ие стать психотерапевтом.
   - Мы почти  коллеги,  -  засмеялась  Ника.  -  Я  будущий  социальный
психолог.
   - Удивительно... - Эндфилд окинул ее  с  головы  до  ног  оценивающим
взглядом. - Как тебе это вообще  пришло  в  голову.  Ты  хотела  двигать
науку?
   - Просто принято,  что  девушка  из  хорошей  семьи  должна  получить
образование, хотя никогда потом не будет работать по специальности.  Все
мои подруги учатся на театральных критиков, филологов,  литературоведов,
- она усмехнулась. - Мама, конечно, уважает мое  право  выбора,  но  все
равно долго шипела. Боится, что стану слишком умной, мужчины  любить  не
будут.
   Последние две  фразы  Ника  произнесла,  заглянув  Джеку  в  глаза  с
загадочной и мечтательной  улыбкой,  под  которой  таился  невысказанный
вопрос.
   -  Пожалуй,  твоя  мать  не  лучший  специалист  по  оценке   женской
привлекательности.
   Девушка вздохнула, и ухо Капитана уловило облегчение в этом вздохе.
   - Она права, целиком и полностью. Женщина должна  уметь  поддерживать
разговор,  хорошо  выглядеть  и  одеваться,  казаться  эмоциональной   и
чувственной, конечно, в рамках хорошего тона, быть в меру глупой,  чтобы
создавать у мужчины чувство легкого превосходства...
   - Поэтому ты без стеснения показала мое убожество,  -  Эндфилд  хитро
посмотрел на нее.
   - Ты способен принять жизнь такой, какова она есть, реалист до  мозга
костей. Мне нравятся такие  мужчины  -  сильные,  решительные  и  умные.
Немногие из моих знакомых способны принять поражение от женщины.  А  мои
сверстники - просто самовлюбленные кокетки.
   - До сих пор я считал, что похвалу стерпеть труднее, чем оскорбление,
но в твоих устах это звучит божественной музыкой.
   Ника опустила голову и некоторое время шла молча.
   - Ты знаешь, может, потому,  что  происхожу  от  Владимирских  князей
Старой Земли, я всегда сходила с ума по аристократам старых, доимперских
и постимперских времен  -  мужественным,  сильным,  властным,  отчаянным
рубакам, тонким политикам и дипломатам. Папа был помешан на  родословных
и раскопал историю рода вплоть до времен Большого Голода.
   -  Теперь  понятно,  почему  ты  ходишь   по   лесу   как   отличница
диверсионно-разведывательной школы. Девушка смущенно улыбнулась.
   - Я заразила этим всех подростков моего возраста. Летом мы с утра  до
ночи пропадали  в  самых  глухих  чащобах,  даже  иногда  ночевали  там.
Стреляли  оленей  и  уток  из  арбалетов,  сражались  на  мечах,  носили
самодельные латы и кольчуги.
   Джек отпустил Нику, отступил на два шага. Внезапно он вытащил  катану
и швырнул девушке. Та легко поймала меч за рукоять и  начала  фехтовать.
Грозное оружие превратилось в неуловимый смерч из  голубоватых  вспышек.
Эндфилд оценил филигранную точность режущих, колющих и  рубящих  ударов,
логическую завершенность связок, легкость, с которой девушка  переходила
от обороны к защите и наоборот. В голове промелькнуло, что эта  техника,
скорее всего, возникла в то время, когда бойцы еще  не  были  избалованы
металлополевыми клинками, которые одинаково легко рубят  и  незащищенную
плоть, и стальную или композитную броню доспехов.
   Ника опустила меч и вопросительно посмотрела на Эндфилда.
   - Это впечатляет, - задумчиво проговорил  Джек.  -  Но  кажется,  это
какой-то древний стиль, теперь такому не учат.  Хотя  ничуть  не  слабее
современных.
   - Так дрались "дикие кошки" при Князе Князей, - сказав  это,  девушка
внимательно посмотрела ему в  глаза.  Эндфилд  кивнул,  пряча  катану  в
ножны:
   - Признаться, боялся, что ты отрубишь мне уши по  неопытности.  Вижу,
жестоко заблуждался относительно твоей подготовки. Видимо, это также  не
способствует успеху у мужчин.
   - Если показывать... - глаза ее по-прежнему внимательно наблюдали  за
Капитаном.
   Джек как ни в  чем  не  бывало  закинул  ей  руку  на  талию,  и  они
отправились дальше.
