лавы  и  бесчестья,  богатства  и  роскоши,
влияния и власти моих предков. Я  последняя  в  роду  и,  к  величайшему
огорчению отца, - женщина. Чувствуешь, как здесь пусто.  Из  этого  дома
ушла жизнь.
   - Да, это так. - Джек не терпел вранья и вынужден был  согласиться  с
Никой.
   - Когда-то князья Громовы держали в узде все Обитаемое Пространство.
   Эта планета была вся наша. Власть князя опиралась на флотилии тяжелых
рейдеров, размещавшиеся на двух лунах Деметры, уме,  силе,  коварстве  и
настойчивости клана. Потом пришли  другие  времена.  Изменение  людского
сознания и новая техника сделали людей не зависимыми  от  своих  прежних
правителей. Но и тогда мои предки  сохраняли  и  приумножали  богатство,
используя власть ума, связей и денег.
   Они снова  стали  властителями  в  образе  политиков  и  бизнесменов,
генералов и чиновников.
   Однако сила ушла от нас, богатство истощилось, и сто лет  назад  этот
дом был продан. Только усилиями моего деда  и  отца  мы  смогли  вернуть
часть того, что принадлежало нам раньше. - Ника нахмурилась и вздохнула.
- Теперь моя мамочка понемногу  просаживает  то,  чего  с  таким  трудом
добился отец.
   - Печально. -  Эндфилд  посмотрел  вокруг,  на  великолепие  парадных
покоев родового княжеского гнезда,  понимая,  какую  силу  и  могущество
нужно иметь, чтобы удерживать все это долго и надежно.
   Понял Джек  и  истоки  ненависти  родовитых  патрициев  к  выскочкам,
наплевавшим на древние и часто просроченные  "грамоты  небес"  старинных
родов, лезущим в их сферы влияния и вотчины за  своей  долей  богатства,
власти и значимости.
   Осознал, почему так ненавистны им "простые"  люди,  униженная,  серая
биомасса, лишенная большинства исконных  человеческих  прав,  образующая
бездну падения под ногами, тянущую к  себе,  вниз,  лишь  фактом  своего
присутствия.
   - А кажется таким прочным и надежным... - в раздумье сказал он.
   - Не стены делают дом прочным, не богатство делает, жизнь защищенной.
   Ведь песок и ветер стачивают самые прочные скалы, а сколь бы ни  была
огромна гора, ее можно растащить по камешку.
   Джек аккуратно взял Нику за талию и прижал к себе.
   Княжна положила голову ему на плечо, и они долго стояли молча посреди
сияющего великолепия огромного пустого зала.
   Девушка привела Эндфилда в зимний  сад,  где  было  жарко  и  влажно,
раздавались крики попугаев и росли экзотические пальмы.
   - Вот сюда я приходила погрустить и подумать, - сказала она,  подводя
Джека к маленькому пруду, куда стекала вода из родника.
   - Красиво. Хочется сидеть здесь вечно. Вернее, здесь нет времени.
   - Да, мой милый, - сказала девушка. - А  теперь  я  покажу  тебе  мою
комнату.
   Ника  повела  Эндфилда  в  жилую  часть  дома.  Они  прошли  темными,
молчаливыми коридорами с портретами на стенах к детской.
   - Здесь я жила до пятнадцати лет. Все осталось как было.
   Джек вошел, огляделся. Через высокие окна был виден кусок парка с его
зелеными лужайками, ярко  освещенными  фонарями.  Балконная  дверь  была
приоткрыта, и в комнату врывался свежий ветер, насыщенный запахами леса.
   В углу горел  камин,  бросая  отсветы  красно-оранжевого  пламени  на
полутемную комнату.
   Стол, полка книг, экран стандартного телефона, визор и терминал.
   Коллекция холодного оружия - мечей с рукоятками под маленькую женскую
руку, копий, арбалетов. Латы и кольчуги, от маленьких,  на  ребенка,  до
тех, которые вполне  могли  подойти  взрослой  Нике.  Кассета  с  чипами
журналов пятилетней давности,  несколько  детских  рисунков  на  стенах.
Старинная картина в массивной резной раме.
   Капитан подошел  ближе.  На  ней  была  изображена  красивая  молодая
женщина в униформе "дикой кошки" с мечом за спиной и  маленьким  пулевым
автоматом  на  ремне,  перекинутом  через  плечо.  На   запястьях   были
закреплены кожаные чехлы с плотно уложенными  отравленными  метательными
стрелками. На широком поясе, стягивающем тонкую талию древней  амазонки,
висели кинжал и кобура с пистолетом.
