алы для учителей.
   Тогда у меня возник интерес к психологии. Ведь было столько вопросов,
на которые я никак не мог найти ответа:
   "Почему мама никак не может успокоиться, мечется от одного мужчины  к
другому? Почему меня не любят и боятся? Что нашел сосед по парте в  Лене
Сидоровой, прыщавой и худой девчонке? Зачем бабушка ругается без всякого
повода и с кем она говорит в пустой комнате?" Ну и много других. Когда я
начал разбираться - открыл целый мир, жестокий, алогичный и одповременно
мудрый и прекрасный, который до сих пор не понимаю во всей его глубине и
разнообразии, несмотря на все мои умения.
   К великому разочарованию матери, которая прочила мне карьеру  физика,
я поступил на психологический. Бабушка к тому времени давно умерла, мама
не вылезала из экспедиций, проводя дома не больше двух месяцев за год.
   Когда я заканчивал первый курс, ее корабль  исчез.  Ни  обломков,  ни
сообщений, ни воплей о помощи, ни  сигналов  аварийных  зондов.  Сначала
была надежда, потом стало ясно, что и никогда больше  они  на  связь  не
выйдут.
   Я не хочу думать о ней как о мертвой. Может быть, мама живет в  одном
из незаконных поселений, за границами Обитаемого Пространства,  ведь  ей
тогда было всего сорок два года. Вообще, она была сложным человеком. Те,
кто видел ее в Космосе, не узнавали ее на Земле.
   Там она была решительной и собранной женщиной, отличным специалистом.
   Никаких загулов и  шашней,  зато  дома  постоянные  мужики,  попойки,
нежелание сделать хоть что-нибудь по хозяйству.
   Когда я подрос, никак не мог отделаться от  ощущения  того,  что  она
считает меня более взрослым и умным, чем сама. В пьяном виде часто лезла
обниматься и просить у меня прощения.
   Однажды, когда мне было четырнадцать лет, мать пришла ко мне  вечером
в комнату, одетая в прозрачную, короткую ночную рубашку и потащила  меня
в постель. "Ты стал таким молоденьким, Боб, пока тебя  не  было,  скорее
приласкай свою девочку... За эти годы я  так  соскучилась  по  тебе",  -
задыхаясь от  возбуждения,  стонала  она.  Только  пара  хороших  оплеух
привела ее в чувство.
   Помню, как медленно поднималась она с пола. Из носа капала кровь. "Не
пожалел маму, сынок", - сказала она,  видимо,  имея  в  виду  не  только
разбитое лицо...
   Назавтра мать говорила, что  была  пьяной  и  ничего  не  помнит,  но
прятала при этом глаза, а потом удрала в Космос при первой возможности.
   Я старался не показываться  дома,  когда  после  нескольких  дней  по
возвращении из экспедиции мать вновь  срывалась,  даже  ночевал  в  зале
школы единоборств, положив компьютер под голову вместо подушки. А  когда
она опять отправлялась  в  полет,  жестоко  бил  опущенных  типов  с  их
пропитыми подружками, которые по старой памяти снова пытались превратить
дом в бордель, драил блевотину, выбрасывал использованные презервативы и
пустые бутылки.
   Так мы и жили в последние годы. Подрастающий мужчина, у  которого  не
было детства, и его мать, которая так и не повзрослела.
   Дом ветшал, мебель портилась, ломалась или просто  исчезала.  В  моей
комнате стояла привинченная к полу койка со звездолета и старый сейф  со
следами попыток взлома, в котором я держал свои вещи. Остальные  комнаты
были почти пусты, с попорченными стенами,  досками  на  кирпичах  вместо
стульев, там частенько гулял сквозняк от разбитых окон,  а  зимой  лежал
снег. Я думаю, что если бы я взял ее в руки, отвадил дружков, следил  бы
за ней, как нянька, то все было бы по-другому.
   В конце концов, я был лишь ребенком и ждал помощи от матери...  Я  не
люблю вспоминать о своем детстве...
   В конце второго курса неожиданно для себя я перевелся  в  .  Академию
Дальней Разведки. Меня отговаривали все преподаватели, но, увы, я их  не
послушал.  Был  переведен   на   третий   курс   факультета   прикладной
планетографии, откуда, после некрасивой истории во время  практики,  был
выкинут на военный.
   Так я стал пилотом Черного Патруля.