   У костра Ника снова стала мягкой и заботливой. Она расставила тарелки
на  скатерти,  зашуршала  обертками,  раскладывая   нарезанные   тонкими
ломтиками  сыр,  ветчину,  хлеб.  Эндфилд,  которому  она  даже   близко
запретила подходить, любовался, как сосредоточенно  и  деловито  девушка
раскладывает  снедь,  как  замирает   на   мгновение,   словно   пытаясь
представить, как должен выглядеть конечный результат.
   - Прошу к столу, мой князь и повелитель. - Ника согнулась в  шутливом
поклоне, пытаясь за иронией скрыть волнение.
   Джек подошел ближе. На белоснежной скатерти,  расстеленной  прямо  на
земле, тускло сверкало  золото  тарелок  и  кубков.  Даже  невооруженным
глазом было видно, что это древние,  сделанные  вручную  вещи.  Холодная
курица, бутерброды с красной икрой, оливье в золотой салатнице,  пузатый
графинчик с наливкой, бутылка  шампанского,  тонко  нарезанное  отварное
мясо.  В  полупустом  бауле  явно   угадывались   очертания   небольшого
конфигуратора.
   "Вот почему эта сумка была такой тяжелой", - промелькнуло в голове  у
Капитана.
   - У меня нет слов  от  восхищения,  -  сказал  он  вслух.  Девушка  с
довольной улыбкой смотрела, как Эндфилд ест. Джек  перепробовал  все  на
столе, с нагулянным на свежем воздухе аппетитом бросая в рот все подряд,
не  забывая  хвалить  Нику  за  великолепный  завтрак.  Но   только   он
основательно Принялся за курицу, раздался хриплый рев.
   Крупный тигр-альбинос стоял между деревьями, раскрывая жаркую пасть с
белыми клыками. Эндфилд перепрыгнул  через  импровизированный  стол  как
был, без меча и пистолета, с куриной ногой в зубах. Перед его внутренним
взглядом на шкуре хищника  появились  точки  для  нанесения  смертельных
ударов. Тело само приняло боевую стойку, кисти сжались  в  кулаки,  руки
напряглись. В сущности, зверь уже был покойником, хотя тоже приготовился
к драке.
   - Перестань, Джек, - произнесла  Ника,  давясь  от  хохота.  -  Такой
большой и сильный, а обижаешь маленьких и слабых.
   Она встала, положила руку на плечо Капитана и  шагнула  мимо  него  к
зверю.
   - Здравствуй, сладкий мой, мой Малыш, - заворковала она.
   И,  удивительное  дело,  громогласная  глотка  закрылась,  успокоился
хвост,  бешено  колотивший  по  земле.  Тигр  вытянул   передние   лапы,
потянулся, точно кланяясь, потом улегся.
   Девушка присела рядом на корточки, гладя его по бокам,  почесывая  за
ушами.
   - Ах ты мой хороший мальчик, не забыл свою маму... - зверь растянулся
как котенок  на  спине,  подставляя  брюхо.  -  Джек,  -  сказала  Ника,
посмотрев в его сторону, - пожалуйста,  запусти  конфигуратор,  найди  в
памяти файл "Малыш" и сделай хороший кусок мяса. И не гляди на него так,
ты его пугаешь.
   Эндфилд  вернулся  к   конфигуратору,   вытащил   загрузочные   баки,
направился к воде, слыша, как Ника разговаривает со зверем:
   - Какой ты матерый  стал,  сильный.  Одичал.  А  помнишь,  какой  был
маленький, глупенький, как соску сосал. Как тебе живется в лесу?  Плохо?
Никто не кормит, не чешет, не моет. Живешь, наверное, под  корягой.  Ах,
ты мой Малыш-глупыш.
   Когда Джек вернулся, полосатый обжора, безо всякого стеснения,  урча,
доедал последнюю колбасу. Конфигуратор загудел, выдавая солидную  порцию
сырого мяса. Девушка взяла кусок и положила его между лап зверя.
   - Малыш! - строго сказала она.
   Животное вопросительно посмотрело на нее.
   - Мы приедем еще. А сейчас погуляй, видишь, я не  одна.  Мой  мальчик
ревнует. Иди.
   Тигр взял угощение и пошел в лес. Несколько раз он обернулся, но Ника
была непреклонна.
   - В следующий раз, дурачок. Я привезу тебе много-много вкусного.
   Зверь ушел. Девушка с виноватой улыбкой посмотрела на Джека:
   - Ничего нам не оставил, кроме фруктов  и  салата.  Я  подобрала  его
совсем крошечным в позапрошлый свой приезд.. Он был совсем  беспомощным.
Потом подрос, ходил за мной, как щенок, спал на коврике у моей  постели.