   Ника встала рядом, захватив ладонями волосы, делая "конский хвост".
   - Что скажешь? - спросила она. - Правда, я похожа на нее?
   Джек внимательно сравнил зеленоглазую "дикую кошку" с  медно-красными
волосами и светловолосую Нику.  Действительно,  глаза,  очертания  скул,
подбородка и овал лица практически не отличались.
   - Поразительное сходство. А кто это? - Джек вопросительно взглянул на
девушку.
   Та смутилась от удовольствия.
   - Она жила давным-давно. Ее звали Рогнеда.
   - Неужели та самая?
   - Рогнеда Громова, дочь князя Ивана  Васильевича,  Светлейшая  ордена
Великой Матери, подруга и любовница Самого Почитаемого и  Проклинаемого,
Князя Князей,  Джихана  Цареградского.  Моя  прапрабабушка.  -  Закончив
перечисление этих титулов,  девушка  совсем  засмущалась,  покраснела  и
опустила глаза.
   - Вот это да... - Джек осторожно прикоснулся к ней, повернул в одну и
другую  сторону,  разглядывая  девушку.  -  В  голове  не  укладывается.
Княжна...
   Громова... Наследница по пря мой... Признаться, даже не  предполагал.
Мало ли в Обитаемом Пространстве князей Громовых.
   - Вот так, - Ника взглянула на Эндфилда, закинула ему руки на  шею  и
прижалась к нему. - Не бойся. Я отнюдь не музейный экспонат,  -  сказала
она, целуя Джека. - Ну ты, мать, даешь, - шутливо сказал Капитан.
   - Да уж, - девушка выскользнула из его рук, - пойдем дальше.
 
*** 
 
   Они вышли в коридор.
   - А почему ты живешь в комнате для гостей? - спросил Джек.
   - По правде говоря, мне там не  по  себе,  в  детской.  Я  уже  такая
большая и взрослая. Изменились привычки и запросы. А тут уголок детства.
В доме много свободных комнат. Кстати, ты  заметил,  я  почти  полностью
скопировала обстановку.
   А здесь будет жить моя дочь  или  мой  сын,  если,  конечно,  у  меня
появятся дети...
   И, разумеется, останется этот дом.
   - Будет, - твердо пообещал Эндфилд. - Дом будет точно.
   Ника прижалась к нему, взъерошила ему волосы.
   - Хвастунишка, - в глазах и голосе девушки, несмотря на шутливый тон,
мелькнула тревога перед неизвестным будущим.
   - Джек, а ты любишь детей?
   - Если честно - не знаю.
   - Я бы родила  тебе  мальчика,  которого  ты  научил  быть  таким  же
сильным,  как  ты,  или  девочку,  маленькую  Нику,  которая,  когда   я
состарюсь, напоминала бы тебе, какая я была красивая.
   - Что ты говоришь, - Джек с ужасом посмотрел на нее,  остро  осознав,
что пройдет сто пятьдесят, сто семьдесят лет и милое лицо Ники пересекут
морщины, глаза потеряют блеск, тело - гибкость. Патриции живут долго, но
и они не в силах без  конца  сопротивляться  времени,  несмотря  на  все
достижения медицины. - Я бы хотел, чтобы ты была вечно молодой. Не  хочу
даже представлять тебя старой.
   - Хорошо, - засмеялась она. - Я останусь такой всегда.  Но  и  ты  не
старей.
   - Я попробую. "Драконы" живут вечно, если...
   - Если их не убивают, - девушка нахмурилась. - Как моего папу.
   - Этого ты от меня не дождешься.
   - Обещай мне.
   - Клянусь.
   - Ну ладно.
   Ника повеселела и даже стала  подталкивать  Эндфилда  бедром,  а  тот
опустил руку ниже талии и стал гладить девушку по заду. Они успели дойти
до ее комнаты, когда княжна спросила:
   - И все же, ты хотел бы ребенка? Он бы тебя папкой звал. От  меня  он
получил бы титул и деньги. В конце концов я и сейчас бессовестно богата.
   - А от меня драные штаны  и  три  медальки  на  память  об  отцовской
службе.
   - Ты дурак противный!! - Ника освободилась и стала  колотить  его  по
голове, плечам, спине. - Гад... Чтобы я больше такого не слышала! Сейчас
пойдем смотреть дальше.
   Девушка стояла не на  шутку  рассерженная,  раскрасневшаяся.  Эндфилд
посмотрел на княжну и почувствовал, как он ее хочет.
   - Леди, а что это за комнатка? - Дж&к резко втянул ее  в  спальню  и,
несмотря на шумные протесты, повалил на кровать.
