ям.
   Мы с Быковым прокляли все на свете, пытаясь заставить эту  допотопную
электронику  работать   совместно.   Таскали   кабели,   программировали
трансляторы для перевода с одного машинного языка на другой. Как  назло,
все четыре процессора имели разные системы команд.  Когда,  наконец,  мы
все наладили, главный компьютер не справился с потоком информации...
   То,  что  потом   воспринималось   как   само   собой   разумеющееся:
централизованное управление, простое и удобное, позволяющее пилотировать
корабль в одиночку, аппаратура  приема  телепатических  команд,  системы
оружейной наводки, расчета гиперперехода и прокладки маршрута в  обычном
пространстве - имело длинную и мучительную  историю,  опираясь  на  века
научных и технических изысканий, объемы  памяти,  мощность  процессоров,
изюминки прикладных программ.
   Насущную необходимость всего этого мы поняли тогда на  своем  горьком
опыте.
   Все,  что  у  нас  получилось,  -  это  выйти  на  сильно   вытянутую
эллиптическую орбиту, в афелии которой больные чувствовали  себя  лучше,
даже переставали пользоваться анальгетиками,  зато  в  перигелии  теряли
сознание от боли. Крики умирающих не могли заглушить хлипкие перегородки
звездолета.
   Это корыто не могло даже набрать скорости  убегания.  Стоило  пустить
тягу, как начинали глохнуть реакторы, а если мы с Глебом становились  на
энергетическую и ходовые, то навигационная  система  не  справлялась  со
стабилизацией, и корабль чудовищно рыскал по курсу,  вызывая  перегрузки
до 3 g, грозя врезаться в атмосферу или вообще столкнуться с планетой.
   Когда Анне стало совсем плохо, я решился на бомбардировку Самоцветных
гор. Когда я сказал об этом Быкову, он  странно  загорелся,  завизжал  о
том, что давно пора. Я, правда, понимал, чем это грозит мне по  прибытии
домой...
   В общем,  из  зондов  получились  хорошие  ракеты.  Весь  материал  о
кристаллической форме жизни был составлен по кратким наблюдениям  нашего
экипажа. Я хорошо постарался, распахав горы до базальтового основания.
   Климовой это уже не  помогло.  Единственная  девушка  нашего  экипажа
умерла страшной и мучительной смертью. Все просила  у  меня  прощения  и
запрещала смотреть на себя, чтобы а не видел, что сделала с ней болезнь.
Глеб, группа крови которого подходила для переливания, выкачал  из  себя
половину, пытаясь спасти ее, пока сам не слег. Из тех,  кто  заболел,  в
живых остались Смит, Аарон, Карпов  и  Джонсон,  которые  после  кризиса
валялись без сознания в медотсеке. Глеб не  слишком  от  них  отличался.
Единственным здоровым  остался  я,  исполняя  роль  няньки,  бессменного
вахтенного и сиделки. Когда нуль-циклон  закончился,  вызвал  помощь  по
квику. Потом всех нас перевели на военный факультет.
   Комиссия работала три месяца, мои действия были признаны правильными,
но... Помню, меня вызвал декан. Долго  рассказывал  о  самопожертвовании
древних и современных ученых, которые ради науки прививали себе страшные
болезни, пробовали действие излучений, не считаясь ни с чем, исследовали
артефакты, при этом слепли, глохли, заболевали, сходили с ума.
   - Вы хотите отправить меня в школу Черного Патруля? - спросил я. -  И
еще хотите сказать, что наши жизни ничто по  сравнению  с  перспективами
изучения этих каменных монстров.
   Тот долго мялся, потом говорил о моих способностях, о  том,  что  ему
жаль терять перспективного курсанта. Вторую часть моего высказывания  он
просто проигнорировал. Потом перестал  тянуть  резину  и  предложил  мне
писать заявление о переводе. Может быть, если я  стал  бы  просить  его,
каяться, обещать пересмотреть отношение и все такое прочее, кричать, что
все понял и осознал, то, может быть, вышел бы  из  меня  дипломированный
планетолог. Я же просто нащелкал рапорт.
   - Вы отдаете себе отчет, молодой человек, что в наше время это верная
смерть? - декан был ошарашен. - Дешевая романтика древности.  Теперь  до
конца пятилетнего, кстати, минимального срока службы, доживает лишь один
из двадцати.
   А десять лет выдерживает один из сотни. Неужели вам  этого  никто  не
говорил? Что скажут ваши родители?
   - Отец был "драконом" и погиб, когда я еще не родился,  мать  пропала
без вести совсем недавно. Как видите...