   На Базе пилоты-мастера, они же "обмороки",  сразу  приняли  меня  как
своего. Как правило, новичков держат в запасных экипажах, отправляют  на
штурмовки поселений, на вахты, пока не  присмотрятся.  Потом  гоняют  на
имитаторах, лишь потом доверяют место  второго  пилота  или  штурмана  в
несложных вылетах. Меня посадили на имитатор в первый же день,  а  через
неделю в экипаже Медисона я попал в самое пекло.
   Десять лет боевых действий. Три раза подбивали. Командир звена. Был.
   Никак не привыкну, что уже  не  летаю.  Если  повезет,  буду  штабной
крысой в Патруле или офицером секретного отдела СБ. Вот, пожалуй, и все,
что можно рассказать обо мне.
   Ника, которая отодвинулась от него почти  в  самом  начале  рассказа,
глядела печально и строго. В глазах стояли слезы.
   - Не думала, что так бывает. Бедный мой герой...
   - Пойдем поплаваем, а потом ты расскажешь про себя.
   - Нет, Джек. И в воду расхотелось.
   - Так нечестно.
   Девушка покачала головой:
   -  Мое  детство  было  прекрасным  и  удивительным.  Я   купалась   в
родительской любви. Папа с мамой были счастливой и дружной семьей  и  не
скупились на заботу и внимание. Если я буду рассказывать об этом сейчас,
тебе будет обидно и горько.
   - Спецкурс "Фрустрации раннего возраста и глубинные эмоции".
   - Есть вещи, над которыми не следует смеяться, -  девушка  посмотрела
на него с негодованием.
   - Все прошло.
   Ника покачала головой, взялась за "молнию" комбинезона:
   - Ладно, пойдем искупаемся. И перестань на меня пялиться.
   - А что случилось потом? Почему "были"?
   - Папа умер, вернее, был убит  при  штурмовке  незаконного  поселения
семь лет назад... - Она оставила застежку  и  села,  глядя  на  Эндфилда
печальным и испытующим взглядом.
   - Этого не может быть. Инспекторы  СБ  отсиживаются  в  крейсерах  на
орбите, пока все не кончится.
   - Ты видел его портрет в доме? Правда, он красивый, мой папка? Он был
добрый и сильный. Смелый. Он никогда ничего не боялся. В тот  день  папа
сам  повел  штурмовики.  Планетная  Охрана  работала  вместе  с   Черным
Патрулем. И все...
   В  рапорте  было  написано,  что  машина  была  сбита   выстрелом   с
поверхности.  Но  все  знали,  что  это  не  так.  Его  убил  кто-то  из
"драконов".
   - Да, пожалуй. Обычная история. Охрана бьет и убивает "драконов"  при
первой возможности, когда те возвращаются со службы, а Патруль  стреляет
по их штурмовикам, когда они мешают маневру в атаке.
   Ника опустила глаза, вздохнула:
   - Мне тогда было тринадцать лет. Меня  долго  трясло  потом  от  вида
черной формы. Я ненавидела "драконов", детей из семей офицеров  Патруля,
делала им гадости, травила, как могла сама, и натравливала  сверстников.
Как будто можно было этим что-то исправить...
   Юра, его бывший второй зам, очень  помог  тогда  нам  с  мамой.  Двум
одиноким женщинам трудно было без мужского внимания и  заботы.  Когда  я
окончила школу, мы  уехали  на  Гелиос,  где  у  мамы  был  дом  и  куча
родственников.
   Ника замолчала. Джек встал, ожидая, что будет дальше. Девушка подошла
к нему, обняла, уткнулась лицом в грудь.
   - Все давно отболело, мой герой. Есть только ты и я...
   Эндфилд погладил ее по волосам, Ника  потерлась  носом  о  ткань  его
комбинезона, подняла голову.
   - Давай доедим, что нам оставил Малыш, и будем собираться.
   Капитан помнил этот случай.  Тогда  по  всем  Базам  Черного  Патруля
зачитывали приказ, в котором грозили суровыми карами уличенным "в  диком
и бессмысленном уничтожении товарищей по оружию из других родов  войск",
вплоть до военного трибунала и списания. Эндфилд сидел рядом с девушкой,
ощущая тепло и упругость  ее  тела,  и  размышлял  о  странности  жизни,
которая свела его с дочерью убитого эсбэшного генерала.
   Раньше Джеку не приходило в голову, что у синемундирников, которых он
раньше воспринимал как абстрактные  функциональные  единицы:  "генерал",
"комиссар",  "инспектор",  "начальник",  "сотрудник",  "следователь"   и
прочее, в скорбном  списке  штатного  расписания  командно-репрессивного
аппарата, именуемого Службой Безопасности, могут быть нежные,  ласковые,
молодые дочери, вызывающие желание  красотой  тела  и  глубиной  сильной
натуры.