   В этот вечер Капитан  в  полной  мере  ощутил,  какая  Ника  горячая,
страстная женщина...
   Потом они лежали, отдыхая. Спать было рано, и девушка спросила:
   -  Помнишь,  Джек,  ты  говорил  о  некрасивой  истории,  когда  тебя
отправили в школу Патруля?
   - Было такое.
   - Расскажи.
   - Не-а.
   - Ну Джек, я хочу знать.
   - А зачем? Дело старое, да и вспоминать неприятно.
   - Милый. Хочется понять, как блестящий юноша оказался в  "гадюшнике",
"школе камикадзе" или как ее там еще называют...
   - Полегче с моей альма-матер, - улыбка потухла на лице Эндфилда. - Но
если ты так настаиваешь, то пожалуйста. Это глупая, печальная история.
   - И  в  ней  замешана  женщина.  -  Ника  внимательно  посмотрела  на
Капитана.
   - Да. Правда, не так, как ты думаешь.  В  конце  третьего  курса  нас
отправили на практику, закартографировать недавно открытую  и  почти  не
изученную планету. Мы  считали,  что  нам  очень  повезло,  ведь  обычно
курсантов засылали в миры, которые до  дыр  проглядели  целые  поколения
школяров, дали сверхсовременный, как нам  казалось,  корабль.  На  самом
деле это была грузо-пассажирская модификация  модели  "С-33",  прототипа
"Дракона-1", одного из первых кораблей, способного совершать гиперпрыжки
без помощи Колец нуль-транспортировки.
   Ну, в общем, конструкции было  почти  четыре  тысячи  лет.  Летала  и
управлялась она крайне плохо, впрочем, как и УТК, и УТТК - ужас  военных
курсантов. Часто потом я думал, что если  не  разбился  в  золотые  годы
учения, то мне нечего уже бояться. До того, как был сбит в  первый  раз,
разумеется...
   Обычно гражданских курсантов мучили полетами на  "Пионерах"  примерно
той же давности. Там одна смена вахты была 80 человек: на двигателях, на
реакторах, в навигационной рубке...
   - Джек, это все очень интересно, - демонстративно  зевая,  произнесла
Ника.
   - В экипаже было 22 человека. Я был назначен  капитаном,  Глеб  Быков
старшим  помощником.   Впервые   мы   почувствовали   свободу.   Никаких
инструкторов, никаких  преподавателей.  Против  обыкновения,  психологам
удалось подобрать действительно дружный экипаж. Никаких стукачей,  тупиц
и рьяных  служак.  Только  умные,  в  меру  раскрепощенные,  современные
молодые люди, которым приелась "метода обучения" седой старины.
   Ну,  соответственно,  все  дружно  на  практику  плюнули,  потихоньку
сдирали данные автоматического картографа, вместо того  чтобы  запускать
исследовательские зонды, проводить триангуляцию,  пользуясь  циркулем  и
линейкой на стереораспечатках.
   Целыми днями ребята  купались,  загорали,  а  я  указывал  в  отчетах
липовое количество запусков и даже заставил компьютер выдавать  обмерные
листы с уже готовыми дырками от иголок.
   Среди нас была девушка, одна из немногих на курсе. Звали ее Анна.
   Разумеется, курсанты вокруг нее так и вились. Ее официальным ухажером
был Глеб, а когда приходилось разбираться, он  часто  выставлял  меня  в
качестве аргумента:
   - Ты что, был его ударной силой?
   -  В  этом  вопросе  да.  Наши  отношения  были  взаимовыгодными,  мы
дополняли  друг  друга.  Если  нужно  было  уломать  преподавателя   или
инструктора - этим занимался Быков, он же травил анекдоты  в  компаниях,
развлекал девушек, доставал доппаек и разный дефицит. Ну  а  если  нужно
было вскрыть пароль на преподавательском компьютере, рассчитать курсовую
или контрольную, написать письмо или стихи, блеснуть эрудицией, то  этим
занимался я. Сюда же входило умение сделать из человека  инвалида  одним
ударом.  На  драки  начальство  не  обращало  внимания,  если  выяснение
отношений не заканчивалось поножовщиной и  убийствами,  поэтому  свобода
здесь была полная. Считалось нормальным, если академический госпиталь не
был заполнен больше чем на две трети.
   - Эта девушка была красивой? - Ника уселась на  кровати,  внимательно
наблюдая за ним.
   - Высокая, худенькая,  костлявая.  Скромная,  хотя  мужское  внимание
сильно ее разбаловало. - Эндфилд покосился на  сильное  и  гладкое  тело
Ники. - В общем, ничего особенного. В то  время  мне  нравились  женщины
постарше.