   - Поверьте мне, старику, что жизнь дается не для того, чтобы  умереть
в 25 лет, узнав только, как сеять смерть и разрушение.
   - Мой отец и дед были пилотами, - ответил я и тут внезапно понял, что
не только они, целая вереница предков,  уходящая  к  временам  основания
Патруля, сражались в Космосе, задолго до рождения определив мою судьбу -
быть боевым пилотом, накрепко привязав  меня  своими  жизнями  к  дикому
железу крейсеров, атакам, штурмовкам. - Отцы ели  виноград,  а  у  детей
оскомина. Черный Патруль ждет меня.
   Так я попал на войну. Сейчас я не сделал бы такой  глупости,  но  что
взять с юноши.
 
*** 
 
   Ника вздохнула, потерлась носом о его щеку.
   - Ты хотел бы прожить по-другому? - спросила княжна.
   - Мы тогда не встретились бы. Кому интересен заурядный планетолог.
   Джеку понравилось, что девушка не стала его жалеть, лишь  подбодрила,
мимолетно и ненавязчиво.
   - Скажи, у тебя было много  женщин?  -  Она  посмотрела  на  Капитана
долгим испытывающим взглядом. В глазах за ласковой лукавостью  прятались
смущение и напряженное ожидание.
   - Достаточно... - Джек усмехнулся. - Но если б я  знал,  что  у  меня
будешь ты, то предпочел бы остаться девственником.
   - Гадкий мальчишка. Вонючка. Кобель. - Ника уселась на него,  шутливо
тряся его за плечи. - Развлекался со всякими коровами. Я придушу тебя.
   - Если силенок хватит. - Эндфилд сжал ее руки в запястьях, уложил  на
спину и навалился сверху.
   - Герой, справился со слабой девушкой, - сказала она, забрасывая  ему
ноги на талию. - Я докажу, что до меня ты понятия не имел о сексе.
   Вымотав Джека и еще больше устав сама, Ника  уснула,  положив  голову
ему на плечо. Капитан еще  долго  лежал  без  сна,  чувствуя  ее  легкое
дыхание и свежесть ее тела.
   Потом пришло забытье, в котором Эндфилд видел всех, кого  потерял  на
Самоцветной планете: молодых, веселых, счастливых, какими он их запомнил
тогда.
   Ребята беспечно смеялись, уходя по берегу  в  сияние  кристаллической
горы. А Джек стоял облаченный  в  броню  скафандра,  опустив  нелепый  и
ненужный бластер. Он кричал им, что во  Вселенной  много  мест,  где  не
следует быть человеку, но слова тонули в шуме прибоя.
   Курсанты шли счастливые и радостные, твердо уверенные в  своем  праве
полоскать свои  задницы  в  теплых  водах  морей  любых  планет,  а  он,
пораженный странным столбняком, смотрел им вслед и никак не мог помешать
им идти навстречу своей смерти.
 
*** 
 
   Эндфилд проснулся. Бледный рассвет заглядывал  в  окна.  Ника  спала,
улыбаясь чему-то во сне. Она недовольно заворочалась, когда Джек снял ее
руки с себя и поднялся. Тело было тяжелым. Капитану отчаянно не хотелось
покидать теплую постель, где так сладко спала девушка.
   Она казалась такой нежной  и  беззащитной,  что  Джек  чуть  было  не
передумал уходить. Стараясь не шуметь и не брякать, он оделся, взял  меч
и пистолет,  спустился  вниз  к  машине,  отправляясь  на  свою  обычную
утреннюю тренировку.
   Как ни жаль, но всегда было так, что  женщина  губила  своей  любовью
мужчину в этом зверином мире, размягчив и разнежив его.  Тут  уж  ничего
нельзя сделать, таковы правила жизни.
   Когда Джек вернулся, Ника уже успела залезть в бассейн, лениво плавая
в бирюзовой воде.
   - А, пропащий, - сказала она вылезая. - Я подумала, что ты уже  отбыл
в неизвестном направлений.
   - И вещички упер, - в тон ей добавил Эндфилд. Он обнял  ее,  несмотря
на сопротивление.
   - От тебя тиной пахнет, - засмеялась она.  -  Ты  ездил  купаться  на
реку.
   Тебе мало бассейна?
   - Ну не тиной, а речной свежестью, туманом и лесом.
   - Понятно, - Ника уложила руки ему на шею. - Что будет потом, если ты
с первых же дней убегаешь от меня по утрам?