   Ника вдруг подтолкнула Эндфилда, порывисто поднялась, стряхнула с ног
ботинки, дернула "молнию", с треском стянула комбинезон.
   - Не спи, мой герой,  -  и,  бросив  Джеку  свою  одежду,  с  хохотом
помчалась к воде.
   Капитан выскочил из  своей  амуниции,  побежал  вдогонку  за  гибкой,
легконогой девушкой, затянутой в сильно открытый черный купальник.
   Ника бежала по мелководью, а за ней огромными скачками, вздымая  тучи
брызг, несся  Джек,  настигая  свое  золотоволосое,  хохочущее  счастье.
Девушка, спасаясь от него, кинулась от берега на глубину, потом нырнула,
только мелькнули ее стройные, сильные ноги, оставив Джеку каскад брызг.
   Джек ринулся за ней  и  долго  преследовал,  рассекая  воду  сильными
гребками, пока девушка не устала плавать и не вернулась на мелководье.
   Оставаясь  по  пояс  в  воде,  Ника  дала  Эндфилду  последний   бой,
брызгаясь, обзывая "неуклюжим тюленем" и "бармаглотом  космическим".  Он
прорвался сквозь завесу  водяных  капель,  сильно,  почти  грубо  прижал
девушку к себе. Пользуясь правом победителя, поцеловал в губы  крепко  и
долго. Ника почти перестала сопротивляться, лишь, когда он перекинул  ее
через плечо, бесцеремонно держа за попу и ноги, вяло колотила  Джека  по
спине. Смех ее стал смущенным, голос низким и  глубоким.  Эндфилд  вынес
девушку на берег, распластал на границе воды,  прижал  Никины  руки  над
головой к мокрому песку и навис над ней всем  телом.  Девушка  перестала
вырываться и обзывать его медведем. Она смотрела на Джека  внимательным,
глубоким взглядом, тяжело дыша.
   - Попалась, русалка, - голос подвел его, став от волнения ломающимся,
мальчишеским.
   Джек придавил ее  всем  телом,  отчего  у  девушки  вырвался  сладкий
полувздох-полустон. Эндфилд вдруг резко отпустил ее и  улегся  рядом  на
живот.
   Ника снова вздохнула,  но  на  этот  раз  во  вздохе  явно  слышалось
разочарование.
   - Джек, ты не только грубиян, медведь, но еще и  сексуальный  маньяк,
насильник, - произнесла девушка  со  смехом,  в  котором  таяли  остатки
возбуждения.
   - Что за манеры, гадкий мальчишка?
   Они лежали, пока не остыли их разгоряченные тела. Потом  Ника  сушила
волосы, а Джек лежал и смотрел в небо, в котором стали появляться  белые
облака.
   Девушка сидела рядом и  просыпала  тонкой  струйкой  песок.  Она  еле
слышно что-то не то напевала, не то говорила:
   Это чувство сладчайшим недугом Наши души терзало и жгло.
   Оттого тебя чувствовать другом Мне порою до слез тяжело.
   - Это еще откуда? - удивился Джек, скорее прочитав по  губам,  нежели
услышав.
   - Доисторические стихи. Древние были  более  откровенны  в  выражении
своих чувств. Пойдем, погода начинает портиться.
   В обнимку они дошли  до  костра.  Эндфилд  собрал  посуду,  скатерть,
одеяла.
   Девушка была задумчива, прятала глаза, отмалчивалась. Когда они шли к
машине, Ника сама прижалась к Джеку, так что ему ничего  не  оставалось,
как обнять девушку за талию. Ее тело говорило лучше всяких слов.
   Когда они прилетели, Эндфилд проводил ее до  входа  в  дом,  поставил
сумку у ног девушки.
   - Разве ты не зайдешь? - спросила она, стоя в проеме открытой двери.
   - Нет. Разве я тебе не надоел за утро?
   - Ты мне никогда не надоешь, Джек.
   - Мне надо  побыть  одному,  тебе,  наверное,  тоже.  -  Он  легонько
дотронулся до ее губ своими.
   Ника стояла и смотрела, как он идет к гравилету.  Лицо  девушки  было
обиженным и печальным.
 
Глава 5 
 
ЧЕГО ХОЧЕТ ЖЕНЩИНА, ТОГО ХОЧЕТ БОГ 
 
   Ника приняла душ, намазала лицо и  шею  кремом,  накинула  фиолетовый
махровый халат. В задумчивости постояла у телефона, потом набрала  номер
Лазарева.
