года никто не протягивает.
Так что нам еще повезло. А про женщин ничего не могу сказать. Не видел ни
разу.
  После такого ответа Молкома мне сразу стало как-то не по себе. В голову
полезли мрачные мысли, и остаток пути я молчал. О хорошем думать не
хотелось, другое же в голову не шло. Отгоняя непрошеные мысли, я
сосредоточился на планах побега. Из лагеря не убежать - это факт. По
дороге на выработки - тоже. Оставалось место добычи изорениума.
Единственный шанс.
  Наш мрачный поезд, гремя и лязгая, выскочил из леса и, натужно ревя,
устремился вверх на гору. Медленно, с усилием поднявшись на вершину
небольшой горы, монопоезд резко кинулся вниз.
  Вниз, навстречу изорениумным разработкам.


                                  Глава 4


  Но и этого единственного шанса не было. Вероятность сбежать с изорениумных
выработок равнялась нулю. Абсолютному нулю. Легче было удрать из хорошо
охраняемого лагеря, перепрыгнув забор, напичканный разрядниками, разорвать
потолочную решетку вагона и выпрыгнуть на полном ходу из монопоезда, чем
сбежать из котлована, в котором добывали изорениум для господина Карнава.
  Мы работали в котловине уже три часа, и я все больше и больше убеждался в
этом. Из котлована с изорениумной рудой сбежать было невозможно. Если ты,
конечно, не птица.
  Я же птицей не был, а, не имея крыльев, покинуть это гиблое место
нереально.
  Изорениумный котлован представлял собой огромную, диаметром в несколько
сот метров яму, вырытую многими поколениями рабов Пандерлоноса. Прямые
отвесные стены котлована уходили вниз метров на сто. В центре котлована
располагалось поднимающееся на двадцать-тридцать метров изорениумное
плато, нигде не соприкасающееся со стенками котлована. Расстояние между
крутыми стенами котлована и краями плато везде было одинаково - около
пятидесяти метров. Рабов на выработки доставляли при помощи выдвижного
подвесного м