   - А ты предпочитаешь выгнать меня сама?
   - Это почему?
   -  Когда  я  стану  полным  ничтожеством,  разнеженный  роскошью,  ты
выставишь меня пинком под зад.
   - Не говори так, - девушка обняла его. - Делай, как считаешь  нужным,
и помни, что я люблю тебя.
   Для Джека наступило прекрасное и тревожное время, когда рука об  руку
идут радость и предчувствие разлуки, усиливая остроту каждого  прожитого
мгновения. Он  поражался  сам  себе,  открывая,  какие  невостребованные
запасы любви подспудно жили в нем.
   Ника отвечала ему такой же безоглядной любовью и  нежностью  со  всей
нерастраченной силой молодости. Ласковые прикосновения, поцелуи,  нежные
прозвища, милые любовные шалости возникали без участия сознания и  воли,
как само  собой  разумеющееся,  наполняясь  особым,  тайным,  только  им
понятным смыслом.
   Часто Эндфилд ловил себя на мысли, что это слишком хорошо, чтобы быть
правдой.  Утром  они  забирались  в  грав  и  летели  на  Жемчужину  или
куда-нибудь еще купаться и жариться на  солнце,  бегали  наперегонки  по
кромке воды.
   Капитан подружился с Малышом, который позволял ему , чесать  себя  за
ушами, гладить по спине.  Однажды  Джек  уселся  г  на  него  верхом,  к
неописуемому ужасу и восторгу девушки, которая сказала по этому  поводу:
"Хищник верхом на хищнике".
   Эндфилд и Ника подолгу плавали, плескались на мелководье, возились на
пляже.
   Когда жара становилась невыносимой, они уходили  под  защиту  толстых
стен и мощных кондиционеров Никиного дома,  ели,  занимались  любовью  и
спали в обнимку, как ленивые кошки. Если  погода  хмурилась,  влюбленные
оставались дома и развлекались как могли.
   Полуодетая Ника с хохотом и визгом бегала от Джека, бросалась в  него
подушками, устраивала потасовки,  которые  часто  тут  же  переходили  в
страстные и неожиданные любовные акты.
   Девушка-пела под гитару  старинные  песни,  рассказывала  Эндфилду  о
временах, когда космолеты Князя Князей летали к Марсу, а на Старой Земле
мятежные поселяне ходили с косами и вилами  против  закованной  в  броню
конницы джихана, его джаггернаутов и штурмовиков.
   Вечерами они в обнимку бродили по парку, жгли костер, наслаждаясь его
светом, теплом и собственной близостью.
   Даже Капитан Электронная Отмычка, нечеловеческая часть Джека, находил
забавным столь гармоничное сочетание энергий двух жизненных единиц.  Ему
нравилась девушка, правда, со своей,  особой  точки  зрения,  как  особо
надежная и совершенная система, результат усилий почти двухсот поколений
по совершенствованию тела и духа.
   В будни  Эндфилд  уезжал  по  делам  на  три-четыре  часа,  занимаясь
обналичиванием  своего   кредита.   Объединенный   банк   за   небольшие
комиссионные согласился выдать всю сумму  сразу,  и  теперь  он  собирал
справки, наносил визиты чиновникам, получал визы и поражался,  насколько
можно усложнить такое простое дело, как получение относительно небольшой
суммы денег.
   Если не требовалось бывать в учреждениях, Джек забирался  в  комнату,
которую выбрал себе под кабинет, занимался расчетами,  часто  задействуй
суперкомпьютеры орбитальных станций.  д;Когда  ему  надоедала  физика  и
математика, он рылся в фамильных архивах или разбирал и собирал оружие в
оружейном зале, занимая положенное время.
   Ника, которая обижалась поначалу, приняла  это  как  должное.  Любовь
любовью, но и о делах надо  помнить.  Она  никогда  не  спрашивала,  чем
занимается Эндфилд, с уверенностью патрицианки в  том,  что  ее  мужчина
занят полезными и нужными вещами.
   Княжна уходила в зал заниматься гимнастикой и танцами, чего не  могла
делать  при  Джеке.  Его  присутствие  превращало  это   в   эротический
спектакль, заканчивавшийся сексом прямо на матах  гимнастического  зала.
Остаток времени девушка посвящала хозяйству или чтению книг  на  веранде
или в библиотеке.
   Они безумно скучали друг без друга  эти  долгие  часы,  но  это  лишь
усиливало их привязанность друг к другу и не  позволяло  привычке  взять
верх над страстью.