   - Здравствуй, Юра, - сказала девушка, когда помятая  рожа  полковника
вплыла в фокус передатчика. - Надеюсь, ты не сердишься на меня.
   - Разве можно сердиться на тебя, Принцесса... - Лазарев потер  грудь,
еще болевшую после удара каблуком. - Это что,  последний  шанс  затащить
Эндфилда в постель? - спросил он, имея в виду крем.
   - Жаль, что ты далеко. Мало я тебе врезала. Впрочем, ладно... Пришли,
пожалуйста, личное дело Джека.
   - Это секретная информация.
   - Вот и отлично...
   - Хорошо, готовь компьютер к приему.
   Небо было закрыто тучами. Накрапывал мелкий дождик. Временами  облака
редели, и свет второй луны  Деметры  освещал  непроглядный  мрак  долгой
ночи.
   Эндфилд  валялся  в  своем  номере,   отдыхая   после   изнурительной
двухчасовой тренировки. Джек приказал себе не думать ни о чем. Ему  было
тепло и спокойно, сознание медленно угасло в приятной усталости...
 
*** 
 
   Джека разбудил грохот взрыва. Он выпрыгнул из койки, на ходу влезая в
скафандр. Двери были  перекрыты,  на  мониторе  горели  сигналы  крайней
опасности.
   Еще  мутное  сознание  при   няло   первую   порцию   информации   от
сверхчувственного восприятия. Второй пилот Кедров,  которого  все  звали
Дубовым за непроходимую тупость, уснул на вахте и не увидел "бешеной  со
баки".
   Когда компьютер  среагировал,  было  уже  поздно.  Луч  ударил  почти
параллельно продольной оси крейсера, пробив центральную рубку, уничтожив
главный  компьютер  и  гиперпередатчик.  у  Вспомогательные   процессоры
запустили гасители, что предотвратило полное разрушение корабля.  Теперь
за дверями его крошечной аварийно-спасательной ячейки бушевало  пламя  в
тридцать миллионов градусов, постепенно  теряя  свою  силу  под  напором
полей гашения.
   Через  несколько  минут  поверхности  остыли.  Эндфилд  поднялся   по
короткой аварийной лесенке в центральный коридор одновременно с Глебом.
   - Капитан, что случилось?
   - Дубов...
   - Скажи, Джек, почему к нам в экипаж пихают откровенное дерьмо?!
   - Пойдем в запасную...
   Там они смогли снять шлемы и оценить масштабы разрушений.
   - Ты думаешь, это возможно починить?
   - Если роботы восстановят резонатор квика, то я  смог  бы  подключить
один из вспомогательных процессоров, если нет, остается  телепатия,  что
нежелательно.
   - Ничего, Капитан, прорвемся.
   Ремонтные   роботы   загерметизировали   корабль   и   принялись   за
гиперпередатчик.  Вынужденное  безделье,  теснота  и  полная   неясность
угнетали Быкова. Он валялся в кресле, пуская к потолку дым шалалы.
   Резкий запах травы заставил Джека,  не  терпевшего  курева,  включить
вентиляцию.
   - И все же, Капитан, - спросил Глеб, - почему они сажают к нам всяких
придурков? Хотят угробить? А впрочем, я знаю, все началось  после  твоей
идиотской монографии о ближнем бое.
   - Не вижу ничего плохого в теории ближнего боя.  Не  вижу  плохого  в
том, что учу молодых "драконов" летать как следует.
   - Тебе пихают всяких тупиц. Мало того  что  ты  возишься  с  ними  на
тренажерах, ты позволяешь  им  быть  в  твоем  экипаже.  Не  крейсер,  а
проходной двор. За два года у нас сменилось шестнадцать вторых  пилотов.
С Дубовым семнадцать.
   - Те, кто прошел обучение у меня в экипаже или хотя бы на  тренажере,
становятся мастерами высокого класса и могут учить других "драконов".
   Боеспособность нашего 511-го полка резко выросла.
   - А ты и рад этому до сраки. Тоже мне, великий гуру. Ради славы готов
сам угробиться и меня угробить. Что тебе до этого, Дослужил  и  домой...
Научил бы лучше этому Аарона и Джонсона.
   - Твоих "барбосов"? Ты знаешь, легче зайца научить курить.
   - А я считал, что они и твои друзья тоже, ведь мы делаем  одно  общее
дело.
   - Ты имеешь в виду Сопротивление? Я из удовольствия,  по-дилетантски,
ковырялся в спецархивах,  систематизировал,  потом  давал  почитать  это
твоим болванам, а заодно ставил им защиту  от  психосканера,  чтобы  это
дубье не выдало меня своими мыслями. И это называлось громким  словом  -
"Сопротивление"... А на самом деле -  клуб  любителей  драть  глотку  по
пьяни...