   - А ты ей?
   - Возможно, - Джек слегка Нахмурился. - Если бы я захотел,  то  легко
увел бы ее у Глеба. Но тогда мужская дружба что-то значила для меня и не
хотелось ссориться с Быковым из-за юбки.
   Девушка засмеялась, уложила голову ему на грудь и сказала:
   - Ей, наверное, хотелось, чтобы ее избранник был умным и сильным, как
ты, и живым и обаятельным, как он. Классическая женская проблема.
   - В этом  роде.  Короче.  Через  две  недели  нашей  курортной  жизни
разразился сильнейший нуль-циклон. Из квика ничего не было слышно, кроме
шипения и свиста, к великой радости молодых балбесов,  которым  хотелось
почувствовать   себя   космическими   робинзонами   в    полной    мере.
Автоматический картограф добрался до действительно интересного объекта.
   Представь себе целые горы  прозрачного  кварца,  окрашенного  во  все
цвета радуги окислами циркония, титана, ванадия, алюминия  и  хрома,  на
берегу мелкого моря. Жизнь на планете так и не  развилась,  несмотря  на
благоприятные условия.
   Не было даже микробов и вирусов. Можно  было  купаться,  не  опасаясь
подцепить заразу или быть съеденным. Наши умники долго спорили почему.
   - Джек, избавь меня от лекций по планетной  биологии.  Ты  все  время
уклоняешься от темы.
   - Боюсь, тебе не  понравится,  что  будет  дальше.  Десантная  шлюпка
облетела горы  вдоль  поперек  на  большой  высоте,  выполняя  процедуры
стандартных исследований. Не обнаружив ничего, что могло  быть  опасным,
пилот повел машину вниз. Я заставлял снова и снова  гонять  анализаторы,
проверяя  магнитные,  гравитационные  поля,  интенсивность   биоактивных
излучений. Наконец все причины закончились.  Скрепя  сердце  я  разрешил
посадку.
   Это место мне сразу не понравилось. Ребята гурьбой кинулись  в  воду,
на  ходу  сбрасывая  скафандры.  Я  вылез  следом  и  хотел   уже   было
раздеваться, но что-то удерживало меня.
   Стояла жара, на море был полный штиль. Гигантская  друза  кристаллов,
которой, в сущности, были Самоцветные горы, ярко сияла в  свете  звезды,
оставляя разноцветные блики на песке пляжа. Было такое  ощущение,  будто
мы на новогодней елке или на карнавале с нескончаемым фейерверком.
   Большинство курсантов бредили красотами  неоткрытых  планет,  поэтому
парни  тогда  будто  взбесились.  Они  орали  нечто   нечленораздельное,
бросались в воду, плавали наперегонки, просто скакали по пляжу.
   Закрыв глаза, я  увидел,  что  скалы  пылают  красным  хищным  огнем.
Включил фильтры, доведя стекло до полной непрозрачности. Без  изменений.
Это не было эффектом выцветания зрительного пурпура  сетчатки,  не  было
галлюцинацией. Тогда я стал кричать, чтобы ребята немедленно собирались.
   Меня подняли на смех, советуя немедленно раздеваться и лезть в  воду,
пока я не получил тепловой удар. Я кричал про излучение, приказывал,  но
весь экипаж, кроме Глеба, который, глядя на меня, остался  в  скафандре,
потешался надо мной, как над клоуном.
   Тогда я вынес из шлюпки капитанский бластер и пальнул в  песок  перед
собой. Вспышка луча и грохот взрыва заставили всех замереть.
   -  Как  капитан  корабля  и  начальник  экспедиции,  -  сказал  я,  -
приказываю всем надеть защитные костюмы и погрузиться на борт  десантной
шлюпки.
   Все молчали. Не было даже дежурных шуточек типа: "А дышать можно?" На
лицах было изумление, быстро переходящее в неприязнь.
   Они думали, что власть вскружила мне голову,  и  теперь  смотрели  на
меня как на редкостное по омерзительности насекомое.  Даже  Быков  начал
потихоньку отодвигаться.
   Подняв излучатель, я наводил его на каждого, угрожая открыть огонь на
поражение,  если  тот  не  выйдет  на  берег.  Курсанты,  тихо  ругаясь,
поодиночке вылезали из воды, вяло перемещались по пляжу, делая вид,  что
собирают части скафандров.  Кто-то  даже  поднял  руки,  показывая,  что
думает обо мне. Поскольку никто из мужчин не  решился,  Анюта  вышла  на
берег, подошла ко мне, положила руки на плечи.