А когда стал царапать ковры и мебель, драть  обои  на  стенах,  пришлось
перевести его в вольер во дворе, а потом вообще выпустить в лес. Я рада,
что у него все в порядке. Жаль, что бываю  здесь  только  на  каникулах,
иначе ни за что бы ни отпустила. Правда, он красив?
   Эндфилд кивнул. Трудно описать, что творилось у него в голове. Словно
разрывались  какие-то  черные  нити,  падали  завесы.   Сверхпсихические
способности возвращались к нему.  Джек  снова  мог  коснуться  сознанием
любого предмета, любого существа.
   За горой басовито гудел процессор его штурмовика, в небе выл  высоким
тысячегигагерцевым воем  так-товых  генераторов  компьютер  орбитального
спутника "Деметра-4". Если бы Капитан захотел, он смог бы считать с него
информацию до последнего бита.
   Его восприятие скользило в глубинах  озера,  ловя  несложные  сигналы
жизни рыб, узнавало, что заставляет птиц устраивать  гвалт  на  вершинах
деревьев.
   Эндфилд  слушал  жалобы  старых  елей,  глуповатый  восторг  молодого
подлеска, мчался за обиженным Малышом и вникал в  смысл  шелеста  травы.
Сознание скользило легко и свободно, взлетая в Космос и проникая в самые
потаенные уголки планеты. Сигналы жизни стали частью его картины мира  и
больше не мешали.
   - Да что с тобой? - Ника слегка подтолкнула его. Когда Джек посмотрел
более осмысленно, девушка шутливо продолжила:
   - Понимаю. Шок от страха. С перепугу ты  хотел  убить  тигра  куриной
костью, а теперь понял, что из этого бы вышло.
   - Ах, как мне плохо... - произнес Эндфилд тоном, в котором ничего  не
было, кроме притворства.
   Он схватился за Нику, повис на ней, будто падая в  обморок,  заставив
сесть, и улегся прямо на землю, положив ей голову на колени.
   - Ты мой бедный ребеночек, - жалостливо протянула она. -  Никто  тебя
не жалеет, не любит.
   Девушка наклонилась над ним, касаясь  лба,  век,  носа,  водя  теплой
ладонью по гладко выбритым щекам и  подбородку,  перебирала  пальцами  в
волосах.
   На лице была смущенная  улыбка,  зеленые  глаза  светились  лаской  и
любовью.
   Эндфилд подумал, что надо  ее  просканировать,  узнать  наконец,  что
скрывается за чудной девичьей красотой, какие мысли на самом деле  ходят
в ее голове, когда Ника глядит на него сияющими и преданными глазами.
   Он попробовал и ослеп от радости и любви, которыми была наполнена  ее
душа,  от  сладостного  предвкушения   поцелуев,   от   нежной   истомы,
переполняющей ее тело.
   Джеку стало безумно  стыдно,  словно  он  бессовестно  крал  то,  что
доверчиво предлагала ему  девушка,  пачкал  ее  грязным,  нечеловеческим
умением Электронной Отмычки. В тот момент Эндфилд навсегда запретил себе
проделывать с ней эти вещи.
   Капитан закрыл глаза, и в мире не осталось  ничего,  кроме  тепла  ее
тела и  ласковых  рук.  Пространство  вокруг  стало  терять  реальность.
Эндфилд подумал, что не  должно,  не  может  такого  быть,  но  сознание
медленно затуманилось...
   Когда Джек проснулся, солнце заметно подвинулось на небе. Он  проспал
не меньше получаса. Ника смотрела на него с печальной нежностью.
   - Спи, мой герой.
   - Тебе, наверное, неудобно, мы сидим на голой земле.
   - Нет... Мне было приятно охранять твой сон. Я смотрела на тебя. Твое
лицо было нежным и беззащитным, как у ребенка, лишь уголки  губ  и  веки
придавали ему выражение горечи. Не знаю как, но я была внутри тебя.  Там
океаны темноты, холода, смерти, огня, беспощадного понимания  жизни,  от
которого твоя душа плачет и прячется в  самые  дальние  уголки.  -  Ника
наклонилась над ним, пристально глядя ему в глаза. - Ты ведь не холодный
бесчувственный убийца, какими делает "драконов" война.
   - С некоторых пор и мне это кажется, - произнес Эндфилд в раздумье. -
Нам надо вставать, иначе ты простудишься.
   Он поднялся сам и поднял девушку, прижал ее к себе спиной.
   - Тебе не нужно  было  позволять  мне  спать  столько,  у  тебя  попа
холодная.
   - Ты неисправим, - засмеялась Ника.  -  Если  тебя  так  заботит  мое
здоровье, перестань меня тискать и займись огнем.