   - Гад ты, Джек,  -  сказал  штурман,  потом  после  долгого  молчания
добавил:
   - Мне кажется, если бы ты научил их искусству боя, все  они  были  бы
живы.
   - Может быть. Правда, тогда они перестали бы быть  "барбосами".  Увы,
вся твоя  четверка  была  совершенно  неспособна  к  обучению.  И  я  не
всесилен. Если не справился Эндфилд - только списание.
   - А Дубов?
   - Этого Дубова сунули к нам из соображений его  безопасности.  Дольше
держать боевого офицера в дублерах и оператоpax тренажеров было  нельзя,
поскольку он должен был  иметь  хотя  бы  полгода  боевых  действий  для
поступления сам знаешь куда... Вот расстроится  Дубов-старший,  большая,
между прочим, шишка.
   - Ага, - зло сказал Глеб. - И тут Служба... Романтически  настроенный
отпрыск столичного генерала захотел носить черную форму, а папаша  решил
сохранить его шкуру для Академии. Вот откуда у нас столько дураков среди
штабных - Оставь. Не стоит нервов.
   - Что значит "оставь"?! Мы чуть не погибли. Всегда вы так, "обмороки"
несчастные.
   -  А  ты  хочешь  сохранить  свою  жизнь  исключительно  из   идейных
соображений? Для Великого Дела?
   - И для этого тоже.  Не  смейся.  Тысячи  миллиардов  людей  живут  в
нищете, страданиях, страхе. Ведь кто-то должен  разрушить  эту  систему,
освободить...
   - Я уже говорил тебе, что ты не против страданий и  бедности,  просто
хочешь, чтобы мучились все.
   - Вот как, - Быков окончательно разозлился. - И все равно;  даже  так
было бы справедливее.
   - Справедливость - продажная девка занимаемой позиции.
   - У тебя ее нет совсем, не наблюдается. Обделил господь.
   Глеб нервно затянулся.
   - В последнее время ты слишком увлекся этой дрянью,  -  сказал  Джек,
имея в виду не только травку. - И это мы обсуждали. Если люди хотят  так
жить, то никто в этом не виноват, кроме них самих.
   - Даже если ты прав, в чем лично я сильно сомневаюсь, все равно, твои
чистые и умные патриции могли что-нибудь сделать для простого народа.
   - Ты ведь читал, что полторы тысячи лет назад СБ  проводила  подобные
эксперименты на планете Тригон. И что они получили?  Массовые  ожирения,
болезни,   нервно-психические   расстройства,   разгул    организованной
преступности и наркоманию во всех видах. Каждая система ценностей  имеет
свой оптимум комфорта и свободы. В конце концов благодарные  пролетарии,
расплодясь, как крысы, превратили чудесную планету в бардак, на  который
были рассчитаны. Разруха начинается в голове - не мной было сказано.
   - Ну и что? Почему твои  чистюли,  раз  они  такие  умные,  не  могли
научить правильной  жизни  нас,  дураков  несчастных?  медь  за  десятки
поколений можно было бы добиться результатов?
   Быков нервно заходил в  тесном  пространстве,  с  отвращением  бросив
окурок, который обжег ему пальцы.
   - Это скорее вопрос совести, а не  вооруженного  восстания.  Попробуй
заставить кого-то любить себя при помощи палки... И вообще,  благодарный
народ всегда убивал своих освободителей. Так что, сам понимаешь, немного
найдется желающих.
   - Ты не мерз, не голодал, счастливчик, тебя не били в пунктах  охраны
общественного порядка, тебя не будили с паспортной проверкой  по  ночам.
Ты не смотрел  на  сытые  рожи,  которые  проплывают  мимо  на  шикарных
"Альбатросах". Ты не знаешь, сколько  страданий  и  унижения  испытывает
простой человек.
   - Вот бы и начал с себя,  если  что-то  не  нравится.  Отошел  бы  от
простых  и  банальных  решений,  проанализировал,  что  в  твоей   жизни
привлекает плохое, внушил бы себе установки на успех и процветание.  Но,
по-моему, жизнь устроена так, что кому-то на роду написано есть рябчиков
и ананасы, а другому пускать слюни по этому  поводу,  что  и  составляет
определенный предыдущими воплощениями смысл его жизни. В конце концов, с
человеком происходит лишь то, что  он  позволяет  с  собой  проделывать.
Иначе получается - я  дерьмо,  снару