   - О, могучий и сильный рыцарь! - шутливо  сказала  она.  -  Позвольте
даме снять ваши доспехи и разделить с вами  радость  омовения  в  чистых
водах. - Глаза девушки сияли, легкий румянец играл на  щеках.  Ей  очень
хотелось превратить все в скверную, затянутую, но все же шутку.
   Я стал говорить про ощущение смертельной  опасности,  про  излучение,
которое идет от скал. Она недоверчиво прикрыла глаза, повернулась  лицом
к горе:
   - Боюсь, у тебя  разыгралось  воображение.  Ведь  приборы  ничего  не
обнаружили.
   - Нет, я явственно чувствую его, оно проникает  даже  через  защитный
костюм.
   - Тебе надо лечиться, - засмеялась она.  -  Ты  всегда,  уж  не  знаю
почему, боялся красивых вещей, имея склонность к темному и  грязному.  А
по чувствительности ты близок к бревну. Я-то знаю.
   - Тебе и всем остальным придется поверить мне  на  слово.  Это  чужая
планета, и лучше перестраховаться, чем читать потом похоронные службы.
   - Никто ничего не  видит  -  один  Эндфилд  видит.  Никто  ничего  не
чувствует - один Эндфилд чувствует, - Анна завелась. - Все дураки - один
Эндфилд умный.
   Мы будем купаться, потому что здесь красиво и здорово.
   - Курсант Климова! - отчеканил я.  -  Собрать  снаряжение  и  марш  в
шлюпку без разговоров.
   - Какой же ты все-таки солдафон, Эндфилд. Капитан... Сопли  вытри.  -
Ее взгляд стал жестким и презрительным.  -  Может,  это  тебя  на  место
поставит, командир хренов.
   Тело девушки призывно изогнулось, глаза недобро и властно смотрели на
меня. Она звала с собой, манила, называя любимым и единственным,  обещая
отдаться прямо на берегу, если у меня хватит смелости снять скафандр.
   Видимо, Аня берегла эти слова  для  другого  раза,  для  совсем  иных
обстоятельств.
   Но теперь  это  говорилось  насмешливым  и  глумливым  тоном,  отчего
курсанты стали тихонько посмеиваться, потом заржали в полный голос.  Всю
свою ненависть и разочарование выплеснула она тогда. Гладила  по  броне,
даже закинула ногу мне на талию. Вообще, Аня не умела притворяться, роль
разбитной бабы девушке не очень подходила, но зрители шумно ее одобряли.
   Я стоял неподвижно. Парни ржали,  называли  "последним  девственником
курса", "мальчишкой", "педиком" и  даже  "мерином  холощеным".  Это  был
позор, который усиливался искренностью ее чувств,  пробивавшихся  из-под
откровенно издевательского тона.
   Тогда я, включив динамики скафандра на полную мощность, крикнул:
   "Отставить! Курсант Климова - 25 отжиманий". Ее глаза метнули молнии,
она ответила: "Есть, капитан" - и принялась за дело, чтобы  все  видели,
что "капитан" Эндфилд не только "мерин холощеный" и не джентльмен, но  и
солдафон, скотина, самодур.
   Потом, собрав части своего костюма, она заняла место в машине, пройдя
мимо меня строевым шагом,  повернув  голову,  просверливая  взглядом,  в
котором горела обида, но не за унижение, а за то, что созданный ею образ
"рыцаря без страха и упрека" был разрушен мною самим. За ней  потянулись
остальные.
   С тех пор ко мне прилипла кличка "Капитан".
   Джек замолчал.
   - Что было дальше?
   - А потом...  -  Капитан  вздохнул.  -  Потом  16  человек  умерли...
Некоторые почувствовали себя плохо еще по дороге на корабль. Только я  и
Глеб не пострадали. Если меня и упрекали после - лишь только за то,  что
не загнал их в  шлюпку  сразу.  Люди  чернели,  орали  от  боли,  сохли,
покрывались язвами.
   Нуль-циклон не давал  нам  улететь  или  позвать  на  помощь.  Ребята
умирали один за другим, а мы  с  Глебом,  покрыв  тела  флагом  Союза  и
прочитав положенные строки из  корабельного  устава,  отправляли  их  в,
камеру дезинтегратора. Мы пробовали отойти от планеты... - Эндфилд снова
вздохнул и продолжил:
   - Два человека слишком мало, чтобы  управлять  школярской  посудиной.
Нужно, по меньшей мере, четверо: в навигационную рубку,  на  центральный
пост, в реакторный отсек, к двигател