   Вскоре костер жарко пылал,  вздымая  пламя  на  высоту  человеческого
роста.
   Девушка с наслаждением грелась, разминая затекшие ноги. Джек  вытащил
из  конфигуратора  пару  больших  теплых  ковриков,  усадил  девушку   и
устроился рядом сам. Плеснул в рюмки крепкую домашнюю наливку,  протянул
Нике:
   - Пейте, юная леди. Лучшее лекарство.  Она  отхлебнула,  зажмурилась,
потом заморгала, смахивая слезы:
   - Что ты со мной делаешь, мой герой. Я буянить буду, приставать.
   - Ну что же. Вот он я, - Эндфилд придвинулся ближе, достал ей яблочко
на закуску.
   Ника повертела его, откусила и сама подалась к Джеку поближе. Капитан
положил ей руку на талию и прижал к себе.
   - Мы сидим рядом, - сказала девушка. - Ты обнимаешь меня, и  мне  это
приятно... У меня такое ощущение, что мы знакомы очень давно.  А  я  про
тебя ничего не знаю... Расскажи о  себе...  Кто  ты  и  откуда,  капитан
Черного Патруля, который свалился на мою голову?
   Джек повел рукой по лбу, вначале медленно, потом резко чиркнул, точно
сбрасывая сомнения.
   - Я родился на Дельте-2, тихой заштатной планете,  в  университетском
центре. Мне 33 года, хотя выгляжу моложе.
   - Так много, - произнесла Ника. - Мне казалось, что  тебе  не  больше
двадцати пяти.
   - "Драконы" в Космосе почти не стареют... Отца  своего  я  не  помню,
вернее, не  видел  совсем.  Лишь  стереопортрет  в  форме  да  свадебные
фотографии. Он погиб, когда  я  еще  не  родился.  Так  сказать  -  дитя
короткой любви военного времени. - Джек усмехнулся, помолчал. - Мама так
и не вышла потом замуж, - продолжил он, - хотя и честной вдовой  никогда
не была. Меня воспитывала бабушка,  если  можно  так  назвать  одевание,
кормежку, мытье и прочий уход за маленьким.
   Мама часто улетала в экспедиции, она служила планетологом  в  Дальней
Разведке. Мамины любовники  и  друзья  воспринимали  меня  как  досадное
приложение к красивой женщине. Дарили камешки с далеких планет, игрушки,
книги, брали на стрельбище, в секретные  лаборатории,  старались  занять
чем угодно, лишь бы не мешал. Надо признать, что мама  следила  за  тем,
чтобы меня не обижали, старалась,  насколько  возможно,  дать  любовь  и
заботу, правда, хватало ее ненадолго. Когда я вспоминаю раннее  детство,
то вижу сигаретный дым, недолитые бокалы  вина,  громогласных  бородатых
планетологов, холодных, подтянутых офицеров, погруженных в себя физиков,
которые хохочут над моими по-детски  наивными,  доверчивыми  заявлениями
типа того, что стану "драконом", как папа, общий неискренний, но  шумный
восторг от стишков в моем исполнении. Помню краску досады и смущения  на
лице матери, когда я отвлекал ее простыми  детскими  просьбами:  поесть,
пописать, почитать сказку,  побыть  рядом  в  спальне,  потому  что  мне
страшно спать одному, ее крик бабке:  "Неужели  так  трудно  посидеть  с
ребенком?!" Воркотню старухи, которая в сердцах называет мать сучкой,  а
меня чертовым  семенем,  укладывая  в  постель.  Помню  зевающие  голоса
мужчин, фальшивые и  наигранные  женские,  которые  читают  мне  детскую
книжку с картинками в яркой обложке, а за стеной хохот, звон бокалов или
рев музыки и топот ног до рассвета. С некоторыми  своими  мужчинами  она
жила долго, частенько совершенно  открыто,  в  нашем  доме.  Выходит,  я
рекордсмен по количеству отцов. -  Джек  снова  усмехнулся,  откусил  от
Никиного яблока. - Я рано увлекся чтением,  проглатывая  все  подряд.  В
основном это были взрослые книги, научные статьи, учебники, руководства.
Кто-то из маминых знакомых подарил мне гипноинъектор, и я загонял в себя
колоссальные объемы информации, хотя инъектор запрещено применять  детям
до 15 лет из-за опасности нарушений нормального  психического  развития.
Понятное дело, что ему это было все равно, лишь бы  не  мешал  по  ночам
скрипеть кроватью.
   Впрочем, даже мама о нем знала. Бывало, грозилась  выкинуть  аппарат,
когда находила меня спящим со шлемом на голове.