   Сутки Деметры позволяли хорошенько выспаться днем и  оставляли  время
ночью, не только чтобы выспаться, но и для долгих любовных баталий.
   Вечерами Ника, приказав роботам развести огонь в камине, гасила  свет
и, глядя на пламя, рассказывала Джеку истории из своей  жизни,  о  своем
детстве, о веселых праздниках в их доме, на которые собиралось множество
детворы. Капитан узнал, каким сорванцом была она в детстве,  как  лазила
по заборам и деревьям и как из мальчишки в  юбке  стала  мечтательной  и
чувственной девушкой.
   Частенько Ника доставала  проектор  и  показывала  Эндфилду  картинки
ушедшей в невозвратимое прошлое  жизни,  где,  навечно  запечатленные  в
памяти видеочипов, остались ее молодые  родители  и  маленькая  девочка,
подраставшая от кадра к кадру.
   Однажды Ника уговорила Эндфилда показать его фотографии.  Джек  долго
мялся и отнекивался, но все же зарядил в аппарат свои немногочисленные и
разрозненные снимки. На экране замелькала черная форма.
   - Это мой дед, окончил Академию, правда, после нее  уже  не  летал  и
любил заглядывать в бутылку, но дожил до глубокой старости...
   Мой отец - здесь он курсант-первогодок, вскоре после присяги.
   Вот он выпускник - молодой второй лейтенант с большими надеждами.
   Свадебные... Посмотри, какое у моей матери глупое выражение.
   - Джек, дурачок, она же просто счастлива.
   - Вот-вот, будто знает, что ей этого счастья осталось четыре месяца.
 
*** 
 
   Девушка что-то хотела сказать, но промолчала и только вздохнула.
   - Последняя фотография отца. Здесь он с матерью, видишь,  у  нее  уже
живот виден...
   Вот я маленький...
   Я с бабкой...
   Глупые парадные снимки в ателье,  когда  фотограф  мучил  меня  минут
двадцать, пока не получил этого выражения полупридушенного зверька...
   Вот меня случайно заснял один из поклонников матери. Лет семь на этом
снимке...
   - Такой злой волчонок, - Ника улыбнулась.
   - Да, - сухо сказал Эндфилд.
   - Здесь мне двенадцать лет...
   Вся секция единоборств спортивной школы...
   Мастер Ли ломает бревно.
   Эта куча снимков - приятель по  секции  учился  фотографировать  моим
аппаратом.  Спер  его  и  втихаря   запечатлел   меня   за   выполнением
упражнений...
   - А ты уже тогда был красив, - заметила девушка, окинув его влажным и
томным взглядом.
   Джек проигнорировал это замечание.
   - Я за компьютером... Комната, где я жил...
   - Боже мой, конура какая-то.
   - Угу, - почти сердито подтвердил  Капитан.  -  Это  уже  курсантские
снимки. На этом Аня Климова. Первый ряд в центре. Слева от нее Быков.
   Ника улыбнулась, но промолчала.
   - Я принимаю присягу...
   Перед выпуском...
   Глеб, его "барбосы"...
   Выпуск...
   Последний день перед службой на  Дельте...  Куча  горелых  бревен  на
заднем плане - все, что осталось от  моего  дома.  Пока  я  учился,  его
сожгли. Как ни старался, но все равно попал в кадр...
   Мой первый экипаж...
   Больше нет. После Крона, когда Чен  и  Медисон  погибли,  я  перестал
фотографировать.
   Ника вдруг расстроилась. Она прижалась к  Джеку  сзади,  и  перебирая
волосы на затылке:
   - Как же так можно жить?
   - Ты о чем?
   - Ты, мой герой, как перекати-поле, без роду без племени.
   Капитан резко повернулся и посмотрел на нее. В глазах у  Ники  стояли
слезы.
   - Что ты хочешь этим сказать? . - Где твои корни, где место,  которое
ты мог бы считать своим? Что было  хорошего  в  твоей  жизни?  Где  твои
друзья? Где твои учителя и наставники? Кто утешал тебя в горе? Давал  ли
тебе кто-нибудь добрый совет? Любил ли тебя кто-то?
   Эндфилд нахмурился и отстранился.
   - А ты знаешь, наверное, ты права. Разумеется, со своей точки зрения.
   Дед меня навестил, когда я был маленьким, всего  один  раз.  Спросил,
кем я хочу быть, и когда я ответил: "Драконом", расчувствовался, подарил
мне игрушечный пистолетик и шоколадку...
   Потом прислал открытку, поздравлял с окончанием учебы в школе Дальней
Разведки. Написал: "Теперь ты один из нас..."
   Поздравлял, впрочем, как и я его, на "День дракона" - это  у  пилотов
такой неофициальный праздник - годовщина основания Черного Патруля,  еще
с наградами и званиями...
   Когда мне дали первый Алмазный крест, я получил  от  него  письмо,  в
котором он писал, что гордится тем, что его внук  родной  не  только  по
телу, но и по духу...
   А наставники у меня  были,  даже  если  они  просто  хотели  от  меня
избавиться. Ты знаешь, стоило мне сказать мастеру Ли о своих  проблемах,
он устраивал мне такую тренировку, что .я много дней после этого  был  в
полной прострации, которую он называл  "пустота  сознания".  Разумеется,
исчезало и то, что меня мучило.
   Джек остановился. Княжна молчала тоже, поэтому он продолжил:
   - Я знаю, что был обузой для матери. Женщины, с которыми  я  спал,  -
девушка досадливо поморщилась, - любили во мне, наверное,  лишь  крепкое
тело  и,  если  и  говорили  о  любви,  обманывали  меня  и  себя.   Или
обманывались сами, принимая удовольствие за любовь.
   Эндфилд опять остановился  и  вопросительно  поглядел  на  Нику.  Она
смотрела в сторону, и в глазах были досада и злость.
   - А места,  которые  я  могу  считать  своими,  -  сказав  это,  Джек
улыбнулся, - База и рубка боевого крейсера. Мои товарищи -  "драконы"  -
мастера. Знаешь, когда меня подбили в последний раз, конвой встал в круг
и отбивал атаки до тех пор, пока  311-й  не  снял  с  грозящего  взрывом
звездолета меня и мой  экипаж.  Тогда  мы  потеряли  две  машины.  Шесть
человек...
   - Ну ладно, достаточно. - Она аккуратно встала, обошла ноги Эндфилда.
- Капитан, сегодня не надо ко мне приходить.
   Ника быстро пошла  к  двери.  Ее  губы  дрожали.  В  коридоре  княжна
побежала, роняя  на  ходу  слезы,  влетела  к  себе  и  тут,  не  таясь,
разрыдалась.
   Джек остался,  размышляя  над  тем,  что  заставило  его  бравировать
пустотой и холодом, который он носил внутри себя.
   Ведь он прекрасно чувствовал, какую боль причиняет  девушке,  но  все
его застарелые  обиды  растаяли  от  ее  любви  и  тепла,  выплеснувшись
ядовитой грязью наружу.
   Рано утром Джек взял компьютер на тот случай, если сюда  не  придется
вернуться, оружие и отправился по делам с  твердым  намерением  получить
деньги из Объединенного банка.
   Уже стемнело, когда Эндфилд закончил дела.  По  старой  привычке,  он
отправился к Нике.
   На подлете Джек увидел, что в доме и на участке нет никаких огней.
   Раньше хозяйка зажигала свет в Парке,  когда  он  задерживался,  даже
повесила на деревья сотню гирлянд, которые весело мигали, приглашая  его
на посадку.
   Теперь там было темно. Защитное поле выключилось по кодовому сигналу,
и  глайдер  Джека  влетел  вовнутрь  защитного  периметра,   прошел   по
суживающейся спирали,  отыскивая  хоть  намек  на  присутствие  девушки.
Подлетел к дому, который мрачной громадой стоял посреди деревьев.
   Он приземлился. Вошел... Где-то в глубине дома  плакала  скрипка.  Не
включая света, Эндфилд пошел на звуки музыки, пока не вышел к  парадному
залу.
   Издали Джек почувствовал присутствие множества людей.
   Ника была одна. Девушка сидела за длинным тяжелым столом для пиршеств
перед одинокой свечой. На белоснежной скатерти стояли пустые приборы.
   Слабый огонек едва освещал полтора  метра  вокруг  неверным  дрожащим
светом.
   Остальное пространство громадного зала тонуло во мраке.
   Джек подошел и сел  рядом  с  Никой.  Она  не  отреагировала  на  его
появление, погруженная в свои мысли. Эндфилд придвинулся вплотную к ней.
   Девушка крутила нож  в  руках,  изредка  ставя  его  на  скатерть  то
острием, то рукояткой. Капитан обнял ее и прижал к себе.
   Княжна положила ему  голову  на  плечо.  Джек  почувствовал,  как  ей
холодно и одиноко в темноте, наполненной призраками прошлого.
   - А мне показалось, у тебя гости.
   - И ты не ошибся. Все мои предк