   Помню, у  нее  был  такой  дядя  Боря,  физик.  Они  даже  собирались
пожениться. Работал  он  в  секретном  институте,  куда  меня  частенько
отправляли после  школы,  чтобы  не  мозолил  глаза.  На  охране  стояли
мордовороты, вход был только по пропускам,  но  Борис  этот  как  завлаб
устроил, чтобы я мог спокойно проходить. Там мною занимался один из  его
лаборантов:  запускал  старый  компьютер  с  играми,  давал  рухлядь  из
списанных приборов, чтобы я  мог  их  окончательно  испортить,  водил  в
глубокие штреки  на  полигон,  где  установка  в  четыреста  тонн  весом
превращала в ничто маленькие радиоуправляемые  модели,  видимо,  считая,
что одиннадцатилетнему мальчику это страшно интересно.
   Помню   длинные   коридоры   и   лестничные   площадки   с   широкими
подоконниками, где курили худые, неряшливые мэнээ-сы, чирикая  на  своем
техно, не подозревая, что я понимаю  почти  все,  кроме  узкоспециальных
терминов.  Однажды  я  посоветовал  им,  как  превратить   их   ГОПР   в
действительно мощное оружие,  переведя  на  технический  язык  картинку,
которая возникла у меня в голове,  когда  я  стал  задумываться,  почему
гига-ватты энергии уходят впустую и как добиться нормальной конфигурации
Е-поля на большом удалении от установки.
   Тогда дядя Боря расчувствовался, с полученной госпремии  подарил  мне
компьютер последней серии. Я быстро научился  ломать  пароли,  вскрывать
банки данных.
   Правда, у меня хватило ума не  злоупотреблять  этим.  Лишь  иногда  я
снимал небольшие суммы с чужих счетов на ремонт  и  модернизацию  компа,
мороженое, велосипед и так, по мелочи.
   Зато любил ковыряться в  спецхранилищах,  вытаскивая  на  свет  божий
разные секретные документы. Потом был скандал, когда узнали.
   Маме пришлось подключить всех своих знакомых, чтобы меня не отправили
в колонию для несовершеннолетних. Но машинки не  отняла,  хотя  устроила
истерику, грозя дать столько подзатыльников, что  "все  мозги  вылетят",
если я еще раз сяду за компьютер.
   По-настоящему остудил мой пыл  ее  друг,  майор  СБ,  который  как-то
сводил на экскурсию в свой офис,  не  забыв  показать  подземные  камеры
пыток и прочитав мне выдержки из  дел,  где  рассказывалось,  как  плохо
приходилось тем, кто занимался такими вещами.
   Потом сводил в тир, где  вполне  искренне  похвалил  меня  за  умение
стрелять, а в темном коридоре еле слышно  прошипел  мне  в  ухо,  что  к
действительно  секретным  данным  я  никогда  бы  не  добрался  в   силу
ограничений, заложенных в конструкцию массовых компьютеров,  а  денежный
оборот контролируется с такой тщательностью, что легко  выяснить,  какой
путь проходит каждая кредитка.
   Что меня с такими  данными  ждет  блестящая  карьера,  если  не  буду
соваться в элементарные ловушки для дураков, которые расставляет Служба,
чтобы не остаться совсем без работы.
   Вообще  меня  рано  стали  считать  взрослым,  даже  мать  жаловалась
бабушке:
   "Я кричу, ругаюсь, а Джек смотрит на меня, и слова вязнут,  будто  он
все понимает и смеется про себя".
   Старуха  вообще  за  глаза   называла   меня   "чертовым   отродьем",
"выродком", "драконьим семенем" за очевидное сходство с отцом.
   В семь лет мама отдала меня учиться боевым искусствам, и к тринадцати
годам я мог  отделать  любого  взрослого.  Сверстники  меня  не  любили,
сторонились, хотя дразнить боялись, особенно после того как сломал  пару
ребер не в меру ретивым соученикам.
   На родительских собраниях клуши лицемерно закатывали глаза: "Ну что с
него взять, ведь он  растет  сиротой  при  живой  матери",  хотя  всегда
ставили меня в пример своим  балбесам,  когда  речь  шла  о  физике  или
математике.
   Только литература мне долго не давалась. Я неизменно получал отличные
оценки за грамотность и нулевые за содержание, поскольку  честно  писал,
что не понимаю, почему героям не живется.
   Лишь после того,  как  я  загнал  в  себя  кучу  всякой  методической
макулатуры, научился писать то, что потом  зачитывалось  как  образцовые
сочинения и украшало всякие журн